Поднимем Же Занавес Наших Страданий

—И снова здравствуй,— Хмыкнула Фриск с доброжелательной улыбкой, не зная, как уже реагировать на такие внезапные переходы из реальности Закулисья в свой собственный мир снов.       Приятно было вновь увидеть эту малышку. Пусть она и со странностями, но зато довольно милая. И очень умненькая для своих лет!       Лёгкая улыбка с лица крошки так и не спадала. —Что же я вспомнила, солнышко?—Наконец ответила на заявление ребёнка героиня. —Ну как же,—Девочка радостно хлопнула в ладоши, пусть и лицо её оставалось всё таким же спокойным—Только что! Ты только что вела себя совсем, как раньше!       Мда, понятнее как-то не стало. —Погоди,—Златоглазка чуть склонила голову набок—Так ты наблюдала за мной?        Малышка изнемождённо вздохнула, укоризненно покачав головой. —Я же говорила,—В янтарных глазах многочисленными огоньками отражались маковые бутоны—Я всегда рядом. Пусть ты и не за-ме-чаешь меня, но я всё вижу. —Хочешь сказать, что это не ты невидимая, а просто я невнимательная?—Спросила девушка, заправив за ухо шелковистый локон, коим как кот с клубком шерстяных ниток, играл ветерок. —Именно.—Кивнул ребёнок со слабой улыбкой, зачем-то обернувшись к фальшивому солнцу, что спряталось за размашистыми ветвями акации—Правда часто бывает совсем рядом. Её совсем не сложно отыскать: нужно лишь за-ме-тить и понять, где ты на-хо-дишь-ся.        Последняя фраза прозвучала особенно отчётливее остальных, заглушаемых шумом листвы. Будто знакомая намеренно акцентировала внимание на ней, имея в виду особый подтекст. Поразительно то, как тихий и нежный голосок твердил, на удивление, вполне взрослые слова. Ветер развевал подол белого платья, пока девочка туманным янтарём своих очей украшала этот донельзя странный мирок. Она будто позабыла о существовании своей собеседницы, ведя с собой одной лишь ей понятный диалог. Рассеянный взор устремился вдаль, зацепившись за какую-то определённую точку. Словно бы что-то она там высматривала. Что-то такое, чего никто кроме неё и не видел.        "Заметить и понять, где ты находишься? М-м-м..."—Тут же зацепившись за предложение, Фриск задумалась—"Очередная загадка? Предупреждение? Совет? Или просто фраза, брошенная без всякого на то смысла? Хм, а может..."        Она принялась оглядываться по сторонам. Всё то же маковое поле, те же кустарники, та же акация. Ничего не изменилось. Или же почти не изменилось?       Фриск аккуратно прошла к девочке. Та же, не обращая на неё никакого внимания, продолжала пустым взглядом высматривать что-то. Как только же девушка приблизилась, она мельком заметила, что малышка едва-едва достаёт ей до пояса. И вблизи её конечности ещё более тоненькие, точно кукольные. Даже для младшеклашки она слишком уж крохотная.       Шатенка взглянула в ту же сторону, куда и собеседница. Ожидаемо, что кроме бескрайнего поля и плывущих по небу облаков-барашек ничего более увидеть не удалось.       "Заметить и понять, заметить и понять..."—Девушка напрягла голову, как вдруг одна единственная мысль вытеснила все остальные. Она и была ответом на этот странный вопрос—"А ведь правда. Где я нахожусь?"       Она закрыла глаза. Что за место в который раз ей приходится посещать? Это сон, но до мурашек реалистичный. Фантастика.       До слуха донёсся свист ветра. Даже кожей чувствуются его холодные прикосновения. Море алых маков, полевых цветов и кустарников под его гнётом шумело в единой какофонии. Почему-то этот пейзаж кажется знакомым. Будто и раньше во снах его приходилось видеть. А одинокое дерево акации? При чём тут оно? Интуиция подсказывала, что разгадка находится совсем близко, да только где конкретно –непонятно. Тем не менее, одно Фриск ясно точно–всё это ей знакомо: и цветы, и акация, и девочка, в конце концов. Надо лишь вспомнить их, но только как?...       Златоглазка открыла глаза и выдохнула, опустив взгляд себе под ноги. Досадно, ибо на ум ничего не приходит.       Как вдруг на глаза попалось нечто, из-за чего в голове Фриск щёлкнуло. В траве лежало что-то белое. Героиня наклонилась и подняла внезапную находку. В руках оказалась крупная гроздь с маленькими белыми цветами. Совсем как веточка сирени, но только белая.       "Белый..."—Тело вздрогнуло от пронзившего насквозь электрического импульса—"Белый цвет истин, белые цветы, акация... Акация... Точно, белая акация !"       И тут Фриск вспомнила. В далёком детстве она видела во дворе это самое красивое дерево. Но ни в чьём дворе она его видела, ни в каком точно возрасте девушка, к сожалению, не помнит. Зато кое-какие обрывки из воспоминаний начали потихоньку складываться в более-менее целостные картинки. Что же там ещё было... Белая акация, а рядом, м-м-м... Кажется, пруд? Вот, точно, маленький прудик! Шатенка однажды упала туда по неосторожности! Но не будем об этом. Тогда, раз всё это находилось во дворе, то и дом там был, правильно? Хм. —Слушай, думаю...—Хотела было сказать девушка, да только лишь подняв голову, замерла на месте.       Именно там, куда глядела малышка, где ветер трепал невысокую траву и облака овцами скакали по небу, стоял дом. А рядом с ним–дерево, чьи грозди белых цветов понуро свисали к земле.       Девочка нежно улыбнулась и повернула голову к героине. —Прос-нёшь-ся, или пойдём домой вместе?—Загадочно спросила она тихим голосом. —Конечно, пойдём,—Согласилась девушка, однако тут же следом добавив, колебаясь—Но в прошлый раз у нас было ограниченное время, разве нет?... —Она разрешила.—Коротко ответила крошка, покачав головой и, не говоря больше ни слова, направилась к дому.        "Мать что-ли?"—Подумала Фриск, следом зашагав за знакомой—"Ибо других вариантов просто нет, об этой личности уже отовсюду известно. Вопрос лишь в том, что она забыла в моём подсознании..."

***

—Могу я задать вопрос?—Подала голос шатенка после недолгого молчания.        Напряжённную обстановку не любит никто, а это значит, что как-то её нужно поправлять. А узнать друг друга получше –это занятие очень даже полезное.       Девочка безразлично кивнула. —Как же всё-таки тебя называть?—Резкий порыв холодного ветра заставил поёжиться. Пусть героиня и была в свитере, джинсовые шорты похвастаться тёплой шерстью не могли.        Малышка снова горько вздохнула. С едва заметной долей обиды она произнесла спокойное: —Мама зовёт меня "цветочком" иногда,—После чего на очаровательном личике проявилась неизвестная эмоция, отдалённо напоминающая ухмылку—Можешь звать меня Робинией, если так хочешь. —Хорошо, Робиния!—По-доброму улыбнулась ей Фриск, приняв эти слова за чистую монету. —Мда, совсем шуток не понимаешь...—Фыркнула собеседница.       Очевидно, что ей бы хотелось, дабы её называли по имени, но разве может Фриск помнить имя той, кого (по своим собственным заверениям) ни разу не встречала?       За этим небольшим разговором они и и дошли до места назначения.        То был обычный двухэтажный дом вырвиглазного красного цвета. В каких-то уголках краска облезла, а где-то она и вовсе покрылась мхом. На серой крыше виднелось несколько пустых птичьих гнёзд, что от старости могли развалиться от любого дуновения ветра. Рядом со строением располагались уже замеченные ранее дерево и прудик. И если с белой акацией всё предельно понятно, то маленькое водное пространство хотелось рассмотреть поближе. А там было, на что смотреть.       Неровно украшенное по краям камнями, совсем малюсенькое искусственное озерцо было подёрнуто мутной зелёной плёночкой. Ни рыбок, ни лягушек тут не водилось. Зато росли невероятно красивые цветы–синие лотосы , чьи бутоны почему-то были закрыты. Фриск доселе никогда не видела таких растений, а потому подошла ближе, дабы взглянуть на эту красоту. Но только лишь она подошла на достаточно близкое расстояние, бутоны раскрылись. К великому удивлению нашей героини, вместо сердцевины в серединке каждого цветка красовалось... По глазу. Настоящему человеческому глазу. Каждый из них, совершенно разных цветов, глядел на девушку, время от времени моргая.        "Жуть какая,"—Фриск передёрнуло от такого зрелища, а потому, когда Роби помахала хрупкой ладошкой на пороге дома, предлагая войти внутрь, девушка без промедления приняла приглашение, не решаясь больше поддерживать зрительный контакт со странными лотосами.        Сквозь гнилой паркет прорастали различные цветы, а старая мебель покрылась слоем пыли. Хотя из мебели в холле были только тумба, шкаф да лестница. —Это твой дом?—Осторожно поинтересовалась героиня, осматриваясь вокруг. —Да,—Как-то грустно вздохнула девочка, явно собираясь ещё что-то добавить, но в итоге передумав.        Дом с виду был абсолютно пустой, исключая, пожалуй, одну маленькую деталь. На расцарапаннной когтями какого-то домашнего животного тумбе стоял маленький самодельный плюшевый мишка, сшитый из множества разноцветных лоскутков.       Фриск подошла и взяла в руки игрушку. Состоящий из самых разных кусочков ткани, плотно набитый изнутри чем-то твёрдым, маленький дружок будто бы изучающе разглядывал шатенку своими большими глазками-пуговками, одна из которых была большой и голубой, а вторая–маленькой и зелёной. Глядя на эту добрую улыбку, застывшую на мордочке косолапого, девушка сама ему тепло улыбнулась. Весь пёстрый, где-то в горошек, а где-то в цветочный орнамент, медвежонок сразу располагал к себе: хотелось забрать его домой и спать с ним в обнимку–настолько он милый и хорошенький. И корявыми буковками на его животике вышита надпись:

"Я бесполезный кусок мяса."

      В ту же самую секунду всё переменилось. Входная дверь дома громко захлопнулась, погрузив помещение в кромешную тьму.       "Спокойно,"—Мысленно успокаивала себя девушка—"Помни, это всего лишь сон, всё в порядке."       Но тут она серьёзно испугалась, когда послышался звук упавшего тела. К счастью, почти сразу же раздался тоненький, знакомый и, как всегда, спокойный голосок. —Я в порядке. Держись. И не закрывай уши, это не поможет.—После этих непонятных слов шёпот ребёнка сразу же затих.       Фриск хотела было спросить, что всё это значит, но ответ пришёл сам собой, когда на неё целой ударной волной вдруг обрушился поток гама такой силы, что она не выдержала и упала на колени.        Этот шум был невыносимее всех остальных, что когда-либо застревали в её голове.       Одно ясно наверняка: если Ад существует, то музыка там играет именно такая. Разрывающий вклочья барабанные перепонки белый шум, крики десятков, нет, тысяч обезумевших от нескончаемых страданий людей, чья агония прослеживается на каждой "ноте" этого кошмарного концерта, лязг тяжёлых цепей, и это–всё вместе. Какая-то неведомая сила придавливала к полу. Тело словно онемело, а давление значительно повысилось.       Всё это в ремя у героини в руках был один лишь тот самый медвежонок, которого она стиснула от нахлынувшей боли. Ткань с треском порвалась, на пол вывалилось что-то тяжёлое и липкое, а в воздухе повис запах гнилой человеческой плоти, из-за чего в носу защипало.       Насколько только позволяли окаменевшие конечности, Фриск по смутным воспоминаниям поползла в сторону входной двери. Но "что-то" не хотело так просто отпускать девушку, из-за чего руки и ноги парализовало полностью, придавив их к полу чем-то, по ощущениям напоминавшем гири, хотя никаких прикосновений посторонними предметами не было и в помине. Голова готова была расплющиться в любой момент. В носу защипало сильнее, а на губы упало несколько солёных капель с металлическим привкусом. Соображать не получалось от слова совершенно. Один лишь страх заполнил лёгкие вместо кислорода, вены вместо крови, всё тело вместо мышц и сухожилий. Полностью парализованная, не в силах хоть как-то обороняться от застигшей врасплох опасности. Прямо сейчас девушка абсолютно беззащитна. Слепо полагая, что во сне ей ничего не может угрожать, она сама загнала себя в ловушку.       Над ухом вдруг раздалось несколько незнакомых голосов. —Останься здесь, тут хорошо!—Твердили они, захлёбываясь то и дело безумным, заливистым смехом—Мать знает, как лучше. Она сделает тебя счастливой        Как ни странно, но эти слова слегка отрезвили златоглазку. Превозмогая силу, что, возможно, оторвёт ей конечности, если она продолжит двигаться, она слабо потянулась рукой дальше, в надежде проползти ещё хоть немного.        "Не дождётесь, твари,"—Уже наполовину неработающим мозгом подумала она—"Я как-то дожила... И дальше тоже... Проживу!"       Откуда-то не возьмись появился тусклый лучик. В сдавленном грудной клеткой сердце зашевелилась надежда: вот оно–спасение!       Фриск попыталась повернуть голову в сторону источника света. С огромнейшим трудом, из последних сил она наклонила голову.       Глаз. Огромный глаз изучающе глядел на страдания девушки. Справа появился ещё один. И ещё. Ещё... Весь периметр помещения заполнили эти мерзкие, огромные глаза. Их чёрные зрачки осматривали каждый миллиметр тела. Часть их белка налита грязной кровью, стекающей на пол жирными, увесистыми кислотными каплями, разъедающими и без того потрёпанный жизнью прогнивший пол.        Какие чувства тогда испытала больная душа? Унижение ли? Быть может, безысходность? Ответ неверный. Отчаяние. Оно подобно холодной воде, это ледяное отчаяние. А по итогу всё на себе тянуло ещё и решительное желание жить.        Шум, крики, паралич, глаза. Невыносимо громкий, взрывающий кровавым фейерверком барабанные перепонки шум, демонические, сводящие с ума крики дикой агонии, холодный, сковывающий смертельным страхом паралич и безжалостно наблюдающие за людскими страданиями любопытные глаза. —Эт-то с-сон... С-сон...—Дрожащими губами шепчет Фриск—...Пр-ро...снут-ться... Мне н-нужно прос-снуться...       А голоса всё требовательнее, всё более истеричнее: —Попроси Мать о помощи, и всё наладится!—Они кричат, не то в безумном экстазе, не то в отчаянном бреду умирающего страдальца—Прекрати свои мучения и прими свою судьбу! Мать любит всех! Всех! ВСЕХ!       Фриск старается не обращать внимания, она лишь пытается доползти до спасительной двери, расположение которой помнит лишь по памяти. —Вс..ё эт-то лож-...жь,—Скрипит сквозь зубы героиня, измученно передвигая почти что мёртвые конечности—Нужн-...но пыта-...ат-ться...       И уже голоса вопят, упиваясь своим сладострастным сумасшествием: —ТОЛЬКО МЫ ЗНАЕМ, ЧТО ДЛЯ ТЕБЯ ХОРОШО. ЗАХЛОПНИ ГРЁБАННУЮ ПАСТЬ, ТЫ, БЕСПОЛЕЗНЫЙ КУСОК МЯСА!—Их тембр голоса постепенно превращается во что-то более человечное, что-то более... Знакомое. То, что затерялось в закоулках памяти так давно—ДЕЛАЙ, КАК ТЕБЕ ГОВОРЯТ, НИЧТОЖЕСТВО!        Рядом послышался тихий писк. Такой знакомый, детский писк, сравнимый только с плачем маленького испуганного мышонка. —Роб-..би, двер..рь.—Шепчет Фриск достаточно громко, чтобы её точно услышали.       И мимо многочисленных хищных взглядов стремглав проносится хрупкая фигурка.       Секунды длятся вечность, они подобны самым бесчеловечным пыткам, самым кровавым опытам и самым сильным ударам смоченного в воде хлыста.        ... Пока наконец свет фальшивой реальности не озаряет комнату, ведомый порывом холодного ветра, приносящего с собой рождение душевной свободы, конец отчаяния и кровавыми нитями скреплённое полотно твёрдой решимости, на коем грязными пятнами постепенно проступают давно утерянные в пучине забвения воспоминания.