”Сущностям не так важно смыкать веки, лишь бы только силы свои восполнить–понятное дело, что и я не исключение. То не значит, что мы не спим от слова совсем–серьёзно, мы ведь не всемогущие или что-то в этом роде. Но, на самом деле, отчасти я даже благодарен Закулисью за эту призрачную возможность ощутить себя человеком хотя бы ненадолго: иногда всё же хочется просто отключиться от всего того грёбанного хаоса, что тебя окружает–и оказаться в забытье, где твоя больная фантазия вырисовывает разные красочные сценки. Звучит, конечно, весьма соблазнительно, но, по правде говоря, я уже и не помню, когда в последний раз мне снились сны.“
Царящая кругом пустота заключила в леденящие кровь и душу холодные объятия, как если бы пришлось с трупом обниматься. Здесь нет ничего, кроме льющихся со всех сторон полотен непроглядной темноты, что ядовитыми змеями облизывают со всех сторон скользкими языками, будто бы играясь пред тем, как вонзить острые клыки тебе в глотку и проглотить целиком, не оставив и кусочка. В этом странном месте, как бы то абсурдно не звучало, даже время не властно: не имеет значения, прошла ли секунда, минута, час или вечность–все эти понятия одинаково ничтожны пред непостижимым, чьё именование даже вслух произносить не имеет смысла. Здесь ничего не имеет смысла. Тёмно-серый мутный мир вокруг вдруг подёрнулся рябью: будто вглядываешься в водную гладь озера, по ту сторону которой есть собственный, никому не ведомый мир. Но постепенно расплывчатое окружение приобретало всё большую чёткость, а туманные очертания проступали во что-то осмысленное: серые пятна на дымчатом фоне, превратившись в изрисованные всевозможными граффити бетонные колонны, выстраивались в незамысловатой, в некотором роде хаотичной последовательности. До слуха донеслась знакомая соната капающей с потолка воды, что тихим гулом отдавалась от стен первого уровня Закулисья. Выстроенный посреди довольно-таки большого сырого помещения, до боли напоминающего подземную автомобильную парковку, скромный аванпост был пусть и маленьким, но по-своему уютным: в одном местечке было постелено пять пропитанных чем-то похожим за машинное масло картонок, сверху укрытых старой прохудившейся тканью–конечно, это чудо инженерной мысли вряд ли можно назвать жалкой пародией на привычные нам спальные мешки, однако даже это было в тысячу раз лучше, чем спать на холодном бетонном полу. Полыхал разведённый костёр, где догорали паллеты и самый разный хлам, найденный по углам сего места, пока вокруг него были расставлены ящики и коробки, которые можно использовать как для хранения провианта–так и для банального желания посидеть да расслабиться, восстанавливая своё психическое здоровье. В импровизированном лагере, казалось, жизнь шла своим чередом, ибо каждая из пяти присутствующих здесь человеческих фигур была занята своим делом: вот сидит на корточках возле костра сосредоточенный беловласый юноша, следящий за тем, дабы герои наши не оказались погружены во тьму, ибо Улыбающиеся не дремлют, скрываясь в обманчивых тенях, только и ожидая момента, когда спасительное пламя хоть на мгновение погаснет... Либо же этому молодому человеку было попросту в радость сидеть возле костра и прикрывать свою лень благим делом–тут уж как кому больше нравится. Рядом туда-сюда бродила девичья фигурка, то и дело нервно постукивающая своими небольшими каблучками, изредка перекладывая из одной руки в другую дорогой пурпурный клатч да поправляющая резинки на смольных хвостиках–судя по виду, ей можно было бы дать лет семнадцать. На одном из ящиков же, сгорбившись, сидел её ровесник, что-то быстро пишущий в своём блокноте, даже и не обращая внимания на то, что он здесь не один находится. Бледный, как поганка, серебристые с лазурью на концах волосы растрёпаны, а очи скрывают толстенные линзы очков–хоть убейте, но до сих пор было решительно непонятно, как это социопатичное и до ужаса пугливое создание впринципе выжило до сего момента. В сторонке от разношёрстной компании стоял молодой мужчина, задумчивым взором мандариновых очей сверлящий темноту. Можно было предположить, что он рассуждает о чём-то сокральном, да токмо едва взглянув на то, как ладонью он аккуратно прикрывает едва теплящийся в его руках огонёк, становится понятно, что он попросту отошёл на перекур... И, возможно, действительно параллельно с этим погрузился в раздумья о вечном. Алые глаза сузились, наблюдая за тем, как языки пламени плясали в полутьме лопнувших потолочных светильников подобно змеям, заворожённым таинственной игрой манящей флейты. —Я не собираюсь спать на какой-то грязной разложенной коробке! Долго нам ещё в этой дыре сидеть?—С лёгкой капризностью ребёнка голос девушки звонким эхом отдался от бетонных стен, вынудив Чару с шутливой обречённостью закатить глаза. Ох уж эти неженки. —Смотря, как дела пойдут,—Спокойно ответил Санс, закидывая в костёр очередную щепку от деревянной палеты—А чего так-то, мелкая? Ну подумаешь, что нормальных кроватей нет–всяко лучше, чем бетон. Да и крыс тут нет, насекомых–тоже. Или боишься, что на юбочку грязь попадёт? Горестно причитавшая барышня оскорблённо фыркнула и, сложив руки на груди, отвернулась. —Грубиян! Конечно же нет! Просто...—Её пурпурные очи заволокла подоплёка беспокойства, когда взор фиалкового тумана, вопреки капризным словам, удивительно серьёзно всмотрелся в темноту–и тотчас вдруг метнулся обратно на свои изящные ладони, будто обжёгся того, что скрывалось за пределами света спасительного костра—Просто не хочется тут оставаться слишком надолго, вот и всё! Вместо какого-либо ответа беловласый парень только хмыкнул, не отводя внимательного взора от пламени, когда его собеседница, смахнув прядь вороных волос с лица, деловито уселась на одну из коробок, заставив спокойно что-то пишущего в своём блокноте чуть поодаль парнишу вздрогнуть от неожиданности. В это же время саркастично изогнувший бровь Чара, деловито сложив руки на груди, опирался на одну из колонн и нетерпеливо поглядывал с одного своего невольного товарища на другого. С этой довольно-таки странной командой он путешествовал по Закулисью уже пару месяцев от силы, и не сказать, что он действительно считал их своими друзьями–скорее товарищами или партнёрами по общему делу. Оно и понятно, ведь трое из четверых его изрядно раздражали: с Тараканом они друг друга изначально невзлюбили, у Вдовы характер отвратный, что хоть вешайся, а Мышонок–безвольная трусливая тряпка, дрожащая осиновым листом, даже если с ним банально заговорить. А вот Фитиль–тот самый, что на перекур отошёл–оказался вполне себе приятным в общении собеседником и отличным напарником, чьи лидерские качества, безусловно, вызывали уважение. К тому же, именно этот парниша предложил Чаре вступить в их своеобразный маленький альянс, потому стоит сказать ему спасибо банально за то, что тот не сошёл с ума от одиночества. Русоволосый вдохнул полной грудью влажный воздух помещения и расслаблено потянулся. Есть в этом что-то уютное: когда ты ощущаешь уплотнение мрака подушечками пальцев, когда кожу невольно пробирает маленькими электрическими разрядами от малейшего соприкосновения с холодным бетоном, а лёгкие наполняет мокрый, как после грибного дождя, воздух, в коем отчётливо прослеживаются нотки не то бензина, не то плесени. Впопыхах разведённый костёр, согревающий не только тело, но и сердце отчасти; подобное мотору внедорожника сердце, ускоряющееся каждый раз, стоит только заслышать посторонний шорох; ну и, конечно, какая-никакая компания, с которой в путешествии скучно явно не будет–звучит весьма интересно, как если бы Чара был героем приключенческого фильма, динамичной видеоигры или остросюжетной книги, где ни на мгновение нельзя расслабиться, ибо опасность может поджидать на каждом углу. Запредельный драйв, граничащий с безумием экстрим и постоянная борьба за своё существование–кто угодно посчитал бы это не стоящей риска жуткой авантюрой, отдав предпочтение спокойной и размеренной жизни. Кто угодно, но не Чара, что рьянее всех рвётся в бой с очередной сущностью, довольно ухмыляясь при виде чужой крови на своих разодранных костяшках.В конце концов, именно этого ему так сильно не хватало.
—Привал это, конечно, очень хорошо, но задерживаться нам здесь правда не стоит,—Вырвал из мыслей приятный мужской голос парня, что умудрился быстро закончить свою процедуру и теперь стоял перед импровизированным лагерем—Отоспимся–а потом снова в путь. Девушка недовольно надула пухлые губки, подперев симпатичное личико изящными кулачками–кажется, идея спать в таких нечеловеческих условиях нашей изнеженной красавице всё ещё не очень-то и по душе. Таракан покачал головой и цокнул с какой-то обречённой улыбкой, граничащей между "Логично, чувак, что надолго мы тут не останемся " и "Вот чёрт, а так хотелось подольше понежиться на этой прекрасной картонке комфорт-класса". Только беловласый юноша, оторвавшийся-таки от своего блокнота, робко взглянул на Фитиля из под толстых окуляров. —А м-может, нам с-стоило бы остаться з-здесь хотя бы на п-пару дней...?—Его дрожащий тоненький голосок отозвался от стен звоном горного ручья—Тут в-вполне безопасно, т-так что... —Ага, коне~ечно, отличная идея,—Пропел до сего времени молчавший Чара, хитро сощурившись—Обживёмся тут–глядишь, даже постоянный лагерь отгрохаем... —В-вот, даже Чара с-согла...— —... Да и останемся насовсем,—Оборвал мышонка на полуслове парень—А что толку-то, если так и будем бояться лишний шажок сделать? Без понятия, как вы, но я тут жить желанием не горю–тем более, мы не знаем, что за дрянь тут может обитать. А ещё, кстати, такого тихоню как ты могут запросто превратить в такую же безмозглую сущность, если хоть на минутку от стаи отобьёшься–а там и поминай, как звали. Но, если тебе так хочется, то можешь оставаться–у нас свободная страна, право голоса, все дела. Аралия вздрогнул и боязливо съёжился, по-видимому, представляя эту не слишком-то приятную картину. —Превратить в сущность? Ну и загнул ты, конечно,—Подал голос Санс, поднимаясь и отряхиваясь—Звучит как-то слишком фантастично. Мы же не в "Чужом", так с чего это такие красноречивые выводы? —С того, что мы не можем знать наверняка, достаточно тут безопасно–или нет!—Неожиданно поддержала позицию героя брюнетка—А дома нас наверняка ищут, так что чем раньше мы отправимся искать выход–тем, соответственно, раньше мы его найдём. Если он вообще здесь есть... —Эй-эй-эй, что за пессимизм, женщина?—С напускной ошарашенностью проговорил Чара, усмехнувшись—Последняя фраза испортила весь твой поток дельных мыслей. Рано или поздно, но мы обязательно найдём выход! Утверждение утонуло в треске костра–никто из присутствующих почему-то не спешил соглашаться: Таракан как-то угрюмо опустил глаза в пол, Аралия замялся, а Вдова прикусила губу. Только лишь слушавший весь этот диалог молодой мужчина с короткими волосами цвета спелого томата, сливающимися с игравшими друг с другом языками пламени, поправил тонкую оправу изящных очков и кашлянул.М-да уж, то ещё сборище пессимистов–не иначе.
—И чего это мы сразу такие кислые мины нацепили? Фитиль, ты же тут дольше всех,—Тут же обратился к нему парень—Скажи им, что выход существует, а то я себя умалишённым чувствую... Или я ошибаюсь, и таблеточки для работы мозга по возвращении купить всё же придётся? —Не уверен, что смогу корректно ответить на этот вопрос,—Вздохнул тот—Проблема в том, что информации слишком мало. Можно лишь догадываться о том, что выход существует–у нас попросту нет тех, кто мог бы это подтвердить. —Да что за бред, конечно же он существует!—Горячо воскликнул Чара—Если есть вход–значит, есть и выход. Это же очевидно, вашу ж дивизию! —Не поспоришь,—Согласился Санс—Логики тебе не занимать, капитан Очевидность. А вообще, оптимизм–это круто. Не думал податься в коучинг? —Ага, не хватало мне ещё советов по бизнесу от недо-комика,—Фыркнул русоволосый, скрестив руки на груди—Спасибо, обойдусь. —А я всего-то хотел пустить твоё красноречие в нужное русло,—Пожал плечами молодой мужчина—Хотя, с твоим смазливым личиком особо и работать не надо–некоторым извращенцам и психам без чувства вкуса очень даже нравятся такие очаровашки. —Завались.—Парировал алоглазый, сощурившись—Меня, по крайней мере, хоть кто-то посчитает симпатичным, чего не сказать о твоей красоте, которую оценят разве что тараканы–и то, потому что сородичей нужно морально поддерживать. Фитиль только страдальчески вздохнул, в то время как Мышонок и Вдова увлечённо наблюдали за этой словесной перепалкой. И каскад взаимных оскорблений продолжался бы ещё очень и очень долго, если бы последняя не выдержала и не вскочила с многозначительным "кхе-кхем". —Ой, всё!—Обратила она на себя внимание всех присутствующих, деловито положив ладонь на пышную грудь—Давайте-ка разрядим эту обстановку, пока вы тут друг друга не поубивали. —Ого, умные мысли иногда всё же тебя посещают. Удивительно, чего только в мире не встретится.—Проговорил Чара с издевательской ухмылочкой—Ну давай, Вдова, вещай. Этих слов ему явно говорить не стоило, ибо в следующую секунду парня ударили по голове маленькой сумочкой цвета тёмной фуксии–несильно, но так, чтобы в следующий раз подумал, прежде чем ещё раз задевать ранимую и чувственную натуру юной барышни. —Ай.—Под тихие смешки Санса русоволосый потёр ушибленное место—За что, стесняюсь спросить? —За всё хорошее!—Сердито сверкнула фиалковыми глазками девушка, метнув недовольный взгляд и к сидящему возле костра второму заводиле—А тебе сейчас тоже достанется, если не прекратишь так себя вести! Беловласый изобразил шутливый испуг и поднял ладони в примирительном жесте. —Молчу-молчу. —Вот то-то же.—Фыркнула брюнетка и опустила своё оружие массового поражения. Удивительно, как в этой юной девице гармонично сочетались высокомерие, красота и парадоксальное очарование. Несмотря на свой скверный нрав, её нельзя было назвать плохим или грубым человеком–наоборот, она всегда старалась выглядеть и вести себя, как леди, пусть это и не всегда получалось: никогда не бранилась, держала осанку и даже красила пухлые губки любимым блеском в перерывах между постоянной беготнёй по грязным помещениям, кишащим самыми разными сущностями. Белая блузка с рукавами-фонариками, бордовая юбка и красная ленточка на груди, завязанная в бантик–создавалось ощущение, что для полного образа благородной дамы из восемнадцатого века ей не хватало только шляпки и зонтика. —И к слову,—Даже нахмуренные бровки вызывали скорее умиление, чем вину или испуг—Перестань меня так называть–я никакая не Вдова! У меня, к твоему сведению, имя есть! —Оу, правда?—Наигранно удивился Чара и задумался—Как же оно звучало, совершенно из головы вылетело... Хм-м... Не~а, не припомню. Хотя нет, подожди!... Кексик? Где-то на заднем плане изо всех сил сдерживал истерический смех Санс, Аралия прикрыл лицо блокнотом, всем своим видом иллюстрируя фразу "ой, что сейчас будет...", а Фитиль не смог совладать с лёгкой улыбкой, осветившей его лицо подобно солнечным лучам, отчего на щеках появились характерные ямочки. Да только нашему герою было далеко не до смеха, ибо сощурившаяся брюнетка уже готовилась ударить грубияна во второй раз, сжав в руках пурпурный клатч. —Эй-эй-эй, спокойно-спокойно, чего ты сразу на тяжёлую артиллерию переходишь?—На всякий случай парень сделал шаг назад, несмотря на то, что собеседница была ниже его на полголовы и угрозы, как таковой, не представляла—Уж извини, у меня отвратительная память на имена, Капкейк. —Ой всё!—Кукольное личико порозовело: не то от злости, не то от прозвища—Называй, как хочешь–мне это совершенно безразлично, потому что я выше всего этого. И вообще, ты меня с мысли сбил! Чара закатил глаза и вновь облокотился о бетонную колонну. Ощущение холодной твёрдой поверхности, что чувствовалась даже через зелёный жилет с тканью чёрной рубашки, вбило в голову мысль о том, что на некоторое время он почему-то забыл, что они находятся в Закулисье: да и атмосфера вокруг стала какой-то... Живой, что ли? Довольно тяжёлое для описания чувство, поэтому парень поёжился с непривычки. —Мы тебя очень внимательно слушаем.—С всё той же улыбкой проговорил Фитиль, когда синеглазый-таки угомонил приступ рвущегося наружу смеха, а Аралия с облегчённым выдохом убрал блокнот от лица. —Наконец-то,—Довольно кивнула Вдова и прокашлялась—Итак, мальчики, я предлагаю порассказывать страшные истории у костра! —Как внезапно,—Не сдержавшийся Чара тут же хмыкнул, саркастично изогнув бровь—Может, ещё и шпашки с зефиром раздобудешь? —Я серьёзно вообще-то,—Фыркнула брюнетка—Тут и атмосфера подходящая, заодно и сплочимся. Правильно же? —Отличная идея,—Кивнул обладатель мандариновых очей и обвёл всех присутствующих проницательным взором—Нам всем не помешало бы сдружиться. —Эх, посиделки у костра,—Лениво потянулся Санс—Навевает воспоминания о детстве. А я, кстати, скаутом был. Никому не интересно? Ну ладно. Даже Аралия, неловко скрестив пальцы, повернулся к костру, когда Чаре ничего не оставалось, кроме как сесть между ним и Фитилём.Он не испытывал особого воодушевления, однако... Кто знает? С ними не так уныло, да и почему-то теперь они кажутся не такими уж и скверными ребятами, так что вдруг у них действительно получится стать друзьями?
Но тут всё поплыло, подёрнувшись рябью, и пропало в одно считанное, стремительно ускользающее мгновение, когда всё вновь обратилось уже знакомой темнотой. Чара не сразу понял, что всё это время со стороны наблюдал за воспоминанием из прошлого подобно зрителю давно забытого спектакля. —Психоделический сон? Вау, это что-то новенькое.—Он взглянул на свои руки и огляделся, пытаясь понять, в какое такое забытье впал его больной рассудок—Да что-то предчувствие у меня больно нехорошее. Вокруг сгустилась тьма до такой степени, что, казалось, её можно было потрогать, стоило лишь вытянуть руку. Пустота–давящая и бесконечная–заполнила собою каждый сантиметр странного помещения, если, конечно, это место можно было назвать помещением, ибо потолок терялся в беспробудном мраке, а пол, покрытый до жути знакомой вязкой смольной жидкостью слегка подрагивал: либо же это просто у героя нашего в глазах двоилось. Снов он действительно не видел последние лет десять. Однако же, те странные ощущения, которые являлись ему последний год, стоило лишь на мгновение остаться в тишине, можно было вполне назвать кошмаром наяву–да только даже их нельзя было считать за сновидения. Странное чувство сдавило грудную клетку, заставив схватиться за сердце. Отчего-то в ушах послышался погребальный колокольный звон, вынудивший скривиться. Зрение обманывало, ибо мрачный карнавал всех оттенков чёрного дыма маячил пред глазами, стремясь запудрить и сломать–схлопнуть, как маленькую ничтожную игрушку, оставив вместо тебя никому не нужный кусок изуродованного пластика.”Мало мне с катушек наяву слетать–теперь и в собственной голове расслабиться нельзя? Право, это начинает меня раздражать.“
А тьма вокруг сгущалась всё сильнее, материализовываясь в странном пространстве, изменяясь, приобретая формы и очертания смутно знакомых силуэтов, кружащихся вокруг парня в вихре смольного дыма кошмарного сновидения. Один из них дёрнулся, будто бы сложив руки в карманы, когда тёмная фигура неспеша зашагала навстречу нашему герою. Ураган тьмы взъерошил короткие волосы цвета свежевыпавшего снега, что напомнили прошлую личину таракана–тогда ещё добродушного, ленивого и шутливого Санса. —Если ты думаешь, что твоя непокорность выглядит очаровательно или что-то типа того, то спешу огорчить,—Подобные хрусталикам чистого льда, голубые глаза опасно сузились—Это реально тупо, чувак. Сущность определённо не понимала, что всё это значит, однако мысль на краешке сознания позволила понять, что настало время очередных больных видений. —Какая жалость: забыли спросить плод моего распалённого рассудка,—Фыркнул Чара, сложив руки на груди—Попрошу свалить в туман из моей головы, будь так любезен. —Думаешь, я бы при первой возможности отсюда не ушёл? Хренового ты обо мнения, малой,—Глухо рассмеялся Санс—Ты ведь сам меня не отпускаешь. —Что? —В конце концов, именно из-за тебя...—И вдруг его лицо начало плыть и искажаться. Кожа слезала, нет, даже плавилась под давлением чего-то необъяснимого, обнажая окровавленную челюсть. Повеяло мертвечиной, когда показались выступающие сквозь не то костюм, не то жёлтую кожу изуродованные внутренности, а материализовавшаяся на лице жёлтая маска, обрамляющая грязный череп со свисающей с него плотью, ударила разрядом электрического тока куда-то в сердце, пока смотрящие с ненавистью из прорезей белые глаза прожигали парня насквозь—...Ɽ ₵₮₳л ₮₳₭₦м. Чара сглотнул, когда бывший товарищ вдруг буквально расплавился и плюхнулся на смолянистый пол неизвестной жёлтой слизью, едва не касающейся подошвы сапог: благо, что герой наш успел вовремя отпрыгнуть в сторону. Но в этот же самый момент ещё одна тень оказалась сзади, опалив ухо мертвецки холодным дыханием. —Почему...—Щебетал её звонкий, полный неимоверно душещипательной печали голос—Почему ты так с нами поступил?! Чара тотчас отпрянул. Хорошенькая девушка с миловидными чёрными хвостиками смотрела на него полными боли, отчаяния и даже ярости фиалковыми глазами, что пронзали насквозь тончайшими лезвиями паутины. —Ты не хотел гнить в одиночку,—На её лице проскользнула толика злобы и непонимания—Неужели из-за этого ты сделал меня такой...? —Я не...—Договорить сущность не успела, ибо собеседница пронзительно закричала, отчего в голове зазвенело. Вдова растворилась в тайфуне теней, слившись с вызким дымом отчаяния и боли, что ударили со всех сторон, намереваясь пригвоздить к липкому полу. Но русоволосый держался, про себя то и дело повторяя, что это всего лишь сон. Ему даже не позволили отдышаться, когда ещё один силуэт, сгорбившись, вышел из тени до презрения жалкой щуплой фигуркой. Чара с готовностью сделал шаг назад, стоило лишь воспоминанию остановиться пред давним товарищем. Из под густой длинной чёлки показались бриллиантовые глаза, сокрытые прежде толстыми линзами очков. —М-мне н-невдомёк, о-отчего ты с-считаешь меня т-тряпьём,—Он резко выпрямился–и тотчас его бледная рука сорвала окуляры с лица, обнажив пугающе доброжелательную улыбку—Да токмо ныне это и неважно. Взгляни же на меня, на них, на себя–и ты поймёшь, что именно твоя сущность это с нами сотворила, мой дорогой друг. И в это же мгновение Аралия... Рассыпался, подобно старой стеклянной статуэтке, не дав опомниться и в полной мере понять, что только что произошло.”Полагаю, остался только...“
Последняя фигура, не пойми откуда появившаяся, положила Чаре руку на плечо, от чего он вздрогнул.”А ведь я искренне надеялся, что больше не вспомню об этом. Блядь...”
Тень приобрела знакомые черты, что ныне отливали холодом: мандариновые глаза без былого тёплого блеска, потускневшие красные волосы и оправа изящных очков, показавшаяся бесполезным куском ржавой проволоки. —Я ведь говорил, что ты можешь довериться нам,—В этом голосе слышалась скорбная печаль—Что мы твои друзья, Чара. Тот отшатнулся, как будто его ударило током. Словно в сердце запустили мощный разряд электричества, отчего можно было бы сразу замертво упасть. Но Чара стоял. Стоял каменным изваянием, не в силах даже пошевелиться. —Но ты, кажется, совсем не считаешь меня своим другом...—Горькая ухмылка исказила лицо Фитиля—...А иначе ты не сделал бы это со мной. И его тоже поглотил дым. Едкий, мерзкий дым, что проникал в лёгкие и вызывал приступ безудержного кашля. Русоволосого будто окатило ведром ледяной воды, мурашки беспокойно бегали туда-сюда, а звон в ушах и удушение настолько сжали тело, что парень попросту не выдержал и упал на колени. —Оставьте меня в покое...—Зрачки то сужались, то расширялись, а руки подрагивали, пока их обволакивала вязкая смольная жидкость—Заткнитесь... Вихрь закружил голоса, окутывающие со всех сторон плотной завесой густого тёмного тумана, пока мрак забирался под кожу. —Мерзкий предатель...—Процедил где-то над ухом басистый голос Санса—... На моём месте должен был быть ты. —Грязный убийца...—Всхлипнула Вдова совсем рядом—... Было бы лучше, если бы ты умер! —Ничтожный лжец...—Сладко прошелестел Аралия—... Ещё и меня смеешь обзывать помойной крысой? —Трусливое, отвратительное чудовище...—Отрезал Фитиль горестно—... Ты никогда не должен был рождаться. Чара сжался калачиком, пока ураган вокруг набирал обороты, становясь всё громче и настойчивее с каждой секундой. —Заткнитесь...—Его слабый хриплый голос утонул в какофонии царящего вокруг ужаса. —Чудовище.—Смешались воедино голоса—Грязное чудовище, достойное лишь гнить и разлагаться в собственном безумии. Тошнота подкатывала к горлу невыносимо отвратным ощущением исцарапывания гортани когтями голодных кошек, чья идущая изо рта пена лишь бурлила и шипела, едва попав на израненное подобие изуродованного мяса. Череп трескался подобно скорлупе грецкого ореха под прессом. Ещё бы чуть-чуть–и клапаны с трудом работающего сердца с треском разорвались бы. Голова раскалывалась от шума и душераздирающего звона. Этот кошмар поистине разрывал на части, жестоко истязал кровоточащую душу, обращая ту преклониться пред сумасшествием, отдаться ему целиком и полностью.Если бы только эти молящие о его смерти голоса узнали, что герой и сам был бы не прочь свести счёты с жизнью.
—Прекрати бегать от самого себя...—Они шипели ядовитыми змеями, обвивая ледяными хвостами с головы до пят—Ничего не стоит риска... Ничего не стоит риска... Он пытался абстрагироваться от всего этого, но даже спасительная мысль о том, что всё происходящее–всего лишь сон, напрочь была выбита из его головы липкими щупальцами ужаса, страха, безысходности и... Чистого безумия, что скручивало конечности и рвало связки, что опустошало разум, вновь и вновь, как заученную мантру, повторяя одни и те же слова: —Жалкое ничтожное чудовище...—Они потешались, наслаждались своей властью над сходящим с ума рассудком—Прими то, что смысл твоего существования–это убийства. Каждый встречный–лишь еда. Возвращайся туда, где тебе самое место. И другие ворохи закружились вихрем, эхом отдаваясь в звенящей голове: —Чудовище,—Они подхватывали и разносили дальше—Прекрати сопротивляться и прими это, мерзкое, уродливое, кровожадное, отвратительное... Чара зажмурился и сжал испачканные в жидкой смоле ладони в кулаки. Он чувствовал то, как слабость и бессилие наполняют его вены с ползующими в них ленточными червями. Он ощущал то, как с каждой секундой мысли заглушаются треском собственных костей. Кожу прожигала обволакивающая смолянистая масса, и больному мозгу явилось озарение: именно в этой субстанции можно найти спасение. Утопиться в ней, слиться воедино–лишь бы только больше не слышать эти голоса. МонстрОшибка
Ничтожество
Трус
Чудовище. Эти голоса повторяли свою жестокую молитву вновь и вновь, когтями царапая мозг, истлевшее сердце, вырывая глазные яблоки и выпуская внутренние органы, от которых уже осталась лишь труха. Он начинал сомневаться в том, что вообще затеял всё это глупое приключение. Он осознал, что всё это было ошибкой–затянувшейся игрой, которая зашла слишком далеко. Он понял то, что с самого начала нужно было умертвить эту упрямую маленькую овечку. Лёгкие заполняет смолянистая жидкость, и Чара чувствует, как тонет, уже даже не пытаясь зацепиться за воздух в тщетной попытке спастись.Маленькая решительная овечка... Как её звали? Это более не важно. Уже ничего не важно, ведь ничего более не стоит риска...
И всё же под завесой чёрного дыма он протягивает руку вперёд, ведомый каким-то странным потаённым порывом. Кончиками пальцев чувствуется совсем слабое, умирающее тепло...”Как же её звали...? Не могу вспомнить...“
Эта крошечная частичка тепла на фоне мертвецкого холода показалась чем-то извне. Чем-то, что не сотворено тьмой всепоглощающей пустоты. Что-то... Живое.”Овечка... Как же...“
Что-то...Светлое. Как пролетевшее перед взором воспоминание, легонько ударившее под дых.”Я помню.... Точно помню, ты ведь...”
Что-то... Тёплое. Как и чувство, что вдруг обожгло сердце резко рухнувшим цунами воспоминаний. Как лучезарная улыбка, что яркой звездой вспыхивает на смуглом лице.”Фриск...“
И тут, среди всех прочих злых голосов, раздаётся нежный перезвон горного ручья:"... Ты уж точно никакое не чудовище..."
Глаза широко распахиваются, когда кроха теплоты стала ощущаться сильнее, а сквозь пальцы проступил слабенький свет.”Фриск!
В голове будто щёлкнули выключателем, когда умирающий мозг внезапно заработал. Ураган голосов и теней вокруг лишь сгустился и сузился, напористее выкрикивая мерзкой множественной какофонией: —Монстр!—Они вопили с ядовитой ненавистью—Прекрати сопротивляться и прими свою сущность, мерзкий падальщик...! Но отчего-то эти слова не возымели на Чару никакого эффекта: он лишь немигающе смотрел на то, как слабый свет прорывается сквозь клубчатый дым пустого и всепоглощающего безумия."Я говорила это раньше, но скажу ещё раз–ты не чудовище, и я тебя не ненавижу."
Её голос–такой тихий и успокаивающий–был едва различим в криках отвращения и злобы, однако даже так парень смог его услышать, смог уловить, смог... Почувствовать. Почувствовать то, как тепло постепенно отогревало заледеневшие подушечки пальцев. Вихрь взревел раненым зверем, калейдоскоп безумия и погребального ужаса отозвался в крике самых разных людей, слившихся воедино в той самой смолянистой субстанции. —Почему ты просто не можешь принять то, что ты грёбанное чудовище?!—Эти истерические слова сочились гноем разложившейся психики—𝐇𝐮Ч𝐓𝐨Ж𝐄𝐂𝐓𝐁𝐎. 𝐘БЛЮД𝐎𝐊. 𝐘Б𝐮ЙЦ𝐀. 𝐁𝐂𝐄Г𝐎 Л𝐮Ш𝐛 𝐇𝐮𝐊ЧЁ𝐌𝐇ЫЙ Г𝐏𝐑З𝐇ЫЙ 𝐌𝐎𝐇𝐂𝐓𝐏."Нет, Чара, ты человек."
Чувство, поселившееся в сердце, принялось постепенно отогревать заледеневшие мертвецким холодом конечности. Чара хотел слушать её нежный голос. Хотел со странным придыханием ловить каждое слово, каждую паузу и малейший вздох, срывающийся с её уст. Хотел ощущать тепло её дыхания, что, прямо как и свет в ладони, возвращал его рассудок, исцелял отравленную душу одним своим существованием."Да, я многого о тебе не знаю, но я правда хочу узнать о тебе больше!"
Её чудесная улыбка, что отзывается в груди приятным уколом. Её неверояные глаза, аналога которым во всём мире отыскать не удастся: они прекрасны что тогда, когда яркий солнечный свет, подобно тягучему цветочному мёду притягивает к себе расплавленным золотом; что и тогда, когда лимонный сок пугающего безразличия оттеняет радужку пустым сиянием без единого блика. Её мягкие прикосновения, её голос, её звонкий смех, заливистый плач, жесты, мимика, интонации, доброта, храбрость, решимость–как, чёрт возьми, она может быть такой? Такой очаровательной, забавной, неземной, прекрасной... Почему раньше он не замечал то, насколько драгоценен его лучик...? Чара не обращает ни малейшего внимания на ураган вопящих голосов: сейчас для него существовал лишь один."Послушай, у нас с тобой бывают разлады и ссоры, но даже несмотря на это я бы тебя не возненавидела, потому что ты мне действительно дорог."
Свет в ладони стал настолько ярким, что слепил в глаза тысячей лучей чистейшего солнечного света. Тьма вокруг рассеивалась, а смолянистая субстанция, как живые слизни, будто бы в страхе отцеплялась от конечностей и боязливо отползала в стороны. Тепло окутало всё тело пушистым одеялом, поглаживая и лаская омертвевшую кожу. Прищурившись, Чара сумел разглядеть в своих ладонях... Звёздочку. Маленькую звёздочку–такую хрупкую на вид, но такую яркую.Нет... Невозможно!
"... Ты очень важный для меня человек!"
Крохотная искорка вспыхнула сверхновой, поглотив всё вокруг–и кружащий душащей дымкой вихрь разразился болезненным воплем ужаса и ни с чем не сравнимого страха, когда золотистый свет пронзил его тысячей заточенных копий. С тем же нежное, до одури приятное чувство разлилось по телу, одарив его невероятной лёгкостью. Исчезла вся невыносимая боль–и на место её пришло долгожданное успокоение. Сшибащий с ног ветер разрываемого на части урагана ненависти взъерошил рыжевато-русые волосы. Наконец, всё стихло–и ядовитые голоса, и тёплые слова, и завывание безумного тайфуна. Столь ласковая для слуха тишина, что Чара невольно ухмыльнулся и с небольшим трудом поднялся на ноги–не потому, что тяжело, а всего-то из-за странной непривычки. Подобие пола более не было покрыто вязкой смолянистой субстанцией, да и окружающая пустота ныне казалась не ледяным склепом, а спокойной затерянной гробницей. Чара пару секунд пытался сфокусировать уставший алый взор на своих бледных пальцах, после чего вздохнул. Всё закончилось...Будто бы это ч𝐓𝐨-ч𝐓𝐨 пыталось выдавать себя за Чару. Всеми силами пыталось имитировать человека.
Эти двое молчали: один–со своей фальшивой ухмылкой на лице, другой же–с пристальным прищуром. —Ну здравствуй, Чара,—Наконец нарушил тишину двойник—Давненько мы с тобой не виделись, неправда ли? —Если учитывать тот факт, что я даже не помню, когда в последний раз тебя видел–то да, весьма давно,—Фыркнул Чара, сложив руки на груди—Я так полагаю, это ты в ответе за всю ту херню, что здесь только что произошла? Создание рассмеялось–да настолько неестественно, что парня передёрнуло. —Не за всё, конечно, но, по сути своей, твои суждения вполне верны.—Утвердительно кивнуло оно—Что же, раз ты всё понял, то тогда мне не придётся тратить время на объяснения. Позволь же мне тебе напомнить о том... После чего пустоглазый двойник резко схватил русоволосого за горло. В совокупности с мёртвой хваткой его доброжелательная улыбочка, подобно уродливой маске, отпечаталась на лице подобием неизвестной доселе эмоции. —... Где твоё место. Сиё действие Чару из колеи ничуть не выбило, отчего он только оглядел собеседника саркастичным взором и выдал безразличное: —Допустим позволяю. —Вот и чудесно.—Двойник снова мило улыбнулся и разжал пальцы, после чего как ни в чём не бывало обошёл своего оригинала, вальяжно растягивая слоги, будто ленивый кот—Ах, Чара-Чара, ты только вспомни, как раньше нам жилось на нулевом уровне: сжирали путников, убивали за территорию, не знали горестей и печалей–тишь да благодать...!~ Он немного медлит. —...А потом явилась эта мелкая дрянь и всё испортила,—Бросило создание с омерзением и обратилось уже напрямую к Чаре—Она давно должна была предстать пред смертным одром, так какого чёрта ты позволил ей выжить? Это так глупо. Тот ничего не ответил, даже в лице не изменившись, чем вызвал лёгкое недоумение со стороны склонившегося голову набок собеседника. —Подумать только: она надоумила тебя на какой-то там "выход", пха~ха~ха!—Продолжил он с издевательской усмешкой—Нелепица. Движения создания выглядели до жути неестественно, будто то было лишь искусно сделанной живой куклой–прямо-таки ярчайший пример проявления эффекта зловещей долины. Особенно неприятным это стало тогда, когда оно, стоя у героя за спиной, положило тому руки на плечи, ошпаря могильным холодом. —Пойми, ведь в конце концов,—Его морозный шёпот раздался над ухом, вызывая непреодолимое желание отшатнуться и смахнуть говорящего с плеча, будто тот был противным насекомым—Ничего не стоит риска. —Кто ты такой. Этот вопрос явно застал двойника врасплох. —Что? —Ох, ты не расслышал?—Чара издевательски усмехнулся в своей привычной манере—Ну что же, ежели у тебя проблемы со слухом, то повторю: кто ты, чёрт возьми, такой? На пару секунд создание замолчало, по-видимому, обдумывая ответ, после чего вдруг неожиданно фыркнуло и театрально смахнуло чёлку с лица.До чего говорящее имя.
—Хотелось бы сказать, что весьма рад знакомству, да только ложь–не мой конёк,—Обождав небольшую паузу, он добавил красноречивое—В отличие от некоторых. —Лжи не существует в привычном для вас понимании–бывают только различные точки зрения.—Пожала плечами сущность—И, к великому моему горю, ты выбрал неправильную. —Не существует неправильных точек зрения–бывают лишь разные мнения на их счёт.—Гнул свою линию парень, ловко парируя—Чего ты добиваешься? Ненависть вздохнул, изображая усталость. —Того, чтобы ты перестал уже заниматься всей этой театральной постановкой и вернулся обратно на учебный уровень–к нашей прежней и спокойной жизни.—Он тут же пренебрежительно махнул рукой, скривившись—А то, что городит твоя овца про какой-то там "выход"–это не более, чем бессмысленная чепуха. —А может, я буду решать, как мне поступать? С уст двойника сорвался ядовитый смех, вобравший в себя змеиное коварство, покровительную насмешку и пренебрежение, как если бы его собеседник был не более, чем глупым маленьким насекомым, раздавить которого и труда не стоит. —О не~ет, ты не будешь,—Его пустые чёрные глаза вцепились в душу, так и норовя утянуть в пучину кромешной темноты—Потому как мы с тобой–одно целое. И я, соответственно, забочусь о тебе, как о себе собственном. По руке Ненависти проскользило нечто тёмное, так сливающееся с выступающими венами: длинный ленточный червь обвил чужую бледную ладонь подобно ласковой собачонке, растянувшейся в руках хозяина. Создавалось ощущение, что он и сам состоял из таких же червей, что, по сути своей, действительно являлось правдой. —Мне не сдалась твоя лживая забота.—Алые глаза хищно сощурились, словно их обладатель намеревался в любое мгновение вцепиться в глотку собеседнику. —Как грубо. Ежели ты мне не веришь, то позволь поведать один ма~аленький секрет,—Тот хмыкнул и надменно обошёл парня, после чего наклонился к его уху, обдав шёпотом подобным гулу пустующего склепа—Даже, если каким-то чудесным образом вы умудритесь выход отыскать, то выбраться сможет только один. На доли мгновения во взгляде Чары промелькнули сцепившиеся меж собой страх и непонимание, однако то прошло так же резко, как и явилось, сменившись холодной твёрдостью. —Потрудись объяснить: что это значит? —Только что ведь сказал, что мы с тобой–одна сущность, Чара, чем же ты слушал мои разглагольствования?—С показушным огорчением покачал головой двойник, прежде чем на мертвенно-бледном лице явилась хитрая усмешка—Ежели мы покинем Закулисье, то я в одночасье отброшу коньки, а вместе со мной–и ты. Пустота вокруг на секунду сгустилась, намереваясь сдавить и подчинить. Алоглазый не ответил, молча обдумывая услышанное с выражением пугающего спокойствия. —Твои внутренние органы давно мертвы. Благодаря кому ты сейчас жив, ничтожное создание?—Продолжал Ненависть, склонив голову набок—Верно, благодаря мне. А без меня ты лишь безвольный труп–вот и вся интрига. Он давит, провоцирует–играется с человеческой душой, как кошка с полумёртвой мышью. Да только было то, что отличало его от остальных кровожадных обитателей Закулисья.На сей раз эта сущность действительно говорила правду.
—Тебе известно, чем ты, Крыса, Вдова, и Таракан отличаются от Фитиля?—Задала вопрос она, после чего сама же и ответила, вынудив Чару предательски вздрогнуть при упоминании былых товарищей—Тем, что он сумел освободиться. А вот вас от вечного заточения за кулисами уже ничего не спасёт. Черепную коробку царапала сороконожка отрицания, перемалывая мозг в кашицу мощными челюстями. Разговоры про бывших друзей изрядно действовали на нервы, однако с каждым болезненным воспоминанием, пронзающим голову шипами иглобрюха; с каждым неосторожным вопросом овечки, в чьих золотистых глазах читалось искреннее любопытство; с каждым, в конце концов, хитрым прищуром этого создания, по какой-то неизвестной причине пытающегося имитировать поведение нашего героя, Чара понимал, что прошлое его не отпустит, тут же отрывая куски плоти, стоит лишь попробовать вырваться из цепкой хватки. Ненависть настойчиво впивается почерневшими ногтями в чужое плечо, пока губы его изгибаются в уродливой и поистине жуткой улыбке, обнажая хлорный частокол острых зубов. —Я дал тебе смысл, когда жизнь утратила своё обыденное значение. Ликуй и внемли слову бога своего.—Даже шея создания как-то неестественно вытянулась, когда то с душераздирающим хрустом склонил голову набок—Не проще ли принять шёпот собственных начал? Не отвергай того, кто дал тебе жизнь. Склони свой род предо мной, ибо я единственный, кому не безразлично твоё существование. Слова впивались в разум голодными пиявками, пока речь лилась с уст сущности дорожками отравленного вина. —Потому остаётся тебе лишь смиренно слушать мен...— —А теперь послушай сюда, эксцентричный паразит без всякого чувства такта,—Вдруг перебил поток мерзотной приторности Чара, схватив собеседника за запястье—Но признаю, что уровню твоей самооценки вполне можно позавидовать. Право, ты действительно думаешь, что после всего того, через что я прошёл, я позволю тебе снова мною помыкать? Как самонадеянно. Бледная рука с проступающими на ней чёрными венами на ощупь была стократно холоднее его собственной. Парень сжимал её до боли, однако пустоглазый, казалось, ничего не почувствовал, с внимательным прищуром следя за каждым движением героя. —Это моё тело. И только мне решать, как поступать со своей жалкой пародией на жизнь.—Наполненные холодной уверенностью алые очи сверкали особенно ярко в царствии беспробудной тьмы—Или ты хочешь поспорить, высказав свою ничтожную точку зрения, не стоящую и капли гнилой крови на моём тесаке? Но выжидающий некоторое время Ненависть вдруг криво улыбнулся, отчего Чара изогнул бровь в суровом непонимании. —Где же ты умудрился набраться этой показной храбрости? В любом случае, это не так уж и важно.—Он резко вырвал своё запястье из чужой хватки—Ежели по-хорошему ты не хочешь, то мне ничего не остаётся, кроме как убить тебя. И тут уж ма~аленькая ремарочка: с моей смертью наступит и твоя, однако не играет роли, умрёшь ты или нет, ибо я всё равно останусь жив. —Ох, звучит не шибко честно, не находишь?—Театрально надул губы русоволосый, после чего как ни в чём не бывало выдал милую улыбочку, когда в хриплом тоне его плескался угрожающий мороз—Да токмо мною уже было молвлено когда-то, что хоть на Сцене, хоть в Закулисье–нетленна одна лишь медуза Туритопсис. Потому прекращай мне тут строить из себя всемогущего абсолюта–раздражает неимоверно. —Смерть–это весьма абстрактное и поверхностное понятие, придуманное людьми для успокоения собственных страхов,—Лениво протянул собеседник, прикрыв один глаз—Существование в разных спектрах для тебя считается шуткой? Или же ты действительно не предполагаешь, что от подобных мне спасения пока ещё попросту не придумали? Он склонил голову набок, отчего упавшие на глаза русые волосы обнажили шею, покрытую узором чёрного кружева вен. —Однако для тебя смерть станет лишь началом нового, ещё более ужасающего, но уже вечного ада, где все твои кошмары сплетутся воедино,—Окончил Ненависть, нависая над человеком в своём больном великолепии—Ты не боишься, что я оборву твоё существование за кулисами, чтобы отправить твою душу скитаться по лабиринтам подсобных помещений? Но наш герой даже не вздрогнул. —Так чего же ты распинаешься? Убей меня, ну же.—С готовностью проговорил он, выдав лукавую усмешку, к коей примешивалась толика безумия. Сущность замолчала, сделав шаг назад, когда Чара наоборот–шагнул вперёд без малейшего намёка на страх. —Ты медлишь, потому что не можешь.—Язвительно прошипел он, глядя прямо в пустые очи—Иначе ты бы давно прислушался к моим тщетным молитвам, когда я всей душой желал смерти, захлёбываясь и давясь человеческой кровью да плотью. —В моих силах исполнить твоё желание, однако...—Медленно проговорил Ненависть—Что же насчёт той маленькой жертвенной овцы? Оставишь её наедине со мной, когда я полностью завладею твоим хладным трупом? Он удовлетворённо цокнул, когда собеседник вдруг нервно сглотнул, не проронив ни слова. Ещё какое-то время назад русоволосый думал, что с его смертью ничего не изменится. У него не было ценностей, стремлений и целей, а единственное желание заключалось в собственном умерщвлении, пока рассудок сходил с ума в безумной какофонии шума люминесцентных ламп, треске рвущегося мяса и хаосе жёлтых стен. И он, даже больше, чем до попадания в Закулисье, больше попросту не видел смысла в своём существовании...До тех пор, пока она не ворвалась в его жуткую рутину, осветив её светом золотистых глаз.
—Так я и думал.—Прервал мысли хриплый насмешливый голос—Ты неописуемо жалок, раз позволил фантомным чувствам взять над собой верх. —Уж не паразитическому отродью меня судить,—Глухо проговорил Чара—Я прекрасно вижу, что тебе нужен мой страх, да только вбей себе в черепушку одну дельную вещицу–так, на будущее... Пустой мир вокруг словно задрожал, ожидая нечто необъяснимо пугающее. И сущность даже не успела понять, в какой момент человек резко схватил её за горло настолько сильно, что вены едва не лопнули, когда ленточные черви в страхе заползали. —Отныне всё будет по-моему.—В алых глазах горело ярким племенем чувство, заставившее Ненависть вздрогнуть. Эта дрожь вызвала на лице парня улыбку, граничащую меж удовлетворением собственного превосходства и самым настоящим безумием—Никаких больше грёбанных манипуляций. Никаких больше забвенных приступов... Пустота заискрилась, шевеля полом в безмолвном горестном вопле. Сущность не двигалась. Не мигала. —... Я более сам буду решать, как для меня лучше,—Следующая фраза прозвучала подобно шипящему воску могильных свечей—А Фриск ты и пальцем тронуть не посмеешь: уж я за этим прослежу. Надеюсь, твоя безмозглая головушка смогла переварить эту простейшую информацию–или мне стоит донести это иными способами, чтобы до тебя, отродье паразитического червя, наконец дошло? —В этом нет нужды. Ты ещё поймёшь, насколько же ошибочными были твои суждения,—Прошелестел в ответ пустоглазый—Ну а пока что: будь по-твоему, поступай, как угодно–в конце концов, кто знает, сколько лет вы будете скитаться по бесконечным уровням. —Благодарю за великодушие, я аж прослезился.—Фыркнул русоволосый, отпутив-таки чужое горло и с показательным отвращеним отряхнул ладонь. Но собеседник на это лишь рассмеялся, чем вызвал со стороны парня мгновенную реакцию. —Не думал, что ты из "этих"... —Ах, Чара, как же я сразу не понял, в чём же дело,—Пропустил мимо ушей это заявление Ненависть—Сначала никак не мог взять в толк, с чего ты резко стал столь дерзок, а уж взглянув в твои очи всё стало предельно ясно. —Ну-ну, удиви.—Хмыкнул Чара, сложив руки на груди—Что ты там увидел? —Решительность. Решительность... Это слово прозвучало в голове гулким эхом, отдаваясь всё дальше и дальше на край подсознания. На секунду показалось, что кожу обдал пронизывающий до дрожи борей. Красные глаза моргнули переводя взор со своих ладоней на недвижимую сущность. —Как бы то ни было, поживём–увидим,—Она криво улыбнулась, прежде чем медленно развернуться и направиться прочь своей фальшивой походкой—А сейчас... Проснись. На полу копошились ленточные черви–дорогие приспешники кукловода человеческих страхов. И только лишь мрачно поблёскивали очертания его силуэта, объятого такой родной для него тьмой, когда в Пустоте раздался щелчок... ...И парень резко садится, выпрямляется по струнке прежде, чем успевает уловить едва различимый запах хлорки. Ладонь, что прежде касалась хладной трупной кожи, ощутила под собой слегка мокроватую поверхность гладкого кафельного пола. Бьющийся из фальшивых окон яркий свет с непривычки больно ударил по пустым чёрным глазам, отчего парень зажмурился. Он снова был здесь: на уровне с бассейнами, где кроме него и его овечки более никого не было.Он ощутил, что его собственные думы принадлежали именно ему–и никому другому.
”Так вот, какого это–чувствовать себя живым,“—Хмыкнул про себя Чара и смахнул с лица медную чёлку—”Полагаю, мне по душе это чувство.“ Раздавшееся справа тихое сопение заставило его повернуть голову и опустить пустой взор на спящую рядышком девушку. Развалившаяся на кафельном полу Фриск, даже и не ведая, через какие ужасы пришлось пройти её напарнику, сладко спала, подложив под голову верный бежевый рюкзачок. Сущность старалась не смотреть на то, как под чуть промокшей чёрной футболкой мерно вздымалась и опадала прижавшаяся к плитке грудь, обратив пристальное внимание на то, как же, чёрт возьми, красиво падал свет на изгибы её фигуры, излишне тёмные от капель воды волосы... ”Удивительно, что впервые за последнее время она выглядит такой умиротворённой...”—Пустой взгляд прошёлся по очаровательному в своей безмятежности смуглому личику. Слегка растрёпанные шоколадные локоны, тёмные круги под глазами от излишней усталости и, пусть и не слишком заметные, но немногочисленные ссадины и маленькие порезы, что тонкие нитями красного бархата украшали нежную кожу–раньше шатенка тщательно обрабатывала даже самые незначительные ранки, однако ныне ей хватало сил и времени лишь на самые серьёзные. Глупышка, хоть раз бы помощи попросила... Туман заволок сознание, из-за чего Чара не сразу успел понять свои действия, когда машинально, даже рефлекторно коснулся бледной ладонью чужой щеки с невиданной прежде аккуратностью, будто Фриск, как хрупкая вазочка, могла рассыпаться на кусочки от любого резкого движения. Осторожно дотронулся холодными подушечками пальцев до девичьей скулы: от такого действия Фриск чуть нахмурила брови, но так и не проснулась, из-за чего ладонь уже смелее погладила нежную кожу. Это чувство... Оно было поистине неописуемо: истлевшее сердце будто бы щекотали гусиным пером. То отбивало глухие удары в такт тому, как с чуть приоткрытых пухлых губ вырывалось спокойное и размеренное дыхание. Хотелось заново изучать эти черты, стирать себе память и снова теряться в излучаемом ею солнечном свете, что не сравниться ни с фальшивой имитацией, ни с самым настоящим солнцем...!Нет-нет-нет, постойте, хватит, что за странные мысли... Почему рассудок так плывёт? Парень снова сходит с ума, да?
”Незаконно быть настолько хрупкой.”—Пустые глаза сузились не то от нежности, не то от раздражения—”Как подумаю, что эта червивая падаль хотела лишить её жизни–сразу хочется с корнем вырвать всю его гнилостную кровеносную систему, а затем собственными руками изорвать этого ублюдка в...“Ох, Чара, я прекрасно понимаю, что ты нынче в эйфории от осознания первой влюблённости, однако не стоит вплетать меня в этот и без того запутанный клубок собственных чувств.
”Варежку захлопни. Не припомню, чтобы разрешал тебе высказывать своё никому не нужное мнение.“—Но былое раздражение как рукой сняло, стоило лишь вновь взглянуть на спящую девушку: такую уязвимую, такую милую и такую невероятно красивую... В зобу дыханье спёрло, когда Чара осторожно склонился к лицу Фриск. Ленточные черви в венах взволнованно закопошились, отчего сердце с новой силой застучало. —Ежели в Раю водились бы ангелы, подобные тебе, то я тотчас перестал бы быть атеистом,—Его едва слышный шёпот был полон небывалой искренности—Однако на всём белом свете не сыскать ангела, что мог бы сравниться с тобой. Пустой взор задержался на чужих приоткрытых губах. Весьма надолго задержался. Весь мир для нашего героя словно замедлился... Но тут он резко отстранился, моментально отдёрнув руку, будто от огня, когда девичьи ресницы дрогнули, и заспанные золотистые глаза, пару раз моргнув, уставились на партнёра с туманным непониманием.Это было близко.
—Утро доброе, как спалось~?—Напевно поинтересовался парень как ни в чём не бывало, как если бы это не ему пару секунд назад до одури хотелось поцеловать собеседницу. Та снова моргнула, не до конца пробудившись ото сна. Спалось ей не то, чтобы чудесно: мышцы ныли от долгого пребывания на твёрдом кафеле, а блуждающие где-то далеко отсюда мысли красноречиво намекали, что кое-кто совершенно не отдохнул–Фриск словно бы попросту выключили на пять минут. —Доброе...—Прошелестела она спросонья, не до конца понимая, отчего возвышающийся над ней Чара так странно улыбается—... Почему у тебя волосы рыжие...?Действительно.
—... Я ожидал услышать всё, что угодно, но уж точно не это.—Хмыкнул парень, саркастично изогнув бровь—А должны быть голубые? —Нет же, ты не понял...—Девушка осторожно села и лениво потянулась гибкой кошечкой—У тебя они всегда были русые с небольшой рыжиной... Или всё это время просто не было нормального освещения? —Сама же на свой вопрос и ответила.—Хрипло проговорил пустоглазый, усмехнувшись—Так и будем обсуждать, несомненно, невероятно важную для этого мира тему цвета моих волос–или же двинемся дальше, моё драгоценное парнокопытное? Фриск подозрительно сощурилась, ещё раз оглядев партнёра повнимательнее. Подумать только: нет больше той обречённой усталости, что погребальной маской покоилась на его бледном лице, отчего сердце невольно сжималось от бессилия в том, чтобы хоть как-то помочь ему, пусть и не предполагая, в чём именно дело. Даже больше–сущность выглядела бодрой и посвежевшей, напоминая того самого Чару, которого златоглазка знала ещё до калейдоскопа жутких событий на уровне веселья: лукавого, саркастичного, готового ко всему с вечной ухмылкой на устах. Но в чём причина столь внезапных изменений? Конечно, в голову закрадывались подозрения о том, что пока героиня пропадала в забытье, что-то определённо успело произойти, однако она тут же отбросила их куда подальше: если Чара захочет, то он обо всём обязательно расскажет, ибо девушка искренне надеялась, что их недавний разговор оказал на парня достаточное влияние. Или, может, всё дело в том, что он попросту отдохнул и окончательно регенерировал...? "Голова идёт кругом. Видимо, я действительно ещё не до конца проснулась..."—Фриск устало вздохнула, когда в сердце по какой-то неизвестной причине разлилось тёплое чувство—"В любом случае, я очень рада, что с ним теперь всё в порядке." —Ты прав, пойдём.—Кивнула она, поднимаясь на ноги—Надеюсь, что хотя бы здесь поиск выхода с уровня пройдёт благополучно. Пустоглазый молча наблюдал за тем, как шатенка, завязав на поясе более-менее высохший свитер, накинула лямки рюкзака себе на плечи, после чего герои наши двинулись в путь, сопровождаемые лишь умиротворяющим журчанием чуть тёплой воды в огромных бассейнах.Но тишина продлилась недолго.
—Кхм, послушай,—Замялся парень, когда стук его сапог о плитку звучал удивительно тихо—Не люблю ворошить прошлое, но по поводу тех моих пиздецки-нехороших-и-очень-странных "приступов", или как их ещё назвать... Спиной он почувствовал на себе укол вопросительного золотистого взора. —Дыру прожжёшь, бесстыдница–неприлично ведь в упор разглядывать мою, пусть и великолепную, но всё же персону!—Фыркнул Чара сугубо ради того, чтобы просто лишний раз заставить собеседницу саркастично закатить глаза—Ну так вот: могу заверить, что больше они нас не побеспокоят, так что отныне можешь не бояться за свою пушистую шёрстку. Точнее, не то, что бы я от этого стал менее опасным кровожадным каннибалом, но ты у меня умничка–думаю, суть уловила.Звучит не слишком правдоподобно, но отчего-то шестое чувство подсказывало, что он говорит правду.
—Уловила, но благодарю за пояснение.—Пришлось проглотить слова о том, что переживала девушка далеко не за себя—Я только одно не могу понять: если ты не пытаешься меня обнадёжить, то каким же образом ты так быстро и резко справился со своими "приступами"? Освещающий поступь героев свет из фальшивых окон играючи переливался, преображая обычный кафель в усыпанную бриллиантами дорожку. —Ах, и какого же ты обо мне мнения, раз думаешь, что я опущусь до такой мерзости, как "ложь во благо"?—Театрально воскликнул русоволосый–и эхо его притворно-возмущённого голоса отразилось от стен—Но что до твоего вопроса, то всё до одури просто. Он вдруг остановился и обернулся через плечо. Сердце пропустило удар, когда Фриск, ошарашенно замерев, округлившимися золотистыми глазами лицезрела сияющую на бледном лице искреннюю, ни с чем не сравнимую улыбку. —Это ведь ты спасла меня. Его тихим словам вторил звук ударяющихся о твёрдую поверхность пола капелек воды.Казалось бы, что всё закончилось на чудесной ноте. И всё же на подкормке разума отпечатались слова о том, что из Закулисья Чара выбраться живым не сумеет, и что рано или поздно, но с жертвенной овцой его ждёт ничто иное, как тяжёлое и болезненное расставание... Но даже несмотря на это он намеревался идти до конца, ибо на сей раз ошибок прошлого он не допустит. "Что же вело его вперёд?"–спросит настороженный зритель, а ответ тому–решимость, что, будучи погребённой когда-то в руинах собственной сломанной воли, восстала из пепла подобно фениксу.
Как бы то ни было, остаётся лишь наблюдать за тем, куда приведёт его эта хвалёная решимость, найденная благодаря одной упрямой девице, спутавшей мне все карты. Но, полагаю, что рано или поздно они оба поймут весьма простую истину:
𝐇𝐮ч𝐞𝐫𝐨 𝐇𝐞 𝐜𝐓𝐨𝐮𝐓 𝐩𝐮𝐜𝐤𝐚.