День бракосочетания

      Сердце девушки на секунду замерло от испуга, что прошёлся противными мурашками по коже, а затем заколотилось в груди с бешеной силой. Трясущимися руками, суетливо нащупав узел пояса, она попыталась его быстро развязать. Но узел не поддавался, что добавляло еще больше паники.       Мадара сжал челюсть, наблюдая за нервными движениями своей юной супруги. Он устало зашёл в комнату, пока девчушка дёрганными движениями боролась с узлом, и, обогнув матрас, встал с боку. На нем уже не было торжественной одежды: поверх на голое тело было надето повседневное кимоно из плотного хлопка, небрежно завязанное, накинутое лишь для приличия.       Хина, одолев наконец-то непослушный узел, встала и, схватившись за ворот, замерла, смотря себе под ноги. Она медлила, стараясь растянуть время. — Уснула? — съехидничал мужчина.       Хина выдохнула и, краснея, не смотря в сторону мужчины, скинула с себя одежду. Мадара скрестил руки на груди и внимательно посмотрел на щуплое девичье тело в свете жёлтого фонаря. Хмыкнув, он подошёл к ней, чтобы рассмотреть поближе. Мужчина оценивал состояние кожи, ширину бедер, есть ли у девушки увечья от боевых ранений, словно рассматривал качество товара, купленного на базаре. Хина от такого пристального взгляда ещё больше залилась стыдливой краской, отчего закрыла лицо руками и старалась снова не расплакаться. — Роды будут тяжёлыми, — Мадара цокнул языком.       Он провел пальцем по её спине, и кожа девушки от холодных мужских рук вмиг покрылась «гусиными» мурашками. Хина дёрнулась от внезапного прикосновения и съёжилась, пытаясь отстраниться от холодных пальцев Мадары, но мужчина резко развернул её к себе и с силой сжал плечи, смотря ей прямо в глаза, притягивая ближе к своему телу. — Прошу вас, Мадара-сан! — взмолилась девушка.       Она попыталась упасть на колени, чтобы там, около его ног, просить о снисхождении, но Учиха вовремя подхватил её за локти, не давая ей этого сделать. Девушка вцепилась в его рукава кимоно: — Прошу вас, не сегодня!       Она заглянула ему в глаза, пытаясь найти в них отклик на свою мольбу, но не нашла там никаких тёплых эмоций. Лишь строгость, немой призыв к послушанию и отражение тусклого огня догорающей свечи в фонаре. — С этого дня твой удел — терпеть и подчиняться, — его глаза побагровели. — Я покажу тебе, как это, — процедил мужчина, чеканя каждое слово.       Хина в этот же момент почувствовала, как воля покидает её. Мысли от этого багрового взгляда очистились в девичьей голове и превратились в пустой, белый лист, готовый к началу нового рассказа, но уже от лица другого автора. Она как будто оказалась в пузыре, сквозь который медленно просачивалась искаженная реальность. Хина даже не осознавала, что может противиться этому чувству покорности, но в то же время лёгкости и безмятежности. Она расслабилась в руках Мадары, ожидая дальнейших его намерений.       Уловив действие гендзюцу, мужчина склонился над лицом девушки и, неспешно скользнув шероховатыми пальцами по её угловатому плечу, проведя ими по белой, нежной девичьей шее, коснулся подбородка. Он посмотрел на расслабленные, податливые губы юной куноичи, затем снова в её глаза и, притянув её лицо поближе, коснулся губами её губ.       Он целовал её гибко и медленно, руки ритмично сжимали нежную кожу в такт. Мужчина быстро избавился от своей одежды, а затем, легко подхватив щуплое тело, уложил его на футон. Обдав горячим дыханием возбуждённые холодом соски, он прикоснулся к одному из них и, всё так же сжимая девушку в объятиях, раздвинул её колени.       Хина, не имея никакой воли в своих руках, жадно вдыхала воздух, сглатывая свои реакции на новые ощущения, смотря прикрытыми глазами в потолок. Она еле слышно постанывала от мужских прикосновений, пока, наконец, не почувствовала резкую, тупую боль, которая смешалась с ритмично растекающейся по телу волной блаженства, захлестнувшей и без того одурманенный разум. Пробираемая дрожью, то ли от холода, то ли от неизвестных ранее ощущений, девушка в один момент наполнилась жаром, что прошёлся по её щекам, груди, бёдрам, согревая такой холодный доселе футон.       Все так же догорала свеча, откидывая на створки причудливые тени, что размеренным удовольствием сплетались в движениях, то скрещиваясь, то разъединяясь, отдавая зноем холодевшую от ночи комнату.       Мерное мужское дыхание ощущалось на девичьей шее, Мадара крепкой хваткой держал Хину, всецело и полностью владея её телом в этот момент. Он кусал её плечи, ловя ощущения изнутри женской податливой плоти, целовал её губы, прерываясь на резкие вдохи, сжимал на затылке волосы, сосредотачиваясь на своих движениях. И в один миг, резко сжавшись до дрожи, мужчина вцепился зубами в ее шею, а затем резко выдохнул, едва сдерживая стон.       Обдавая дыханием её лицо, он посмотрел в опьянённые глаза девушки: — Я встаю рано. Не проспи, — прошептал Мадара и резко встал.       Хина, не успевая осознать, что только что произошло, с шумом выдохнула, всё так же смотря в потолок: гендзюцу отступило, и она снова могла мыслить, чувствовать и действовать. Но произошедшее навалилось острым испугом, словно её только что окатили холодной водой. Она подняла голову и, облокотившись, в смятении смотрела, как Учиха спешно покидает её комнату. — Мито-сан! — капризный девичий голосок звонко переплетался с колокольчиком над входной дверью в дом Хокаге.       Минами с нескрываемым волнением мялась на входе, с нетерпением ожидая появления старшей подруги, и старательно подгоняла её перезвоном, чтобы поделиться своей новостью.       Створка входных решетчатых сёдзи резко распахнулась, и на пороге возник облик госпожи Сенджу с распущенными волосами и не завязанным кимоно, накинутым поверх нижнего белья: — Тише, Минами-чан! — он преподнесла палец к губам, переходя на шепот. — Ребенка разбудишь!       Минами ойкнула и показательно прикрыла ладошкой рот, стараясь скрыть виноватую улыбку. — Заходи! — также с полушёпотом Мито махнула рукой, приглашая подругу в свой дом.       Госпожа Сенджу, стараясь тихо ступать на дощатый пол, молча вела Минами в самый край своего дома, где располагалась открытая веранда с видом на внутренний сад. Выйдя на открытое пространство, закрыв за собой створки, Мито села на деревянные лакированные доски, все так же молча приглашая подругу сесть напротив неё. Белокурая девчонка, быстро сев рядом с Мито, начала свой сбивчивый рассказ: — Я была у своей тёти утром, у Каори-сан, вы знаете её… По просьбе матери отнести ей кимоно на раскройку, — она прикусила губу и посмотрела вглубь сада, — и там, в её комнате, прямо на полу, — девчушка всё так же не показывала свой взгляд и медлила с новостью, — тётя ещё не убирала футон, вся постель была разложена… — в этот момент Минами засомневалась в своем решении поделиться увиденным, потому замолчала, потупив взгляд. — И там, возле футона… — Нетерпеливо подгоняла Мито. — … был верхний жакет Мадары-самы, — закончила мысль Минами. Девчушка обернулась на Мито с волнением: — Кто забывает свой верхний жакет?       Рыжеволосая сдвинула брови с сомнением: — С чего ты взяла, что это его жакет? — Из-за широкого шва на спине, — пожала плечами белокурая девчушка, — только у него такой! — она вскинула брови и воскликнула: — Как можно забыть хаори? Да ещё и рядом с постелью в чужом доме?!       Мито протяжно вздохнула. А Минами продолжила: — Неужели моя тетя его..? — она запнулась на последнем слове и снова в смятении посмотрела на пол. — Любовница? — подсказала слово Мито, вскинув бровь. Девчушка кивнула.       Мито прикусила губу: она давно знала о тайном увлечении лидера клана Учиха, но предпочитала тщательно это скрывать. Возможно, по этой причине госпожа Сенджу питала особые тёплые чувства к супруге Мадары ещё до знакомства с ней. — Даже если это и так, то это не наше дело, Минами-чан, — Мито на миг замолчала, смотря куда-то в сад. — Советую забыть, что ты видела, и больше не поднимать эту тему… — Но его жена, Хина-сан..! — воскликнула Минами. — Девушке в её положении тем более не нужно об этом знать, — мягко улыбнулась Мито и посмотрела на подругу. — Если она будет волноваться, то ребёнок родится беспокойным, — Сенджу постаралась непринужденно улыбнуться.       Минами кивнула. Она понимала, что лезет в слишком глубокие дебри взаимоотношений взрослых людей, с которыми она никогда не встречалась и вряд ли познает в своей жизни. Слишком категоричны были для неё факты, слишком противоречивы были чувства для юного возраста. Она мысленно жалела обманутую Хину и ненавидела свою тётушку, что была вдовой и единственной талантливой швеёй во всём поселении. И желала всем своим девичьем сердцем, чтобы правда вышла на поверхность…