Ники»
Абрам был рад, ещё не хватало, чтобы его увидели в таком состоянии. Он сел за стол, глядя на яичницу в форме смайлика, больше похожего на монстра. Будто он пытается добродушно улыбаться, а получается дикий оскал. Нил попробовал улыбнуться. Получился Пиноккио. — Меня зовут Криста, — девушка протянула руку, глядя на невысокого, рыжеволосого парня. — Натаниэль, — ответил парень, быстро чмокнув тыльную сторону её ладони. — Выпьем? — Он протянул ей бокал вина. — С радостью, — улыбнулась она, отпивая дорогое вино. — Может расскажешь что-нибудь о себе? — К чему прелюдии? — Спросил Натаниэль. — Мы оба знаем, чего хотим, так почему бы нам сразу не приступить к делу? — На самом деле он хочет хорошенько проблеваться, но это явно не понравится этой рыжеволосой девушке, которая навела неплохой марафет перед их встречей. Сама Криста будто только и ждала этих слов, поэтому сразу же отставила бокал в сторону и сняла с себя платье, под которым абсолютно ничего не было. Желание проблеваться росло в геометрической прогрессии. Девушка буквально накинулась на парня, снимая с него его костюм. Нил зажмурился, отгоняя неприятные воспоминания. Еда совершенно не лезла в горло, поэтому мужчина просто оставил тарелку в сторону. Чувство тревожности в нём заметно повышалось. Для того, чтобы она забеременела, понадобилось трахаться около двадцати раз, за которые Натаниэль чуть ли не сошёл с ума, глядя на её лицо, скорченное в гримасе наслаждения. Он пытался представить на её месте мужчину: щетину на лице, сильные руки, грубый голос. Но не мог. Изо всех сил пытался, но она всё портила своим писклявым голосом и писклявыми стонами. Голос матери твердил в голове: «Никаких девушек, Абрам! Я убью тебя, если ещё раз увижу с какой-нибудь девицей!» Почему его собственные родители с самого детства хотят его убить? Что он сделал не так? И какая участь ждёт ещё неродившегося ребёнка? Абрам побежал в ванную комнату, где выблевал всё то, что смог съесть. Горло неприятно горело, а во рту стоял вкус рвоты. Он посмотрел на себя в зеркало, с другой стороны на него смотрел восьмилетний ребёнок с содранной кожей. Абрам с ужасом отскочил от зеркала, хватаясь за голову и падая на пол, трясясь от ужаса. Натан поселил Кристу в доме, пока она не забеременеет и не родит, взамен на это Нил мог трахаться с кем пожелает и этому человеку не будет ничего. Было только два правила: 1. Не заводить отношений. 2. Криста не должна узнать. — Милый! — Девушка подбежала к Натаниэлю с какой-то палочкой в руках. — Что случилось, Криста? — Спросил он, закрывая дверь в комнату, где лежал его обнажённый любовник. — Я беременна! — Улыбнулась девушка, отдав Натаниэлю положительный тест. Парень улыбнулся, больше облегчённо, чем радостно. — Ты чего такой грустный, Нати? У нас будет малыш! — Она кинулась ему на шею, начав целовать его лицо. — А пока у меня маленький срок, мы могли бы... — Не сейчас, Криста. Позже. — А точнее — никогда, но девушке об этом знать не обязательно. — Запишись в консультацию, вместе сходим, — улыбнулся он. — Хорошо, дорогой! — Она притянула мужчину к себе, поцеловав его, а затем «смущённо» улыбнулась и убежала к себе. Натаниэль с громким выдохом открыл дверь в комнату, где сильные руки сразу же потянули его на кровать. — Раз она беременна, то теперь ты весь мой, — сказал мужчина, чьего имени Натаниэль не помнил. Нил тяжело дышал, хватаясь за пушистый коврик на полу, тем самым пытаясь встать. Он ещё раз посмотрел в зеркало, где на него смотрел шестнадцатилетний парень, весь в засосах и следах от женских ногтей. Видимо он выблевал не всё. — Видите это, — врач указал на монитор, параллельно водя по животу Кристы каким-то прибором, намазав её каким-то гелем. — У вас будет двойня. — Натаниэль задумался. У кого из них в роду были близнецы. — Два мальчика. Криста радостно захлопала в ладоши. Нил смотрел на монитор с равнодушием. Ему не нужны были дети и он понимал, что их ждёт ад. Нилу стал мерещиться детский плач. Плач неродившегося ребёнка. Он закричал, не в силах больше терпеть это. — Милый, мне страшно, — сказала она. — Мне сказали, что есть шанс выкидыша, — из её глаз лились слёзы. — Они врачи, Криста, — погладил её по руке Натаниэль. — И они сделают всё, чтобы с тобой и детьми всё было хорошо. Они не сделали. Из трёх человек спасти удалось только одного. — Надо же, даже убивать её не пришлось, сама сдохла, — рассмеялся Натан, глядя на два мёртвых тела: одно женское, измученное тяжёлой беременностью, а второе детское: крохотное, нежное, которое так и не открыло свои глаза и не вдохнуло воздух. — Ваш сын, — акушерка подошла к Натаниэлю с ребёнком на руках. Из кучи пелёнок и распашонок на парня смотрел маленький мальчик с большими голубыми глазами и немногочисленными рыжими волосами. Натан дождался, пока акушерка уйдёт, а затем сказал: — Так уж и быть, дам тебе возможность назвать ребёнка. Какое имя? Натаниэль задумался. — Тодд, — сказал он, после паузы. — Тодд? — усмехнулся Натан. — Да, как лисёнок. — шёпотом сказал Натаниэль. В теле Нила появилась энергия, настолько сильная, что он стал мерять небольшую ванную комнату широкими шагами, глядя на пол. Мысли сменялись воспоминаниями, не давая сфокусироваться на чём-либо. — Ну что, готов умереть? — Весело спросил Натан, заходя в подвал с маленьким котёнком, крепко держа его за шкирку. — Смотри какой, забрёл на нашу территорию. Хочу, чтобы ты с ним повеселился перед своей смертью, — он кинул пищащего котёнка на стол, где рубил людей. — Держи, — он подал Натаниэлю топор. — Давай, повеселись, а то будто ты не мой сын. Парня охватила такая ярость, будто энергию в него влили, словно бензин в бензобак. Он еле видно ухмыльнулся и сказал: — Мне нужно встать. И отцепи меня. Рубить с застегнутыми руками неудобно. Натан прищурился и сказал: — Только попробуй что-нибудь выкинуть. Люди дежурят на входе. — Я прекрасно это знаю, — сказал Натаниэль, когда у самого в голове была только одна мысль: «только бы он успел!» Парень подошёл к столу, где лежал котёнок, который даже не осознавал, что происходит, но чувствовал, что ничего хорошего. Натан, заинтересованный в зрелище, подошёл ближе. Натаниэль ему ухмыльнулся. Это и было нужно. Он поднял топор, замахнувшись над тушкой котёнка. Натан стоял слева. Натаниэль незаметно сделал левой ногой шаг назад и резко повернулся к отцу за считанные секунды, со всей силы отрубив ему голову. Обезглавленное тело мужчины свалилось на землю. Послышалась стрельба. Натаниэль усмехнулся, подошёл к отрубленной голове, подняв её за рыжие, даже красные волосы, поднес к себе и злобно рассмеялся в его мёртвое лицо, затем подкинул его голову и пнул, словно футбольный мяч. В подвал влетели полицейские и Стюарт. — Натаниэль, — сказал британец. — Ты вовремя мне позвонил. Усмехнувшись, Натаниэль сказал: — Меня зовут Абрам, Стюарт, — он протянул руки, чтобы на нём закрепили наручники. — И не забудьте про кота. Узнаю, что вы его выкинули на улицу — убью. — Мистер Веснински, с вами рядом полиция, не очень правильно говорить угрозами, — сказал один из полицейских. Абрам подошёл к этому полицейскому и рассмеялся ему в лицо: — Да мне похуй, я только что отрубил голову своему папаше, так что мне срать на твои ебаные правила, — он резко замолчал, а затем абсолютно серьёзным, даже немного испуганным голосом спросил. — Где мой сын? — Твой сын в безопасности, Абрам. Теперь в безопасности. Нил набрал полную ванную ледяной воды, погрузился в неё прямо в одежде, надеясь отрезветь, не думать об этом, он так хотел забыть это всё, вырезать воспоминания ножом, лишь бы они не терзали его сердце. — Какие имена возьмёшь для себя и своего сына? — Спросил Браунинг. — Нил Абрам Джостен и Алекс Тодд Джостен, — ответил Нил. Агент кивнул. — Хорошо. Документы будут готовы в ближайшее время. Ты не боишься? Нил нахмурился — Чего? — Ты не вступил в защиту свидетелей, люди твоего отца ещё не полностью уничтожены. — Я не боюсь, — ответил Нил. — Сейчас всё хорошо. Браунинг улыбнулся. — Можешь идти, в комнате твой сын и твой кот, который сожрал мой обед. Нил улыбнулся. — Не волнуйся, агент, ты не умрёшь от голода.***
Нил зашёл в комнатку, где на небольшой кровати спал маленький ребёнок, завёрнутый в несколько одеял, а рядом спал чёрный котёнок, прижавшись своим мокрым носом ко лбу мальчика. Нил аккуратно залез на кровать, глядя на малыша. Ребёнок потянулся, открыв свои голубые, словно небо в солнечную погоду, глаза и Нил понял, что это не глаза Натана. Глаза Натана грязные, в них нет ничего кроме злобы и желания убивать. В глазах Натана смерть, а глаза Тодда чистые, любознательные, невинные. В глазах Тодда жизнь. У этого ребёнка впереди прекрасная жизнь, наполненная яркими моментами и эмоциями. Нил улыбнулся, глядя на свою семью. Семью. Пока его семья рядом, он спокоен. Нил захлёбывался в своих слезах, выдёргивая клочки волос, стуча кулаками по стенам. Как же он был наивен тогда, в свои шестнадцать. Мэри же учила, что нельзя быть таким наивным. Он резко вылез из ванны, направляясь к своей сумке, чтобы достать из неё нож, а затем вернулся обратно, залез в ванную и прислонил к старым шрамам на запястье. В голове та картина, картина, которая не вылезает из головы Абрама уже три года. — Я тебя прошу, Тодд, не дерись ни с кем. Твоя учительница по рисованию мне уже шестнадцать раз звонила. И это только за последние шесть недель, — сказал Нил, завязывая на шее сына галстук. — Может ты ей понравился, — ехидно улыбнулся Тодд. Нил рассмеялся. — Точно, Тодд. Сколько ей там? Шестьдесят три? — Пятьдесят три, — с важным видом исправил Нила Тодд. — Точно, — сказал Нил, закончив завязывать галстучек. — Слушай, лисёнок, у меня много работы, поэтому я не смогу тебя сегодня забрать, но тебя заберёт Лиза, хорошо? — Я люблю Лизу, мне нравится с ней играть! — улыбнулся Тодд. — Тогда замечательно, солнышко, поехали на занятие, — он подхватил сына на руки, сажая его себе на шею и заставляя мальчика заливисто смеяться. Нил слышал мяукающего кота сквозь голоса в своей голове, но не обращал на это внимание. Он был слишком погружён и уже даже не сопротивлялся. Выходя из лифта, Нил увидел, что дверь в его квартиру распахнута настежь. Он быстро забежал в квартиру, где был полный бардак. — Тодд! — Со всей силы крикнул он. — Лиза! Тодд! — Он прошёл в гостиную, где лежало мёртвое тело Лизы. — Лиза! — Он побежал к ней и начал трясти её, пытаясь оживить, но пуля в голове очень мешала этому. Поняв, что девушке он не поможет, то побежал на поиски Тодда, мысленно надеясь на лучшее. Но картина, представшая перед глазами Абрама, разбила последние надежды. Мужчина подбежал к телу своего ребёнка — избитому, обожённому, со срезанной кожей, закричав, так отчаянно, с болью родителя, потерявшего своего ребёнка, самое лучшее, что есть в его жизни. Израненный кот вылез из под шкафа. Видимо он пытался помешать убийцам, но не смог. Он подошёл к мёртвому ребёнку и также протяжно замяукал, ложась на него, будто пытаясь залечить все его раны. Коты же ложатся туда, где болит. Абрам сквозь пелену смотрел на эту картину, у него даже не было сил нажать на экстренный вызов, чтобы позвонить Стюарту. Он просто распластался рядом с кусками плоти, рядом с израненным телом ребёнка и разрыдался. Он никогда так не плакал, боль от часовых пыток не сравнится с той болью, что он испытывал сейчас. Никогда не сравнится. Нил закричал так громко, что стекло бы полопалось. Он кричал так громко, что даже не слышал, как входная дверь хлопнула и его позвали: — Нил! Нил! — Кричали голоса, а Нил продолжал кричать, так истошно, что самому хотелось заткнуть уши. Он нажал на нож, потекла струйка крови, отрезвляя его, голос Стюарта внутри кричал, чтобы он очнулся. Стюарт был на взводе. Он любил своего внучатого племянника, поэтому смерть Тодда далась ему не легче, чем Абраму. Вот они стояли на пляже в Калифорнии с урной праха. Стюарт и Абрам стояли впереди всех, отец держал прах своего сына, а Стюарт говорил речь. Абрам не слушал, что он говорил, ему было плевать. Закончив свою речь, Стюарт спросил у племянника: — Что-нибудь скажешь? — Нет. Ничего не скажу. Хочу съебаться как можно быстрее, — сказал Абрам, стоя с гордо поднятой головой, будто в вазе и не прах самого дорогого для него человека. Стюарт выглядел рассерженным. — Ты бы мог хоть бы попытаться выдавить из себя жалость. Всё-таки твой сын, как-никак. Не заставляй меня думать, что ты сын своего отца. Абрам нахмурился и сделал своими губами грустную рожицу, будто играясь. — Ты даже не чувствуешь своей вины в этом, Абрам, — сказал Стюарт. — А вина ведь твоя. За твоим ребёнком смотрела непонятная девка! Я говорил тебе, чтобы ты оставался в Лондоне! Нет, тебе надо было обратно в Америку! Во всём виноват только ты. Абрам поджал губы, глядя в пустоту, а затем сказал: — Всё высказал? Тогда я, пожалуй, начну, а то у меня много работы, — он осторожно развеял прах над морем, всучил Стюарту вазу и направился к тому самому месту. Он прикоснулся ладошкой к месту, где похоронил кости матери когда-то, а затем сел в свою машину и уехал. Уехал от места, где похоронены два самых важных в его жизни человека: его мать и его сын. Было больно. Было много мыслей. Много проблем. Было полно, было пусто. Но Абрам всем своим видом показывал, что он в порядке. И он в порядке до тех пор, пока не сдохнет. Он зашёл в свою квартиру, кот его встретил протяжным мяуканьем, тоже скорбя, но Абрам не обратил на него внимания, лишь зашёл в ванную комнату, закрыв дверь. Было тяжело, даже тоненький ножик в его руке ощущался как тяжёлый топор, которым он отрубил голову Натана. Абрам посмотрел на себя последний раз, усмехнувшись своему жалкому отражению. Первый надрез; всё ещё больно, проблемы всё ещё существуют, чувств всё ещё много, а чувство вины такое же сильное, а мысли, как и сознание, потихоньку увядают. Второй надрез; боль уходит, проблемы не кажутся значительными, чувства начинают исчезать, вина всё ещё чувствуется, а мысли больше не посещают голову. Третий надрез; больше не больно. Проблем нет. Чувства исчезли. Вина существует, а вот мыслей больше нет. Тело коснулось пола, дыхание начало замедляться. — Нил! Нил! — Кричал Стюарт, пытаясь остановить кровь. — Не отключайся, Нил! Прости меня! Прости меня, пожалуйста! Какое идиотское слово «пожалуйста». Почему-то люди считают, что если наговорил всякой хуйни, то можно сказать только это слово, извинившись. И они считают, что вся хуйня пройдёт? Хаха. Смешные. Нил отдёрнул нож. На грабли наступать нельзя. Нельзя. Дверь слетела с петель. — Блять! — Воскликнул Ники. — Абрам, смотри на меня! Абрам! Мы можем тебя коснуться? — Спросил Эндрю, глядя в затуманенный взгляд Нила. — А знаешь, Эндрю, я ведь тоже ненавижу слово «пожалуйста». Вы можете меня коснуться, — вымученно улыбнулся Нил и потерял сознание.***
Очнулся Абрам от того, что к его лбу прикладывают компресс. — Что случилось? — Спросил он, осознав, что лежит на кровати, обмотанный в гору полотенец и одеял. Эндрю посмотрел на него со смесью беспокойства, раздражения и страха в его безразличном лице. — Ты закрылся в ванной, залез в ледяную воду и кричал, громко и больно, Абрам, — тихо сказал он. — Я могу к тебе прикоснуться, Нил? Да или нет? — Да, Эндрю, — хрипло сказал Нил. Эндрю осторожно провёл рукой по рыжим волосам, ощущая всю их мягкость. — Ты устал, Абрам. Ты сильный человек, но даже самые сильные устают. Тебе нужна помощь. — Остальные знают? — Спросил Нил, игнорируя фразу блондина. — Только я, Ники и Рене. Больше никто. Остальные думают, что ты просто приболел. Нил, сходи к Бетси, поговори с ней. — Нет, Эндрю, я не могу, — сказал Нил. — И я в порядке. Мне не нужна помощь. Уже завтра всё пройдёт, хотя мы можем поехать к тому мужчине и сегодня. — Сегодня ты отдыхаешь, Абрам. И это не обсуждается, — не принимая возражений, сказал Эндрю. — Если не хочешь принимать помощь, то просто выпей этот успокаивающий чай и ложись спать, я позабочусь о том, чтобы тебя никто не побеспокоил до завтра. — Миньярд протянул чашку с ромашковым чаем. Нил выпил горячий напиток полностью, даже не скривившись от температуры напитка. — Отдыхай, Нил, — прошептал Эндрю. — Останься. Не уходи, — попросил Нил. Эндрю замер посередине комнаты, а затем, будто очнувшись, сказал: — Я никуда не уйду, Абрам. — Обещаешь? — С надеждой в голосе спросил Нил. — Обещаю.***
— Папа, а кто твой кумир? — спросил Тодд, обнимая отца за ногу. Нил задумался. У Натаниэля кумиром был отец. У Абрама мать, а у Нила? — Мой кумир — ты, — улыбнувшись, сказал Нил. — А мой кумир ты, папа, — сказал Тодд. Нил сел на корточки, чтобы быть на одном уровне с ребёнком, и обнял его. — Я люблю тебя, папа, — тихо сказал мальчик, прижимаясь к мужчине. — И я люблю тебя, Лисёнок, — прошептал Нил, поцеловав мальчика в макушку.