Призрачный сад

      Ветер трепал полы кимоно, пробегаясь по оголенным участкам кожи. Раскидистые кроны деревьев, отбрасывали тени на поляну, создавая уголок со спасительной прохладой. Лето в этом году вышло удушливым, жарким.       Мэй неспешно шла по тропинке, вымощенной идеально отполированными камешками. Все в этом дворце было безукоризненно начиная от убранства комнат и заканчивая слугами. Вместе с этим окружение казалось неестественным и неживым. В каждой улыбке, в каждом жесте чувствовалась фальшь и желание умаслить человека, стоящего выше по рангу. От этого начинало тошнить.       Единственным спасением в такие минуты становилась природа. Было это связано с ее истинным обликом или дело в другом Мэй не знала, но и не сильно старалась достигнуть сути. Среди деревьев, садов и птиц ей было спокойно. Природа, то единственное, что оставалось живым среди кричащего великолепия столицы.       Могущественные горы, едва заметные на горизонте напоминали о клане синоби, вызывая внутри щемящую тоску. Там все началось. Именно там она обрела силу и поддержку, которой никогда не имела до этого и не имеет сейчас.       С шелестом осенней листвы, вспоминался Кадзу. Синоби со злыми глазами и израненной душой. Спокойный и немногословный.       Видя высокие деревья на ум приходил Масамунэ — невозмутимый и стойкий, негнущийся под сильными ветрами и не изменяющий своим принципам, дающий прохладу во время жары и тепло во время пробирающих до костей морозов, но при это уничтожающий себя.       Слыша пронзительный крик ястреба, Мэй невольно задирала голову, пытаясь разглядеть ярко белые перья. Такао. Сильный, решительный и на все готовый ради родных ему людей.       В благоухающих цветах, что распускали свои бутоны под светом солнца, виделась Сино-Одори. Такая настоящая и живая, непохожая на других девушек, которые больше походили на неживых фарфоровых кукол, чем на человека из крови и плоти. С ее уходом Мэй перестала держать в своих покоях икебаны из мертвых цветов, распоряжаясь, чтобы они стояли в больших керамических горшках, не отрываемые от родной почвы.       В журчании ручейка ей слышался смех Сатоши, а в запахе трав чувствовалась рука дедушкам Чонгана, лечившего ее.       Сейчас подняв раскрытую ладонь она остановила свиту, следующую за ней по пятам. Они склонились в низких поклонах и остались позади, через несколько шагов исчезнув за очередным поворотом. Мэй наконец позволила себе расслабить плечи и вдохнула полной грудью, свежий воздух. Пахло цветами и свежей травой. Сладкий запах заполнил собой все, вытесняя бушующие мысли.       Тропинка, извивающаяся среди кустов и деревьев, вывела к небольшому пруду. Вода переливалась на солнце, а легкий ветерок покрывал ее рябью. Высокий небосвод с белыми облаками, отражался в зеркальной поверхности.       На воде среди зарослей камыша, колыхались, раскрывшиеся лотосы. Мэй заворожённая красотой, опустилась на колени, не заботясь о дорогих одеждах и аккуратно прикоснулась кончиками пальцев к нежному розовому лепестку. Погрузила руку в холодную воду, пуская мелкую рябь. Губы тронула лёгкая улыбка.       Спустя минувшее десятилетие многие воспоминая передернулись дымкой, ушедших, как сквозь пальцы годов, но чувства до сих пор не утихли. Мэй помнила об отчаянье, которое захватило ее, когда она узнала о своём хвосте. Помнила погоню и лай собак, гнавших ее из города; треск огня и шум воды, разбивающейся о борты небольшой лодки; запах трав и леса. Запах крови. Помнила страх, что вытеснял собой все остальные чувства и гордость за сильнейших людей, которые были рядом на протяжении всего пути.       Глаза остекленели и по бледной щеке скатилась одинокая слеза, прочертившая мокрую полосу по шее и, упавшая на лепесток лотоса.       Тоска по близким людям и ушедшим временам разрастались к каждым годом все больше и больше, а чувство одиночества преследовало. Днём оно пряталось по темным закоулкам и Мэй охваченная водоворотом из дел, которым не было ни конца ни края, не замечала его, но ночью это чувство выползало и душило своими липкими щупальцами.       Бессонными ночами, сидя на футоне и смотря на безразличную мертвенно бледную Луну, Мэй хотелось обернуться лисицей и взмахнув пушистыми хвостами впрыгнуть на улицу. Следуя по темным углам, скрываемая ночью она бы убежала в лес и обрела бы там свободу, о которой мечтала в глубине души, но силой выгоняла эти мысли.       А потом это наваждение уходило и на смену ему приходила реальность. На ее хрупких на первый взгляд плечах лежала ответственность за целое государство. Она была в ответе перед своим народом и не имела ни малейшего права сбежать от этого.       Мэй резко выдохнула, на корню пресекая, начавшийся внутренний монолог и поднявшись с колен разгладила складки кимоно, отряхивая прилипшие листья и травинки. Последний раз окинув взглядом озерцо она развернулась, возвращаясь во дворец.       Лотосы продолжали колыхаться на воде и в свете солнца одинокая слезинка блестела на нежном лепестке.