«Я останусь рядом с тобой.
А ты останешься здесь, со мной?
Снаружи одному слишком холодно.
А здесь тепло, может, из-за тебя.
Я — это ты. Я вижу себя в тебе»
I am YOU, Stray Kids
Кингдом надвигался на них подобно леднику: тяжелой, давящей глыбой, медленно и неотвратимо. И чем он был ближе, тем сильнее они нервничали. Банчан тренировал свое сальто, как проклятый. Чанбину уже начало казаться, что хён такими темпами однажды подпрыгнет и, вращаясь в воздухе, полетит в сторону родной Австралии на радость тоскующей семье. Младшие вообще с ума сходили, каждый по-своему. Чанбин с Минхо старались уделять им внимание, чтобы снять хотя бы часть ответственности с Банчана — его правая и левая рука, всегда готовые прийти на помощь. Хан, как обычно, стал чересчур болтливым и энергичным, хотя сам же пытался разрядить обстановку на тренировках милыми шуточками. Феликс постоянно переживал, что во время номера наделает ошибок и травмирует других. Наступит не на того или не вовремя встанет на позицию для сальто Хёнджина. Чонин все время улыбался, могло даже показаться, что он больше всех рад скорым съемкам… Но Чанбин хорошо знал, что за улыбками маннэ скрывал волнение, стараясь до последнего держаться перед остальными. Сынмин наоборот совсем стих и ушел в себя, так что Чанбину приходилось выводить его с Чонином на разговоры, чтобы те могли облегчить душу. А у Чанбина самого все внутри скручивалось в узел от волнения. Шесть групп, три из них — опытные, известные в Корее и за ее пределами сонбэ. Сонбэ, которыми Чанбин сам восхищался: iKON, BTOB… А они, Stray Kids — молодые, зеленые, их даже на MAMA в том году не удостоили номинации, хотя бы одной. Как не ударить в грязь лицом? Более того, как выиграть? Да, именно так. Выиграть. Все или ничего, на меньшее Чанбин был не согласен. Учеба в престижном вузе, наследование семейного бизнеса — он все это бросил и ушел в музыку не для того, чтобы плестись позади кого-то. Чанбин уже доказал родителям, которые поначалу осуждали его выбор, что он хорош. Теперь нужно было доказать всему миру, что он — лучший. Была, впрочем, одна маленькая загвоздка. Отвлекающий фактор, сбивающий с толку и доводящий до кипения его и без того уставший, воспаленный мозг. Чанбин всегда был хорош в математике. На ходу проводил сложнейшие вычисления, формулы запоминал, сочиняя для них рифмы, его комната в родительском доме до сих пор была под потолок забита учебниками… И только одно уравнение ему сейчас никак не давалось. Мия. Мия, которая крутилась вокруг него, приходила к нему, писала ему даже после тех постыдных глупостей, что он наговорил в компании друзей, после того, как ей пришлось тащить его по коридорам JYP в машину. Об этом сам Чанбин помнил урывками, а от воспоминания о том, как его затошнило, и вовсе хотелось заорать и до смерти разбить себе голову о стену. У Чанбина с детства был определенный набор правил, определенный образ, которому он старался следовать неотступно. Со Чанбин — всегда надежный, принципиальный, джентльмен. Подобно отцу, когда тот ухаживал за мамой, Чанбин очень хотел быть джентельменом. Проблема была в том, что… …жизнь сталкивала их с Мией в каких-то абсолютно непредсказуемых и даже нелепых ситуациях. Все должно было пройти не так. «Оппа, как у тебя дела? Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше. Пожалуйста, отдыхай больше и позаботься о себе!» Нет-нет-нет, все должно было быть наоборот! По крайней мере, в представлении Чанбина. Как ему теперь в глаза Мие смотреть после того, как она видела его таким? Он не строил насчет себя иллюзий: он не вышел ни лицом, ни ростом, так что надеялся компенсировать хотя бы крепким плечом! Как он может считать себя надежным мужчиной, если сам расклеился из-за какой-то дурацкой головной боли? Хорошо хоть Чан сообразил передать подарок. Сказал, что Мие понравилось. Хотелось бы Чанбину увидеть ее лицо в тот момент, когда она открыла пакет… Стоило ему закрыть глаза, как он тут же видел эти светло-карие, почти медовые глаза. Ему и запах ее духов везде мерещился — сладкий аромат жвачки, повезло, что он все-таки остался на толстовке, которую вернула Мия. «От Бин-хёна теперь пахнет так, будто он ограбил магазин сладостей», — дразнил его Хан, но Чанбин был не против. Пусть. Пусть от него пахнет сладкой розовой жвачкой. Сегодня менеджер объявил выходной. Сказал: всем нужно отдохнуть от тренировок хотя бы один день, иначе на съёмках Кингдома они точно друг друга поубивают, да еще и на глазах у сонбэ и всей Кореи. Минхо потащил младших в какой-то ресторан, в их общаге остались только Хёнджин, который заперся в комнате с холстом и красками, Банчан — тот включил трансляцию, и Чанбин. Чанбин тоже остался — решать свое уравнение с помощью соджу и доверительного разговора. Ему нужна была помощь. Чанбин мало времени проводил в своей комнате, но сегодня было исключение. Наверное, со стороны он бы выглядел странно: заперся у себя, на тумбочке — две бутылки: одна уже пустая, вторая выпита наполовину. Ну и… пусть. Возможно, не самая разумная идея, учитывая плотный график, надвигающиеся съемки и недавний прилет коленом по голове. Однако разумность — это роскошь, которую Чанбин уже был не в состоянии себе позволить. Завалившись на кровать, Чанбин нашел в телефоне заветный контакт. Нашел, правда, со второй попытки, потому что то ли его руки дрожали, то ли картинка в глазах плавала. После пары гудков он услышал низкий женский голос. Такой насмешливый. И такой родной. — О, кто это? Неужели Со Чанбин? Я думала, он стал таким важным, что совсем про меня забыл. — Нуна-а-а, — захныкал Чанбин. Вот с кем можно было расслабиться и со спокойной душой побыть малышом Бинни. — Нуна-а-а, помоги-и-и. — Чего? Ни «здравствуй», ни «как дела». Какой испорченный мальчишка. — Прости, — стушевался Чанбин. Полторы бутылки соджу сделали свое дело — он стал каким-то очень мягким и плаксивым. И совершенно забыл о приличиях. — Что у тебя с голосом? Ты пьян? — Не… да… немного. Совсем чуть-чуть. Я в порядке. — Ты только что ныл, что тебе нужна помощь. Чанбин колебался недолго. Он начал рассказывать про Мию, поначалу сбиваясь от чувства неловкости. Но, как это часто с ним бывало, чем дольше он говорил, тем больше развязывался его язык. Закончил он сокрушительной, самоуничижительной тирадой про свой недавний провал и про постыдную слабость. Про то, что все должно было быть наоборот и что Чанбин теперь не знал, как вырулить ситуацию. — Бин-а, ты дурак, — усмехнулась сестра. — В смысле?.. — Хочешь сказать, она нянчилась с тобой, аж до массажа дошло, а потом еще и до машины дотащила, несмотря на все твое глупое упрямство? И после этого еще и сообщения шлет? — Ну… если подумать, как это звучит в твоем пересказе… да. — Да очевидно же, что ты ей нравишься. Нет-нет-нет. — Ты… ты уверена? — робко спросил Чанбин. Сердце в груди забилось так сильно, что стало больно. А воздух будто и вовсе из легких исчез. Чанбин знал, что о них говорили фанатки. Хёнджин такой красивый и так сексуально танцует. Лино — произведение искусства, шедевр да Винчи. А Чанбин… Чанбин здорово читает рэп. Он почти смирился, так было проще. Проще было привыкнуть, что СТЭЙ на фансайнах приносили эти милые игрушки и домашний шоколад не ему, а Хану и Феликсу, а через него проходили просто в порядке очереди. Проще привыкнуть, что у его фанкамов на ютубе просмотров в пять раз меньше, чем у Минхо с Хёнджином. Проще было привыкнуть и перестать надеяться. Принять, что даже его сестра, столь похожая на него, и то была красивее, Чанбин был в этом уверен. Сестра вдруг вздохнула так, что он не видел, но мог поклясться: она закатила глаза. — Да уж, похоже, продюсирование тебе совсем мозги отшибло. Ты точно собирался сдавать математику и учиться за границей? — Нуна-а-а, — обижено протянул Чанбин. Вообще-то он довольно неплохо понимал девушек — спасибо старшей сестре. Чанбин всегда был рядом, пока та взрослела. Утешал ее, точнее, пытался охладить гнев, когда ее бросил первый парень. Чанбин был тем самым смущенным подростком, которого посылали купить нуне прокладки. Первый раз он умирал со страха, а на третий уже знал, что вот эту пачку надо брать на первые дни, а вот эту — на последние. Он знал, в какие дни цикла сестру нужно обнимать и жалеть, а в какие — лучше и вовсе не приближаться, откупаясь шоколадками. Ему приходилось вытряхивать из карманов ее одежды забытые перед стиркой презервативы и даже притворяться ее парнем по телефону, чтобы отпугнуть назойливых поклонников. Да, в каком-то роде Чанбин понимал девушек куда лучше тех сверстников, у которых не было сестер. Только когда речь заходила о Мие, его накопленная годами база данных почему-то отказывала в доступе. — Я просто… Просто не знаю, что мне делать. Как себя вести, когда она рядом. — Так. Ты показывал ей свою милую сторону? Чанбин растерялся. — Нет. Еще нет. — Это еще почему? Со Чанбин больше не король эгьё? — Я… я стесняюсь. Боюсь, что буду выглядеть глупо. — Бин-а-а, какой же ты дурачок! — застонала сестра. — На Weekly Idol он, значит, не стесняется, а перед девушкой все, смерть? Чанбин тихо застонал, уткнувшись пылающим лицом в подушку. Нуна хорошо его знала, слишком хорошо. С другой стороны, разве не для этого он звонил? — Вдруг ей не понравится милый Двэкки? Вдруг ей нравятся больше серьезные, крутые парни? — В чем проблема? Одно обязательно исключает другое? И потом, если она не захочет принимать тебя таким, какой ты есть, то зачем тогда вам дальше сближаться? Бин-а, ты можешь притворяться, сколько угодно, но мы оба знаем, кто из нас двоих крутой, как папа, а кто милашка, как мама. Это было правдой. Спокойная, рассудительная и чуть холодноватая нуна пошла в их отца, Чанбин же, хоть и старался ему подражать, больше был похож на маму. Да, ему нравилось, как та очаровывала людей своим обаянием и мягкостью. Видимо, он это перенял. С мелкими в группе все просто: будь милым и смешным, если нужно поднять им настроение. Будь надежным и серьезным, если у них проблемы. А с Мией… Наверное, он просто боялся наделать ошибок, поэтому не знал, как лучше себя вести. Сестра тем временем продолжала: — Ты должен хорошо позаботиться об этой девушке, если она действительно тебе нравится. — Я забочусь! — жарко заверил сестру Чанбин. — Ты дарил ей что-нибудь? — Да. — А приглашал куда-нибудь? Чанбин накрыл голову подушкой. — Да какое… У нас такие плотные графики, не только у меня, но и у нее. И потом… я не знаю, как… Все это может разрушить наши карьеры. Когда она дебютирует, станет только хуже. Сестра хмыкнула. — Так ты мне звонил для чего? Поплакаться, что вы не можете быть вместе, или за советом, как к ней подкатить? Это был резонный вопрос. Вопрос, который поставил Чанбина в тупик. — А комплименты ты ей хоть говорил? Она же наверняка красавица, если ты так по ней с ума сходишь. И Чанбин, к ужасу и стыду, вдруг понял, что нет. Он так ни разу и не сказал Мие, какая она красивая. Не похвалил ее голос, не поздравил лично после прослушивания. Сестра осуждающе вздохнула. — Так, ну-ка включи камеру, покажи мне свое личико. Чанбин послушно сел, стараясь особо не заваливаться в сторону, и пригладил волосы. Палец со второй попытки попал по кнопке со значком камеры, и через секунду на экране появилось лицо девушки, похожей на него: те же черные глаза, тот же нос, те же маленькие пухлые губы. Чанбин невольно улыбнулся, глядя на родное лицо. Красивая, красивая нуна, любимая нуна. — Чего ты так криво сидишь? — строго спросила сестра. — Спину выпрями. Плечи назад, зря что ли их качал? Улыбнись. Ох, ну и уродец. — Уродец? — Чанбин испуганно прижал к щеке свободную руку. В глазах защипало. Вообще они с сестрой регулярно подкалывали друг друга и никогда не воспринимали такие шутки всерьез. Но сейчас… почему-то стало больно. Наверное, во всем был виноват алкоголь. — Эй! Эй-эй-эй, Бин-а-а, ты что, поверил? Я же шучу, шучу, только не реви! Ты милашка. Cute, cute, cutie! Чанбин шмыгнул носом, изо всех сил сдерживая слезы. Не хватало еще разреветься из-за глупых подколок сестры, ну прям как в детстве! Он все-таки завалился назад, на подушку, касаясь горячей щекой прохладной наволочки. Рука потянулась к тумбе и цапнула, едва не задев бутылки, синенького плюшевого Гью. Прижав к груди любимую игрушку, Чанбин почувствовал себя немного спокойнее. — Я не реву, — заверил он сестру, хотя его голос предательски дрожал. — Ага, я слышу. Слушай, мы же с тобой так похожи, конечно ты не можешь быть уродцем. Чанбин снова шмыгнул носом, но на этот раз скорее напоказ. Через пару мгновений он уже не сдержался и хихикнул. Ему бы столько самоуверенности, как у его сестры. — Братец, ты правда очень милый, жаль, что ты себя недооцениваешь. Просто перестань загоняться и будь собой. Как иронично. Чанбин же сам когда-то говорил Мие эти слова. А теперь что же получается, он ей наврал? Раз сам сомневался в своем же совете. Или он врал самому себе? Чанбин нахмурился, это никак не вязалось с его принципами, один из которых: всегда быть честным. Кажется, он загнал себя в ловушку. — Ты думал, что будет дальше? Судя по тому, что ты рассказываешь, сейчас самое лучшее время, чтобы сблизиться с той девушкой. Если она дебютирует, камеры будут следить уже не только за тобой, но и за ней. Да еще и эти ваши правила в контракте… А если не дебютирует? — Как? — растерянно пробормотал Чанбин. — Из какого она города? Чанбин выдавил бесцветным голосом: — Она из Австралии. — Еще лучше! Уедет в свою Австралию, и все! Ищи ее потом, когда к Чану с Йонбоком в гости поедешь! Нет-нет-нет, это звучало как худший ночной кошмар! Если Мия вдруг исчезнет, а он так и не скажет ей, какая она красивая, даже не попытается, он точно заклеймит себя полнейшим неудачником. — Что ж, — подытожила сестра, — надеюсь, мы решили твою проблему. — Нуна-а-а-а. — Что? — Я тебя люблю, — с нежностью в голосе прошептал Чанбин. — Ха! Может, тогда наконец спросишь, как у меня дела?***
Перед обедом мы с Наной разминулись: у меня был урок корейского, а у нее — продюсирования, так что в столовую я пришла без нее. Наше любимое место у окна уже заняли, пришлось сесть за обычный стол неподалёку. На раздаче я заприметила любимый тансуюк — кусочки свинины в кляре с овощами и в кисло-сладком соусе. Взять вместо тансуюка овощи стоило огромных усилий. В JYP нас баловали самой разной едой, и овощи тоже были вкусными, но… но свининка с ананасами, которые так хрустели во рту… «Как ты будешь влезать в концертное? — спрашивала Джиа во время наших адских тренировок. — Не подумай, что я придираюсь, просто если что-то может стать проблемой, говорю об этом прямо. Ты не G-Dragon, чтобы тебе CHANEL персонально костюмчики шили. Кстати, он сам постройнее тебя будет». Мне приходилось соглашаться с Джиа. Может, раньше она и пыталась меня задеть, но сейчас, похоже, больше волновалась за наш дебют, поэтому спрашивала с нас по полной. У меня уже челюсть болела — столько разных предметов Джиа нам с Наной пихала в рот, чтобы мы практиковались в рэпе, — от орехов до толстых маркеров. Что ж, овощи на вкус были не так уж и плохи: я набрала себе и кабачки с баклажанами, и кимчи, и брокколи. Нужно было только не думать о мясе, не думать… — Good afternoon, sweet princess! Напротив меня опустился поднос с огромной, просто космических размеров порцией тансуюка. Кусочки свинины в кляре поблескивали в густом ароматном соусе. А ананасы, кажется, и вовсе мне улыбались и весело подмигивали. Рот аж слюной наполнился. Я сглотнула. Еда так сильно приковала мой голодный взгляд, что я даже не сразу заметила Чанбина, который сел напротив. — О!.. Оппа… Здравствуй! Я поклонилась, чувствуя, как горячеют щеки. Как-как он меня назвал? «Sweet princess»? Я посмотрела на Чанбина и удивленно охнула. Смотрите-ка, нарядился. Волосы уложил, глаза накрасил — взгляд сразу стал таким выразительным. Белая рубашка была расстегнута на несколько верхних пуговиц, обнажая шею. Наверное, даже если бы Чанбин попытался ее застегнуть по горло, та бы все равно не выдержала и лопнула. Украшений столько нацепил: серебряная цепочка, браслеты, кольца. И ведь хорош. Хорош. Я даже не знала, куда пристроить взгляд: черные, подведенные глаза были такими яркими и буквально светились, когда Чанбин смотрел на меня. Кусочек накаченной груди в вырезе рубашки тоже светился, но… немножко иначе. Белоснежная ткань оттеняла кожу. Спасибо Австралии, я никогда не была помешана на вайтвошинге, как это было в странах Азии, так что смугловатая кожа Чанбина мне нравилась. Очень. — Вау, у вас что, сегодня съемки? — спросила я. — Оппа сегодня очень красивый. Чанбин довольно прищурил глаза, уголок его губ дернулся, рука пригладила волосы. — Нет, съемок нет. Я просто… Просто. Ты тоже хорошо сегодня выглядишь, — поспешно добавил он, улыбаясь еще шире. Я машинально обняла себя за плечи, с нескрываемым наслаждением проходясь пальцами по мягкой розовой ткани. — Да… Эта худи… Чанбин-оппа, спасибо тебе за подарок. Я поклонилась, хотя ни один поклон и никакие слова не могли полностью выразить мою благодарность. Чанбин задумчиво покачал головой: — Вау… Тебе и правда идет розовый. Ты в этой худи похожа на зефирку. — Я? На зефирку? — я смущенно моргнула. — Да. На милую розовую зефирку, — мягким голосом ответил Чанбин. Сначала «принцесса», теперь «зефирка»… Да что с ним сегодня такое? Я прижала тыльные стороны ладоней к щекам. Очень, очень горячие. Ух… — А это еще чего? Где мясо? Ты же не вегетарианка… О нет. Снова этот строгий тон. Я помнила наш первый разговор: о том, чем грозят диеты, но просто… просто… Чанбин подцепил палочками кусок свинины из своей тарелки и потянулся к моей. Пришлось спешно накрыть ее рукой. — Оппа, у меня же скоро шоукейс! Я… помню, что ты мне говорил про еду и пищевые расстройства. Я как твоя верная и послушная хубэ обещаю, что начну есть нормально, как только дебютирую! Я ожидала, что Чанбин начнет со мной спорить и даже ругаться, но тот вдруг… сделал самые несчастные в мире глаза, по-детски выпятив нижнюю губу. Он поднял палочки вверх и мелко затряс кусочком мяса. — Бинни, Бинни, Мия не хочет меня есть! — плаксивым, тоненьким голосом вдруг заговорил Чанбин. И тут же добавил уже своим, обычным: — О нет, свининка! Мне так жаль! Почему же Мия не хочет тебя есть, ты же такая вкусная? Я аж рот открыла от удивления, думая, что мне послышалось. А Чанбин, точнее «свининка» продолжала плакаться: — Не знаю, Бинни. Ведь я такая сочная и аппетитная! А Мия такая грустная и голодная! Мне так хочется осчастливить Мию, так хочется, чтобы она улыбалась с набитыми щеками! Чтобы Мия хорошо покушала, и у нее были силы для вечерней тренировки! Нет, мне не показалось. Этим смешным детским голосом действительно говорил Чанбин. Я рассмеялась, настолько это было забавно, а главное, неожиданно. Видимо, удовлетворенный моей реакцией, Чанбин стал щедро перекладывать мясо из своей тарелки в мою. — Храбрая свининка десантируется, чтобы выполнить важную миссию: сделать Мию сытой и счастливой! Сопротивляться я уже не могла. — И ананасы, — выдохнула я, жадно облизываясь. — Пожалуйста. Джиа, прости. Хотя… ей не придется меня прощать, если она ни о чем не узнает. Я едва не заплакала, когда начала есть. Этот хрустящий кляр, это нежное мясо, эти сочные кисло-сладкие ананасы… Боже. — У тебя такое счастливое лицо, когда ты ешь, — заговорил Чанбин, приступив к своей порции. — Меня еда тоже делает счастливым. Я печально вздохнула: — Оппа, наверное, может позволить себе больше, чем я. — Это… отчасти правда. Я ем больше, чем во время стажировки, но я скорее контролирую рацион для своих тренировок в зале. Хотя нам тоже иногда прилетает от менеджера, но вам, трейни, приходится хуже. И все-таки… Мия, если ты сейчас в комфортном для себя весе, то такими голодовками и похудениями можешь подорвать свое здоровье. Я угрюмо хмыкнула: — Ты прав. В том-то и дело, что мне комфортно. До переезда в Корею я даже не задумывалась… не подозревала, что с моей фигурой что-то не так. — С ней все так! — горячо возразил Чанбин. — Если ты себе нравишься сейчас, думаешь, будешь себя любить больше, если похудеешь? А если… а если тебе не понравится то, что ты будешь видеть в зеркале? Я… Я не думала об этом. Корейские стандарты красоты были дикими и, честно говоря, иногда меня пугали. Но я думала, если хоть чуть-чуть к ним приближусь, точно буду нравиться местной публике больше, чем сейчас. — Знаешь, в годы стажировки мы тоже голодали, чтобы не набирать вес, — задумчиво сказал Чанбин, наблюдая за тем, как я ем. — Все были такими худыми, на старые фото без слез не взглянешь. — Чанбин-оппа тоже был худым? — удивленно спросила я. Трудно было представить его тощим, особенно глядя на эти щеки и широкие плечи. Нет, ну правда. На нем же рубашка трещала, стоило ему просто выпрямить спину. Чанбин смущенно облизал губы. — Ты, наверное, наши старые клипы и шоу не смотрела… Если это так, то лучше не надо, не смотри! Меня позабавила его реакция. — Что такого страшного я могу там увидеть? — Меня. Я посмотрела на него с недоверием. Чанбин был прав: не то чтобы у меня было время изучать полный список клипов каждой понравившейся группы. А когда я присоединилась к JYP, Чанбин уже был достаточно крупным. Да и другие ребята тоже: Банчан со своей фигурой австралийского пловца и шикарным прессом, которым он сверкал на каждом выступлении, Хёнджин, с виду тонкий-звонкий, но с накачанными руками. Лино был знаменит крепкими, «лошадиными» ногами танцора, а про удивительный контраст изящного лица Феликса и его пресса весь интернет знал. По-настоящему худым был разве что Сынмин, но ему это определенно шло. — Оппа, да ты, наверное, шутишь. Чанбин со вздохом покачал головой. — Честно говоря, тогда я… я себя ненавидел. Мне не нравились лицо и тело, которые я видел в зеркале. И… людям тоже не нравилось. Некоторые даже, мягко говоря, удивлялись, за что меня взяли в JYP. «Мягко говоря». Я вспомнила комментарии под своими фото. «Добрые» корейские фанаты уже несколько айдолов сжили со свету, представляю, как они полоскали Чанбина. Впрочем, не удивлюсь, если они даже в Хёнджине умудрятся найти какой-нибудь «изъян». — Оппа… прости, я не знала. Чанбин грустно улыбнулся. — Тебе-то за что извиняться? Да… приходилось работать в два-три раза усерднее, чтобы доказать, что агентство во мне не ошиблось. Когда мы начали обретать популярность и нам дали послабление по весу, я воспринял это как божий подарок. Начал активно набирать вес и тренироваться, даже… принимал таблетки. Если честно, я немного завидовал щекам Ханни и хотел себе такие же. Кожу на ладони обожгло при воспоминании о прошлом прикосновении. Хотелось вновь протянуть руку, вновь коснуться его щеки. Но люди вокруг… И вновь я почувствовала между нами невидимую стену. Мы с Чанбином встретились взглядами. Думал ли он сейчас о том же? Вспоминал ли мое прикосновение? В его черных блестящих глазах я видела свое отражение. Интересно, видел ли он в моих — свое? — Кхм… Я… К чему я вообще завел этот разговор. Я знаю, как сильно вас прессуют. Знаю, что могут говорить другие люди про твою внешность — слышал сам в свой адрес, и не раз. Но… Но это все чепуха, Мия. И вообще, я должен был сказать это давно. Ты ведь… ты красивая. И фигура у тебя… Чанбин на мгновение прикрыл глаза. — Звучит, наверное, ужасно неприлично. Не должен бы я такое говорить девушке… А у меня сердце заколотилось так, что его стук едва не заглушил голос Чанбина. Желая услышать продолжение фразы, я наклонилась вперед. Заглянула в глаза, цепляя его, чтобы он даже не думал соскочить. — Какая у меня фигура? Скажи, Бинни. — Я… Он закусил губу. Его кадык дернулся, рука оттянула ворот рубашки. — Скажи. Мне очень хочется услышать из твоих уст. Даже если это прозвучит неприлично. Чанбин шумно выдохнул. Будто перед прыжком в ледяную воду. — У тебя фигура, как у Хвасы, мне нравятся твои пышные бедра, у тебя красивые ноги! Очень… — Чанбин выпалил это скороговоркой, но я разобрала каждое слово. Ноги, значит. Я быстро глянула по-сторонам. Вроде бы никто на нас внимания не обращал. Просто сидим, просто едим… как и все. Моя нога под столом скользнула вперед и мазнула Чанбина по лодыжке. Он, наверное, воспринял это как случайность, поэтому я повторила действие, на этот раз медленнее. — Кхм… — Чанбин сглотнул. Но ногу не отдернул. Не сказал и слова против. Я коснулась его третий раз. Скользя вверх-вниз от щиколотки к колену, я могла чувствовать эти литые, твердые мышцы, натренированные танцами и залом, спасибо облегающим джинсам. Но мне было этого мало. Мне захотелось почувствовать все его тело, проверить каждый сантиметр, лично, своими пальцами. Чанбин опустил взгляд, но его губы дрогнули в усмешке. А стоило мне убрать ногу, как уже я почувствовала прикосновение к своей лодыжке. Не такое наглое, как мое, но точно не случайное. Мне стало жарко. Особенно между бедер. — Мия… что мы делаем? — тихо спросил Чанбин. Его голос дрожал. Отступать и притворяться, что я случайно, уже было поздно. Поэтому я наклонилась вперед и сказала максимально честно: — Я — флиртую. А ты? Чанбин улыбнулся и вдруг поднял на меня глаза, которые буквально лучились озорством и, казалось, совсем почернели. — Кажется… отвечаю на твой флирт. Я мягко рассмеялась. — Оппа, ты полон сюрпризов. — Как и ты, — тихо усмехнулся Чанбин. — Так нечестно. Ты наверняка на фансайнах с девушками натренировался флиртовать. — Честно говоря, никто из СТЭЙ еще ни разу не… — он запнулся, снова опустив взгляд. Ага. Все-таки смутился. Вокруг задвигались стулья, люди начали разбредаться, столовая — пустеть. Время пролетело слишком быстро. Почему у нас всегда его так мало? — Перерыв скоро кончится, — вздохнула я, глянув на часы. — Оппа, идем? Чанбин вдруг резко замотал головой. — Не-не-не. Ты… иди. Я удивленно вскинула бровь. Чанбин отодвинул ногу и неловко заерзал на стуле. Уставился в свою пустую тарелку, побелевшими пальцами вцепившись в столешницу. Он выглядел… напряженно. — Все в порядке? — обеспокоено спросила я. — Пожалуйста, Мия, иди первая! — выпалил Чанбин. Я еще ни разу не видела, чтобы он краснел ТАК. Нижнюю губу уже, наверное, до крови искусал. И тут до меня дошло. Наверное, я бы не догадалась, будь я хорошей, невинной девочкой. Но на беду Чанбина… к своим годам я уже успела стать очень, очень испорченной. Что ж, не надо было надевать такие узкие джинсы. Мне следовало бы притвориться, что я ничего не поняла, не заметила. Это было бы вежливо. Однако вместо этого я поймала стыдливый взгляд Чанбина и подмигнула ему. — Удачи на Кингдоме, Бинни. Файтин! — Ф-файтин… — беспомощно пробормотал он в ответ. А я поднялась из-за стола и отправилась с подносом на мойку. Оставив Чанбина наедине с его неловкой проблемой.