Повелитель снов

Джен Хэй! Тебя сегодня не было в школе. Дело или депри? Харун уставился на телефон и замер. Нужно было что-то ответить, но в голове было абсолютно пусто. Такое ощущение, что все мысли тоже сегодня решили остаться дома. Ну вот что ему написать? У Харуна не было ни сил, ни желания что-то кому-то объяснять. Хотелось просто лежать в темной прохладной комнате и сливаться с тишиной. Растворяться в ней. Просто выключиться, выспаться и зарядить батарейки. А потом проснуться и опять начать нормально жить. Каждый день ходить в школу, на спорт, встречаться с друзьями, что-то учить, о чем-то разговаривать, смеяться. Харун нахмурился. И как он раньше все это успевал? Как на все находил сил? Странно, сейчас его едва хватало на разговоры. Телефон завибрировал вновь Джен Вечером марвел. А&И, Ола. Помнишь? Харун выключил телефон и уронил его на кровать. Действительно, что-то там было про кино. Марвел, ДС — он всегда их путал. Какая разница, кто там спасает ненастоящий мир в фантастических фильмах, реальный бы кто спас, а то только загрязняют его своими джетами. Харун перевернулся на другой бок. Скомканное покрывало давило под ребра, Харун потянул за край, но оно не поддалось. Потянул сильнее. Нужно было бы привстать, но даже на такую работу не было сил. Он потянул еще, одеяло собралось в комок, и поза стала совсем неудобной. В этом покрывале ему сейчас виделись все препятствия и проблемы. Юноша приподнялся, с силой рванул ткань. Плед с хрустом натянулся и пережал ногу. Харун трясущимися руками освободил ногу и с яростью бросил покрывало в угол комнаты. Тело ожило от такой активности. Харун хотел уже было накричать на одеяло, но бросок отобрал все силы. Поток энергии схлынул так же быстро, как и пришел. Как будто холодная волна играючи лизнула разогретый песок и тут же убежала обратно, словно и не было ее там никогда. Харун сел в кровати, оперся спиной о стену и худой долгопалой рукой взъерошил черные волосы. Пальцы прошлись как по маслу, а прическа осталась стоять как нагеленная. Харун осторожно потрогал ладонью острые пики вздыбленных волос -когда он в последний раз был в душе? Вчера? Он протянул прядь к глазам, в полутьме комнаты волос выглядел мокрым. Нет, однозначно не вчера. Хотя, что значит вчера. Он понятия не имел, какой сегодня день и число. Харун даже не был уверен, который сейчас час. Джек писал что-то на счет школы — значит не выходной. В школе не был, писал он, — значит школа уже закончилась, и дело к вечеру. Харун прислушался, но из соседних комнат не доносилось ни звука — мама еще на работе. Часика 3-4, решил Харун про себя. Если он хочет успеть в кино, то нужно встать с кровати и привести себя в порядок. Он не сдвинулся с места. В голове царили пустота и хаос одновременно. Тысячи мыслей и споров с самим собой и при этом звенящая тишина. Все это бессмысленно и тяжело. День изо дня одно и тоже: просыпаться, есть, идти в школу, с кем-то о чем-то говорить, ради чего? Чтобы что? Это все так ничтожно и неважно. Огромная планета и бесконечная вселенная. Кому есть дело до пылинки-ребенка на краю мироздания? Все усилия бесполезны и ничтожны. Он ничтожен. Нужно встать и идти! Это все пройдет. Маленькими шагами. Это всего лишь фаза, она пройдет. Нужно только встать и открыть окно, сходить в душ. Шаг за шагом, и все наладится. Тоже мне дело, в кино сходить. Раньше марафоны бегал, а тут кино. Все, соберись, тряпка! Харун ухмыльнулся, энергично тряхнул головой. Еще только один момент. Только секунда, — пробился вновь голос усталости, и Харун снова лег. Тяжело вздохнул. Через жалюзи в комнату пробивались полоски солнечного света и расчерчивали стены в тетрадную полоску. Харун мог бы записать на них свои мысли. Одиночные пылинки медленно кружились в воздухе и бесшумно ложились на забытые на столе книги, укрывали мягким ковром разбросанную по полу одежду. Сквозь сон до Харуна донеслось, как верится ключ в замочной скважине. Входная дверь зашуршала по полу, мягко хлопнула и задвижка с металлическим звуком вернулась на свое место. Зашуршали пакеты. Харуну не нужно было выходить, чтобы до мельчайших подробностей представить, что там происходит. Усталая мама вернулась с работы. По пути она зашла в магазин, и теперь изнеможенная сидит на ящике в прихожей и с удовольствием шевелит освобожденными ступнями. Ее ноги вытянуты как струнка, и пальцы натянуты. Она опустила голову на грудь и закрыла глаза. Ее темные кудрявые волосы защитным покрывалом повисли вокруг лица, закрывая от мира. Легкий хруст- это мама повернула шею. Зевнула, потянулась, встала. Легкий стук в дверь окончательно вывел его из сна. — Ты все еще спишь? — мама сидела на краю кровати и гладила его по плечу. Харун устало улыбнулся и она улыбнулась в ответ. — Ты ел сегодня? Из комнаты выходил? — Чай пил, хлеб, — слова кончились и Харун замолчал. — Опять Император? — спросила мама после длинной паузы и Харун кивнул. Как-то она сравнила его депрессию с жестоким Императором, который набегом захватывает Харуна и вытесняет из него все веселье и энергию. С тех пор жизнь поделилась на светлые фазы, когда главенствовал веселый и энергичный Хар, и темные, в которых правление перенимал старый уставший от жизни Император Ун. — Вставай, ежик, Император сам не сдастся. — она подмигнула Харуну. Я приготовлю нам что-нибудь, — она протяжно зевнула и положила голову на подушку, но тут же поднялась обратно, —Это просто невероятно, твоя комната так и зовет спать, или твой император пытается захватить и меня. Здесь нужно срочно проветрить, — она резко встала с кровати, подошла к окну и подняла жалюзи. Яркое предвечернее солнце ворвалось в комнату и стерло со стен линейки тетради с тяжелыми мыслями о вечном. Харун хотел натянуть одеяло на глаза, но оно ехидно улыбалось из дальнего угла комнаты, и Харуну пришлось закрыть глаза рукой. На жалюзях мама не остановилась, она повернула ручку, потянула створку и распахнула портал в живой и беспокойный мир. Царство света, ветра, звуков, запахов. Прохладный ветер растрепал ее волосы и маленькими пальцами пробежал по бледным худым ногам юноши, всполошив стаи мурашек. Ветер раздул занавески, словно паруса, перелистал пару книг, а затем подхватил пару знакомых пылинок и унес их с собой вдаль. Обеспокоенная пыль медленно танцевала в воздухе. Мама повернулась и с ног до головы осмотрела сына. Худой, бледный, усталый. Она подавила тяжелый вздох. Но как только ее глаза встретились с его, потерла руки и улыбнулась. — Так, живо в душ, —Она вытащила из шкафа чистую одежду, бросила на кровать и направилась вон из комнаты, по пути собирая отовсюду грязную одежду, —Давай-давай. А я пока сделаю нам яичницу. Мама вышла из комнаты, но тут же заглянула обратно. — С помидорами, — и она озорно подмигнула. Харун не видел, как опустились ее плечи, когда она вышла в прихожую, но он точно знал, что это случилось. Лежать в холодной светлой комнате было неуютно, но и вставать совсем не хотелось. Не хотелось и маму расстраивать, она так старается. Харун посмотрел на телефон — три непрочитанных сообщения. А&И, Джек, Ола — все звали его в кино. Через два часа. Если сейчас встанет, то еще успеет. Он сейчас встанет, проверит только почту, социальные сети, о, кто-то совершил набег в игре на его деревню. Харун переформировал свою армию, когда кружок загрузки завис на экране. Харун попытался перезагрузить игру, но ничего не происходило. Взгляд в верхний угол экрана подтвердил его опасения. — Маам! — В душ! Бегом, — она заглянула в комнату, в руке у нее была ложка с остатками помидоров. — Ты пойдешь в душ, а потом поешь, и, может быть (эти слова она выделила особо), интернет вернется.- И мама словно исчезла на кухне. Харун в ярости бросил телефон в стену и лег. На кухне что-то радостно шкворчало, пело радио, мама хлопала дверцами и подпевала песню, по дому плыл чудесный запах жареных яиц и свежего хлеба. Желудок громко заурчал. Харун встал и поплелся в душ. С приходом мамы в квартиру ворвалась жизнь, и у него не было сил ей сопротивляться. Теплые струи приятно массировали кожу, и настроение заметно поднялось. Харун уже и забыл, как приятно ощущается свежевымытое тело. Как будто скинул с себя кольчугу из засохшей грязи. Капли падали на плечи, обнимали тело и смывали сон, пот и тяжелые мысли. Мыло пахло весенним лугом: сочетанием аромата талого снега, бледных лучей солнца и робких подснежников. Харун мог бы до бесконечности так стоять под душем, но терпкий запах жареных яиц перебивал благоухание весны. Юноша вышел из душа, быстро растерся красным пушистым полотенцем, надел чистую одежду и почти выбежал из ванной комнаты, но тут же вернулся и почистил зубы. К своему стыду, он уже давно перестал это делать по утрам. Пару минут спустя он с удовольствием уплетал яичницу и пытался понять ужин ли это или завтрак. Судя по времени — явно ужин, но так как это был его первый прием пищи за весь день, то можно было смело сказать, что сегодня на завтрак у Харуна была яичница. Мама с улыбкой смотрела на него и что-то весело рассказывала, и казалось, что жизнь в порядке. В такие моменты Харун и сам не понимал, что же с ним происходит весь день. Что сложного в том, чтобы встать с кровати, почистить зубы и сварить кофе? Проще простого, Харун это прекрасно понимал, но бывали моменты, а в последнее время все чаще, когда даже такие простые действия казались Харуну непосильной задачей. Все эти легкие каждодневные дела тогда представлялись ему огромной кучей камней. Многотонной. Бесконечной.И задача Харуна перенести все камни в другое место. С места «задание» в пункт «сделано». А он всего лишь букашка у подножия. И с каждым днем, с каждым невыполненным заданием, с каждой перенесенной встречей, неотвеченным сообщением, невыученным уроком, пропущенным занятием и забытым днем рождения гора становилась все больше и больше, Харун у ее основы все меньше, а его отчаяние и бессилие все сильнее. Это был какой-то невероятный чертов водоворот, который работал сам по себе, и засасывал Харуна все глубже и глубже на самое дно. Но бывали другие дни и моменты, такие, когда у Харуна хватало сил бороться с водоворотом, выплывать из него. А иногда кто-то, как сегодня мама, протягивал ему палку помощи. Тогда у Харуна хватало энергии, чтобы шаг за шагом, камень за камнем разбирать эту гору и прогонять Императора. Главное было начать. Нет, не с великих дел и свершений, а с маленьких каждодневных заданий: откинуть одеяло, открыть окно, включить радио, умыть лицо, надеть чистую футболку, собрать грязную одежду и кирпичик за кирпичиком разбирать гору из проблем и дел и строить веру в себя. Мама напоила его чаем и буквально выгнала из дома, пригрозив, что интернет вернется только когда Харун пришлет ей фото доказательство встречи с друзьями. Мама уже так по ним соскучилась, что с удовольствием и сама бы пошла с друзьями Харуна в кино, но ее сериал тоже сам себя не посмотрит. Уже на подходе к кинотеатру Харун все еще сомневался, правильное ли это было решение. С одной стороны он знал, что ему давно пора было выйти из дома и встретиться с друзьями. Он соскучился по ним. Где-то на задворках памяти еще теплились воспоминания о совместных походах и посиделках. На тех картинках они все беззаботно смеялись и болтали ночи на пролет. И, вроде бы, это было не так давно, всего лишь пару месяцев назад, но сейчас Харуну казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Он тянул за ручку двери, а в голове хаотично перебирал темы для разговоров. Что ответить, если они спросят, почему его опять не было в школе? А они же наверняка спросят. Сказать, что заболел — Но почему тогда пришел в кино? Помогал бабушке в деревне — почему не позвал с собой? Просто не захотел — надо напрячься, это последний год! Рассказать все как есть? От этой мысли его обдало холодным потом. И он отпустил ручку двери. Квартира, комната, кровать- его уютная пещера. Там он сможет спрятаться от всех расспросов и проблем. За просмотром сериалов так легко утонуть в чужих переживаниях и забыть собственные трудности. А если не подходить к телефону, то и объяснять никому ничего не придется. Мысленно Харун уже развернулся, но вовремя остановил импульс- дома мама. Придется бродить по городу, пока она не уснет. В парке в это время тепло и тихо. Теплая рука легла ему на плечо, отрезав путь к отступлению. — Ну наконец-то, если бы я из-за тебя проспорил Оле попкорн, я бы его содрал с тебя, — улыбающийся Джен дружески похлопал Харуна по плечу и потянул к стоящим в стороне девчонкам. Те стояли в сторонке и приветливо махали вытянутыми руками. — Я рада, что проиграла, — рыжая Олава обняла его и улыбнулась. От ее улыбки сразу стало теплее. Близняшки Аджари и Иори обняли его одновременно. Одна женственная с длинными вьющимися волосами, на каблуках и в платье, другая брутальная, в широких джинсах, бутсах с шипами и кучей цепей. Абсолютно одинаковые, они были в то же время совсем разными. Но, не смотря на такую разницу, их объединяли мистическая таинственность, веселый нрав, ну и да, лицо. Абсолютно одинаковое, вопреки разным прическам и макияжу. Природа этим как будто насмехалась над всеми попытками людей изменить свой внешность. Меня не скроешь, как будто бы шептала она, доводя Иори у зеркала до бешенства. — А я верила, что ты придешь, — и Аджари раскрыла веером пять билетов. От такой милоты Харун улыбнулся и по-дружески толкнула его плечом. — Пойдемте, Олава еще должна успеть купить нам всем попкорн. — Если Джен мог получить что-то бесплатно, то редко кому удавалось спрыгнуть с его крючка. Они двинулись к киоску, при этом Джен ловко обошел близняшек, так что оказался рядом с Иори. От Харуна внимания не ускользнуло, что его друг на ходу как бы невзначай дотрагивается пальцами до кисти Иори. Она не убрала руку. От этой невинной, но такой интимной сцены Харун замер в умилении, и на душе у него посветлело. Ну наконец-то. Джен ухаживал за Иори с самого первого класса, знал каждое ее желание еще до того, как она сама понимала, что желает что-то, много лет носил одну и ту же кепку, которую она похвалила в третьем классе и ходил на ненавистные уроки корейского, только чтобы сидеть рядом с ней. Она же, казалось, видит в нем только друга и совсем не замечает влюбленности. И нет, она не была жестокой сердцеедкой. Иори настолько откровенно и бескорыстно любила всех и восхищалась каждым, что просто не понимала, что кто-то может любить ее больше остальных, таких замечательных и уникальных. Харун встретился глазами с Дженом, тот сиял. Очередь за попкорном была очень длинной. Видимо, они собирались смотреть какой-то нашумевший фильм — Харун давно уже не видел столько людей. Хотя, он и не помнил, когда в последний раз выходил из дома куда-то кроме магазина. А уж такие людные места он избегал достаточно давно. Друзья увлеченно что-то обсуждали. У них все выглядело так легко и непринужденно, а Харун стоял рядом и совсем не знал, куда деть свои руки. В какой момент они стали такими длинными и худыми. Когда он разучился управлять своим телом? В школе преподают столько ненужного материала, но ни слова о том, как нужно правильно стоять, или куда деть руки, если нет карманов. — Хар, ты же тоже так думаешь? — Олава слегка толкнула его локтем в бок, и все в ожидании уставились на него. Харун понятия не имел, о чем шел разговор. Он тяжело сглотнул огромный комок в горле и неуверенно кивнул, приподняв на всякий случай плечи. Олава удовлетворенно кивнула. — Я же говорила. Он такой же. — И все дружно засмеялись. — Тебе не хорошо? — Аджари с заботой посмотрела на него. — Я могу сдать билет. Может тебе лучше на диван? — Он просто отвык быть в вертикальном положении. Сейчас привыкнет. — В таких вопросах Иори была пожестче сестры. — Ну ему же плохо — Диван не лечит, — всхорохорившиеся близняшки вызывающе стояли друг напротив друга, но не отпускали переплетенных пальцев. — Вы еще подеритесь, — закатила глаза Олава и мягко подтолкнула подруг в сторону киоска. Она мягко взяла Харуна за руку и задержала на месте. От ее прикосновения в Харуне что-то проснулось. Одинокая искра сияющей искрой пробежала по руке. — Хар, ты не отвечаешь. — Она попыталась заглянуть ему в глаза, но он только уставился на собственную грудь, а потом резко перевел взгляд за ее спину. — Я разговаривала с твоей мамой. Мы переживаем. Очередь подпирала сзади, нарушая их уединение. — Давай после кино. — На этот раз Харун осмелился заглянуть ей в глаза и еле заметно кивнул. Олава отпустила его руку и, улыбаясь, сделала шаг к остальным. Харун смотрел на своих друзей и чувствовал себя совсем чужим. Как будто это все было не по настоящему. Словно они все были актерами и должны были играть друзей. Или его неожиданно поместили за кулисы на съемочной площадке его же жизни, и теперь он больше не участвует в событиях, а только наблюдает снаружи. Харун почувствовал себя словно в стеклянном шаре. Звуки, цвета и чувства стали глухими, еда безвкусной, а жизнь пресной. Харун уже давно обнаружил это, но надеялся, что с друзьями будет по-другому. Что он вообще делает здесь, среди этих веселых и симпатичных, но совершенно чужих ему людей. Зачем он пришел — чтобы своим печальным видом испортить им настроение? Чтобы стянуть их в ту же пропасть, где сидит он сам? Этого он себе не простит. Не простит, если эта лучезарная рыжая девчонка перестанет смеяться. А потом они все обвинят его в их несчастье. В том, что это он все разрушил. Он будет извиняться, но никто не будет ему звонить, никто не будет приходить и он останется совсем один. Мысли каруселью неслись по кругу. И еще круг, и еще. Харун попытался прислушаться к разговору. Закинуть в него крюк, зацепиться и вытянуть свой корабль из этого водоворота, но все было напрасно — воронка негатива затягивала его все глубже: «Ты никому не нужен». «они даже и не заметят, если ты уйдешь», «тебя позвали только из сожаления». — Нет, я выберусь! Я справлюсь! Аааа! Разговор прекратился и все в очереди уставились на Харуна. Только теперь до него дошло, что он буквально прокричал последнюю фразу. Харун пробурчал какие-то извинения и быстрым шагом направился в туалет. Закрывшись в кабинке он сел на крышку туалета и обхватил голову руками. Сердце бешено билось в груди, тело покрылось холодной испариной, а мысли распирали голову и грозились пробить череп. Харун сильнее сжал руки, удерживая мысли внутри. Кабинка плыла перед глазами. Тошнота подступила к горлу. Харун громко и тяжело дышал. Шум в ушах перекрывал все другие звуки. Харун прислонился к стенке кабинки. Хорошо, что она такая узкая. Очень хорошо. Харун попытался привести свое дыхание в порядок. Он протяжно вдохнул. Вдох: Один, два, три, четыре. Пауза: Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь Выдох: Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать Вдох. Пауза. Выдох. Вдох. Пауза. Выдох. Кончик языка к верхним зубам. Один, два, три, четыре. Паника начала отпускать и чей-то голос пробился сквозь шум в ушах. — Хар, ты как? — Джен стоял снаружи и терпеливо ждал ответа. Сквозь щель под дверью Харун видел его новые красные бутсы. Харун кивнул. Джен не мог видеть его через дверь, но это и не нужно было, они понимали друг друга и так. Из-под двери показалась бутылка воды, следом билет. — Успокоился? Я пойду тогда. Отдышись и приходи, у нас лучшие места. И халявный попкорн. — Харун знал, что Джен подмигнул. Голоса за дверью постепенно стихли, видимо, начался фильм. Харун в последний раз медленно выдохнул, потряс головой и вышел из кабинки. Из зеркала на него смотрел высокий худой парень с растрепанными волосами и бледно-серым лицом. Он выглядел, как будто только что увидел привидение или сам был им. Да и чувствовал себя примерно также. Нужно было как можно скорее выбираться из кинотеатра и идти домой. В тишину, в покой. Туда, где не так много людей. Где никто не будет задавать вопросы, и не нужно будет постоянно внутренне дрожать в попытке не упустить нить разговора. О том чтобы вернуться к друзьям не могло быть и речи. Темнота обступала со всех сторон, и у Харуна оставалось все меньше сил сопротивляться ей. Его друзья были для него единственным источником света, последним факелом в ночи, и он не мог отдать их тьме. Лучше уйти и согреваться воспоминаниями об их свете, чем остаться и рисковать, что потухнут и они. Олава уже не светится рядом с ним. И мама. Харун плеснул холодной воды себе в лицо, энергично похлопал себя по щекам и направился к двери. Темная ночь мягко укутала прохладой. За короткое время в кинотеатре на улице неожиданно потемнело, и эта темнота приятно гармонировала с его внутренним состоянием. Улица перед кинотеатром постепенно оживала неоновыми вывесками, музыкой из кафе и дискотечно разодетой молодежью. Харун осмотрелся, не зная, куда же податься. Большой циферблат на соседнем здании показывал, что до конца фильма оставалось еще полтора часа, а значит дома не избежать расспросов мамы и ее печальной складки у бровей. Сегодня не было сил на объяснения и разговоры о клинике, не хотелось чувствовать себя плохим сыном — укусы совести совсем не помогали, а только глубже затягивали в водоворот депрессии. Темнота внутри сгущалась, и Харун по привычке потянулся к левой руке. Там от на внутренней стороне от локтя до ладони ровными рядами расположились тонкие порезы. Совсем еще свежие. Вчерашние. Нет. С расспросами и уговорами он сегодня не справится. Император Ун захватил мир, накинул капюшон и двинулся подальше от бульвара.