Подожди, секс, а что такое секс? У нас такого там нет!
Когда на Новый год Антон клялся, вместо Санты, всяким оленям, что он был на самом деле хорошим мальчиком и теперь заслуживает самый крутой подарок в следующем году, он вовсе не имел в виду что-то подобное. Вообще, какой ребёнок в детстве хотя бы какое-то время не фанател по теме космоса, НЛО и прочей фантастической теме, которая, скорее всего, остаётся лишь фантазией, но не становится от этого менее притягательной? Вот и Антон добрые лет восемь отдал пусканию слюней на книги о похищениях, исчезновениях, рисунках на полях и странных свечениях в небе. А потом и вовсе устроился работать в ИКИ — Интерактивный клуб инопланетян. Все здание представляет собой пародию на космический корабль с всевозможными квестами и локациями для развлечений. Тут есть и боулинг, и автоматы, и игровая комната — «Жаль, без крестов и плеток», каждый раз мысленно сокрушается давно одинокий Антон, — и автодром, и небольшая американская горка, и, разумеется, 5D-кинотеатр. Как сотрудник, Антон имеет возможность кататься на всем со скидкой в девяносто процентов, а также одним из первых тестировать новые примочки. Поэтому все эти игры буквально проходят через него, и Антон вот уже почти полтора года чувствует — практически реально — движение космоса в себе. В своём отношении к фантастическим инопланетным заговорам он не был до конца уверен вплоть до момента, пока не проснулся совершенно точно не на своём диване с погнутыми прутьями, не в любимом баре и даже не в кровати бывшего. Чисто, мягко-светло и подозрительно тихо. У Антона уходит почти минута на то, чтобы, собрав консилиум из тараканов в своей голове, убедиться в том, что вчера был совершенно точно не выходной и даже не пятница, чтобы у него была возможность где-то нажраться, так что это явно не галлюцинации, не отходняк и даже не белка. Но и сном это быть не может, потому что, во-первых, как говорил Якоб Ковальски, на такое ему бы не хватило фантазии, а, во-вторых, у него рука краснеет от того, с какой силой он её щипает и трёт пальцами. — Ну нихуя себе, сказал я себе, — сконфуженно и заторможенно выдаёт Антон, все ещё пытаясь прийти в себя и убедиться в том, что его не накрыло чем-то посильнее, чем чувствами к бывшему, который изменял ему большее количество раз, чем у них был секс, а встречались они, на секунду, почти два года. Он осматривается, ступает осторожно, словно пол может провалиться, как в каком-нибудь фильме, и он улетит в пустоту. Вообще, он бы предпочел, чтобы это все оказалось сном, потому что во сне можно обнаружить в себе какую-нибудь суперспособность и с легкостью порешать любого монстра, а в реальности он разве что притормозит его квншным прошлым и тупо умрет во время анекдота про бобра. Двери такие навороченные, что Антон со своим гуманитарным складом ума даже не пытается разобраться, окон нет, диван, на котором он пришел в себя, обит странным эластичным материалом, который хоть и прогибается, но не отпечатывает следы и толком не деформируется. Помещение такое яркое, что глаза слепит, источник света находится чисто на потолке по периметру комнаты — пастельно-белое свечение и слабый голубоватый туман от стен. Кушетка, длинный стол, светящиеся линии на полу и стенах, геометрические неровности на потолке — Антон смотрит завороженно и сожалеет о том, что не умеет рисовать, потому что отобразить что-то такое в каком-нибудь комиксе, добавить харизматичных персонажей — и можно ждать звонок от Люка Бессона. Антон не особо понимает, как ему себя вести и что вообще делать, но додумать не успевает, потому что одна дверь справа отъезжает наверх и в комнату заходит… ну, однозначно мужчина, судя по отсутствию груди. Хотя талия такая тонкая, что и аномалия, и песочные часы, и вакханалия. Человек? Инопланетянин? Гуманоид? Шутник в латексном костюме? ступает плавно и уверенно, подходя ближе, и Антон может, наконец, нормально рассмотреть его. Кожа такая светлая, словно светится, с перламутровым оттенком, тонкие уши удлинены и заострены к концу, как у книжных эльфов, губы наоборот яркие, блестящие, тело гибкое, плавное — такое подвижное, что кажется, будто перед глазами рябит. Антон залипает с открытым ртом, но тут грех не залипнуть — представитель едва ли человеческой расы перед ним выглядит настолько притягательно, что все переживания из-за, оказывается, тех еще уродливых бывших кажутся сейчас настоящим абсурдом. Явно-не-человек, остановившись в метре от Антона, издает какой-то странный мелодичный звук, который, видимо, означает приветствие, хотя, судя по интонации, ему весьма четко посоветовали вернуть челюсть на место, что он и делает, облизнув пересохшие губы. Звук повторяется, но тональность и длина немного меняется, и Антон смотрит на говорящего по-настоящему страдальчески. — Блин, чувак, мерси в боку, но я в душе не ебу, что ты булькаешь. Но этот звук звучит как что-то, что я готов поставить на будильник до конца жизни. Существо склоняет голову набок, внимательно слушая его, и у Антона создается впечатление, что тот прокручивает в голове бегунок в переводчике, подбирая нужный язык. Молчание длится секунд пятнадцать, а потом инопланетянин говорит низким, запредельно мурашечным голосом: — Ты смотришь с вожделением. Вот оно как. То есть ни «привет», ни «как тебя зовут», ни «как насчет первого свидания», а сразу «у тебя хуй встал». Вообще, Антон за прямолинейность и переход сразу к делу, когда речь идет о чем-то интимном, потому что прелюдии надоели еще лет в двадцать, но здесь ему… интересно. Кто перед ним, как он оказался на Земле, почему выбрал именно его и, разумеется, с какой целью. Больная часть фантазии, напрямую связанная с длительным недотрахом, уже рисует картинки, в которых его ебут десятки щупалец, и Антон чувствует себя даже немного неловко, пытаясь загнать эти мысли куда подальше, потому что мало ли существо перед ним умеет читать мысли. — Да у меня просто… глаза очень чувствительные, — а еще врожденный талант к пиздежу. — Тут слишком ярко, вот я и смотрю… так. Гуманоид же смотрит недоверчиво, делает плавный шаг вперед, двигаясь, как в танце, и касается длинными тонкими пальцами его челки. Кучеряшки, сначала оттянутые, пружинят и щекочут лоб, и Антон чувствует себя настоящим идиотом, зачем-то втянув живот и затаив дыхание, потому что существо находится практически вплотную к нему. У того волосы на взгляд мягкие, но идеально уложенные — ни волоска в сторону, — на коже ни изъяна, ни родинки, а запах такой приятный, что Антон готов отдать любые деньги за возможность обливаться им постоянно. — В тебе столько недостатков, — как-то слишком серьезно выдает инопланетянин, и Антон мгновенно чувствует себя ничтожеством. Ну действительно, куда ему до такой идеальности, — но ты выглядишь совершенной версией человечества, — продолжает тот, вышибая воздух из легких. Приехали. Не то чтобы Антон считает себя некрасивым — вовсе нет, он давно принял свою пиздатость и искренне кайфует от того, что может переключаться с мягкой зефирки на ходячую катастрофу, — но прямые комплименты он слышит крайне редко. А тут что-то подобное вместо приветствия. — Спасибо, типа? — вежливость уровень Шастун. — А ты… Ну… Инопланетянин? — Слово звучит некрасиво, — существо хмурится. — Я предпочитаю advenae¹. Антон в языках та еще деревяшка, у него английский-то, дай Бог, уровня B1, а тут вообще что-то страшное. Но звучит и правда лучше. По крайней мере короче. Не говоря уже о том, что голос, произнесший это слово, даже спотыкающееся «скрупулезно» сделает произведением искусства. — И сколько тебе лет? Хотя стой, не надо, это не так важно, — останавливает сам себя Антон, потому что в голове вихрем проносится пара десятков мемов, навеянных диалогом из «Сумерек». — А имя у тебя есть? Или вы называетесь числами? Или как у вас вообще принято? Его искренне забавляет то, как очевидна загрузка на лице инопланетянина после каждой фразы, сказанной Антоном — тот явно прогоняет это через какую-то систему в своей голове, чтобы разобрать на детали, осознать и сгенерировать ответ. Выглядит потрясающе и завораживающе, особенно то, как и так светлые глаза становятся еще бледнее, превращаясь в кристальное стекло с голубоватым огоньком в глубине. По сведенным бровям Антон понимает эмоцию существа — тот в недоумении. — 18-34-28-53² или 33³. Антон буквально слышит у себя в голове писк, который обычно бывает у перегревшегося процессора, когда пытаешься скачать одновременно Симс, все сезоны Наруто и «Библию Дьявола⁴». Он честно почти минуту старательно думает, пытаясь провести хоть какую-то ассоциацию, даже вспоминает школьные уроки по информатике и разные виды кодов, но или плохо вспоминает, или думает не в ту степь, и в итоге сдается. — А если попроще? Буквами. Желательно на русском. 18-34-28-53 или 33 снова смотрит на него тем самым взглядом, который одновременно может читаться как «а ты забавный» и как «ты совсем придурок, что ли», думает какое-то время и неуверенно протягивает: — По-вашему это, полагаю, похоже на Арсэникум? — Типа… Арсений? — предполагает Антон, получает не особо уверенный кивок и выдыхает. — Значит, Арсений. А я Антон. — Я знаю. Провел полный анализ твоего ДНК и информации, сокрытой в полушариях мозга. Как ты можешь пить, имея такие проблемы с печенью? Наследственность плохая, предрасположенность к alcoholismus, — Арсений качает головой и смотрит как недовольная мамаша, пока Антон перерабатывает полученную информацию. То есть этот — как бы тактично назвать — мало того, что вытащил его из уютной постельки и забрал непонятно куда один космолет знает с какой целью, так еще и полностью продиагностировал его, как какой-то объект. И пока Антон смотрит на этого тридцать три непонятно чего — лишь бы не длина члена, хотя, — он стоит перед ним буквально прозрачный насквозь. О нем знают больше, чем он о себе, и это в разы более интимно и смущающе, чем если бы он проснулся голый на столе и с щупальцем в заднем проходе. Антон ловит себя на мысли, что голос Арсения звучит немного необычно. Кроме того, что он настолько низкий и хриплый, что мышцы живота каждый раз напрягаются, как от прикосновения чего-то щекочущего, он еще немного свистящий. Не шепелявый, а как если бы змеи умели разговаривать. Это завораживает, заставляет прислушиваться и ловить каждый звук. — Если я спрошу, зачем ты забрал меня, ты ответишь честно? — рискует Антон. — Что значит «честно»? — Арсений снова роется в своей голове. — А можно делать что-то «не-честно»? — спрашивает по слогам, и это так мило, что Антон невольно улыбается. Поразительный. Этот advenae во всех смыслах с другой планеты. — Но забрал я тебя, чтобы изучить. Когда я послал импульс эхолокации, твое сознание быстрее всего и чище остальных отозвалось, поэтому я выбрал тебя. — И что ты собираешься… делать со мной? — Я все сделал. Мне нужна была информация о том, что происходит на твоей планете: привычки, правила, проблемы, глобальные катаклизмы, чтобы понять, есть ли необходимость в нашем вмешательстве или не стоит тратить время и можно лететь дальше. — Звучит обидно, — Антон скрещивает руки на груди. — Может, мы не всякие там 53-66-8-22⁵, — наобум называет рандомные числа, — чтобы на нас не стоило тратить время. Арсений приподнимает брови. — Ты сейчас… оскорбил себеподобных, назвав их amentibus⁶? У Антона сгорает материнская плата. Он буквально чувствует, как дымится, потому что у него в голове не укладывается, как человек — ладно, пускай не человек, а адве-как-там-его — может на протяжении вот уже минут десяти говорить примерно с одной и той же интонацией, одновременно уничтожающей и завораживающей. Арсений словно каждой своей репликой опускает его все ниже, но делает это с таким видом, будто осыпает комплиментами. Антон читал достаточно книг об инопланетянах и присутствовал на приличном количестве лекций на своей работе, чтобы принять за аксиому тот факт, что эти существа умнее раз в пять, если не больше, а сейчас перед ним находится буквально подтверждение всех громких слов и убеждений. Но отчасти Антон и собой гордится — он-то называл какой-то набор чисел, а озвучил, кажется, какое-то слово, значение которого не понимает ни в цифирном, ни в буквенном варианте, потому что нормального перевода Арсений ему не дает, только смотрит более удивленно. — Ну так… Кхм, если ты все сделал, то, получается, ты меня просто отпустишь? — Антон сам себя не узнает: еще минут двадцать назад он сам был готов к любой лазейке, лишь бы вернуться домой, убедить себя в том, что он все-таки чем-то траванулся и словил галлюны, а сейчас не хочет отсюда уходить. Не так сразу. Такой шанс провести время с представителем другой расы, а его, кажется, собираются просто выкинуть с корабля. Это будет худшим событием в жизни Антона, он будет корить себя буквально каждый день, если сейчас что-то не придумает. — Я хотел, — кивает Арсений. — Я вернулся сюда, чтобы отправить тебя на твою планету, но ты уже был в сознании и меня привлек твой взгляд. Как я уже сказал, ты смотрел cum libido⁷. — Это типа… — Антон старательно проглатывает шутку про кончу либидо, потому что значение явно другое, вспоминает, с чего началось их общение, и неуверенно предполагает: — С вожделением? — кивок. — Так сейчас никто не говорит. Я даже не уверен, что правильно понимаю значение этого слова, но просто… Ты привлекательный. Охуеть какой. Я поэтому и залип, когда тебя увидел. Твоя светящаяся кожа, и уши, и тело, и… — «И это я еще не видел член», заканчивает уже мысленно, чтобы не покраснеть еще сильнее. — Это… комплимент? — предполагает Арсений. — Ты… жаждешь меня? Антон одновременно в ужасе и восторге от прямолинейности и наивности инопланетянина. — Ты особенный. Естественно мне интересно, — Арсений издает какой-то звук между смешком и фырканием, и это еще более очаровательно, чем все, что было до этого. — Да брось. Вы же не все там такие красавчики? — Мы — лишь соединение определенных элементов, которые и формируют наше наименование, — объясняет Арсений. — У нас нет разделения на, как ты сказал, привлекательных и особенных. Мы лишь код, созданный с определенной целью. Я, как наиболее выносливая особь, существую, чтобы исследовать другие планеты и искать запасные планеты для переселения в случае разрушения нашей. Антон из всего относительно долгого монолога цепляет лишь общую суть, потому что он, наконец, понимает, чем вызван этот слабый шипящий звук — у Арсения удлиненный тонкий язык, который периодически проскальзывает между пухлых губ, и внизу живота снова тяжелеет. Антон совсем отключается, представляя, на что способна эта гибкая мышца, и разве что колени не сводит, а потом для безопасности и вовсе присаживается на подлокотник дивана. — То есть вы не рождаетесь? Вас… создают? — Мы лишь соединение элементов, — повторяет Арсений. — В твоей памяти я видел информацию о том, как это происходит у вас, и это удивительно. Получается, ваши особи соединяются особенными органами и потом получается новый человек? — Секс никто и никогда еще так не характеризовал, но, в целом, все так, — Антон смущенно чешет нос, чувствуя себя родителем, к которому пришел ребенок с претензией касательно слухов о капусте и аистах. — Но это… соединение особенными органами не всегда бывает для продолжения рода. Это еще и удовольствие, — Арсений смотрит непонимающе. — У вас такого нет? Совсем? У вас проблемы с чувствами? — Они нам не требуются. Чистый разум, открытое сознание. Но это слово, — Арсений подается ближе и внимательно смотрит на губы Антона, — секс. Оно слишком сложное для моего понимания. Можешь объяснить подробнее? Приехали. Перед ним стоит инопланетянин, который совершенно точно на пару столетий, если не тысячелетий его старше, и просит рассказать ему, что значит трахаться. Расскажешь кому-то — упекут в психушку, хотя совершенно все, что сейчас происходит с Антоном, похоже на бред, так что он вряд ли сможет хотя бы с кем-то поделиться. Он не знает, как это объяснить так, чтобы не звучать слишком убого, поэтому решает рискнуть. Шампанское он, конечно, не пьет, потому что уважает пиво и качественный коньяк, но сейчас любой градус сойдет. — Я могу показать. Антон кладет ладонь на гладкую, прохладную скулу Арсения, который даже не вздрагивает, хотя его зрачок становится сначала крошечным, чуть не потерявшись в радужке, а потом расширяется и заполняет собой ее почти полностью, проводит по изгибу подушечкой пальца, тянется сам, потому что инопланетянин вряд ли поймет, и легко касается его губ. Те слегка влажные, пластичные и такие мягкие, словно Антон касается не кожи, а какого-то эластичного материала. Прекрасно понимая, что на отдачу особо рассчитывать не стоит, Антон давит кончиком языка на губы и разве что не стонет, когда те распахиваются. В какой-то момент Антону все-таки кажется, что Арсений пытается ответить, пусть и не очень уверенно, и он отстраняется, чтобы взглянуть на него. У инопланетянина сквозь перламутровую кожу пробивается едва заметный розовый налет на щеках, а глаза блестят еще сильнее, чем обычно. — Это секс? — уточняет Арсений, и Антон утыкается лицом ему в плечо. — Это поцелуй. Часть прелюдии, если так можно выразиться. Просто обычно люди не занимаются сексом сразу — они пытаются уловить настроение, создать атмосферу, завестись, в конце концов. — А почему нельзя сразу заниматься сексом? — Да можно… Почему нет, — Антон задумчиво чешет затылок. — Я, кстати, не большой фанат прелюдии, люблю сразу к делу. — Зачем тогда был этот… поцелуй? — Захотелось. А тебе… не понравилось? Или Антону кажется, или Арсений ухмыляется, но в следующую секунду инопланетянин тянет его к себе и целует с таким напором, что Антон чуть не заваливается на него. Арсений стоит скалой, не шелохнувшись, крепко держит его скомканную на груди футболку, целует грубовато, явно неумело, но с таким удовольствием, что все тело покрывается мурашками. Тонкий длинный язык обвивает язык Антона, толкается глубже, оглаживая нёбо и дёсна, а когда слегка заостренные клыки прикусывают нижнюю губу, Антон натурально стонет и впивается пальцами в тонкую талию Арсения. Ласкает гладкий латекс его костюма, водит вверх и вниз и неуверенно сжимает его пах. И резко распахивает глаза. — Охуеть, у тебя там… Блять, Арсений, у тебя там… — он не может подобрать подходящее слово, потому что то ли у него какие-то проблемы с осязанием, то ли у Арсения под костюмом что-то, что явно заслуживает внимания. — Я пытался воссоздать орган, который видел в твоей голове, — объясняет инопланетянин. — Мы все совершенно одинаковые, нет разделения по полу и возрасту, но в твоей памяти об этом было много информации, и я решил попробовать. — Получается, ты можешь сделать со своим телом что угодно? — Антон даже задерживает дыхание. — Нужно… пробовать, — Арсений впервые звучит по-настоящему неуверенно. — Я никогда не пробовал ничего подобного, но мне интересно. Картинки, которые я видел в твоей памяти, выглядят необычно, но, судя по их количеству, это действительно то, что тебе нравится. Антон разве что не задыхается от возмущения. Хочется скрестить руки на груди и огрызнуться, потому что ну любит он члены, и что? Но любопытство сильнее, и он нетерпеливо водит указательным пальцем по молнии его латексного костюма. — Покажешь, что там себе отрастил, амфибия? То, с какой охотой Арсений расстается со своим костюмом, вызывает у Антона восхищение, как и то, что он видит под ним. Все-таки с осязанием у него все хорошо, потому что Арсений охуеть как перестарался. В хорошем смысле, потому что Антон со своим тайным сайз-кинком смотрит на перламутровое мужское достоинство длиной в добрые двадцать пять сантиметров разве что не с капающей на пол слюной. Член очень ровный, увитый венами, головка, как некогда щеки инопланетянина, с легким розовым налетом, лобок идеально гладкий, да и вообще картина такая, что Антон с трудом удерживается от того, чтобы сразу не опуститься на колени. У него дома есть любимое прозрачное дилдо, а тут настоящий член, который ни разу ему не уступает. Антон был все-таки очень хорошим мальчиком в прошлом году. — Как ощущения? — зачем-то уточняет Антон, пытаясь хоть как-то заполнить неловкую паузу. — Непривычные. Я такого никогда не испытывал, — Арсений обхватывает свой член у основания, ведет по всей длине, обводит большим пальцем головку, отчего крайняя плоть сползает ниже, обнажая еще более розовую кожу, и Антон позорно скулит, после чего ловит заинтересованный взгляд голубых глаз. — Тебе нравится? — Нравится ли мне спать до двух часов дня и регулярно трахаться? Вопрос риторический, если что, — Антон опережает уже открывшего рот Арсения. — «Нравится» тут не очень подходит. Я… Блять, я могу?.. Антон догадывается, что Арсений вряд ли понимает, что он хочет сделать, а если и догадывается, то скорее всего не будет против, поэтому сам опускается на колени, сожалея о том, что пол такой жесткий, смотрит на раскачивающийся перед его лицом член и на пробу обводит головку языком. Вкус необычный, не как у человеческих членов, точнее его почти нет, но в этом есть особенный кайф, так что Антон высовывает язык, впускает головку в рот и поднимает на Арсения глаза — хочет видеть реакцию. Тот так и стоит с опущенными руками, так что приходится взять его кисти и положить себе на голову в надежде, что его поймут. Арсений вряд ли до конца понимает, но все-таки неуверенно проводит по его затылку, перебирает пряди и совсем немного хмурится, когда Антон вбирает член глубже. Он не уверен, что сможет взять его полностью в рот, хотя, с другой стороны, то дилдо с трудом, но помещалось. Потом, правда, глаза щипало, но это издержки кайфа, можно и потерпеть. Антон добавляет больше слюны, кладет ладони на бедра Арсения, упираясь большими пальцами в выемки над выпирающими косточками, насаживается ртом все глубже, дышит через нос и не сводит с Арсения взгляда. Стонет, мычит, пуская вибрацию, иногда ласкает языком, если выдается возможность, насаживается почти до конца, но понимает, что воздуха не хватает, и выпускает член. От губ до головки тянется ниточка слюны, и это так горячо, что Антон сам кайфует от того, что делает. — Нр… — ебаный воздух, почему нужно обязательно дышать, — …авится? — Никогда не испытывал ничего подобного, — чуть более низко и явно заторможенно отвечает Арсений, убирает его челку с глаз и вытирает влажные губы. — Но это же тоже не секс еще. Опять прелюдия? — Это минет. Не смог удержаться, чтобы не отсосать тебе, потому что у тебя буквально самый красивый член из всех, что я когда-либо видел. А секс будет, если ты трахнешь меня. В смысле, — Антон так возбужден, что слова не собираются в предложения, — если ты войдешь в меня своим членом. И не в рот, опережая твой вопрос, а в… Блять, я разденусь, окей? Антон стягивает футболку, которая липнет к спине от пота, расстегивает ширинку и вылезает из джинсов, видит, как фокусируется взгляд Арсения на его стояке, и снимает белье, кинув его на диван к остальной одежде. После чего подходит к инопланетянину, ведет широкой ладонью по его члену, заставляя прижаться ближе, и сипло спрашивает прямо в губы: — Займемся сексом? — Если ты скажешь, как мне… — Арсений думает пару секунд, — доставить тебе удовольствие, то давай. — И откуда ты такой вообще, — восторженно выдыхает Антон и прижимает его к себе. Целует, водит ладонями по чужому телу, а сам отступает назад до тех пор, пока не упирается бедрами в стол. Идеально. Жестко, но так похуй. У него голова болит от количества идей и фантазий, и Антон готов воплотить в жизнь каждую, лишь бы успеть как можно больше. — Я хочу, чтобы ты вылизал меня, — ложится на стол, устраивается настолько удобно, насколько это вообще возможно в таком положении, разводит и поднимает ноги, поддерживая их под коленями. — В смысле… — В смысле твой язык в моей заднице. Арсений выглядит так, словно роется в своем архиве, выуживая те картинки, которые подходили бы под то, что сейчас говорит Антон, и в итоге, кажется, находит, потому что опускается на колени перед столом и ведет тонкими пальцами по внутренней стороне бедер Антона, запуская новую порцию мурашек. Невесомо касается прижатого к животу члена, и Антон откидывает голову назад, зажмурившись. Если бы Арсений был человеком, Антон бы уже сматерился пару раз и просто попросил выебать себя, но сейчас он собирается вступить в интимную связь с инопланетянином, у которого уйдет время на то, чтобы понять просьбу, так что самое правильное — ждать и надеяться, что не очень долго. Из-за растяжки Антон не особо переживает — он развлекался со своими игрушками перед сном, потому что рабочий день был настоящим адом и ему нужно было расслабиться. За неимением постоянного партнера или хотя бы друга с привилегиями справляться приходилось самому, так что в ход шло все — от небольшой вибропробки до любимых анальных бус. Поэтому мышцы еще помнят вчерашние габариты, но момент все равно волнительный, потому что Антон не знает, как будет действовать Арсений. И это самое невероятное во всем процессе — необходимость ждать и гадать. Арсений явно не до конца понимает, что ему нужно делать, поэтому смотрит на Антона немного выжидательно, вопрошающе, дожидается подбадривающего кивка и в первый раз касается его между ягодиц. Язык инопланетянина длиннее, тоньше и в разы более влажный, чем человеческий, и Антона выгибает. Он и так не зажимался, жаждя этих прикосновений, а сейчас и вовсе полностью расслабляется, открываясь, доверяя. Он шумно дышит через нос, болезненно поднимает голову, чтобы видеть то, что делает Арсений между его ног, но почти сразу снова откидывается назад, потому что узкий юркий кончик скользит глубже, и это так сладко, что Антон позволяет себе первый дрожащий стон. Язык изучает его, ласкает, скользит по гладким стенкам и потирает чувствительные края ануса, добавляя смазки. Входит глубже, растягивает, двигается по кругу, а потом тычется в простату, и одна нога соскальзывает Арсению на плечо. Антон зажимает рот кулаком, потому что его чуть ли не подкидывает от этого прикосновения, он давит пяткой на лопатку инопланетянина, прижимая его ближе, и тот послушно впечатывается ему лицом между ягодиц, загоняя язык еще глубже. С губ срывается какой-то булькающий звук, и Антон чуть не шутит, что выучил наречие Арсения, но с языком в заднице шутить получается плохо. — Арс… я хочу член… пожалуйста… Антон даже готов потерпеть боль в начале, потому что растяжка заняла минут пять от силы, да и смазки у них толком нет, только вязкая слюна инопланетянина. Но Арсений слишком уверенно мотает головой и ставит его ноги на край стола, потому что замечает, что ляжки начинают дрожать от неудобного положения. — Я, может, и не знаю всех тонкостей ваших утех, но картинок в твоей голове хватает хотя бы для общего представления, и я понимаю, что ты еще не готов. — Тогда давай хотя бы пальцы. И… Бля, у тебя не будет какой-нибудь… я не знаю, смазки? Масла? Раз уж ты так печешься о моей готовности. Арсений смотрит на него задумчиво. — Нам не требуются подобные вещества, потому что мы регенерируем сами по себе без посторонней помощи, но подожди, — он встает, отходит к одной из ничем не примечательных стен, нажимает на какую-то видимую только ему панель, и открывает небольшое углубление. Антон мало что видит, только слышит слабое постукивание и терпеливо — нихуя — ждет, пока Арсений вернется. В какой-то момент в поле его зрения появляется сначала изящная кисть с каким-то флакончиком, а рядом — колом стоящий член, и Антон не знает, что его сейчас интересует больше. — Посмотри. Антону так и хочется огрызнуться, что он еще как смотрит, но он все-таки выдавливает полупрозрачную субстанцию на пальцы, мнет ее, разводит пальцы и согласно кивает — пойдет. Не хуже его любимой смазки без вкуса и запаха. И, пока Арсений стоит рядом, слегка поворачивается набок и ловит губами головку его члена. Инопланетянин совершенно очаровательно распахивает губы, пару раз предпринимает попытку толкнуться бедрами вперед, и это так невероятно, что Антон довольно стонет. Арсений позволяет отсасывать ему, обхаживая только головку, потому что из-за положения глубже взять не получается, смотрит на Антона пару секунд, потом выдавливает на пальцы немного вещества и опускает руку вниз. Антон сразу понимает, приподнимает таз и, опираясь на ступни, разводит ноги, чтобы у Арсения было больше доступа. Два пальца входят без проблем, и Антону требуется весь его опыт, чтобы не пустить в ход зубы, когда Арсений сгибает их и подушечки так правильно давят на простату. Хорошо. Еще смазка, еще палец, и этот массаж особенно чувствительной точки — все эти месяцы одиночества стоили того, что сейчас происходит. Антон двигает бедрами, стараясь насадиться глубже, и при этом пытается не слишком отвлекаться от члена, потому что это было бы преступлением. От мысли, что его трахают, по сути, в два места одновременно, становится так горячо, что Антон валится на стол и сжимает член у основания, прикрыв глаза. — Это оно? Удовольствие? — уточняет Арсений, вытащив из него пальцы, и Антон готов заплакать от нехватки чувства заполненности. — А? Нет. Это я как раз сделал, чтобы оно не наступило сейчас, потому что ты слишком хорош, а я не хочу кончить так быстро. — Почему? — Потому что хочу попробовать еще много всяких извращений, пока у меня есть возможность, — он смотрит на Арсения мутным взглядом и сжимает его кисть. — Вдруг ты плод моего воображения и исчезнешь, когда зазвонит будильник. Арсений явно не понимает, но решает не уточнять. То ли не хочет, то ли не видит смысла, то ли не осознает всю серьезность и искренность сказанных Антоном слов. Может, оно и к лучшему — меньше слов, больше тела. Антон тянет его к себе, чтобы снова поцеловать, и разве что не скулит от осознания, что теперь ощущает полноценную отдачу и такой же жадный напор. Кажется, Арсений входит во вкус, потому что толкается языком в ответ, обволакивает его, дразня чувствительную кожу, скользит глубже, словно хочет проверить длину глотки, и это настолько приятно-щекочущее чувство, что Антон послушно открывает рот и позволяет трахать себя длинным языком. В какой-то момент пальцы снова скользят ему между ягодиц, и Антон благодарно стонет в чужой рот. Однако в следующую секунду член обхватывает что-то влажное и тонкое, и он распахивает глаза, чтобы опустить взгляд вниз. Он не особо понимает, что это, потому что на щупальце не похоже, но длинная мягкая ткань обвивается вокруг его члена и сжимает его, пульсируя. — Это… что, нахуй? — с придыханием спрашивает Антон, задыхаясь от количества прикосновений. — Решил, что тебе нужно больше. Если бы Антон не знал инопланетянина полчаса, то уже бы признался ему в любви. Пару минут Антон терпит эту пытку, а потом настойчиво сжимает член Арсения и смотрит просяще. Разводит ноги, кусает губы, выгибается сильнее — делает все, чтобы тот понял, потому что связно разговаривать сейчас не получается. Антон практически уверен, что кончит, как только Арсений окажется внутри, так как он уже на грани, но ему нужно это чувство заполненности, он хочет ощутить его член в себе, чтобы, наконец, кайфануть по-настоящему. Арсений, слава инопланетным детям, понимает, потому что встает между его ног и давит головкой на пульсирующий анус. Антон успевает только промычать: — Только не кончай в меня, а то вдруг отложишь жемчужины, и вылезет из меня какой-нибудь чужо-ой! — окончание фразы тонет в стоне, потому что Арсений входит в него где-то на треть, и задницу так приятно распирает, что языком совершенно не хочется ворочать. Антон привыкает к ширине, к размеру, пока сам насаживаться не рискует, потому что нормального члена у него не было давно, а игрушки — это все-таки другое. Так что он цепляется пальцами за края стола, жмурится, дышит через нос и мысленно благодарит Арсения за то, что тот, словно чувствуя, тоже не двигается. Его член ощущается мягче, чем человеческий, он более гладкий, будто затянутый в презерватив, но, как Антон заметил, у инопланетянина вся кожа такая, так что нечего удивляться. Между ягодиц льется замена смазки, и Антон снова мычит, выражая свою признательность за заботу. Он привык к крупным размерам, у него из маленьких игрушек только пробки, с которыми он периодически выходит на улицу, добавляя острых ощущений. А здесь большой, мощный, пульсирующий член, который с легкостью может порвать. Но времени у них много, так что можно не торопиться. Арсений выскальзывает, оставив внутри только головку, гладит пульсирующий анус, распределяет вещество, поглаживает и снова мягко подается вперед, входя на ту же длину. Антон сильнее давит пятками в край стола, немного приподнимает таз и все-таки толкается навстречу, желая получить больше. Член входит неторопливо, плавно, распирает стенки и проезжается по простате, отчего Антона подкидывает. — Глубже. Он неожиданно упирается в мысль, что не стесняется Арсения. С другими партнерами хотя бы в первое время у него был какой-то барьер, и он не мог выдавить что-то по-настоящему грязное даже с его кинком на dirty talk, а с Арсением ему настолько комфортно, что он нисколько не боится озвучивать свои желания и расплывается каждый раз, когда его желание исполняется именно так, как ему хочется. Когда Арсений прижимается к нему вплотную, вжавшись пахом ему между ног, Антон опускает голову и хрипло стонет. Ему даже мерещится, что он видит, как головка упирается в живот изнутри, но это похоже на что-то анатомически-невозможное, даже с учетом длины члена. Его трясет от каждого даже слабого движения Арсения, потому что тот, кажется, заполняет собой до упора, чисто идеальный размер, даже напрашивается шутка то ли про хрустальную туфельку, то ли про «смотрите, я шашлычок», но выдавить из себя ничего не получается, поэтому Антон лишь жестом указывает на бутылочку, чтобы Арсений добавил смазки, и просит двигаться. Это не похоже на его любимое дилдо. Даже когда он надел его на тот механизм, адскую секс-машину, которая довела его до оргазма за тридцать секунд, но зато потом он не мог оклематься часа полтора, потому что не разобрался в пульте и скорость была слишком даже для него. Это не похоже вообще ни на что. Антон находится где-то на грани между приятной болью и дурманящим наслаждением, когда тело существует отдельно от головы и не получается контролировать ни пальцы, ни конечности, ни тем более голос. Антон слышит стон, но не уверен, кому он принадлежит. В уголках глаз влажно, между ягодиц мокро, задница горит, позвоночник гнется так, как никогда в жизни, и Антон понимает, что его не хватит и на пять минут, а хочется растянуть это ощущение на вечность, чтобы потом просто перестать существовать, потому что лучше уже не будет. Он хочет кончить ярко, как-то по-особенному, чтобы отключиться к черту, чтобы хватило надолго, и в голове появляется совершенно шальная, едва ли адекватная идея, но кто он такой, чтобы отказать себе в удовольствии, если рядом такой безбородый джинн. — Говоришь… — особенно глубокий толчок — и Антон задыхается, — что можешь сделать… Блять, да, еще раз… Глуб… Ар-р-рс… Можешь сделать со своим телом все, что угодно?.. — он насаживается сам, принимая член на всю длину, и буквально ощущает, как тот растягивает его. — Чего тебе хочется? — или Антона мутит, или Арсений улыбается. Теперь главное решиться. — Два члена. Только… меньше. И тоньше. Я знаю, что это странно, но у меня был опыт… Еще раз, сильнее… Блять, ты просто… — Так что за опыт, Антош? — почти нежно спрашивает инопланетянин, и Антона плавит по поверхности стола. — Договорились о тройничке. И они меня в два члена… В общем, я тогда охуел, но это было слишком хорошо. Повторить пока не получалось, потому что после попадались какие-то хлюпики, но если у тебя есть такая особенность… — он заканчивает немного вопросительно, не до конца уверенный в том, что правильно понял слова Арсения. Тот медлит, размышляя, потом выходит из Антона — он готов почти скулить, потому что задница неприятно саднит и пульсирует, — и очень медленно выдыхает. Антон почему-то боится наблюдать за процессом — вдруг это будет настолько дико, что у него упадет, — так что он опускает взгляд только когда Арсений касается его колена, привлекая внимание. Выглядит это и правда скорее крипово, но в то же время Антон ловит себя на мысли, что ему нравится. Видимо, сказывается рабочий опыт — он и не такое видел во всяких играх и фильмах, а тут два красивых члена на красивом мужском теле, подумаешь. Он немного елозит, пытаясь устроиться удобнее, потом понимает, что спина уже не выдерживает, и слезает со стола. Ноги дрожат и не особо слушаются, но он все-таки доходит до дивана, кладет руки на спинку, коленями упирается в сиденье и выгибается, виляя задницей. Антон оборачивается через плечо, улыбается, когда видит, что Арсений следует за ним, и низко стонет от прикосновения губ к шее. — Это ты все у меня в голове увидел или уже начал импровизировать? — Все вместе, — отзывается Арсений и выдавливает на пальцы смазку. Один член, более короткий и тонкий, входит без особых проблем, так что Антон сразу насаживается до конца, сжимает его и многозначительно смотрит на инопланетянина через плечо, как бы показывая, что можно сразу переходить к самому интересному и не размениваться по мелочам. Хотя вопрос мелочей тут, конечно, спорный. Вторая головка давит уже ощутимо, немного болезненно, и Антон сжимает пальцы Арсения на своем бедре. Пыхтит, крепко жмурится и старается дышать ровнее, тихо просит не торопиться, хотя тот и так не двигается, дает себе привыкнуть и расслабляется максимально, прекрасно понимая, что нет ни малейшего смысла зажиматься — он доверяет своему партнеру. А еще сам попросил о подобном безумии. Его распирает так сильно, что глаза снова увлажняются. Проходит, кажется, вечность, прежде чем второй член входит в него хотя бы наполовину, но, учитывая ситуацию и ракурс, это уже победа, так что Антона более чем устраивает. Арсений начинает мягко, невозможно аккуратно двигаться, гладит изгиб спины и дрожащие бедра, тормозит каждый раз, когда Антон начинает шипеть, и периодически целует его, докуда дотягивается. Антон не понимает, откуда в инопланетном существе столько нежности по отношению к нему, незнакомцу, но он готов благодарить всю солнечную систему за то, что с ним происходит. Оргазм продолжительный и такой яркий, что Антон жмется к спинке дивана, чувствует, как разъезжаются колени, упирается лбом в эластичную обивку и дрожит всем телом. Он, кажется, весь покрыт потом, спине от этого холодно, а бедра горят как после бани. Осознание тормозит в пробке, которую забили эмоции, выражающиеся многоступенчатыми ругательствами, и у Антона пока нет сил даже обернуться и посмотреть, как там Арсений. Сначала он чувствует ладони на ягодицах, потом — два пальца внутри, которые растягивают пульсирующий анус, и затем — тонкий язык, который дразнит сверхчувствительную простату. Касание превращается в самую сладкую на свете боль, и через минуту Антон позорно кончает во второй раз со слезами удовольствия на глазах. Он сползает набок, стекает на диван и прижимает колени к груди. Хочется лежать так ближайшую жизнь, чтобы прийти в себя хотя бы немного, но — чертова тактильность — Антон ловит руку Арсения и прижимает ее, такую необходимо холодную, к своей горящей щеке. — Надеюсь, ты существуешь, — измученно выдыхает он и выключается.🛸🛸🛸
Антон выползает на работу только в пятницу. Весь четверг он валяется в таком состоянии, что даже поход в туалет кажется подвигом, но он ни о чем не жалеет. Он так до конца и не понял, что произошло, но факт того, что у него пульсирует все тело, доказывает лишь одно — это был не сон. Он перемещается по этажам клуба сонной медузой, которой передавили все щупальца, на автомате делает то, что должен, и лишь ровно угукает в ответ на то, что ему нужно будет провести экскурсию очередной группе школьников. Проверяет маршрут, освежая в памяти какие-то детали и даты, поправляет бейджик и надеется, что сможет рассказать хоть что-то, потому что еще пару раз — и порвет себе рот очередным зевком. Антон слышит детские голоса и кривится. Снова улыбаться и делать вид, что проведение экскурсий — лучшее, что есть в его жизни. Он одергивает рабочее поло, шлепает себя по щеке, приводя в чувство, вспоминает про дежурную улыбку и поднимает голову. К нему почти ровной колонной идут дети, стоя парами и даже не обгоняя друг друга, а сбоку, на ходу роясь в каких-то папках, торопливо шагает, видимо, их учитель. По крайней мере так одеться — рубашка с удлиненной жилеткой, клетчатые штаны и очки на носу — может или учитель, или библиотекарь. Антон уже думает мысленно съязвить, что придется обсасывать очередного зануду, а потом мужчина поднимает голову, приветливо улыбаясь, и… — Арсений?..