Конферансье

— Ты левша? Неожиданный вопрос. Да ещё и вслух. Девчушка совсем берегов не чует. Набеленное лицо скептически смотрит на новоявленную спутницу. — Ну, ты ему так маякнул… левой рукой… А-а. Я мим, балда. Всё равно какой рукой, мне они равные. Был бы как у обезьяны хвост, я б и хвостом отмашку дал, — но всего этого он ей, конечно, не скажет. Не сумеет. Что там на него наложил старый зловредник, а только он вообще не может говорить о себе. Даже кивать. Даже махать. Никак. Да и нет такого желания… — Ясно, — вздыхает девушка, — извини за больную тему… ЛеВье смотрит с недоумением. Тема таки больная, но она-то откуда это взяла? Из Мии слова тянуть не надо, и он с удивлением узнаёт, что закаменевшие лицо и плечи тоже могут служить ответом. Ну да, — охотно отвечает она, — моей маме следопытов бы выращивать, никогда не знаешь, за что и почему накажут, приходится мониторить… Что такое «монитор»? — люди вечно что-то изобретают. Рановато он угодил сюда, всё мимо пройдёт… И снова недоумение на его лице читается правильно и легко. "Кажется, кто-то считал, что она дура?" — осведомляется внутренний голос. "Одно другому не мешает!" — отрезает ЛеВье. "А признайся, - не унимается голос, — тебе же тоже захотелось увидеть эти загадочные штуковины, про которые она с таким восторгом: "мобилки", компьютеры"... Где, кстати, её "мобилка", коробочка эта для связи, показала бы?" И снова его безмолвный вопрос уловлен как радаром. — Так посеяла, — охотно объясняет девушка. — Выпала, наверное, вечно у меня всё вываливается... Зато никто ломиться не будет, названивать на мою голову, — нарочито бодренько добавляет она. "Украли", — переводит ЛеВье. — "На раззяву не похожа, вся собранная, поджавшаяся, как хищный зверёк. Выпасть у такой что-то ценное не могло, но и обвинять других не хочет, хорохорится и бодрится. На каких грядках такие оптимистки растут, наивные?" Эти мысли ему удаётся оставить при себе: музыка начинает новый виток, пауза схлопывается, девушка покорно подаётся следом за его рукой (опять!), а оказавшись перед гигантским белоснежным зонтиком, перевёрнутым как лодка, восхищённо ахает. Встав на цыпочки, заглядывает внутрь (там фонарики внутри, правда-правда! Настоящие такие, тяжёлые, как старинные керосиновые лампы!) А мим тем временем с небрежной грацией перешагивает через борт — ещё бы, с его-то ростом! — и не давая ей запаниковать, что он сейчас куда-то и без неё, быстро и бережно ловит перчатками её плечи. Внимательно вглядывается в лицо, словно сверяя с чем-то неведомым — всего полсекунды, никаких нежностей! — и ловко втягивает следом, ставя рядом с собой, аккуратно помещая среди фонариков, как невесомого, но ценного мотылька. Вода поднялась, мир закружился, зонтик отчаливает, не замечая двойную тяжесть, унося хрупкие фигурки всё дальше и дальше вглубь воды и тумана.