ID работы: 12068390

Белые кроссы, гольфы со смайлом

Другие виды отношений
NC-17
В процессе
26
автор
Размер:
планируется Миди, написано 87 страниц, 11 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
26 Нравится 48 Отзывы 2 В сборник Скачать

11. Это Сумо, он не кусается

Настройки текста
Примечания:
      Под конец ноября погода, видимо, решила отыграться за всё плохое, что люди ей устроили, — Детройт едва не затопило от непрерывных ливней. Он увяз в слякоти и мутных лужах, а на улице смотреть приходилось через сплошную стену дождя. Бесперебойный стук капель, грязные брызги и зонтики, мельтевшившие перед взглядом чёрной волной, вгоняли в тоску. А Гвен по своему обыкновению к промозглой зиме становилась особенно раздражительна и нелюдима. Даже больше, чем обычно. Паршивое настроение шагало за ней след в след, угрюмо бормоча и подначивая с кем-нибудь поцапаться. А ей не хотелось ругаться: надо было всё-таки держать лицо и не опускаться до вредной девочки, готовой расцарапать лицо за. И самое интересное заключалось в том, что она сама это признавала. «Стану прям как лейтенант», — безрадостно думала Гвен, но всё же от сопоставления лейтенанта и хмурого настроения самодовольно усмехалась.       От череды бумажных и электронных документов, которые следовало заполнить, перед глазами начало рябить. Циферки и буквы мельтешили, мешались и скатывались со строчек, образуя нечто несуразное. Первые минут двадцать после того, как разболелась голова, Гвен уговаривала себя прочитать ещё строчку, а потом ещё и ещё, и желательно понять, что там написано. Но когда на старых круглых часах стрелки щёлкнули, добравшись до шести часов, она смела все бумаги к краю стола. Ручка перекатилась вправо, стукнулась о настольную лампу и замерла. Пальцы легли на уставшие глаза и помассировали их, а Гвен страдальчески выдохнула. В висках сильно пульсировало, и казалось, будто голову сейчас разорвёт изнутри. Ещё и перед глазами всё пожелтело.       Она нырнула руками в лохматые волосы, стиснула их и помотала головой. В департаменте полиции стало слишком душно. Лейтенант Андерсон наверняка бы высказал недовольства по этому поводу. Впрочем, недовольствовать этим оставалось лишь Гвен — лейтенанта сегодня не было. У него сегодня, как оказалось, выходной. И вместе с тем, что отсутствовал и Коннор, это ощущалось вдвойне тоскливо. Будто она осталась одна. Не то чтобы Гвен прониклась к ним трепетной любовью, но лучше уж видеть рядом знакомые лица. Может, лейтенант ещё сказал бы что-нибудь ворчливое и нелепое, в своём духе. Хоть не так скучно стало бы.       «О Боже, — равнодушно подумала Гвен, — какой ужас. Мне хочется бездельничать».       И тут же она встала из-за стола и выровняла стопку протоколов, а потом выключила терминал. Раздражённые глаза щурились и часто моргали, хмуро бегая взглядом вокруг. Надев куртку, Гвен застегнулась, замоталась шарф и зашагала прочь. Её и правда начинало бесить всё в округе, начиная с маленькой лампы, свет которой был слишком ярким, и заканчивая серым цветом стен.       Передав стопку бумаг в канцелярию, Гвен накинула на голову капюшон и вышла из здания департамента. Ботинки шлёпали по глубоким лужам, занявшим весь тротуар, а по голове и плечам барабанил дождь. Зонтик благополучно остался дома и одиноко висел за маминым пальто. Угрюмо глазея по сторонам, Гвен дошла до остановки и уставилась на лужу у поребрика. Край ботинка окунулся в её серую воду и поводил по асфальту. Под водой он казался блестящим, словно глянец. Гвен задумчиво хмыкнула и убрала ногу из лужи.       Она надеялась приехать домой пораньше, чтобы ещё никого не было, но к её приходу родители уже вернулись. Отец смотрел новости, мать их читала. Всякий раз приходя домой, Гвен старалась тихо закрывать дверь, без лишнего шума снимать верхнюю одежду и так же мыть руки, будто она не пришла, а была здесь заранее. Меньше родительского внимания привлекало. Вот и сейчас она сполоснула руки, наскоро умылась, смывая с лица всякую красивость, и заглянула на кухню. Молоко из холодильника отправилось на стол, к нему Гвен поставила пачку вафлей и помидор. Его она тут же раскромсала ножом и опустила на блюдце, а потом потрясла сверху солонкой. Молоко плеснулось в кружку и отправилось греться в микроволновку. Понаблюдав за тем, как оно крутится под жёлтым светом, Гвен устало зевнула, забралась на стул и подтянула одну ногу к себе.       — Что ж так жрать-то хочется… — хмуро пробормотала она, насадив кусок помидора на нож. Поразглядывав бледную кожуру, Гвен подцепила его зубами и разжевала, почти не чувствуя вкуса.       Микроволновка пиликнула. А молоко, оказывается, перегрелось. Ещё одна мелочь, такая неприятная и ехидная. А все вместе они выводили Гвен из себя. Она сграбастала кружку и злобно захлопнула дверцу, заставив ни в чём не повинную микроволновку вздрогнуть. Вафли захрустели, и на языке перекатился слабый сладкий вкус. Гвен тут же залила его тёплым молоком, и сладость пропала.       — О, ты тут! — воскликнула мама, войдя на кухню.       Гвен кивнула, не поднимая взгляда, и снова глотнула молока.       — Вот и хорошо. А то как-то поздно уже, — протянула мама и сделала грустно-недовольное лицо. — Так, а что нам на ужин… А, ладно, придумаем. Ты там не устала?       Гвен дёрнула головой, вцепившись обеими руками в кружку. Их одностороннему разговору было меньше минуты, а ей уже хотелось свалить в свою комнату и хлопнуть дверью. Кажется, Гвен в самом деле была зловредной гадиной. Но желания меняться она в себе не находила. Даже слабого голоса.       — Какая умница, — улыбнулась мама. Её похвала была совсем ненужной. Гвен знала, когда она умница, а когда нет. И ей вдруг потрепали по голове, по и без того взъёрошенным волосам.       — Не надо, — сквозь зубы бросила Гвен. — У меня голова грязная.       Мама прищурила глаза и усмехнулась.       — Да ладно, мне не важно.       «А мне важно», — раздражённо подумала Гвен, спустила ногу и рывком встала.       — Я в комнату. Почитать хочу.       Не оборачиваясь, чтобы не злить себя ещё больше, она пересекла квартиру, громко топая по полу, и спряталась в комнате. По дороге Гвен бросила отцу сухое: «Привет, я дома». Она не очень понимала, почему внутри всё сводит от злобы, но её просто раздражал обыденный порядок вещей. Гвен не любила, когда дома с ней заговаривали, ей хотелось, чтобы все отстали. И мамино внимание ей было не нужно, хоть раз дайте спокойный день без расспросов, улыбок и касаний. И вот это будет счастье.       Гвен подумала, что их, должно быть, несчастна. Её мать пыталась казаться взрослой, но сама осталась в инфантильном детстве, а отцу и вовсе плевать. Впрочем, лучше уж, если плевать. Доставать никто не будет. Но ей-то было всё равно (она для себя так решила), а матери и отцу как? Наверное, им хотелось ещё что-то изменить, воплотить свою золотую мечту о счастливой семье, где все друг друга любят. Матери явно хотелось внимания и тепла. От Гвен, её отца или друзей — без разницы. Первые двое глухо молчали, вот она и гуляла с подругами, порой пропадая до глубокой ночи. Гвен такие дни любила — в квартире становилось тихо. А отец… Чего он хотел, Гвен не знала да и узнавать желанием не горела. Что-нибудь интересное по телевизору, денег, пива, наверное, и ещё чего-нибудь интересного, но довольно примитивного. Хотелось ли ему пресловутой любви? Этого Гвен тоже не знала. Ей казалось, что все люди в той или иной мере хотят чувствовать себя кому-то нужными. Это же… Просто хорошо. И она тоже хотела. Не так явно, как мать, порой Гвен казалось, что она удушила в себе то чувство и втоптала его в землю. Но иногда оно давало о себе знать.       Обычно это случалось под вечер. Или где-нибудь в безлюдном месте. На Гвен вдруг накатывала меланхолия, и она начинала думать про себя. И про то, как вообще течёт её жизнь. И ни до чего хорошего она не доходила. Честно и совершенно безоговорочно надо сказать: друзей у Гвен не было. Она считала окружающих слишком непостоянными, чтобы заводить с ними какие-то отношения кроме рабочих и учебных. Если с кем-то ты дружишь, можешь случайно, слишком доверившись человеку, рассказать то, что ему знать не обязательно. Дальше ошибка за ошибкой потянется целая вереница. И потом не исправишь. В школе у неё не было ни приятелей, ни просто товарищей. С одноклассниками, которых Гвен видела достаточно часто, чтобы можно было запомнить лица и имена, но слишком редко, чтобы утруждать себя этим, у них натянулась взаимная неприязнь. Они считали Гвен надменной и неприветливой (впрочем, не без оснований), а она их — просто идиотами. Вот и не сложилось школьной дружбы. Впрочем, оставив тщетные попытки её завязать ещё в младшей школе, Гвен посчитала, что ей это и не нужно. Проживёт как-нибудь без подружек.       Ни в школе, ни в семье ничего не вышло. А больше ей было негде. «О, если так подумать, в социуме я тону», — равнодушно подумала Гвен, глядя на серое небо через окно. Ветер кромсал облака, разрывая их на части, и заставлял дождь литься косо.       Откинувшись спиной на кровать, она уставилась на потолок, сизый в полутьме и равнодушный. Пальцы до боли сжали запястье другой руки, врезавшись ногтями в сухую кожу, Гвен поморщилась и заскулила, но ладонь убирать не стала. В конце концов, рука сама ослабла и безвольно скользнула на покрывало.       Не нужен мне никто.       И она раз за разом убеждала себя в этом. Гвен была уверена, что она проживёт свою жизнь, такую же никчёмную, как и у всех остальных, а потом умрёт. И всё, память о ней вместе с дарованием гения рассеется, как пыль. Но от этого становилось как-то грустно. Неужели она не значит вот совсем ничего? Для матери или отца Гвен была ребёнком, о котором они были должны заботиться, но такое положение ей не нравилось. Будто она чем-то им обязана, а они обязаны ей просто потому что их связывает кровное родство. А Гвен это казалось глупостью. Она как-то задумалась над этим и решила, что в семье не обязательно царит тепло, даже наоборот, родственники могут спокойно ненавидеть друг друга, и им даже кровная связь не помешает. А бывает и так, что незнакомцы неожиданно становятся куда ближе, чем мать, отец и дочь. Особенно, если они не бесят друг друга и отчасти понимают. Возможно, поэтому Гвен всё чаще хотелось сбежать из дома в департамент. По крайней мере, они с лейтенантом, кажется, свыклись друг с другом. А ещё… А ещё Гвен стало несуразное желание: она почему-то хотела увидеть Коннора. Вот так просто — наконец встретиться с ним и поговорить. Коннор пропадал на оперативных поручениях, и последние недели полторы застать его в штабе не получалось. Наверное, стоило радоваться: меньше присутствия бездушной машины, а вместе с тем меньше фальшивой учтивости. Но радости Гвен не ощущала. Даже наоборот, словно внутри неё что-то надломилось и обломки грустно повисли. И это было совсем странное чувство наравне с тем, какое она испытывала, когда вспоминала заброшенное здание. Потому что вместе с этим в голову лезли тёплые руки и тихие слова. А вспоминать подобное ей не следовало — слишком уж тепло становилось на душе и чересчур холодно потом, когда всё обрывалось. И даже её, эгоистичную девочку, которая не любила в этом мире никого и ничего, кроме чувства собственной особенности, это трогало. Но это было неправильно — потому что подобное отношение к андроиду (которого он ведь не стоил) делало Гвен такой же, как эти глупые люди, закутавшие себя и окружающих в сантименты, ласку и пресловутую доброту. Гвен давно уверилась в том, что лучше держать всех на расстоянии и подпускать только тогда, когда это тебе полезно. Иначе сам не поймёшь, как загонишь себя угол. Один раз позволишь себе расчувствоваться и почувствуешь рядом с человеком себя слишком хорошо — всё, ты уже начинаешь рассказывать слишком много подробностей о себе, даже если знакомы мы от силы день. А всё одно — доверие. И Гвен считала, что этому чувству нельзя доверять, потому как оно может оказаться ложным. Лучше уж не полагаться ни на кого и держать всё в тайне, чем думать, что люди вокруг хорошие. Спокойнее будет.       Гвен накрыла лицо ладонями и надавила на глаза. Она пролежала так несколько секунд, видя цветные пятна, а потом поняла: ещё немного, и она или сойдёт с ума, или просто выйдет из себя. Ни то, ни то не было в приоритете. Поэтому Гвен решила, что ей надо развеяться. И желательно где-нибудь подальше от оживлённых кварталов.       Свет в прихожей мигнул. Она выхватила с вешалки зонтик, натянула шарф на нос и щёлкнула ключами в двери. Вездесущая мать вмиг оказалась в прихожей.       — Я гулять, — коротко бросила Гвен, распахнув дверь.       — О, правда? — обрадовалась мама. — Ну давай-давай. Правда, темнеет уже, ты только не задерживайся. А с кем?       Гвен на секунду задумалась. Потом сказала:       — С подругами.       Мама свято верила, что у её драгоценной Гвенни есть подружка. Или даже даже не одна, а целый отряд. И пока это было на руку, Гвен ничего не отрицала.       Она хлопнула дверью, ненавязчиво намекнув, что разговаривать больше не хочет, и спустилась. На улице её встретила мелкая морось, которой до звания дождя было далеко. Гвен поглазела на это, повесила зонтик на руку и сунула ладони в карманы. Домой она решила вернуться не раньше девяти.

***

      Автобус остановился, и Гвен сошла на пустующую остановку. Она оглянулась, коротко вздохнула и постояла на месте, словно ждала чего-то. Казалось, что сейчас, в продрыглый дождливый вечер, тоскливо везде одинаково. И в парке, и в центре у площади, и на улицах. Свинцовые тучи и хмурое небо вытягивали краски, поглощая их своей серостью.       — Всю ночь будет лить, — пробормотала Гвен, подняв голову, и нажала на кнопку зонтика. Тот глухо щёлкнул и раскрылся чёрным куполом.       Перед ней вдаль убегала пустая дорога, а по краям тянулся пустырь с редкими домами. Гвен сдвинула брови, зябко поёжилась и зашагала, глядя на потемневший от влаги асфальт. От её шагов вода, заполнившая неровности, разбегалась в стороны и шла рябью. Гвен нравилось наступать на лужи — она представляла, как давит и плющит их толстой подошвой. Капли прыгали по чёрным клиньям зонтика, скатывались вниз и тянулись вереницей прозрачных жемчужин.       Гвен взглянула на них исподлобья и накренила зонт, закрыв почти всё перед собой. Смотреть на дождь и унылый пригород ей тоже не нравилось. Если так посмотреть, Гвен вообще была капризной и не любила почти ничего.       Она медленно, почти лениво шагала вперёд, и асфальт успел плавно перейти в тропинку, на которой блестела мокрая грязь. Гвен минула несколько кварталов и всё шла и шла, не думая совершенно ни о чём. Странное было чувство, будто её резко вырвали из жизни. Дождь монотонно стучал по асфальту и зонту. Пожухшая трава желтела на обочине и никла к земле, придавленная тяжестью ливней. А потом раздалось шумное сопение, на траву полетели брызги и из-под края зонта показались крупные белые лапы. Гвен вздрогнула и отшатнулась.       — Сумо, назад! — рявкнул знакомый голос.       Собака приникла к земле, подняла взгляд и послушно отползла. Гвен оторопело вцепилась в зонтик и отвела его назад. Она даже почти не удивилась, когда увидела у ближайшего перекрёстка лейтенанта Андерсона.       — О, — произнесла Гвен, собирая мысли вместе, — вы тоже тут. Я… не ожидала.       Хэнк сощурился и склонил голову, подходя ближе, словно хотел получше её рассмотреть, а потом его лицо изменилось.       — Ты чтоль? Какими судьбами?       Гвен пожала плечом, и зонтик дёрнулся у неё над головой.       — Гуляю.       Хэнк фыркнул.       — Хорошее место нашла. Приличное…       — Ну так конечно, — криво усмехнулась она. — Как и вы, лейтенант.       — Я тут живу, — без особого дружелюбия ответил он.       Гвен оглянулась и прикусила губу.       — Точно. Помню.       — Конечно, чего ж тебе не помнить, — проворчал Хэнк, отбиваясь от собаки, льнущей к нему. — Ворвались в мой дом, напугали Сумо… Подсудное дело.       Он закатил глаза и присвистнул. Уголок рта у Гвен невольно дёрнулся. Да, это было не очень хорошо. Но она ответила прямо и без сожаления, то, что думала:       — Ваша собака сама кого угодно напугает.       Сумо боднул Хэнка в ногу, проковылял мимо и напал на траву. Хэнк проводил его взглядом, снова обернулся к Гвен и нахмурился.       — Но-но, ты про него только посмей что-то сказать.       Гвен не стала спорить и лишь вздохнула. Не было охоты препираться, и так настроение паршивое. Да и… Правда. Что она на собак нападает? Он вроде ничего, не злой. Хотя, кто знает…       Гвен переминулась с ноги на ногу. Почесав бороду, Хэнк цыкнул и позвал собаку обратно.       — Вот вываляешься весь, а кто мыть тебя будет? Я что ли?       Собака повернула голову и шумно засопела. «Сейчас задымится, как паровоз», — подумала Гвен, пребывая в странном расслабленном состоянии. Хэнк опустился перед собакой на корточки и уставился в тёмные собачьи глаза. А потом вдруг потрепал Сумо по загривку. Его старое пальто, наверное, ещё с начала века, возилось краями по мокрой траве. А на груди было распахнуто, открывая чёрную толстовку. Гвен разглядела надпись «Полиция Детройта» и хмыкнула. Ей казалось, что лейтенант не настолько любит свою работу.       Собака высунула язык и снова стала льнуть к Хэнку. Было странно видеть, как такое большое животное, свирепое на вид, ластится к хмурому лейтенанту, а тот даже не возражает. Гвен испытала неожиданное желание погладить его по густой шерсти. От этих мыслей она нахмурилась и крепко сжала пальцы на ручке зонтика. С её стороны это будет как, не слишком фривольно и ребячески? Ведь Хэнк подумает, что ей, как маленькому ребёнку, нравятся пушистые собачки… А потом Гвен решила, что не так это и важно, и тихо спросила:       — Сумо у вас не кусается?       — Нет, — буркнул Хэнк. Потом поднял тяжёлый взгляд и осведомился: — А чего, боишься что ли?       Гвен вздёрнула бровь, отведя зонтик ещё немного назад. Чёрный край ушёл вверх, её лицо полностью открылось.       — Кого? Вашу собаку?       Он кивнул. Гвен подумала, нужно ей казаться смелой (соврать) или нет. Потом решила быть честной.       — Немного. Она… большая.       — Это он.       — Теперь точно боюсь.       Хэнк сдвинул брови и странно на неё посмотрел.       — Гуляешь, говоришь?       Она кивнула. Хэнк недоверчиво спросил:       — А чего сюда-то забрела? Заблудилась что ли?       Гвен помотала головой.       — Просто захотелось. Я… Не знаю. Здесь тихо.       — Ага, и шастают всякие, кому не надо — хмуро добавил Хэнк. — Я не про тебя. Хотя и ты лучше б тут не гуляла. Иди вон… Не знаю, куда, но точно не здесь. Пойдём, Сумо, проводим белобрысую.       Гвен поджала губы и проводила Сумо взглядом с травы до тропинки. Пёс отряхнулся, фыркнул, словно чихнул, и побежал вперёд. Хэнк поднялся на ноги и зашагал следом. Обернувшись, он взглянул на Гвен, вздёрнул бровь и бросил:       — Ну что застыла? Пойдём. И не смей здесь гулять, а то рискуешь стать следующим нашим с жестянкой делом.       Она открыла рот, чтобы резко возразить, но передумала. Выдохнув, Гвен запрокинула голову, уставилась на пересечение серебристых спиц. И пошла за Хэнком. Пререкаться резона не было, всё равно уже стемнело, на улице стояла почти что ночь. Да и, признаться честно, одной ей сделалось бы страшно. Всё-таки место незнакомое, вдруг и правда кто-нибудь шастает.       Сумо неспешно бежал впереди и походил на бело-бурое облако. Лохматое и немного грязное, но такое объёмное. Пёс, как думала Гвен, очень мягкий. Казалось, нырнёшь ладонью в шерсть, и она очутится словно в перине. Должно быть, приятно. И кажется таким спокойным… Хотя на первый взгляд грозный.       Ботинки хлюпнули по луже. Гвен остановилась и подняла взгляд на Сумо.       — А можно его погладить? — неожиданно для себя спросила она.       Хэнк смерил её взглядом. Потом кивнул.       — Попробуй.       — Это предостережение?       Он фыркнул и мотнул головой, криво ухмыльнувшись.       — Да нет. Сумо славный. Просто сейчас грязный, как чёрт. Гляди, как бы и тебя не затащил в дебри.       Такое положение дел немного напрягло Гвен. Но она всё равно подошла к Сумо, склонилась над ним и протянула руку. Замерев в нерешительности, Гвен окинула взглядом промокшую шерсть, потом махнула рукой и опустила ладонь псу на загривок. Наверное, когда он сухой, было приятнее.       Она запустила пальцы в косматую шерсть, влажную, пахнущую животным и волглой травой. Сумо засопел и ткнулся мордой в голени Гвен. Она поморщилась и отшагнула назад. Подняв голову, Сумо заглянул ей в глаза.       — Всё? Нагладилась? — поинтересовался Хэнк и усмехнулся. — Что, не понравилось?       — Вот ещё, — глухо отозвалась Гвен.       Ей захотелось назло Хэнку хоть сграбастать Сумо в охапку и прижать к себе. Но пёс, кажется, весил больше неё самой, так что Гвен ограничилась тем, что присела на корточки, уставилась на Сумо и зарылась ладонью в шерсть между ушами. Зонт укрыл их обоих.       Ноги Хэнка потоптались рядом, потом сделали шаг вперёд. Гвен угрюмо покосилась на старые ботинки с протёртыми носками и обхватила шею Сумо. Он зажмурился и стал поскуливать.       — Ну хорош, задушишь ещё. Оставь мне пса, — проворчал Хэнк.       Гвен молча отодвинула зонтик и посмотрела на лейтенанта исподлобья. Тот вздёрнул бровь. Они глазели друг на друга, мрачные, как тучи. Гвен только сильнее стиснула Сумо и стала перебирать свалявшуюся шерсть. Хэнк скрестил руки и вздохнул.       — Не припомню за тобой такой любезности, — пробормотал он, накину вна голову капюшон. — Грёбаный дождь… Неужто ты стала ласковей? Полюбила вдруг окружающих?       — Нет. Я их не любила и люблю, — бросила Гвен. — Буду честна, лейтенант. Ко всем вам я равнодушна.       Она решила не добавлять про искреннюю неприязнь к отдельным личностям и умолкла. Хэнк хмыкнул и пожал плечом.       — Да? — пробормотал он, опустив взгляд. — А что тогда было? Подождём Коннора, подождём жестянку… — проворчал он. — Да и с Сумо вон вроде не дерёшься.       Вопреки хмурому лицу Гвен вспыхнула. Она шумно выдохнула и невольно сжала кулаки. А потом изобразила недовольство.       — Неправда, — глухо ответила она. — Ну, про вашего пса да, не дерёмся, а про Коннора забудьте.       Хэнк наморщил нос и равнодушно помычал. Они снова встретились непроницаемыми взглядами. Гвен не сводила с Хэнка глаз, стискивая в ладонях тёплое собачье тело.       — Как скажешь. Мне плевать.       Стало почти тихо. А Гвен внезапно заволновалась. Даже с перестуком дождя она услышала, как бьётся её сердце. Согнутые колени пробрала мелкая дрожь. А Гвен поняла, что один вопрос, волновавший её следовало задать раньше. Она так и не узнала, передал ли Хэнк Коннору её нерациональное желание увидеть его — как-то странно было об этом спрашивать в рабочий день, да и вряд ли Хэнк помнил. А тут он сам заговорил про тот серый день.       Гвен почувствовала, как у неё дёрнулся локоть, а за ним дрогнул и зонтик. Она знала, что пожалеет, но всё же решила спросить.       — Лейтенант, — тихо произнесла она, — а вы же тогда, у заброшки, ещё виделись с Коннором?       Дёрнув головой, Хэнк покивал. Гвен выдержала паузу, пока сердце больно колотилось внутри, и спросила:       — И что вы ему сказали?       — Спросишь тоже… Будто я помню, — буркнул Хэнк. Он поскрёб бороду и задумчиво протянул: — Ну что-то, что-то про то, как ты просила подождать. Сказал, что ты хотела с ним ещё увидеться, но не успела.       Гвен сомкнула руки, вцепившись ладонями друг в друга, Сумо зафырчал и заворочался. Ей хотелось узнать больше. И об этом она тоже пожалеет, причём куда сильнее. Но в то мгновение казалось, что узнать эту мелочь куда важнее всего остального. Хотя бы просто удовлетворить своё любопытство, терзавшее Гвен.       — А он? — пости прошептала она.       Хэнк сдвинул брови и сделался задумчивым.       — Да не помню я… Ты бы ещё через полгода спросила.       Он поболтал ладонями в воздухе. А Гвен затаила дыхание, едва ли не сгибаясь пополам от боли в груди. С головы до ног её охватило оцепенение.       — Сказал вроде, что ему приятно. Или что он тоже хотел бы… Не помню, всё, отстань.       Да, как она и ожидала. Ничего особенного. Скривив губы, Хэнк пробормотал, что Гвен такие вопросы надо задавать своевременно, иначе она никогда не дождётся ответов. Дождь усилился и остервенело забарабанил по дороге, капли отскакивали и разбивались на тысячи брызг. Так же на мгновения разбилась самоуверенность Гвен. Она, конечно, знала, что спрашивать про Коннора не следовало. Для Гвен это было ненужным, несуразным и, что прежде всего, запретным. Ведь ей это не нужно. Не должно быть нужным и интересным, иначе это уже не она. Ей нельзя слишком по-доброму относиться к андроидам, а то как-то подрывает авторитет. Хотя какой авторитет у неприветливой блёклой девочки, которая боится собак и грызётся с пьющим лейтенантом...       Хэнку, возможно, и правда было всё равно. Плевать, как бы сказал он. Но Гвен казалось, что он это запомнит — как она волновалась о том, что о ней говорил андроид. И ей вдруг стало страшно. Гвен казалось, что она оступилась.       Она съёжилась и дико глазела вокруг, отчаянно пытаясь придумать способ защитить себя. Один раз она уже ошиблась, больше не следовало. Никаких вопросов и ответов. Лучше уж жить в неведении и забыть про андроида, как только его переведут в другое отделение, чем позволять себе такие вольности. Ведь тогда Хэнк будет видеть в ней глупую девочку. И это ведь… Значит, в Гвен усомнятся, а это и было страшно — Хэнк и так в неё не верил. А чужое доверие (в частности его) — это единственное, что у неё, помимо мозгов, было.       — Ох, пошли уже, — протянул Хэнк, подняв усталый взгляд. — Не знаю, как ты, но я домой хочу.       Гвен медленно разомкнула руки, убрала их с шеи Сумо и поднялась на ноги. Не глядя на Хэнка, она зашагала на деревянных ногах вдоль обочины. Пара одиноких машин проехали мимо, пока они с Хэнком молча брели, утопая в вечернем сумраке.       — Ну, вот твоя остановка, — бросил он, когда из темени выплыли её очертания. — И не смей сбегать. Хотя… Дай-ка прослежу, чтоб автобус подошёл.       — Не бойтесь, я не сбегу, — пробурчала Гвен в шарф и шагнула в сторону. — Можете идти, лейтенант.       Он криво усмехнулся, качнул головой и остался. Сумо пристроился рядом, прячась под стеклянной крышей. С минуту они молчали. Гвен замотала шарфом замёрзшую макушку и уставилась себе под ноги. Хэнк вздохнул и подошёл к ней поближе. Она дёрнулась в сторону. Повернув голову, Хэнк вдруг склонился и заглянул ей в лицо.       — Ты меня чтоль боишься? — осведомился он.       — Не говорите ерунды, — раздражённо ответила Гвен.       — У тебя такой вид, будто ты сейчас сбежишь. Что я сделал-то? — недоумённо пробормотал он.       Она не ответила, только невразумительно дёрнула плечом. Хэнка она не боялась, просто было слишком трудно стоять близко к человеку, который видел, как ломалось её самообладание.       Хэнк шумно засопел, совсем как Сумо, и тихо, едва перебивая дождь, заговорил:       — Я не понимаю, что ты сейчас делаешь, и не думаю, что хочу знать, но… Ох, какая гадость, Сумо, выплюнь это, — цыкнул он, когда пёс принялся жевать жёсткий стебель, подобранный с асфальта. — Так, теперь к тебе, Гвен. Я тебя не понимаю, но пугать тебя уж точно не хочу. Или что, я настолько страшно выгляжу, что ты от меня шарахаешься?       Она фыркнула и помотала головой.       — Ну вот, в чём тогда дело? Хотя ладно, мне всё равно. Но, ты знаешь… — протянул Хэнк, умолк и тяжело вздохнул. — Ладно, не важно. Просто если хочешь сказать что-то, скажи. Если не хочешь, так и быть, не говори. Только не гляди на меня так, будто я пытаюсь тебя сожрать.       Гвен невольно улыбнулась и скосила на него взгляд.       — Уговорили, не буду.       — Славно.       Снова всё пространство занял дождь. Гвен бездумно глазела на водопад, льющийся по покатой крыши остановки. Сумо поскуливал, лежа у их с Хэнком ног. А вскоре приехал автобус.       — Когда дома будешь — напиши, — бросил Хэнк. — Номер у тебя есть.       Гвен покосилась на него.       — Эй, не вздумай игнорировать, напиши, — с нажимом повторил Хэнк, смерив её взглядом. — Поняла?       — Поняла, — глухо отозвалась Гвен и взошла на ступеньку. — До свидания.       — Бывай. Удачно доехать.       Она кивнула и зашла внутрь. В автобусе было тепло и сухо, и Гвен разомлела, порадовавшись тому, что можно согреться. Оплатив проезд, она отошла к окну и поводила ладонью по нему, стирая мутную пелену. Вмиг показались Хэнк с Сумо и остановка. Когда автобус тронулся, Хэнк поднял правую ладонь в знак прощания. В старом плаще, толстовке и с капюшоном на голове он выглядел бомжевато. «Но в целом ничего так», — решила Гвен. Хэнк и Сумо уплыли назад, в ноябрьский сумрак пригорода, а она достала телефон и написала матери, что скоро будет, чтобы дома не волновались и не пристали с нотациями, когда она вернётся.       Прикрыв глаза, Гвен прислонилась головой к холодному стеклу. Она понадеялась, что на следующей неделе Коннор вернётся в штаб. И Хэнк тоже придёт. Хотя бы с собой надо было оставаться честной: даже если это сделает её в чужих глаза (и своих собственных) чересчур сентиментальной и вовсе не хладнокровной, ей бы всё равно хотелось снова их увидеть.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.