в голове одно

мне часто кажется, что он нереален. мне часто кажется, что я его сочинил. что он нездоровая галлюцинация моего поехавшего от усталости и одиночества больного сознания. стоит ему оказаться вне поля моего зрения больше, чем на день, мне начинает казаться, что его не существует — он чересчур ненастоящий, эфемерный и субтильно прекрасный. раньше я частенько представлял рядом с собой образ человека, в которого мог бы влюбиться, и такое ощущение, что теперь у этого человека просто его лицо. я вспоминаю его тонкие черты, его рыжие-рыжие волосы, его высокую, почти болезненно худую фигуру в привычных для него элегантных одеяниях, и целостная картинка живого человека в моей голове не складывается, его образ остается рисунком, он кажется призраком, плодом моего воображения, потому что, ну, не может быть такого человека в реальности. не может человек вести себя так, как ведет себя он — предлагать переспать при первой встрече, целовать, едва зная, и влюблять в себя с первого взгляда, одновременно презирая всю эту банальную ванильщину. нельзя, оказавшись в неловкой ситуации, выглядеть так же идеально, как обычно, когда любой другой человек тогда бы стушевался, покраснел и стал бы извиняться, а он только смеется и продолжает невозмутимо наливать себе кофе. он пускается в пространные речи о важных и совершенно неважных вещах: о моде прошлого века, о своих любимых исполнителях, о греческом, об университетских сплетнях, а я смотрю на него, слушаю, но смысл его слов так и не долетает до моего сознания, потому что не получается одновременно смотреть на него, слушать его голос, который проникает на подкорку мозга, чтобы потом заевшей пластинкой звучать в ушах, и улавливать смысл, так что я просто залипаю на его лицо, пока он эмоционально размахивает руками и мастерски отыгрывает эмоции при рассказе. ему бы в театре играть, ей-богу, с такими-то актерскими способностями. позже он переспрашивает меня, чтобы проверить, слушал ли я его, а ответить у меня не выходит, и мне так стыдно от этого, а он только делает вид, что злится, и смеется. он смеется, как умеет только он — его смех звучит как… как… хочется сказать 'как колокольчики', но это глупая банальщина, которую он бы не позволил. как битое стекло из его историй, когда он такой злой на мир, что разбивает костяшки о кафель в ванной и бутылки о стены на заброшках. как нежные птичьи трели по утрам, как первые раскаты грома перед летним дождем. как опускающаяся на шею гильотина. когда он смеется, все его хрупкое тело слегка подрагивает, он хватается за мою руку, чтобы не упасть, и наклоняется вперед так, что волосы закрывают лицо. на глазах выступают слезы, и он легонько смахивает их своими длинными тонкими пальцами. его длинные тонкие пальцы — это произведение искусства, собственно, как и весь он. как и его тонкие запястья, которые, как я шучу, очень легко можно сломать, если связать ему руки, а он на это только хитро улыбается и шепчет на ухо 'посмотрим еще кто кого свяжет'. как и его невозможные, самые рыжие волосы из всех, что я когда-либо видел, которые завиваются от влаги, которые вечно путаются, из-за чего он постоянно носит с собой расческу и вечно поправляет их, аккуратно заправляя за ухо, в которые так хочется запустить пальцы, или хотя бы просто потрепать по голове как кота. в этом городе он выглядит настолько органично, что иногда, глядя на него на одной из брусчатчатых улочек, мне кажется, что это кадр из фильма или рисунок на открытке. ему идет этот маленький, старинный город, где каждый переулок уже пахнет им, где в каждой крохотной кофейне дрянной кофе с молоком цвета его глаз, а кирпичные дома цвета его волос. он любит сладкое, он любит искусство во всех его проявлениях, он любит этот маленький город, он любит добиваться своего и часто любит жизнь. он ненавидит мокнуть, но очень часто забывает дома зонт, он ненавидит маленьких детей, поэтому корчит страдальческую мину каждый раз, когда мы проходим мимо детской площадки, он ненавидит жару и практически не выходит из дома летом, он ненавидит влюбляться и умеет не привязываться. он таскает с собой лекарства на все случаи жизни: успокоительное, обезболивающее трех видов, таблетки от горла, капли для глаз, пластыри, какие-то крема. он дергается от громких звуков, рефлекторно хватаясь за мое предплечье то ли как за спасательный круг для себя, то ли пытаясь спасти меня. он всегда берет меня за руку, когда мы переходим дорогу, а когда я в шутку спрашиваю, мол, чем он сможет мне помочь, если на нас наедут, пожимает плечами и бросает что-то о том, что тогда красиво умрем вместе. он снова делает это, ему это ничего не стоит, для него это ничего такого. он улыбается, как всегда лукаво, но с необычной нежностью в глазах, и делает шаг на встречу. его руки с длинными тонкими пальцами на удивление теплые. он на вкус как кофе и весна. и в эту секунду он точно реален.