***
Меня куда-то тянет, а я из последних сил пытаюсь удержаться. Невероятно сильный поток никак не угомонится и все же уносит меня. Яркий свет слепит. Не без усилия открыв глаза, я вижу золотую клетку, над ней прочные красные трубы, что вьются по потолку. Ко мне подходит человек, кладет теплую ладонь на плечи. Агрессия мигом исчезает, становится необычайно спокойно. Темно-зеленые глаза девушки неотрывно смотрят, я тоже стараюсь не отводить взгляда. — Сакура, все хорошо? — спрашивает прекрасная незнакомка. Голос ее мягкий, спокойный. Так и хочется уснуть под его мелодичное пение. — Спойте мне, — неловко улыбаюсь девушке. Глаза ее расширяются. Интересно, что могло ее напугать? — Вы чего-то боитесь? — Совсем ничего, милая, — говорит она, притягивает меня приложить щеку на ее плечо. Она гладит мои волосы, ее касания очень нежные. Я смыкаю глаза от наступившей неги, как вдруг слышу пение. Спать захотелось лишь сильнее. Зеленоглазая девушка пела о вольных птицах, что заточают их в клетки. О бьющиеся о преграды крылья, о несгибаемой воле и о добром мальчике с глазами цвета неба, с характером солнца. Про девчонку с зелеными глазами, похожую на дикую вишню, что дорога ему. Про то, что он пойдет на все ради ее улыбки… После и сны были удивительными: про мальчика, чьи глаза подобны небу, про рыжую лису и двух девушек с глазами оттенка молодой листвы. Солнечный парнишка сквозь слезы смеялся, девчонка — сквозь улыбку лила слезы. Мальчик говорил, что пожертвует всем, убирал нежно-розовые пряди со лба, который потом целовал. Девочка больше не плакала. Она обнимала мальчика с лисой и говорила, какая она счастливая.***
— Как она? — тихо спрашивает Кьюби, клубком сворачиваясь подле клетки. Иннер неутешительно качает головой, гладя розовые локоны девчонки, которая много плакала. — Ничего не помнит, — шепчет она. — Представляешь, просила ей спеть… — Все должно быть настолько плохо? — пытается пошутить Лис, но ответа от девушки и не ждет. — С ней все будет хорошо, слышишь? — Я хочу в это верить, — отвечает она и вновь начинает петь, лишь бы не заставить собственные слезы литься.***
Я, раскрыв глаза, щекой утыкаюсь в мягкую шерсть. Поднимаю взгляд на лежащего рядом Лиса, он неотрывно смотрит на меня. Его черные, будто лишенные зрачков глаза откровенно пугают. Но одновременно с тем он вызывает какой-то интерес, к нему хочется тянуться. — Помнишь меня? — его голос, кажется, вовсе громыхает. Я прикрываю глаза, но от памяти нет никакой отдачи — лишь густая, совершенно беспросветная тьма. Качаю головой в отрицательном жесте, говорить для меня — почему-то трудно. — Я тебе помогу. Станешь слушать старика Кьюби? — Тебя зовут Сакура, но для всех ты — Наруто Узумаки. Запомнила? — А какая моя настоящая фамилия? — среди прочего больше всего меня волновала информация о себе. Хоть самая малая. Лис приподнял черные уголки рта в подобии улыбки и со смехом добавил: «Так, ты — «Узумаки», запомни. Что-то мне подсказывает, что так ты с ней ходить и будешь». — Огромное спасибо Он рассмеялся, по животной привычке тряхнул хвостами. Он такой добрый, почему же я не могу ничего о нем вспомнить? Руки сжимаются в кулаки от душераздирающей тоски. На языке терпким привкусом остается имя. Сакура, значит. Хочется плакать — нет ни капли воспоминаний — но заставлять Лиса переживать совсем нет желания. — А у тебя имя есть? — шмыгая носом, смотрю в черные глаза. Взгляд темных бусин рыжего устремляется вниз. Он не отвечает. На его устах то ли оскал, то ли ухмылка. Он вздыхает и вновь обращает взор на меня. — Я не могу назваться. Знаешь, ты жаждала обратиться ко мне по имени, даже сказала, что это станет для тебя целью, — теперь он точно улыбается, глаза сверкают. Внутри пусто, как в вакууме. Ни одно воспоминание не отзывается от фибр души. Пустошь. — Но не грусти, Сакура. Зови меня Кьюби. Кьюби — значит «Девятихвостый». Что-то пульс участился, а виски сдавливает боль. Дышать стало вмиг трудно, изображение Лиса расплывается рыжим пятном. Я вспомнила первую встречу с ним: клетка возвышается до самого потолка, блики от нее золотом горят на темных стенах, в углах алеют трубы… «Я заслужу у тебя уважение!» — слышится в мыслях. Чуть позже уверенный и звонкий голос мальчика-с-той-же-золотой-копной-волос, совсем как в песне девушки, слышится будто над ухом: «Курама и Иннер тебя от всего защитят. Ты только им верь, Сакура-чан!». Мальчик-совсем-как-солнце убрал розовые пряди с девичьего лба, который легко поцеловал. Но имя синеглазого мальчишки никак не вспоминается, отчего щемит сердце. Стук. Стук. Стук. Кровь, льющаяся по артериям, отдается шумом. В голове рябь и помехи, как при попадании в иллюзию. И что-то мне подсказывает, простым «кай» тут не отделаешься. Сердце барабанит по ребрам, как сумасшедшее, заходится в рваном ритме. В мыслях всплывают день за днем куски памяти, как потерянные кусочки пазла, втискиваясь в общее видение мира. Жизнь не ограничивается подсознанием, Иннер и Кьюби… жаль, голова горит от боли, и я не могу сказать своим помощникам, что все уже в порядке. Вместо этого они переживают из-за того, что я сгибаюсь пополам, носом утыкаясь в пол. Воспоминаниям нет конца: то мои, то принадлежащие Наруто возгораются, будто маленькие свечи, в темноте памяти. Они сплетаются и исчезают вновь. Не уверена, что увижу их вновь. Но могу сказать, что эта боль вполне терпимая. Ведь на левом плече теплая ладонь Иннер, на правом — когтистая лапа Кьюби. С такой поддержкой легче. Боль отступает на периферии мыслей. Нет желания думать только о плохом. Я намеренно дышу глубже, дабы притупить болезненные ощущения. Становится легче, я оборачиваюсь и вижу родные лица. Рядом не хватает лишь Наруто, мальчика-солнце. А пока — розовласую девчонку обнимает такая же девочка с высоким лбом, и сжимает в объятиях рыжая лиса, нет лишь златоглавого парнишки. Как там пела Иннер? «Мальчишка пойдет на все ради ее улыбки? Целовал в лоб?» Но ведь слова, что всплыли в памяти так похожи на сказанные Иннер… они не выдуманы? Жаль, не знаю. — Все в порядке? — своеобразно заботясь, улыбается Лис. — Ну наконец-то, девчонка! Ты заставила нас поволноваться! — Тебя заставишь, — с ухмылкой полушепотом отвечаю Кьюби. Часть сил и энергии канули в пустоту, даже говорить сейчас довольно трудно. Биджу деланно дуется, закатывает глаза, показывая, как к этому относится. Альтер пихает его локтем в рыжий бок. Усмешки расцветают на их лицах. — Как же мне этого не хватало… Спасибо вам. — Мне кажется? — удивленно голосит Иннер, будто ей сказали, что она выглядит старше своего возраста. Стоп, а он у нее вообще есть? Ну, есть или нет, а реакция такая же, какая бы была после подобного заявления. — Она же нас впервые поблагодарила! — подхватывает Лис. Я не сдерживаюсь и смеюсь. Шутники, тоже мне. Заместо излюбленных нами в общении колкостей я прижимаюсь к ним лишь ближе. Теперь они — моя семья. И я их ни на кого не променяю. — Подлатаете меня? Я там лежу мертвой тушкой, а у меня, вроде как, был спарринг. — Скорее, битва на выживание, — бурчит Иннер. Уж кто бы говорил! Сама устроила мне ад на земле. — От нукенина меньшего ждать не приходится, — спокойно утверждает Кьюби и укладывается мордой на сложенные лапы. По выражению его глаз можно понять, что Забудза ему нравится. — Уважаю решительных людишек. За время моего существования мне попадались лишь трусы. — То есть ты сейчас официально признался в том, что Наруто тебе всегда нравился? Я знала, что ты не черствый сухарь, Лис! — улыбаюсь, а биджу только фыркает. — Пойду его обрадую, — как только я это говорю и следую ко входу в коридор с трубами, меня окликает Иннер: — Так ты лечиться не собираешься? — разворачиваюсь обратно под смех и шутки ставших хорошими товарищами соседей по подсознанию. А ведь в первую их встречу все было совсем не так… — Ты прекратишь витать в облаках? — Иду, иду, — совсем забыла, что здесь они не могут влезть в мои мысли. И барьера не надо. Ладони Иннер загораются зеленым свечением, поднесены к голове. Холод пронизывает все тело, принося необычайную легкость. Лис садится в позу лотоса и складывает кулаки у груди. Чувствуется пронизывающая воздух демоническая чакра, дышать становится тяжело. Веки смыкаются от пелены сна.***
Сладкая дымка дремы растворяется от звонкого голоса, как от дуновения ветра исчезают облака. Глас кажется родным и очень знакомым. Но цепи сна так просто не спадают, а у меня нет сил их скинуть. Тяжесть в теле заставляет глотать воздух глубже. Голос продолжает звать. Я раскрываю глаза и вижу девчонку, схожую с дикой вишней. Она напугана, но стоит ей посмотреть мне в глаза, как губы ее очерчиваются улыбкой, а из зеленых глаз все же падают слезинки. — Наруто! — радостно шепчет она. Я опираюсь на ладони и пытаюсь сесть. Взгляд падает на сидящих вдали нукенинов. Хаку обрабатывает раны Забудзы, о чем-то говорит ему. На лице мечника на мгновение исчезают черствость и отчуждение. — Забудза-сан! — кричу я, тем самым привлекая внимание мужчины. — Чего тебе, шкет? — осклабился мужчина. Но я почему-то уверена, что лишь из-за проигрыша. — Вы только не считайте Хаку своим оружием, он готов отдать жизнь ради Вашей, — мужчина улыбается. Выходит не совсем дружелюбно, но все же. — Я уж думал, ты печешься о моем решении, — я затаила дыхание, мечник, как назло, медлил. — У меня нет оснований не верить хорошему бойцу. Мы на твоей стороне. — А как же мнение Хаку? — вовремя напоминает о моей просьбе к Момочи Сакура. — Я буду следовать за Забудзой-саном, — с улыбкой ответил мальчишка, не обделенный красотой. Как же все здорово складывается, я не могу сдержать улыбки. Но моя радость длилась не так уж долго, стоило Сакуре развернуться ко мне лицом, злобное выражение которого предвещало бурю. — Ты куда смотался на ночь глядя, бакаиро?! Мы с Саске все окрестности обыскали, — пока Харуно буйствовала, я быстренько подбежала к Хаку и договорилась о следующей встрече. Стоило напарнице заметить, что я не проявляют внимания к ее словам, как она разозлилась пуще прежнего. — А ну стоять! Но я уже делала ноги, быстрее к гостинице. Иначе мне несдобровать. И почему только стоило увидеть ее такой заведенной, как сердце заныло? Мне нравился буйный нрав Харуно? Неужели поэтому раньше Наруто устраивал розыгрыши? Я даже такой была любима ему? Наверное, стоит сказать, что Узумаки — тот еще придурок, но теперь я на его месте. И мне нравится убегать от Сакуры и слышать вслед угрозы. Силы и скорость меня подвели лишь у дома Тадзуны. На пороге виднелся силуэт, темный, как тень. Рваная прическа будто не аккуратно состриженных черных волос стала опознавательным сигналом. Я помчалась к другу. — Теме! — кричу я, бессмысленно размахивая руками — все равно смотрит не в мою сторону. — Спрячь меня, срочно! Саске обернулся, и взгляд его был похуже, чем у Сакуры. Так напарник смотрел лишь на Какаши и на любого, кто помянет Итачи-сана. Что-то я, кажется, не к тому человеку обращаюсь. Но как только я пытаюсь повернуть назад, чтобы сбежать от Учихи, как позади оказывается Сакура. Пути отсюда нет. — Добе, ты больной. И нас решил идиотами выставить? — наступал брюнет, и я не знаю, как бы раствориться в воздухе, лишь бы он не взирал так испепеляюще. — Подумать только, ты на протяжении всей миссии сбегаешь от нас! — Еще и сам выпросил это задание, — добавляет Сакура. Они что, сговорились добить меня, раз это не выходит у судьбы? Учиха поочередно с Харуно читает лекции, переглядываются, а меня словно прошибает током, когда их взгляды пересекаются. Вновь ревность?! Сердце прожигает огонь ненависти. Было бы разумно отшутиться, но я не могу. А Сакура, будто назло, вторит Саске. — Ты — идиот! — Как у тебя хватило мозгов на это? — Собираешься работать? — А о нас тебе думать вовсе не обязательно, лучше шататься по деревне! Саске-кун прав! Я не обращаю внимание на вполне неприятные слова друзей. Это они так беспокоятся. А вот то, что они накинулись на меня сообща, разжигает неприятные чувства. Кажется, будто Харуно поступает преднамеренно, чтобы поддеть меня. Поэтому лучше сейчас уйти от них и остыть. В шутку показав им язык, я бегу в дом. — Ты куда? — раздраженно кричит Сакура. Я подмигиваю и пальцем подзываю ее подойти. Как только она удаляется от Саске, беспокойства в душе как не бывало. — Что ты задумал? — Неужели забыла, что у нас еще есть дело? — девушка вряд ли хоть что-то поняла, потому что выражение ее лица удивленное. — Сакура-чан, Сакура-чан… — Не томи и прекрати уже издеваться! — потянув меня за щеки, по слогам произнесла она. Я положила ладони поверх ее запястий. Зеленые глаза обращают немного и испуганный взор. Какой же трепетный момент! Будь я в данный момент в собственном теле, уже бы успела влюбиться в Наруто… Что за чертовщина творится? Я не хочу влюбляться в себя! Ведь тело-то у него сейчас мое. Это неправильно. Мысли путаются. И только я было хотела показать Сакуре, какая я уверенная, и что за превосходство одерживаю, как сердцебиение учащается. От девичьих рук исходит тепло. Это ведь неправильно, так почему же столь странные чувства одолевают меня? Будто бы я ступаю против своей природы и готова свалиться в пропасть. Мне страшно. Харуно подбадривающе смотрит на меня, ожидая ответа. Остатки уверенности возродились, и я неловко улыбнулась. — Ты же мне веришь. Тогда идем, — рука у нее теплая. Сакура послушно ступает за мной, когда я ее тяну в дом, не задает ни единого вопроса. И через касание рук вместе с теплом я ощущаю ее уверенность во мне. Убедительная мысль, что она не сомневается во мне, придает сил. Нет никаких сомнений о правильности действий — у меня есть поддержка. Преодолевая единственное препятствие в виде лестницы, мы оказываемся у главной цели — комнаты Инари. Я с хитрецой поглядываю на Сакуру, она вздыхает и улыбается. — Я-то уж вообразила… мог и нормально сказать, что собираешься вправить мозги слюнтяю, — она уже тянется к дверной ручке, а дверь со скрипом открывается, как я, не вовремя заметив это, кладу ладонь поверх ее запястья. Стараясь не выдавать волнения, я быстро выпалила: — Мы собираемся, — и держась за руки, мы вошли внутрь. Надо сказать, волнение брало верх. Сердце билось как сумасшедшее, и я только и жду, когда Сакура по этому поводу пошутит, но она молчит. Мальчик оборачивается, как ошпаренный. Глаза набухли от слез, синяки залегли под глазами. В порыве нахлынувших эмоций, которые и вовсе не мои, даю мальчишке затрещину. — Ты унижаешь поступок своего отца! — Он был идиотом, раз пошел против Гато, — Инари заревел пуще прежнего. Захотелось ударить его по губам. Отчего-то именно сейчас я ощущаю, как мне одиноко без родителей. И его слова бороздят эти раны. — Не смей так говорить, — сипло шепчет Сакура, я вглядываюсь в ее глаза. Они прикрыты: подруга зла. Кулаки сжаты крепко-крепко, до побелевших костяшек пальцев. За какое-то несчастное мгновение она ударяет стену в жалких паре сантиметров от головы мальчика. Штукатурка, побелка, или что там, сыплется на черноволосую макушку. Инари шокировано не отводит взгляда от Харуно. Слезы, будто бусины, сверкают на щеках. — Не смей, слышишь?! Благодаря его поступку ты сейчас живешь и должен проводить дни счастливо, а не наматывать на кулак сопли и обвинять благородного человека в своей трусости, — Сакура шепчет так тихо, что я едва различаю слова. — Не поймешь — и в следующий раз вместо стенки будет твое лицо. Ясно? Инари что-то тихо бормочет и кивает головой. А у Наруто изменились способы добиваться признания. Я не могу сказать, что в лучшую сторону. Сакура отворачивается от мальчика, что поспешно стирает тыльной стороной ладони слезы. Я ухожу следом, бросив последний взгляд на Инари, и я отчего-то спокойна за него. — Мы же хотели поговорить, — одергиваю девчонку за руку, когда она уходит во двор. — Как будто мы не успеем, — улыбается она, выуживая руку из моей ладони. — Прости, но сейчас моя очередь дежурить с Саске. — Но ты ведь знаешь, что теперь это не имеет смысла, Забудза на нашей стороне, — и опять ревность. Как же раздражает. Она вздыхает, кладет ладонь мне на плечо, а ее голос спокойный — не дает злиться. — Ты забыл, что еще есть Гато? — и ведь точно. — Удачи тебе, — улыбаюсь и иду к поляне. Сакура не ответила, и так, наверное, лучше. Вот бы еще беспокойство в душе унять.***
Свет проникает в уделенную нашей команде комнату. Впервые за долгое время просыпаюсь рядом с товарищами, а не, как уже привычно, на сырой траве, или где я еще успела засыпать. Это довольно-таки непривычно: появляется ощущение, будто мы — одна семья. Из-за того, что футоны лежат рядом, Саске и Сакура во время сна обняли меня с обеих сторон. Я бы с удовольствием посмеялась над тем, что ледяной мальчик — вовсе не неприступная крепость, а обычный ребенок, но нет желания. А от тепла, исходящего от Сакуры вперемешку со сладким запахом, и вовсе очень приятно. Я стараюсь их обнять и опять засыпаю. Пока еще есть возможность.***
— Ну что, засранцы, не ждали?! — Сакура точным ударом ноги выбивает дверь, которой только и остается, что разбиться в щепки. Кажется, я говорила, что Наруто изменился? К сожалению, дурость — его неотъемлемая частица. Девчонка ринулась первой, размахивая перед собой огромным таким топором. Попадающиеся ей на пути пешки Гато рассыпались подобно домино — все успевали отхватить свой удар игрушкой Харуно. Цепь, на котором раскачивается оружие, тоже весьма мощная. У меня только один вопрос: у кого она успела топор позаимствовать? Саске, обходясь одним тайдзюцу, добивает тех, кто думал, что сумеет улизнуть от Харуно. А из них выходит неплохая команда, они слаженно бьются спина к спине. И, пожалуй, стоят слишком близко… Шаннаро, они и без моей ревности обойдутся. Уйду от греха подальше. Старательно принюхавшись, я смогла уловить разные запахи. Уследить за кем-то одним — кажется, непосильная задача. Тонкий слух также мало чем помог: крики прислужников резали уши звуком, похожим на скрежет когтей по стеклу. Жутко. Я не могу найти желаемое. Придется обойти всю базу. Дверей оказалось целое множество: вот за первой склад оружия, вторая таила за собой документацию, а третья скрывала заложников. Я остановилась, так как знаю, что им нужна моя помощь. За решетками сидели связанные гражданские. Прутья у клеток были толстые, схожие с той, что у Кьюби. Чувство вины перед Биджу охватило меня настолько сильно, что некоторое время каждый вздох приносил боль. А перед глазами появился лис, подчиненный неволе, глаза его измученные в томлении свободы. Он безнадежно скреб длинными, как лезвия Кусанаги, когтями, не силясь вырваться на волю. Справившись с охватившим меня наваждением, я направляю чакру в руку. Ребром ладони я пробиваю прут за прутом тюрьмы. И каждое ветвление решетки, что опадает на землю, будто солнечными лучами освещает морду Биджу. Вот бы я могла помочь ему… Я смогла добраться до заложников. Кунаем я разрезаю веревки, которые осыпаются на пол. Вскоре все пленные стояли рядом со мной и потирали затекшие конечности. Радости мне было не занимать. — Уходите, пока есть возможность, — возвращаюсь обратно в коридор, а следом за мной семенят жители деревни. — Но, господин, там же люди Гато, — дрожащим голосом произносит пожилая женщина, не силясь признаться, что стоит им сбежать, как они вновь будут пойманы. — О них не беспокойтесь. Мои товарищи освободили путь. — Спасибо, — от испуга шелестит голос маленькой девочки. Я киваю этим людям, а сама отправляюсь дальше. Где же ты, Гато? Коридоры сменяются широким проходом в какую-то затемненную комнату. Прислонившись к стене на максимальное расстояние, я краем глаза слежу за обстановкой внутри. За большим креслом сидит моя цель. Со всех сторон его окружает охрана. Неужели ему успели доложить о подвигах Сакуры? Хотя, наверное, услышал. Я даже сейчас ощущаю дребезжание потолка. А она молодец, так быстро обучилась приемам. Моя девочка. Я, пользуясь замешательством охраны из-за местного землетрясения, создаю четыре клона. Копии нападают на охранников. Мужчины чуть ли не замертво валятся на землю. Поправив челку, что лезет в глаза, сверху-вниз смотрю на мужчину. Жаль, не трясется от страха. Люблю ощущать превосходство. — И к чему этот цирк? — удивительно, насколько спокоен его голос. От интереса я подаюсь вперед, подхватываю стул и сажусь. Мужчина же тянется под стол. За оружием? Он, должно быть, совсем глуп. — Мог сразу поставить цену. На стол он ставит чемодан, содержимое которого раскрывать нет смысла. Подумал, что это ограбление. Забавно. Уже жажду взглянуть, что он предпримет, когда глаза в глаза встретится с остальными гостями. И вовсе не ворами, как он предполагает. — Можешь попытаться оттереть этими бумажками свою совесть. А то она черная, будто покрыта смолью, — бровь приподымается. Собеседник изрядно удивлен. Но тут же на его лице показывается ухмылка. — Очередной борец за справедливость? Был тут уже такой идиот, — он тянется к сигарам и, смотря мне в глаза, затягивается дымом. — Заливал про несусветную чушь. Хорошо, что подох. Я не дожидаюсь прихода остальных, бью Гато по лицу. Мужчина опрокидывается назад, сигара обжигает его губы. Он тотчас старается ее выплюнуть, но перевернутый фитиль обжигает плоть, и по помещению проносится характерный приторный запах. Курево выпадает. Огонь тонкой нитью расползается по ковру. — Он был смелым и боролся за свои идеалы. А почему-то такие люди, отродье, как ты, до сих пор живы. Правда, странно? — тяну его за воротник, хрип срывается с уст. — Чем же тебе не угодили союзники? Своих предаешь? — судя по растерянному выражению его лица, предательств не счесть. — Забудза исполнял твой приказ. — С ним было легче всего, — ухмыляется Гато, так и вызывая мою ненависть, подмывая меня избить его. — План был что надо. И от нукенина бы избавился, и от своры генинов Конохи. — Да что ты? Имей смелость сказать это ему в лицо, — водные клоны, что раньше сливались со стенами, предстали перед испуганным лицом мужчины. — Какой там у тебя план? — Так ты был прав, малец, — ухмыляется Момочи, заключая Гато в водяную тюрьму. Языки пламени разожгли пожар. Но сквозь запах гари отчетливо чувствуется запах товарищей, они покинули базу. — Пусть несет наказание. Если не задохнется в воде, сгорит заживо. Клон остается с Гато, что теряет последние пузырьки кислорода в воде. Момочи и Хаку следуют за мной, огонь по пятам сжигает все зло, натворенное преступником. Махинации в документах сгорят, поддавшись огненному танцу, оружие придет в непригодность, а вот деньги довольный Забудза взял с собой. — Я не должен перед тобой отчитываться, — бросает мечник в ответ на мой осуждающий взгляд. — Я лишь рад, что вы живы, — улыбаюсь товарищам, переступая порог базы. Лица экс-нукеннинов жутко удивленные. — Все документы о преступлениях, совершенных вами, сгорят здесь, их хранил Гато. Вы свободны. Кандалы грехов, что тяжелым грузом следовали за ними, поддались пламени и освободили их. Кроткие улыбки были свидетельством слетевшей с них вины. На улице стоят Саске и Сакура, смотрят на меня с довольными лицами. Рядом те люди. Гнет одного человека омрачал жизни стольких людей. Теперь туман рассеивался, небо показалось разлитой лазурью при свете яркого солнца.***
— Мы назовем этот мост «Наруто»! — провозглашает Тадзуна. — Вот вечно так: работаешь в команде, работаешь, а слава плывет в одни ручонки, — ворчит Сакура. Мрачный вид младшего Учиха мрачнее обычного и, кажется, будто он согласен с Харуно. — Спасибо вам! — кричат жители вслед нашей слегка побитой команде. Мы с Саске помогаем Какаши, который отказался от костылей, и теперь медленно идет. А на душе спокойно. Я знаю, что ненадолго. Но благодаря стараниям седьмой команды Забудза и Хаку живы, Инари проучен три раза — мы с Сакурой постарались, а деревне ничто не угрожает.