Лёд не прощает.

      Крики разрывали тишину, словно стрелы, рассекающие плоть тех, в кого он стрелял лет пятнадцать назад. Ему приносило удовольствие видеть, как весь дворец шарахается от него по углам.       Он, не двинув ни единым мускулом на лице, смотрел, как толпа на площади Вечной Мерзлоты переругивалась по поводу пропажи его драгоценной дочери. Конечно же, Дмитрий наслаждался этим. Он знал, что, даже если эта соплячка сбежала, она не продержится и дня. А если же её действительно украли равкианские солдаты, ему же будет легче. Эта бестолковщина не годится на роль Королевы Ликии, слишком уж строптива. А вот Александр… На него можно поставить. Он не так упрям, как сестра, более податлив, словно снег после потепления — из него можно слепить всё, что угодно. Только вот…       Всхлипы Василисы прервали его размышления, в ответ на что на его щеках заиграли желваки. Он никогда не понимал Антуана. Как можно было всё же уйти «за грань», когда на троне осталась лишь его глупая и эмоциональная дочь. А если бы Кландора не было рядом, чтобы поддержать молодую наследницу, оставшуюся совершенно одну? Что было бы со страной? Он, как вчера, помнит глаза молодой принцессы, когда перепачканный кровью её родного брата (о чём она совершенно не знала и даже догадаться не могла) Дмитрий зашёл в тронный зал, чтобы сообщить о смерти Филиппа. У старика-Антуана сразу же прихватило сердце, а молодая Вендетта, как часто называл её Дмитрий, неверяще уставилась на главнокомандующего, в которого была влюблена уже не первый год. Дмитрий помог королю, а после отправился к принцессе. Она долго плакала в его грубую рубашку, после чего призналась в своих чувствах к главнокомандующему. А Дмитрий разыграл невероятный спектакль лицемерия. Он признался в своих ответных чувствах к Василисе и даже посмел заявить, что прямо сейчас пойдёт просить благословения у её отца. Он сдержал слово и сразу же рванул к старику в покои. В полном бреду, но Антуан Муур дал своё благословение. Что стало самой главной ошибкой в истории Ликии. В ту же ночь оборвалась череда великих правителей страны. На их смену пришёл неопытный, молодой, бывший главнокомандующий, не Муур. Дмитрий Кландор стал королём тогда, когда втёрся в доверие Филиппу и Василисе Муур. Они подпустили его к себе, а он нагло предал обоих. Только Филиппа он предал в одночасье, подняв свой меч против принца, а Василису предаёт вот уже пятнадцать лет подряд, при этом смея делать вид, что безмерно любит жену и делает всё для её блага.       Вот и сейчас. На публике он помог своему отпрыску поднять Королеву, а спустя десять минут Василиса уже лежала на полу среди тронного зала после того, как он откинул её движением руки. — Что ты себе позволяешь, Вендетта?!       Теперь он никогда не называл её по первому имени. Только второе. Будто он хотел совсем лишить её ощущения того, что она личность. А, может, так и было? — Я-я не сдержалась, прости, Дмитрий! Больше такого не повторится, клянусь.       Дмитрий взглянул на неё сверху вниз и прошипел: — Да что мне твои клятвы?! Если сейчас люди увидели слабость моей власти в тебе, то непременно будут вспоминать о том, что Корона может начать рыдать, лишь вспомнив о своей малолетней мёртвой дочурке!       Огонь вспыхнул в синих глазах-ледниках Королевы. — Она. Не. Мертва! — вдруг удивительно сильным и твёрдым голосом сказала Василиса.       Королева поднялась с колен и вздёрнула подбородок.       Глаза Дмитрия налились кровью. Он тихим, ужасно тихим голосом произнёс: — Повтори.       Лишь Василиса открыла рот, чтобы сказать это вновь, как послышался лязг железа за спиной Короля. Он повернулся. — Она сказала, что Айса жива, отец, — маленький Александр стоял на перевес с его мечом. Обычно на тренировках он использовал деревянный, но в этот раз в его руках был завещанный дедом стальной, инкрустированный аметистами на эфесе, меч.       Дмитрий даже слегка опешил. Его одиннадцатилетний сын направляет настоящий меч прямо ему в грудь, и ему ничего не стоит сделать выпад и проткнуть родного отца насквозь. Муур выгнул бровь и схватил меч прямо за острие, причём так сильно, что кровь закапала прямо на белоснежный мрамор под ними. Александр не обратил на руку отца совершенно никакого внимания — он продолжал смотреть прямо в глаза Дмитрия, пытаясь найти хоть каплю сочувствия. Но тщетно. Зато Король нашёл кое-что в глазах собственного сына. Он увидел там ту же искрящую непокорность, что и в аметистовых глазах пару лет назад. — Ещё раз направишь на меня свой меч, сынок, до конца дней своих будешь гнить в темнице. Ты помни, что гриши живут дольше нашего, а, значит, и мучиться будешь ты дольше, — он прорычал, вырывая меч из рук сына и толкая его ногой в живот.       Александр Муур, храбрый принц Ликии, защищавший её Королеву. Жаль только, что этого никто не увидит.       Принц покорённый, но с тем же упрямым взглядом скользнул по лицу матери. Она молящими глазами смотрела на сына и качала головой, будто прося уйти, не призывать на себя гнев отца.       Пальцы принца будто бы окаменели, когда сжались в кулак. Ему одиннадцать, что он сделает против ужасно сильного старика, который в пять раз больше его? Ничего. Он ещё раз взглянул на мать, а она в свою очередь улыбнулась сквозь слёзы. Только сейчас, спустя пятнадцать лет она поняла, в какую ловушку попала. Дмитрий Кландор не был её спасением, он был её погибелью. Или же уроком…       Саша склонился перед отцом в поклоне, как только встал перед ним на колени. Это было самым унизительным действием на протяжении всей его жизни. Пресмыкаться перед ним, кланяться, называть отцом. Тот не заслужил и толики того, что у него сейчас есть. — Можешь идти, я прикажу Виктории забрать и спрятать меч. Кстати, да, она теперь твоя служанка. Она уже имеет одну провинность передо мной, поэтому, знай, что если сбежишь, то ни ей, ни матери не жить, — Дмитрий поднёс к подбородку принца острие меча, заставляя взглянуть в глаза не только отцу, но и страху. Бросить вызов и не отвести взгляда.       Саша упрямо уставился на Короля, желая доказать ему, что тому не стоит беспокоиться и убивать служанку и мать, всё ещё стоящую за его спиной. — Я буду покорен, отец.       Король вздёрнул бровь, но кивнул и выбросил меч в сторону, приказывая: — Надеюсь на это, а теперь убирайся.       Мальчик встал и ушёл из тронного зала, оставаясь всё ещё в самом ужасном состоянии за всю его недолгую жизнь. Он мог лишь надеяться на то, что перенял весь гнев отца на себя, и теперь маме будет легче. Но его надежды рухнули, как только он закрыл высокие двери тронного зала: послышался вскрик матери вслед за звуком хлёсткой пощёчины. Хоть мальчик и был сильный духом, но внутри его души всё ещё сидел тот маленький комочек, который сжимался при каждом вскрике мамы или сестры. «— Теперь только мамы…» — грустно осознал малыш. Айса всегда была рядом до недавнего времени, и теперь ему придётся справляться без неё. Он научится. Наверное…       Парниша забрёл в свою комнату чисто интуитивно, даже не осознавая реальности. Он осел у двери и подгрёб колени к себе, а после обхватил руками. Саша прикрыл глаза. Он больше не мог видеть эти тошнотворно бело-голубые стены. Он уже не выдерживал влияния этого светлого потолка на его сознание. Стены давили со всех сторон, загоняя парня в ловушку его собственных мыслей, переживаний и снов. Каждый раз там его подстерегал снежный Лис. Он заманчиво вилял своим беленьким хвостиком, изображая надежду. Саша уже давно понял, что Лис и олицетворял его надежду на светлое будущее. Обычно, когда принц шёл за Лисом, тот неизменно приводил его к лесу, а, уже ничего не видящий, Александр шёл лишь только за ним, не обращая внимания на всё вокруг. Лис хитрил, и именно поэтому его белый хвостик приводил принца к одному и тому же месту. Александр всегда осознавал это слишком поздно. Пока он слепо доверял надежде и рассчитывал на неё, сам он был уже по плечи в вязком болоте. Обычно, пока принц тонул, рядом сбегалось ещё штук двадцать лисов и насмехалось над ним, называя ничтожеством, а голос каждого был точь-в-точь отцовский.       В этот же раз маленький принц решительно развернулся в противоположную от Лиса сторону, решая отказаться от надежды. В ту секунду сердце его остановилось. Напротив него стояло огромное зеркало, в котором отражался сам он. Но не такой, каким был тогда. Он выглядел старше, сидел на троне, где обычно сидит отец, и…держал за руку девушку, лица которой нельзя было различить. Её каштановые волосы выглядели превосходно на фоне ярко-красного платья. Чем дольше взрослый Саша сжимал ладонь этой девушки, тем увереннее становилось его лицо, и чётче выражалась решимость в его холодных глазах. Сначала он не заметил этого, но по мере того, как он сжимал ладонь той загадочной девушки, тем чётче проявлялся третий силуэт за его троном. Это был ещё один женский силуэт, но в этот раз Александр не почувствовал кульбита сердца, лишь только тёплое ощущение чего-то родного. Чем чётче проявлялся силуэт, тем понятнее становилась фигура. Это была сестра. Тоже не такая, какой он её запомнил. Эта Айса была статной, взрослой и, кажется, счастливой… Сестра была счастлива пока из пустоты зеркала её руку сжимала рука, напоминающая сгусток тёмной материи.       Саша ещё раз «взглянул» в это зеркало, но теперь по-другому. Во второй раз он осознал смысл увиденного. Александр должен сам стать своей надеждой. Если это случится, то он сам обретёт своё счастье, то его обретёт сестра, если она, дай Матерь, жива.       С этой мыслью маленький принц проснулся. Но теперь он не ощущал себя ничтожеством, не сумевшим спасти никого. Теперь он ощущал себя совершенно могущественным. Если он доведёт своё хладнокровие до совершенства, то сможет подарить счастье сразу четырём людям минимум: матери, которая сумеет освободиться от оков отца, сестре, которая сможет быть той, кто она есть, той самой загадочной девушке, которую он будет любить больше себя, и, конечно же, он сам сможет стать счастливым. Он сможет любить, он сможет быть в кругу любимых, он сможет стать кошмаром для своего отца. Дай Матерь, чтобы он сумел. Septem Arch!

Septem Arch — сильное сердце в самые трудные моменты...