Не стану открывать вам тайну, Не удивлю красою строк. Да и сюжет сей столь далек От сказок, сложенных случайно, Что им не усыпить детей, Морали не извлечь урока. В нем погибают раньше срока, Те, кто был чище и умней.
Крассиус Курио — величайший (по собственному скромному мнению) драматург Тамриэля наблюдал за премьерой своей новой пьесы, возлегая на софе из красного дерева, обитой черно-золотой парчой. В руках у него был кубок превосходного сиродиильского бренди, а в сердце царила гордость. За юное дарование, ныне исполнявшее партию Пророка Велота, и за себя, это самое дарование разглядевшего. Кто бы мог подумать, что в суранском Доме Земных Наслаждений, вдали от всего знакомого и возвышенного, он сможет обрести столь уникальное сокровище? Впрочем, его дорогая подруга всегда знала, на что стоит обращать взгляд. Сегодня, в замечательный летний вечер четыреста тридцать четвертого года от утверждения власти Тайбера Септима над Тамриэлем, Крассиус воспевал чужими устами ее подвиги. Ей должно было понравиться.Принцесса в нем любви не знает. Король — любого монстра злей. В нем боги правят средь углей. Лишь лжец по правилам играет.
Крассиус не без удовольствия обратил внимание на то, как король Морровинда Хелсет поперхнулся вином. Нет, драматург не питал к королю неприязни, скорее даже наоборот. Вот только всей провинции были известны страстные попытки монарха изжить надоедливую любимицу богов. Его дорогая подруга часто выказывала свое восхищение этими попытками, между делом подмечая, что король напрочь лишен фантазии. В прошлый сандас она прислала Хелсету несколько интересных предложений по вопросу. Ответа так и не получила. Его Велот изящно подошел к краю сцены, понизил голос. От печали на его лице Крассиус был готов и сам заплакать, а потому отнял от глаз бинокль и достал платок. История, действительно, была уж очень печальна.Начало горькое, как яд, Конец ему не уступает. Герои в пламени сгорают, Злодей же этому не рад. Здесь нет и малого просвета, Лишь бури мора и песка. Здесь смерть отчаянно близка, Пусты все песни и обеты. Быть может, вам она за то И стала чудно интересна, Но знайте, эта сказка — место, Где даже звездам не светло.
Публика не стеснялась аплодировать Велоту. Тогда Крассиус впервые подумал, что это успех. А мальчика следовало наградить отдельно, в приватной обстановке. Декорации быстро сменились, благодаря новой технологии подвижной сцены. Крассиус особенно гордился этим приобретением. Выполненная в форме круга, раделенного стенами на три равные части — она позволяла подготавливать следующие локации прямо во время представления. Перед публикой предстали Аскадианские острова. А именно порт города Эбонхарт. Данмеры — торговцы, маги, даже знатные господа и ординаторы — с самыми недружелюбными физиономиями из возможных, замерли на причалах. Алые линзы, направленные на сцену, преломили свет ламп и погрузили зрителей в атмосферу кровавой зари. Даже вода стала красной. Раздался торжественный этнический мотив, и Крассиус блаженно прикрыл глаза, вслушиваясь в пение толпы.Мы приглашаем вас в Ресдайн! Его же Морровиндом кличут. С Забвенья бездной мы граничим, И знаем вечности дизайн.
Ресдайн... Это древнее наименование земли данмеров нравилось Крассиусу до приятного набухания чресел. Поэтичное. Самобытное. Несправедливо отодвинутое на задний план. А все почему? Естественно, по воле Трибунала!Мы — эбонит, стекло и медь. Мы — кузнецы и чародеи. Мы — угнетения идеи. Легенды, коих не стереть. Мы приглашаем вас в Ресдайн! Его же Морровиндом кличут. О крыльях ящеры курлычут Тома давно забытых тайн. Мы — слуги при живых богах. Мы — пленники в своем же доме. Пока Септим сидит на троне, Вам не придется ведать страх.
Король Хелсет расслабился, откинувшись в объятия любовницы-бретонки. Позволил ей накормить себя виноградом. Похоже, вовсе потерял интерес к представлению. А вот его матушка, чьи аметистовые украшения зловеще мерцали в искусственном красном свете, подалась вперед. Несколько советников его Дома также напряглись. Причину их беспокойства Крассиус хорошо понимал. Грядущая сепарация от Империи обещала быть проблемной и крайне убыточной. Хлаалу грозил кризис, коих не было с тех пор, как Дом вошел в число Великих. В случае, если Империя откажется от провинции, все, на чем Дом Хлаалу нажил свой капитал, станет достоянием исключительно данмеров. Золото н'вахов вновь потеряет в цене. Как и их жизни.В Ресдайн мы приглашаем вас! Его же кличут Морровиндом. Нам до презрения обидно Дарить улыбки в скорбный час.
Иллюзии таяли кубиками льда в его кубке. Данмеры играли одну роль на весь народ с тех самых пор, как Тайбер Септим пригласил Вивека на рандеву. Единственный народ, сам склонившийся перед Империей. Единственный народ, давший Империи больше, чем получил от нее. Теперь, когда власть богов вернулась, улыбки обратились оскалами. Темный эльф в пурпурной мантии — двойник Архиканоника Сариони — зычно затянул партию:Вы здесь по милости Шармата, Убийцы в маске золотой. Он отнял у богов покой. И мы есть жертвы их утраты.
Лгал. Ведь безбожно лгал, старый скамп! Крассиус задумывал его именно таким — лживым ублюдком. Шармат Дагот Ур... Ворин из Дома Дагот уже седьмой год пребывал на лечении в Корпрусариуме. Дорогая подруга сомневалась, что оно когда-нибудь закончится. Белая тень мелькнула в королевской ложе. Возвысилась за креслом Хелсета. Бог? Или только его апостол? Или все же она? Пришла. Не смогла обидеть дядюшку Крассиуса своим безразличием. Он с нетерпением поднес к глазам бинокль...В Ресдайн мы приглашаем вас! Его же кличут Морровиндом. Поверьте, нам давно не стыдно Буравить вас углями глаз. Не обольщайтесь — вы не дома. Мы наблюдаем каждый шаг. Свершите что-нибудь не так, Как нам привычно и знакомо, И мы сотрем вас в прах, с золой Смешаем ваши ожиданья. Не ждите ласки и признанья — Не встанем мы в имперский строй!
Газовые лампы осветили слишком уж альтмерское личико неизвестного Крассиусу апостола. Девица с латунной пластиной вместо скальпа наклонилась и прошептала нечто королю на ухо. Должно быть, нечто скучное и заумное. Но интерес к их беседе пропал вместе с тонкими стеклышками льда в кубке. На сцене началось движение. Исчезли в бурных волнах причалы, развеялся красный туман. Погасли алые линзы, отчего «Эбонхарт» окунулся в сумерки. Послышался смех. Торжественный, гулкий, гнетущий хохот Дьявола. Три огонька — его проклятые глаза — вспыхнули в полутьме, оставив незримым тело. Очень тонкое применение зелья невидимости позволило воплотить эту задумку в реальность. Публика боязливо вздрогнула. По рядам пронеслась симфония шепотков и взмахов тяжелыми веерами. Шармат заклокотал репризу:В Ресдайн мы приглашаем вас! Забудьте же о Тамриэле! К красотам, спрятанным доселе, Врата открыты в этот раз.
Опустился занавес, и зал вновь взорвался аплодисментами. Крассиус не обратил на них внимания. Он с упоением ожидал свою любимую партию во втором акте. Линзы сменили на синие и золотые. Воистину грандиозная реплика личных чертогов живого бога выплыла на сцену с грацией перышка. Хор, скрытый за специальными панелями, возгласил таинственную и печальную песню без слов. Тема Вивека. Музыка, достойная бога-поэта. Сквозь пение хора лучом лунного света вновь прошел голос Велота:Так тих и темен был рассвет, И звезды были облаками Сокрыты. Жадными глазами Взирали духи, коих нет Уж власти над землей и морем. В Вивека залах крик стоял. Никто из жителей не знал, Что вызвало такое горе.
Крассиус прикрыл глаза. Он слышал, что в ночь рождения его дорогой подруги сто восемьдесят три женщины были принесены в жертву. По одной на каждую минуту родов. Все они были рабынями из зверолюдов, но это не оттеняло ужаса поступка. Сто восемьдесят три жизни... в обмен на две. Таково было желание роженицы. Ритуал помог обезопасить ее и ребенка от возможных ужасных последствий. Слишком многое стояло на кону. Морровинд, божественность, красота легенды. Особенно красота.Никто не смел глаза поднять. Никто не смел задать вопроса. Но льдом объяты стали росы, Как лира начала играть.
На сцену, в сиющем великолепии почти что бесценной краски, вышел лорд Вивек. Крассиус видел владыку Вварденфелла лишь раз в жизни. Этого хватило, чтобы как следует запомнить каждую черточку его совершенного тела, и подобрать подходящую актрису. Адрана Ллерву приехала поступать в столичное отделение Мораг Тонг два года назад. Она была необычайно мускулинна для данмерки, однако обладала тем уникальным обоянием, которое точеная девичья фигурка только испортила бы. Крассиус не устоял — и наутро после бурной ночи предложил Адране одну из главных ролей в своем тогда еще не законченном шедевре. Она двигалась точно бог. Величественно ступала навстречу зрителям, не прекращая играть на лире. Золотые браслеты мерно звенели в такт мелодии. Крассиус в предвкушении облизал губы. Под удивленные возгласы публики из глубины сцены поднялись актеры в мешковатых призрачных балахонах.То бог-поэт, не знав устали, Решил созвать на свой совет Всех предков в прах ушедших лет. Вот что они ему сказали: «Зачем, король, зачем, мудрец, Собрал ты нас в своем чертоге? И держишь на своем пороге, Прекрасным снам пропев конец?» Вивек смиренно отвечал: «В Забвенья царствах, вам незримых, И средь полей своих любимых — Везде я истину искал! И от Морнхолда до Хуула, Из Некрома в Блэклайта тень, Прошел и век, и год, и день — Змеею правда ускользнула. Я был безмерно терпелив. От Сота Сила ждал ответа. Так минули весна и лето, Но только тишину прилив Принес к моим стопам лукаво. И охватил меня пожар. Во власти этих странных мар Я сделал воду красной лавой».
Этого Крассиус не сочинял. По хроникам от четыреста девятого года Третьей Эры, узнав, что его брат, Сота Сил, задумал исполнить пророчество, Вивек обратил все водоемы Вварденфелла в пылающие фояды. Сколь бог-поэт был поглощен гневом тогда, столь же неуемной стала его любовь впоследствии. Это забавляло и волновало ум Крассиуса. Особенно сейчас, когда его дорогая подруга пропускала представление. Вивек опустил лиру и закружился в порывистом танце, пытаясь объять взглядом всех духов.«Нигде ответа не найти, Не сбросить путы навожденья, Не побороть в душе сомнения, Хоть вечность проведу в пути! Мне средь живых покоя нет. Я увлечен презренным даром! Кого восставшим Нереваром Прокличут?! Дайте мне ответ!»
Отчаяние! Экспрессия! Адрана великолепно усвоила все его уроки.Переглянулись тут же предки, И зашептались по теням: «Родной не будет кровью нам. Чужой в нем дух, чужие метки».
Истинное место рождения будущей спасительницы не разглашалось. Сам Крассиус избрал декорацией Вивек, но его дорогая подруга не могла бы появиться на свет в Морровинде. Пророчество требовало, чтобы Возрождение Неревара состоялось за пределами его родины. Трибунал вышел из положения с присущей им элегантностью. В своих немногочисленных детских воспоминаниях его дорогая подруга отмечала «заботливый шепот шестерней и сердитое пыхтение поршней».«И звезды выстроятся в ряд, Его рожденье предвещая. Реальность проведет по краю, И средь вражды взрастит он сад. В конце всего началом будет. Судьей, наставником, мечом. От погани очистит дом, Но всех предателей осудит».
Стоило его дорогой подруге повзрослеть, и осознать собственную роль в политике Морровинда, страну и в самом деле сотрясли чистки, невиданные со Второй Эры. Предателей, или тех, кого таковыми считали, действительно стало меньше. Прямым следствием этих чисток были нынешние напряженные отношения с Империей.«Предателей... — шептал Вивек. — Имен их нет виденьях ваших? Что ж, эта истина мне краше».
Духи переглянулись и энергично замотали головами.«Так кровь прольется сотней рек. Бесславно сгинут поколенья В войне угля и чешуи. Пирами злобных крыс бои Пожрут весь мир. Пускай прозренье Настигнет взоры АльмСиВи! Задумали вы злое дело. Не станет черным то, что бело, Как на глаза ты не дави. И мертвый враг не станет другом. И сердце не забьется вновь. На боли не взрастить любовь».
В ложах началось шевеление. Крассиус подумал, что немного превысил порог раскрытия государственных тайн. Впрочем, если и стоило это делать, то только во имя поэтической истины. Настоящий Вивек, присутствуй он здесь, несомненно оценил бы дерзость такого шага. Адрана Ллерву в образе бога-поэта блестяще сыграла задумчивость.«Друг нам не нужен. Лишь прислуга. Лишь... образ, сказочный герой. Прекрасный лик и власть над словом. Чтоб к ренегатам не готовым, Пришел он чудную порой. Еретиков чтоб усмирил. Вернул, что нашим было прежде».
Она вернула. Его дорогая подруга пошла против законов Империи, против полчищ Дома Дагот и даже Князей Даэдра во имя Трибунала. И ради чего? Финал все равно оказался жесток к ней. Духи были согласны с Крассиусом.«И в этой сумрачной надежде Погубишь, что всегда любил?» «Узнал, что так желал узнать», — Вивек с презреньем вскинул руки. Под криков материнских звуки Настало время начинать.
Прежде чем голос его восхитительного Велота успел затихнуть, а линзы перестали окрашивать сцену в таинственные цвета, все звуки перекрыл мерный топот тяжелых костяных сапог. Зрители повскакивали с мест, тушуясь и паникуя, тщетно пытаясь осознать происходящее. Королевская ложа мгновенно опустела. Крассиус с любопытством поднес к глазам бинокль, переведя взгляд на несколько ярусов выше. Двое живых богов — Альмалексия и Сота Сил — все же почтили его театр своим присутствием. Как всегда, в самый неподходящий момент. Топот раздавался уже совсем близко, когда Крассиус приказал служанке подлить еще немного бренди в кубок, и расслабленно встал со своего места. Спиной он чувствовал обжигающие взгляды ординаторов. — Чем могу служить, господа? — Крассиус развернулся на каблуках, стараясь максимально явно выразить свое раздражение. — Неужели, вашему корпусу не хватило билетов на премьеру, и вы решили вовсе ее сорвать? Он усмехнулся, пригубив из кубка. — Учтите, когда Нереварин прибудет сюда, я не стану вас защищать. Нужный эффект был достигнут. Ординаторы недоуменно переглядывались, совершенно точно не зная, что им делать дальше. Но игра оказалась никудышной. — Крассиус Курио, Советник Дома Хлаалу! По распоряжению Федриса Хлера, личного секретаря Матери Морровинда и лидера Ее Рук, вы арестованы за богохульство! Именем Троих, следуйте за нами!