Привкус ядерной пыли

Помещения в этом месте были совсем не такими, какие представляются при словосочетании "научный центр". Далеки от этих представлений, где все кишит навороченной техникой, людьми в белых халатах в очках и проекторами, которые крутят сцены с микрофотографиями и графиками. Здесь все выглядело иначе. Время было иным... Те дни, когда мы занимались подобным канули в бездну, и вернуть утраченные возможности было сложно. Как бы мы не пытались, раз за разом, снова и снова — все впустую, и это возвращало нас к точке отсчёта, оставляя ни с чем. Кто был повинен в том, что привело нас к утере всего? Вероятно... сами люди. Но отчего-то расплатой они решили брать жизни тех, кто до последнего пытался отстоять право на будущее. Счастливое будущее, которое у нас было, когда монстры жили с нами бок о бок многие годы. Отчего все изменилось? Я не знаю... Единственное, что я знала наверняка, это то, что они не виновны, а то, что делаю я — отвратительно настолько, что жизнь не мила. Да и какая к черту жизнь, когда все, что у нас осталось, это полуразрушенный город, который люди превратили в бастион, стоящий в пустыне, полной руин, где гуляла мертвая пыль. И это место, в котором я вынуждена была работать на тех, чьей смерти, пожалуй, желала бы больше собственной из-за того, что они уже натворили и хотели сделать ещё. Рано было умирать, когда ещё существовал шанс сделать что-то, что могло бы хотя бы частично искупить мою вину за причиненную другим боль. Поворот в крохотное темное помещение, где пахло сыростью и смертью: то жалкое, что зовётся научным центром в наши дни. Серые, местами пробитые ржавчиной серверы, компьютер, работавший на честном слове, провода, и кабели, через которые приходилось переступать, чтобы не зацепиться. Датчики прибора, название которого противно произносить, но... Да, это он... Экстрактор, иными словами — извлекатель. Правящие умы этой остаточной после техногенной катастрофы колонии свято верили, что извлекая души монстров можно воссоздать энергетику, построив ее на чистой магии, которой те не обладали. Всех несогласных — убирали безмолвно, но по слухам весьма негуманно. Мои руки в крови тех, кто этого не заслуживал, но... Я делала это не из-за страха смерти от прихоти тех, кого считали властью. Совсем нет, напротив — всячески избегала подобного, ссылаясь на поломку аппаратов, проводила вместо этого менее жуткие вещи, от которых монстр бы не умер, хоть и получил бы порцию страданий. Но, к сожалению, были и жертвы... В это же время я готовилась совершить то, за что здесь бы точно назвали предателем, бастардом и многими другими звучными терминами, убили бы быстро и точно. Иными словами, я собиралась устроить диверсию, и сегодня моей задачей было поставить в известность того, над кем все это время проводили отвратительные эксперименты. Словно с животными, с их мнением не считались, и я была в центре едва ли не единственной, кто рискуя всеми планами пыталась что-то изменить. Пусть мелочью, но все же. Тайком носила воду подопытным. Подлатывала раны в местах попыток выдрать их магию живьём. Инициировала мелкие неполадки приборов, чтобы дать им хоть день передышки, особенно сегодня, за сутки до предполагаемой диверсии. И не без сторонников. Да, я смогла собрать мало-мальски надёжную группу сторонников среди людей в этом оплоте жестокости, чтобы можно было снабдить подопечных хотя бы каким-то оружием, дав им возможность бежать. О, им было куда стремиться, ведь в пустынной разрухе, где-то там стояла их собственная резервация. Последнее место, куда человек не смог добраться: монстры убивали всех, кто пытался это сделать. И по словам тех, кому повезло уйти от стен их форта живыми, их главарь был куда более жестокосердным, чем наши. Возможно, только благодаря его действиям, иногда нелогичным, часто непредсказуемым и безумным, они все ещё были живы. В любом случае, встреть я его, меня бы убили моментально за то, что делала здесь, пусть и подневольно. Я сама себя простить не могу, и не стану просить прощения у тех, кого мучила. Я его просто не заслуживаю... Размышляя об этом с мрачным безразличием, я проверяла провода, шедшие от другого аппарата в сторону узкой клетки, где и встать в полный рост было невозможно. Они были закреплены, практически вколоты, в кости монстра, смотревшего на меня из темноты с холодным бесчувствием гетерохромных глаз, немигающих и очень странных. Его звали Даст, и я почти не знала о нем ничего — тот говорил редко, и в основном что-то, что не относилось к ситуации, и это было странно. Он знал мое имя, знал кто я, но спрашивал о прошлом до катастрофы. Говорил о будничных вещах, будто не он был подопытным, а я. Прощупывал одному ему известную почву, но я не врала ему. Ни разу за все время, что он был здесь, а это без малого два месяца, я не солгала Дасту, будто желая хотя бы этим немного загладить вину, в которой захлебывалась каждый раз, когда он до боли сжимал зубы, стоило включить Экстрактор, ломавший его разум. Но раз за разом он выдерживал, и я молилась всем несуществующим богам этого гиблого места, чтобы он продержался. Он словно слышал мои мысли и терпел, доживя до этого дня, и я, наконец, опасливо озираясь, подошла к этой клетке с почерневшими от старости прутьями, напитанными барьерными свойствами, не позволявшими их сломать, опускаясь перед Дастом на уровень его дикого взгляда. Как будто в клетке была я, а не он... — Здравствуй, Леви, — хрипло протянул он и улыбнулся, делая себя похожим на живое воплощение моей будущей смерти. Во взгляде горела цветом мака и льда его ненависть, чистая настолько, что ее можно было ощутить на коже вставшими дыбом волосками. — Даст. Сегодня ночью побег. Мои люди дадут оружие и освободят тех, кого ещё держат здесь же. В час ночи. Я приду не одна, — вкрадчиво и быстро прошептала ему, и монстр приблизился, все так же неотрывно буравя меня взглядом, в котором не читалась ни единая эмоция или слово, а улыбка перекрывала то, что можно было счесть за понимание, сея в душе сомнение в том, что он не сошел с ума окончательно. Внезапно его рука, скользнувшая сквозь черноту прутьев, схватила меня за ворот посеревшего халата, больно ударив лбом о железо решетки, дернув на себя. Но я молчала, стиснув зубы, чтобы не привлечь никакого внимания, которое могло пасть на того, чьего спасения наравне со всеми монстрами я желала. — Как мило. Я готов поверить, но есть сомнения, знаешь... Я бы хотел проверить твою честность, например вот так, — его голос был спокойным, но в нем явно была слышна угроза, а после этого плечо пронзило болью. Даст воткнул в него один из датчиков, который вырвал из своей кости, пустив наружу струйку собственной лиловой крови и пачкая мой халат теперь уже моей. Больно было меньше, чем страшно — адреналин просто глушил ее собой так же, как я глушила свой голос, зажав рот рукой и тихо всхлипнув. Проверка на прочность... А чего я ещё ожидала, подойдя так близко к тому, кому не единожды причиняла боль, хотя сама была готова поменяться с ним местами, лишь бы не слышать рычащего мучения его сорванного голоса? Железный запах крови и тишина, прерываемая тихим писком аппаратуры и гулом едва справляющегося с духотой комнаты кулера системного блока компьютера. Больше ничто этих звуков не сбивало, а все мое сосредоточие сгустилось в пристальном, странном взгляде монстра, чья рука, наконец, отпустила, а сам он отстранился, будто удовлетворённый результатом собственного маленького эксперимента. Я, тихо шипя, выдернула из плеча датчик, тут же скручивая его с провода и вытирая ближайшей тряпкой, желая скрыть все следы нашего диалога, который так было можно назвать с большой натяжкой. Халат я просто сняла, скомкала и сунула под кучу тряпья в углу помещения, взяв с крючка у металлической двери другой. Все это время за мной из темноты следили внимательные глаза, неотрывно, будто ввинченные до самой души, заставляя её сжиматься в ужасе. Этот монстр был страшным. Действительно страшным, и те, кто его притащил в это место были под впечатлением от того, скольких он убил не моргнув и глазом... Слухи о Дасте ходили не самые лучшие, якобы он был изгоем, но обладал силой, каких поискать. Иными словами — чему верить, а чему нет, было не ясно, но я не спрашивала его об этом и вряд ли спрошу. — Не боишься, что тебя убьют? — его вопрос резанул слух калёным железом, вынудив вздрогнуть из-за того, как я глубоко ушла в себя снова. — Нет, — ответила вновь честно, ведь смерть — не самое плохое, чего можно было желать в наши дни. — А если тебя убью я? М? Разве не знаешь, что обо мне говорят? — Даст сел поудобнее, скрестив белые, костяные пальцы обеих рук и склоняя вбок голову. Даже в разорванной одежде без верха он выглядел сильным и устрашающим, но его слова не резали меня страхом того, на что он намекал. Я отложила в сторону провода, которые до этого момента скручивала в более удобный для хранения вид, задумавшись на миг о его словах, понимая страшную для многих, но вполне приемлемую для меня вещь. — Мне плевать кто и что говорит, но... Если меня убьешь ты, то это я бы посчитала благом и лучшим исходом за все то, что я сделала, — мой ответ его явно удивил. Впервые за эти месяцы я в его глазах заметила искры интереса, и это пустило по спине неприятный холод, заставив усомниться в том, нормально ли я поступаю и нормально ли то, о чем думаю. Решив больше не задерживаться, погасила тусклый свет криво висевшей на стене лампочки и покинула лабораторию, накинув другой халат, чтобы скрыть след горячей боли проверки на честность намерений. Серый, облупленный коридор глотал шаги в потёртых временем ботинках, на которых уже невозможно было стереть пыльные разводы. Сотрудников было мало, и тех, что встретились по пути в свой корпус, я почти не знала, лишь кивая в знак приветствия и уходя за поворот, где не было никаких окон, как и во всем этом здании, частично зарытом под землю. Оставалось самое главное: дождаться ночи, встретить союзников, освободить пленных и провести их до выхода. Было страшно за весь план, но не было времени этот страх прочувствовать, мне нужно было подготовиться и самой. Ноги донесли до нужных помещений быстро и уверенно, мимо проносились комнаты, давно не используемые, а в свой корпус я шла меж двух некогда величественных зданий, соединённых прозрачным, крытым мостом. Но от второй постройки осталось лишь восточное крыло, соединённое этой перемычкой, теперь частично разбитой, пускающей спертый воздух улицы и открывающий вид на безжизненную пустошь с обугленными обломками цивилизации, от которой остались лишь горстки разрозненных выживших, которых под себя подмяли те, кто успел что-то сохранить, назвав это гордым словом "власть", которая по сути не являлась таковой. Лишь запугивание и неволя, в которой все выживали под дулом пистолета, называя это жизнью. Обитала я здесь же, в "щедро" предоставленной крошечной каморке, больше похожей на бывшую подсобку. Здесь был матрас, постельное белье, железный шкафчик, какие раньше стояли в раздевалках, стопка книг на покосившейся тумбочке с оторванной дверцей, тусклый торшер без абажура и найденная мной на просторе пустоши ширма с красным азиатским драконом, которую я притащила сюда, чтобы отчасти сбавить колорит тотального кошмара, в котором обитала уже последние лет пять. Закрыв за собой дверь и включив свет, я выудила из шкафа маленький черный рюкзак, в котором лежал старый, но рабочий магнум, патроны, пара футболок, бутылка воды и выцветшая пачка крекеров. Это я должна буду отдать Дасту лично, но воображение рисовало теперь, что он, взяв этот набор, первым делом застрелит меня... И когда так вышло, что этот образ вызывал желание того, чтобы это стало реальностью? Быть может, я тоже постепенно сходила с ума в этом месте, и мне действительно осталось недолго? Вздохнув, я все положила обратно, добавив в рюкзак ещё одну бутылку воды, стоявшую на столе, и закрыв шкафчик на ключ. Плечо теперь ныло неприятным напоминанием разговора с монстром, и я скинула с себя халат, с сожалением отмечая, что и он пропитался кровью. Сняв с себя футболку, я оценила масштаб раны, глубокой, но весьма точечной: датчик напоминал иглу. Зашивать не придется, и я просто наспех обработала ее йодом, шипя от боли. Большей роскоши, чем этот антисептик, я не имела, но и на том спасибо. Сверху была наложена вата и приклеен белый лоскут пластыря — на этом лечение можно было считать оконченным. Футболка и халат отправились в тумбочку, а на себя я надела черную водолазку, забираясь на матрас, чтобы передохнуть немного перед долгой бессонной ночью, которая должна была если не изменить мою жизнь, то, что более вероятно, ее закончить. Побег незамеченным не останется. Все знают, что я имела доступ к ключам камер и клеток. Все знают или хотя бы подозревают, что я, Леви Дельгадо, более остальных лояльна к монстрам. И лишь единицы знали наверняка, что я тот, кто изначально желал стоять в рядах ополчения, но был сломлен взятием в заложники моего младшего брата, надежду на возвращение которого я уже потеряла... Скорее всего он был мёртв... Скорее всего, мной с самого начала манипулировали... Скорее всего, хотели использовать лишь знания о душах, которые я принесла из мира до катастрофы... Скорее всего... Скорее... Проснулась я будто от рывка, распахнув глаза и пытаясь понять, не показался ли мне стук в дверь. Гул вентиляции и привкус горечи на языке — кто-то курил. Тихий стук повторился: три кратких паузы и две длинных. Условный сигнал, и я мигом подскочила с матраса к шкафчику, вынув рюкзак, ключи, карты допуска и с готовностью открывая дверь, за которой стоял черноволосый, смуглый паренёк, озираясь в темном коридоре будто жертва, на которую шла охота. В полумраке было видно, как блестят его темные глаза, выражая страх и в то же время живой энтузиазм авантюры. Дьявольски опасной авантюры, надо сказать. — Привет, Леви. Готова? Джас и Селеста ждут нас у западного выхода. По рации дадут добро, — тихо шепнул друг, пока я запирала дверь к себе, параллельно осматриваясь вместе с ним. — Отлично. А Дориан достал оружие? — спросила его, утягивая за рукав кожаной куртки по коридору в сторону лабораторного крыла с пленными. Вместо ответа он тряхнул увесистым рюкзаком за плечами, в котором красноречиво брякнуло что-то тяжёлое и железное. Я кивнула удовлетворенно и заглянула за угол, где маячил свет перехода к уцелевшему зданию. Наши шаги казались мне чрезмерно громкими, а стоило ступить на полуразрушенный мост, как душа испуганной птицей начинала биться о диафрагму, будто желая удрать при каждом шорохе и ударе пыльного ветра об уцелевшие пятна акрилового стекла, за которым переливалась пустынная, мертвая ночь. — Лим, а ты фонарики взял? — шепнула я другу, оглядываясь и торопливо устремляясь к тяжёлой двери корпуса. — Да, — ещё тише ответил тот, тенью ускользая вслед за мной. До лабораторных помещений удалось дойти без приключений, и дверь в исследовательскую комнату я открыла с облегчением первой части пройденного пути. Ожидаемо из темноты сверкнул недобрый взгляд, но направлен он был на Лима, а не меня, и это напрягло настолько, что подошедшего было к клетке друга, я оттянула назад, ловя его недоуменный взгляд. Комментировать это было мне невыносимо, я и сама не понимала, чего именно опасалась, однако мысль о том, что пусть лучше чужой гнев обрушится на меня, казалась правильной. Я просто кивнула монстру и открыла клетку, нажав на панели кнопку отключения блокировки магии. Момент истины, и я отступила, неотрывно глядя в чужие глаза, ставшие ярче и ближе. Даст медленно вылез из плена долгой тесноты и тьмы, являя нашим взглядом трещины на верхней части туловища, испещрявшие покрытые песком некогда снежно-белые кости темными, дрожащими неровностью линиями в тех местах, где были воткнуты датчики и электроды. Даст был выше нас, и теперь я ощутила всю исходившую от него опасность, невольно сглотнув вставший в горле ком благоговения, будто он одним своим видом был способен подавлять волю. Но необходимо было двигаться дальше, и я, вытащив из рюкзака мужскую, черную футболку, протянула ему вещь, а затем и рюкзак. — Возьми и идём дальше, нас ждут у выхода, остальных монстров приведет Дориан, наш друг, — тихо сказала ему и бросила взгляд на явно боящегося Лима, на которого Даст фыркнул почти снисходительно, натягивая на ребра одежду, спрятавшую его повидавшую виды, но уцелевшую душу, на которую я никогда не глядела, зная, что это у монстров слишком сокровенное, вопреки тем опытам, что велись в этом месте. До последнего мне хотелось проявлять то уважение, которое ещё было возможно в этой ситуации. И, как мне казалось, Даст это замечал. Хотя, не исключаю, что мне могло лишь действительно казаться... Скелет заглянул в рюкзак, но больше ничего не сказал, ожидая наших действий и закидывая вещи за спину. Пора было идти дальше. Лим связался с товарищами, и спустя полминуты, нам дали добро на движение к западному выходу, куда мы двинулись краткими перебежками через полутьму ночных коридоров, где освещением были лишь аварийные лампы над дверями, которые включались в темное время суток, но этого было достаточно. Тихий шум за поворотом услышала сперва я, остановив остальных. Даст соображал быстрее и просто втянул нас в нишу у заброшенного, сломанного лифта, где была приоткрыта лишь одна дверь. Кто-то шел по коридору навстречу, и я едва успела увернуться от луча чужого фонарика, когда меня сзади обхватил Даст, утащив за дверь подъёмного механизма, где уже затаил дыхание Лим. Монстр буквально держал меня в руках, невольно удивив тем, что кости были ощутимо тёплыми даже через ткань моей водолазки, но страх того, кто именно был рядом, путал мысли пыльным вихрем, мешая здраво оценивать ситуацию и сбивая дыхание, ставшее, как по мне, слишком громким. Даст будто слышал все мысли, и закрыл мой рот ладонью, когда шаги приблизились к нашему укрытию. Готова поспорить, что скелет собой ощущал биение моего сердца в тот момент, а я была готова дать согласие просто придушить меня, лишь бы не выдать нас всех. Но фонарь ушел вправо, а его владелец просто проследовал в другой корпус, где была лестница на верхний этаж — там располагались продовольственные запасы, ферма, больше напоминавшая теплицу и оборудование для ее содержания. Стоило сотруднику уйти, как мы быстро продолжили путь, не перекинувшись больше ни словом и ведя себя максимально осторожно. Даст оказался куда внимательнее, хотя видел эти коридоры впервые, и указывал на возможные неприятности, одной из которых стала камера видеонаблюдения прямо над воротами к западному выходу. Обходить пришлось по стенке, прижавшись к потертой, расколотой местами поверхности и пряча лица. Лим шел первым, за ним я, а следом монстр, что ступал абсолютно неслышно, словно был способен магией глушить звук. Это последний этап, за дверью нас должны были ждать товарищи и остальная группа беглецов, которых высвободили из нижнего уровня. И стоило нам войти к преддверию западного выхода, как я кинулась к знакомым лицам: Селесте — рыжеволосой девушке высокого роста и Джасу — брату Лима, похожему на него, но куда выше, а его лицо пересекал темный росчерк грубого шрама. — Отлично, вы пришли первые, — Селеста приобняла меня и кивнула Лиму, бросая краткий, опасливый взгляд на Даста, оставшегося стоять поодаль все с таким же пристальным, немигающим взглядом, который, казалось, не выражал ничего, кроме желания убивать или разрушать. Казался безумным и неуправляемым. Единственным, кто был способен выдержать этот взгляд — это я... И он чаще смотрел именно на меня, будто необходимым для него было не терять визуальный контакт, не важно с кем и не известно для чего. Возможно, причина в недоверии. Я не могла понять в тот момент, о чем он думал, но и размышлять об этом времени не было: к нам широким шагом по соседнему коридору шел Дориан с маленькой группой монстров разного размера и вида. Нетерпение стало столь ощутимым, что его можно было резать словно масло. Массивная дверь с затвором сейчас виделась мне как нечто удивительное, на что я никогда ещё не смотрела так, как в тот момент. За ней свобода для тех, кто натерпелся ни за что. Кто, возможно, потерял часть своей жизни, близких, был оторван от семьи. Именно за этой грудой металла, в пустоши, что мы считали смертельной из-за ядерной пыли и много того, что стало неизвестным. А здесь, по эту сторону, за спинами получивших свободу монстров, останемся мы — те, кто возможно не доживёт до конца недели. Кто рискнул всем, ради существ, которых мы почти не знали. Но иначе было никак нельзя, это... бесчеловечно и жестоко... Шаги отмеряли секунды до финала. Даст всматривался в подошедших, каждого монстра смерив взглядом, и я заметила, что в глаза ему не посмотрел никто из них. Ни ящер, чей рост давал повод думать о динозаврах или драконах. Ни девушка, похожая на рысь, лишившаяся одного уха. Ни странное существо, с множеством глаз, похожее на растение. Ни тот, что напоминал старую черепаху. Они опустили взгляды в побитый временем и стихией пол, и это снова удивило меня, заставив сделать совершенно противоположное им — впериться прямо в его взгляд. Багряно-аквамариновый, будто океанический риф в левой глазнице потонул в крови... Но ничего нового там я не нашла, отвернувшись к разговору между Дорианом и Джасом. — Я на всех выдал респираторы, есть ещё два, нужно? — Дориан бросил на меня взгляд голубых глаз. Я знала этого крепкого мужчину мало, мы работали в разных корпусах, но он один из первых дал знать, что хотел бы быть частью ополчения. — Один, — сказала я, забирая у него темный респиратор с двумя фильтрами и отдавая его Дасту, что взял вещь нарочито медленно и молчаливо. — Если все готовы, то открываем дверь. Народ, идите вдоль стены западного крыла, потом свернете к ограждениям блокпоста, там сейчас никого, — тихо оповестила всех Селеста, хватаясь за вентиль затвора основной двери. Монстры одобрительно забормотали, а Даст подошел ближе, встав в первом от них ряду. Парни с натугой провернули винт и дверь с предательским, громким скрипом открылась, впуская ночной, пахнущий песком воздух внутрь преддверия этого исследовательского центра, являвшегося при этом своеобразным фарпостом колонии. Последним барьером перед безжалостным и мертвым миром. Дальше монстрам предстояло идти без нас...