***
Когда Мин возвращался с работы на улице уже стемнело. Мысли путались в голове от усталости. Юнги вошёл в квартиру, предвкушая долгожданный отдых. Но сперва надо сделать одно важное дельце, которое он планировал ещё несколько дней назад. Хосока дома не было, а значит сейчас самый удобный и подходящий момент. Мин хочет избавиться от ножика, а сделать это надо тайно и осторожно. Ему совсем не хотелось, чтобы Чон узнал о том, что он хранит нож у себя в тумбочке. Юнги достал оружие, снова рассматривая его. Воспоминания нахлынули, заставляя глаза намокнуть. Этим ножом ему угрожал Гëнхи в тот день, который Мину в кошмарах являлся. Но Гëнхи совершил огромную ошибку, неосмотрительно оставив оружие на полу, чем Мин и воспользовался. Он был очень напуган, поэтому сбегая схватил ножик, чтобы защитится. Когда Юнги оказался дома в безопасности он понял, что нож так и остался у него. Потом Мин часами мечтал как зарежет Гëнхи этим самым ножом, планировал убийство во всех красках и подробностях. Тогда ненависть затмила абсолютно все чувства. Позже, Юнги начал использовать острый ножик для селфхарма, а теперь он, наконец-то, выкинет его к чертовой матери. По щекам текли солёные ручейки. Юнги ненавидел это в себе. Ему тошно от своей слабости и ничтожности. Нервно стерев солёные капли длинными тонкими пальцами, он замотал нож в полотенце с кровавыми пятнами и убрал в пакет. Осталось только выкинуть. В коридоре раздаётся щелчок замка и Мин, вытирая новые слезы рукавом, выходит из комнаты. Хосок сразу же обнимает младшего, ярко улыбаясь, а тот прижимается к нему. Юнги сразу становиться спокойнее, слезы больше не текут. Чон ласково целует Мина в висок и смотрит ему в глаза, замечая красноту. Улыбка угасает, он даже не удивлен. Младший так часто плачет в последнее время, что он скорее бы удивился счастливому Юнги. – Солнышко, почему ты плачешь? – Неважно, всё хорошо. Хосок оставляет эту ложь без ответа. Он хмуриться и осторожно берёт Мина за руку, подозревая, что он мог снова изрезать своё запястье. Младший вырывает ладонь, понимая намерения Чона. Теперь Хосок абсолютно уверен в том, что он резался. – Я ничего не сделал с собой, не волнуйся. – Снова мне врешь? Зачем? Я и так всё прекрасно вижу! Это уже глупо, хватит всё отрицать. – Но я говорю правду! – Тогда покажи запястья. Юнги отворачивается, чтобы старший не заметил слез, которые снова текут из глаз. На запястьях нет новых ран, но есть уродливые шрамы. Страшно снова увидеть отвращение на лице родного человека. Слишком много подобного было в прошлом. Родители испытывали отвращение к его ориентации, Гëн Хи к его слезам, порезам и ещё много к чему. – Юнги, не надо уходить! Давай спокойно всё обсудим. Рыдания рвались наружу, Юнги зажал рот руками, чтобы не разреветься в голос. Хосок заметил это и притянул к себе обнимая. Он был зол на младшего, но сейчас нельзя это показать, потому что это сделает хуже. – Юнги, из-за чего ты резался? – Хосок осторожным движением стёр слезы с лица младшего. – Я не резался. Чон молча взял руку Мина, закатывая рукав, он ожидал увидеть бинты с просочившимися капельками крови, но нет. На втором запястье тоже не было новых повреждений, и Хосок облегченно вздохнул. – Не плачь, маленький. Всё будет хорошо. Ты со всем справишься.– Сколько раз он уже повторял это? Чон говорит это Юнги почти каждый день и готов повторить миллионы раз, если это поможет младшему. Но Мин не верит в то, что он справиться, ему кажется, что он никогда не сможет жить нормально, а боль бесконечна и никогда не пропадёт. Юнги обнял старшего в ответ и, поцеловав в скулу, прошептал тихое «спасибо».***
Холодный ветер налетел на Мина, заставляя поежится. Он шёл обратно к дому. Сказав Хосоку, что он пойдёт покурить, Юнги избавился от ножа. Он сам не понимал, почему не сделал этого раньше. Теперь Мин чувствовал облегчение, словно с сердца убрали часть невыносимого груза. Юнги закурил сигарету, вздрагивая от порыва ледяного ветра, который пробирался под его пальто. В голове кружился рой мыслей, всё они были мрачными и пессимистичными. Мин затянулся, думая о том, что они с Хосоком стали отдаляться друг от друга, потому что Юнги всё больше закрывается и лжёт ему, а Чон всë меньше желает это терпеть. Старший постоянно подозревал, что он резался. В последнее время когда Мин надолго оставался дома один, Хосок звонил ему по несколько раз, придумывая какие-то мелкие поводы, а каждый раз когда ему казалось, что Юнги грустный и подавленный он начинал беспокоиться. Когда Хосок возвращался домой старался незаметно проверить его руки, но Юнги замечал как он осторожно касается его запястий, чтобы убедиться в том, что на них нет новых повреждений. Мина очень пугала мысль о том, что Хосоку надоест терпеть это всё и он бросит младшего. Он представил как снова останется один, наедине со своей болью. Юнги помнил как было в первые дни после случившегося с ним. Мин был то в панике, то его захватывала злость, настроение менялось очень часто. Ему хотелось кричать и рыдать в голос, а через пол часа ему хотелось убить Гëнхи самым жестоким способом, а потом его охватывали отчаяние, и он мог несколько часов валятся на диване, размышляя о Гëнхи и о том, что этот урод сделал с ним. А потом его мучал стыд за то, что он позволил издеваться над собой, втоптать глубоко в грязь, за то, что был наивным идиотом, который повелся на ложную любовь Гëнхи и впутался в опасные сети абьюза. Юнги тогда сходил с ума и был абсолютно один. Его родителям было на него всё равно, поэтому если они и заметили странности в поведении сына, то ничего не сделали, так как им было на это плевать. Одиночество было частым спутником Юнги, и ему горько от одной мысли о том, что он может потерять Хосока. Юнги выпустил белесый сигаретный дым изо рта и выбросил окурок в урну. Заходя домой он старался отогнать от себя грустные мысли. Не стоит думать о плохом, пока оно не случилось. Мин лёг в кровать и закрыл глаза, с удовольствием думая о том, что после такого тяжёлого дня он будет спать, как убитый и, наконец-то, сможет выспаться. Быстро погружаясь в дремоту, он почувствовал как рядом с ним садится Хосок и ощутил мягкий поцелуй у себя на скуле и лёгкие, почти невесомые прикосновения. С нежной улыбкой на губах Юнги провалился в глубокий сон, который через несколько часов предательски превратится в кошмар, заставляющий тонуть в страхе и боли, но это будет потом, а сейчас Мин безмятежно спит. Старший наслаждаясь всматривался в спокойное, умиротворенное лицо Юнги, в этот момент он выглядел ангельски-прекрасным. Хосок готов отдать очень многое за то, чтобы это красивое лицо больше никогда не портили слезы. Взгляд Чона зацепился за шрамы на запястье, множество длинных белых полос сплетались друг с другом, служа вечным напоминанием о событиях прошлого. Хосок горько улыбнулся, снова переводя взгляд на прекрасное лицо и осторожно поправляя длинные мятные волосы, рассыпавшиеся по подушке. Сейчас Юнги совсем не был похож на сломанного и запуганного парня, который пытается защищаться грубостью ото всех и боялся подпустить кого-то близко к себе. В этот миг в комнате, погруженной в полумрак, царила уютная, по-настоящему домашняя атмосфера, создающая покой на сердце.***
Юнги стоял перед зеркалом, вглядываясь в отражение. Капли воды, срываясь с кончиков мятных волос, стекали по бледной коже плеч вниз к острым ключицам. Прохладный душ взбодрил и освежил. Мин задержал взгляд на длинном уродливом шраме, который красовался на предплечье. Он очень хорошо помнил тот день, когда получил этот шрам и ещё несколько похожих. Тогда Гëнхи взбесился из-за чего-то, он крушил и разбивал всё, что попадалось ему под руку. Юнги попытался его успокоить, поэтому увесистая стеклянная статуэтка полетела в его сторону. Она разбилась о стену в нескольких сантиметрах от его головы. Дождь из крупных осколков, впивающихся в тело, обрушился на него. У Мина было несколько серьёзных порезов, а Гëнхи продолжил громить комнату, матеря и проклиная всё на свете. Юнги в панике отполз подальше и забился в угол, чтобы не попасть под раздачу ещё раз. Он захлебывался в своих слезах и тихим, дрожащим голосом умолял Гëнхи остановиться, но тот продолжал буйствовать ещё долгое время. Юнги плакал, вздрагивал от каждого грохота и особенно громкого ругательства. В тот момент его начали посещать мысли о том, что Гëнхи ненормальный, чокнутый псих, от него надо бежать как можно дальше и больше не пересекаться с ним. Но бежать он не мог, потому что страх сковал его тело, не позволяя двинуться. А потом когда Гëнхи успокоился, он бережно поднял Юнги на руки, прижимая к себе, как самую важную и хрупкую драгоценность, и, отнеся в другую комнату, усадил в кресло. Он нежными и осторожными движениями обрабатывал ранки, шепча ласковые слова. Он зацеловал покрасневшие от слез щеки и искусанные губы. Гëнхи очень долго просил прощение, говорил как сильно любит, обещал, что больше никогда так не сделает, клялся в том, что больше никогда не причинит боли. И Юнги юный, наивный и влюблённый с радостью поверил, добровольно оставаясь рядом с монстром. Сейчас Мин задумывается, что было бы если бы он ещё тогда осознал какой Гëнхи на самом деле и ушёл от него. Было множество раз когда Гëнхи переходил границы нормального, но Юнги каждый раз прощал, давая новый шанс, а Гëнхи совершал поступки всё хуже и хуже… А если бы он ушёл, наверное, он был бы здоровым, даже, возможно, счастливым. У них с Хосоком не было бы проблем в отношениях, он бы не просыпался от кошмаров, не мучился бы от воспоминаний, но это только мечты, а Юнги невыносимо сильно хотелось, чтобы эти мечты хоть на минутку стали реальностью. Мину до безумия хочется прожить хоть один день, не вспоминая то, что с ним сделал Гëнхи, без страхов, кошмаров и боли. Он уже год и почти три месяца живет в аду, который называется «Посттравматическое Стрессовое Расстройство» Раздаётся осторожный стук в дверь. Юнги без вопросов понимает в чем дело. – Я в порядке, не волнуйся. – сказал Мин, не дожидаясь вопроса «солнышко, у тебя всё в порядке?» За дверью послышалось тихое «хорошо». Мин за последние недели привык к тому, что Хосок всегда переживает когда он долгое время один. Юнги понимал почему старший волнуется и поэтому не возражал, он бы и сам беспокоился за Хосока если бы он занимался самоповреждением. Мин испытывал много противоречивых чувств, в которых он запутался, как в паутине, и сам не понимает себя. Он вроде бы не против действий старшего, а в нём засело странное ощущение, но он не может его определить. Может это страх, но что именно его так пугает? Юнги усмехнулся, какие же глупые мысли его посещают… Как можно сравнивать Хосока с Гëнхи? Чон мягко и ненавязчиво спрашивает его о самочувствие, потому что волнуется, что Мин снова изрежется и хочет помочь, а Гëнхи пытался контролировать каждый его шаг и далеко не во благо младшего. Ему стало стыдно за недоверие к Хосоку. Еще раз с отвращением посмотрев на своё тело в отражении, Юнги оделся и покинул ванную комнату. В квартире было темно, только из приоткрытой двери в комнату Чона просачивался яркий свет. Мина охватило сильное желание оказаться в крепких объятиях старшего, которые могли согреть и успокоить, поделиться с ним своими переживаниями, которых накопилось очень много. Он всего несколько раз позволил себе рассказать Хосоку всё, что его тревожило, и пытался убедить себя в том, что если он сделает это ещё раз ничего плохого не случиться. Мин сделал несколько шагов, нерешительно потоптался у двери, занёс руку, чтобы постучаться, но резко передумал и быстро ушёл к себе в комнату. Он пока не готов делиться со старшим своими переживаниями и проблемами. Но он знает ещё один способ выговорится. Он всё подростковые годы вел дневник, с помощью записей можно разобраться в себе, к тому же это занятие всегда успокаивало Мина. Он вспомнил как несколько лет назад мог по много часов выливать свои мысли и чувства на бумагу. Доставая старые дневники, Юнги на секунду затаил дыхание от того, что в этих старых тетрадях годами хранится множество воспоминаний, идей, моментов. Где-то на этих страницах есть строки о ссорах с родителями, одиночестве, проблемах с одноклассниками, там есть и записи счастливого Юнги, который влюбился по уши в замечательного парня из параллельного класса, как он с ним пошёл на первое свидание и как тогда волновался, о первом поцелуе и первом сексе, а где-то дальше о их ссорах, ещё дальше о криках, оскорблениях, унижениях и бесконечной боли.