***
Новых улик или какой-то информации по делу не появилось. Игорь уже начинал заметно злиться из-за дела. Ко всему прочему, его дергали по всякой мелочи, и комментарии от Тарасова его пусть и не задевали (Игорь давно научился их игнорировать), но бесили назойливым шумом где-то на фоне. Гром сильно злился, хотя виду и не подавал. На календаре была уже пятница, а это значило, что убийца мог готовить новое убийство. В участке уже эти случаи обозвали «воскресенкой», как и девушек, которые были убиты. Название казалось настолько неуместным и отвратительным, что резало слух. Про себя Гром называл это «воскресным делом», и хотел как можно скорее найти хоть какую-то зацепку. Он проверил возможные наводки, всех подозреваемых, которые уже были в розыске, но никто из них никак не подходил под эту роль. Игоря цепляло только одно: места колотых ран были чёткими и точными явно от ножа, но далеко не кухонного. Отверстия слишком широкие для такого обычного лезвия, да и Лиза подтвердила, что это не обычный нож. Возможно, какой-то ритуальный, а в Петербурге начал шалить какой-нибудь сатанист или даже группа. Игорь мог сколько угодно гадать, всё равно толку никакого. Забрав все материалы по делу, Игорь старался работать дома. Тут ему никто не мешал, над ухом никто не жужжал, да и думалось лучше. Родные стены всё-таки. Игорь шёл из участка домой и мечтал принять тёплую ванну. На улице лил такой ливень, что если бы он решил выжать кепку, то с неё бы набежала целая кружка воды. Ноги промокли и ботинки хлюпали, когда Игорь забежал в парадную. Он тихо шмыгнул носом, вытерев капли с кончика тыльной стороной ладони, и поднялся наверх. Идя ещё по улице, он поднял глаза и заметил, что в квартире соседки не горит свет. Был уже поздний вечер, а её не было дома. Что-то внутри как будто зашевелилось. В отсутствии соседки Гром убедился, подойдя к двери её квартиры. Было тихо, никого, и от этого стало не по себе. Пятница, а его молодой соседки нет дома, серийные убийства… Всё это складывалось в крайне ужасную картину, от которой Игорь пытался отмахнуться как от мухи. Хотелось верить в лучшее, но накопившийся стресс за неделю и отсутствие Влады дома мешались в кашу, превращаясь в злобу от того, что Игорь был не в силах что-то сделать. Внутренний голос пытался его переубедить, сказать, что всё нормально. Полескова молодая девчонка, мало ли чем она занимается в вечер пятницы. Может она вообще где-нибудь в клубе отдыхает. Пьёт разбавленные коктейли и танцует. Сомнительно, но и это звучало не успокаивающе. Скорее наоборот. Пьяная, себя не контролирует, это же идеальная жертва для маньяка, неравнодушного до молодых девушек. Ключи из рук упали, Игорь поймал себя на мысли, что ещё больше злится. Собственные размышления его вводили в глубокую яму переживаний, и как бы он не пытался занять мысли другим, возвращался всё к тому, что через стенку никого. В квартиру он зашёл с горем пополам, скинул мокрую одежду и в одних носках с трусами подошёл к ванной на кухне. Кран запоздало сработал, стоило Игорю повернуть ручку горячей воды. Он издал странный звук, похожий на гортанное рычание огромного зверя, а затем сильный напор воды, слегка ржавого оттенка, полился на белую эмалевую поверхность чугуна. Спустя минуту вода стала прозрачной, и Игорь заткнул пробкой слив. Тишину квартиры нарушал только звук воды, что наполняла ванну, а Грому казалось, что даже этот шум звучит гораздо тише, чем его собственные мысли. Вопрос за вопросом, а он никак не мог контролировать их поток, хотя бы как-то упорядочить. Он сел на бортик ванны, и взгляд скользнул по двум упаковкам чая, точно таких же, что принесла Влада в прошлую субботу. Он хотел занести их соседке, всё же было неудобно, что она чуть ли не всю кухню ему вынесла, но так и не решался зайти, чтобы занести. Игорь нашёл телефон в кармане джинсов и начал листать контакты. Имя соседки, по ощущениям, выжигалось у него на сетчатке, и даже когда он нажал звонок, прислонив динамик к уху, перед взглядом мелькали буквы, точно кружки от солнечного света, когда закрываешь веки. Гудки, гудки, гудки, а затем неприятный писк. Не отвечает. Звонить еще раз Игорь не решился, вдруг соседка с кем-то, а он звонит и нарушает романтику вечера. Он уже успел себя проклясть за то, что в начале недели разозлился из-за мужика с мусорным пакетом, и пусть он уехал, его самодовольная рожа мелькала перед глазами как красная тряпка для быка. Игорь с раздражением положил мобильник на холодильник и стянул носки с трусами, кинув их рядом с машинкой на пол. Брызги из крана будоражили воду в ванне, и та покрывалась красивой рябью, от которой расходились круги. Игорь не стал дожидаться, когда ванна полностью наполнится, а залез так. Кожу обдало колющим чувством, будто тысячи иголок вонзились разом. Игорь от отца научился этому, нужно было прогреться после ливня. Насколько было возможно, мужчина вытянул ноги и откинулся спиной на бортик ванны. Он опять думал и злился из-за этого. Тяжёлая голова не давала ему покоя, хотелось ударить себя, но толку от этого абсолютно никакого. Спустя пару минут Игорь закрыл кран, прикрыл глаза и выдохнул. Вода согревала его тело, немного расслабляла, и он на пару мгновений даже отключился. Но это были лишь пару мгновений, вслед за которыми с новой волной обрушились безрадостные раздумья. Он обязательно поймает этого ублюдка, вот только как? После ванны Гром не находил себе места, раскладывал бумаги на полу и ходил вокруг них, думая и думая. Залез даже в пресловутый интернет в поисках похожих случаев в истории, чтобы освежить в памяти хоть какие-то приметы подобных убийц. Какой-нибудь недолюбленный или оскорблённый мужик, вряд ли женщина, хотя даже и о таком были мысли. Может какая-нибудь поехавшая завистница, которая мстит всем молодым девчонкам. Но даже в это слабо верилось, Игорь был уверен, убийца — мужчина. Больно удары его смущали, хоть и аккуратные, явно кто-то крупный и сильный убивал девушек. Игорь уснул где-то к часам девяти утра. Проспал до пяти вечера и проснулся с чувством, будто у него в голове бегали слоны, топчась по мозгу. Надо было выпить аспирин, да умыться, чтобы как-то отрезвить себя. Нашёл аспирин в аптечке рядом с бинтами и ватой, которая испачкалась старым бутыльком зелёнки. Крышка немного протекала, но Игорь об этом не беспокоился, он этим почти не пользовался, беспокоился только из-за того, что последняя таблетка аспирина осталась. Закинул в рот и запил водой, а затем поставил кружку рядом с упаковками чая. Точно, соседка. Стоило под предлогом возврата чая проверить, вернулась ли она. Поэтому одевшись и оставив аптечку на холодильнике, Игорь вышел из квартиры. Было уже начало шестого, ну она точно должна была вернуться домой, даже если пришла только под утро. Почему Игорь был так уверен, что она где-то в клубе, он и сам не знал, но только в этом хотелось верить, а не в то, что его новая подруга находится в лапах убийцы. Его не обрадовало, когда на третий стук в дверь никто не ответил. В квартире было по-прежнему тихо, и никто, как Игорь понял, не приходил. Об этом говорила рекламная листовка, торчащая из двери. Такая же упала, когда он вышел из своей квартиры. Влада не возвращалась. Целлофановая упаковка, которая защищала коробку, неприятно захрустела под пальцами, когда Игорь сжал чай от раздражения и волнения. Так и не вернулась, на пропущенный не перезвонила. Игорь начинал волноваться не на шутку. Забежал домой, нашёл мобильник и принялся звонить. Раз звонок, два, пять, десять… Так и не ответила. Сердце часто забилось, Игорь немного испугался. Он сильно волновался, не знал, что и думать, сев на диван. Что ему оставалось делать? Пойти объявить её в розыск, но по нормативам ещё рано говорить, что соседка пропала, да и это заметно рубило по надежде, что всё образуется. Гром полез в шкаф, нашёл чистую одежду, оделся и сунул в карман телефон. Надо было что-то сделать. Он вышел на лестничную площадку и замер. Из лифта вышла Влада, доставая ключи из сумки. Спокойная и тихая, будто ничего и не было. Почему же она не перезвонила ему? Или написала чей-то номер телефона, а не свой? Игорь не знал, он злился, поэтому подлетел к девушке и схватил её за локоть. Та явно не ожидала, что её кто-то в подъезде застанет врасплох, поэтому тихо вскрикнула, глядя испуганно на Игоря. — Игорь! Что ты делаешь? — спросила девушка, приложив свободную руку к груди. — Почему ты не отвечала на телефон? Я тебе раз десять позвонил. — ворчал Игорь, продолжая держать Владу за руку. — Телефон?.. А… Я забыла включить его. — Ты… Я же просил тебя быть осторожной. Для тебя мои слова шутка что ли? — Игорь, успокойся… Ничего не случи… — Не случилось? Ты не появлялась дома, хотя я тебя предупреждал. Думаешь, я так просто наводил панику? — Игорь, хватит! Ты мне опять делаешь больно! — Влада с раздражением вырвала локоть их мужской хватки. — Хватит! Я устала. Ты ведешь себя как… как… Всё! Какая разница, была я дома или нет, у меня свои дела. — Ты… Глупая. Игорь сжал губы и не стал ждать лифта, сбегая по ступенькам вниз. Он слишком злился, чтобы разговаривать нормально. Влада кричала его имя, но он даже не поднял головы, натянув на лоб кепку. Улица встретила его прохладой, ни ветра, ни дождя, о непогоде говорили только лужи, заполонившие старый асфальт огромными тёмными пятнами. Ботинки он забыл поставить на батарею, поэтому сухие носки стали влажными от непросохших стелек. К чёрту эту соседку! Гром не понимал, он злится на себя, на соседку, или на то, что где-то по Питеру гуляет убийца. Наверное, он злился на всё и сразу. На фоне предстоящего нового убийства и остальных вчерашних раздражающих обстоятельств на работе, да к тому же ужасный сон и ситуация с соседкой, Гром понял, что вот-вот лопнет. Привычки глушить эмоции в алкоголе не было, но пар выпустить как-нибудь надо было. И если в прошлый раз ему помогла с этим справиться Лиза, то сейчас это было не решением проблемы. Бойцовский клуб был в какой-то степени для Игоря родным местом. Захаживал он сюда крайне редко, даже если и узнать какую-то информации, то исключительно под личиной Игорька, а не ментовского пса. Разнюхивать в подобном месте опасно, другое дело — интересоваться и слушать слухи. Сейчас же он шёл туда не столько за слухами, сколько за желанием кого-нибудь побить. К счастью, бить там можно по обоюдному согласию, а не так, что калечить обычных прохожих. И Игорь благодарил всевышние силы, что клуб продолжал своё существование до сих пор. Он находился в старом здании, куда можно было попасть только через закоулки и грязные дворы с бомжами. Железная дверь с навесом казалась одинокой, но стоило Игорю потянуть её на себя и зайти внутрь, как слух резануло криками, а перед ним возник огромный мужик в серой футболке. Гром был под сто девяносто ростом, далеко не малыш и не хиляк, но даже по сравнению с великаном на входе он выглядел как спичка. Он знал что сказать, чтобы его пропустили, да так, чтобы не вызывать подозрений, и помещение бойцовского клуба встретило его запахом пива и пота. Было тускло, весь свет был сосредоточен в основном на ринге. Шёл бой, и все зрители кричали и улюлюкали происходящему. Игорь обошёл толпу, подошёл к организаторам. Здесь было лучше видно происходящее. На ринге происходило настоящее месиво. Это место славилось тем, что бои здесь проходили без каких-либо правил. Бей как хочешь, главное не в пах, а остальное не воспрещалось. По-хорошему это место давно пора прикрыть, а с другой стороны, здесь можно было о многом узнать и как следует набить кому-нибудь морду и получить самому. Проигравшего вытолкнул крупный мужик за канаты, тот чуть было не скатился на пол. Тогда бы разбил остатки лица, которое и без того было всё в крови. Игорь не пугался, он вообще не чувствовал ровным счётом ничего, потому что прекрасно знал, какие отбросы здесь ошиваются, и получают они все по заслугам. Он сам не обратил внимания, как скинул кепку с курткой, а затем рубашку с футболкой и полез в угол. Обмолвился парой фраз перед этим, и его охотно приняли на ринг. В углу ему перевязали руки бинтами, хотя от бинтов там было только одно название, больничные и старые, рассыпающаяся марля, так, только для вида. Но на это было плевать, костяшки зудели. Послышался из динамика звук гонга, и Игорь сделал шаг в сторону. Перед ним был мужик примерно его возраста, может даже постарше, очень крупный и мускулистый. И если Игорь был сухим и жилистым, то его оппонент — мясистым и плотным. Единственный минус такой массы — неповоротливость, но даже это не мешало мужику уложить Игоря на раз-два. С детства он занимался разными единоборствами, какими только секциями Игорь не баловался, но глядя на то, как размазал предыдущего бойца мужик перед ним, Игорь понимал, что это русская рулетка. Как повезёт, он сам себе подписал приговор, но так злился на всё и всех, что был только рад попасть в квадрат. Марлевые бинты слетели после первого же удара, елозя от запястья к локтю. Гром прописал пару ударов в скулу Коле (так звали его оппонента, это Игорь понял из возгласов зрителей), а затем и сам получил. Разбил губу, и кровь хлынула в рот. Гром сплюнул и машинально лизнул языком рассечённую кожу. Боль отозвалась по всей челюсти, но это только раззадоривало. Он всегда ощущал себя спокойным в юношеские годы, если мутузил грушу, но сейчас этого было недостаточно, чтобы успокоить какого-то внутреннего зверя. Иногда после работы дома грушу он, конечно, и бьёт. Ощущения, правда, другие, груша в ответ не ударит, а Игорю надо было ещё наказать и самого себя, и оппонент напротив справлялся с этим на ура. Сначала бой шёл скучно, они ударяли друг друга редко, больше кружили по рингу, а затем сцепились как дворовые одичавшие псы, и Гром почувствовал на себе весь тот ужас, олицетворением которого был предыдущий боец. Ныли скулы от ударов, ему разбили нос, и горячая кровь хлынула над губой. Игорь наспех вытер нос, чем воспользовался его оппонент. Гром не заметил, как его повалили, он оказался прижатым к полу. На грудь давили, и вздохнуть нормально не получалось, как бы он не старался. От ударов по лицу он попытался закрыться руками, но и это не помогло. Он уже представлял, сколько синяков будет на лице, и Прокопенко наверняка будет спрашивать, откуда они. Глазница ныла, возможно, ему её даже сломали, от такого количества ударов Игорь не понимал масштабы боли. Избавиться от оппонента он мог только сам, и к счастью, умудрился вытянуть руки и надавить пальцами в глаза. Коля отшатнулся, упал на пол и прикрыл глаза, а затем, стоило Игорь встать на четвереньки, вскочил на ноги и принялся пинать Грома по бокам. Он сгруппировался, как его учили, но этого было недостаточно, чтобы спастись от натиска ударов. Нужно было выждать момент. — Коля, рви его! — кто-то выкрикнул. Колю, видимо, это немного сбило с толку, и Игорь схватил его за ногу и ударил рукой по колену так, что мужика подкосило. Он упал, и Игорь упёрся ему коленом в грудь, в солнечное сплетение. Бил так сильно, что костяшки сначала ныли, а потом онемели, и руки уже ничего не чувствовали. Коля пытался скинуть Грома с себя, но Игорь не намеревался сдаваться. Скоро лицо Коли было таким же кровавым месивом, как и лицо Грома. Финальным был хлопок по ушам, который выбил Колю из сознания. Он остался лежать, скукожившись, а Игорь, сильно шатаясь, встал на ноги. Он быстро слез с ринга, забрал свои вещи и вышел наружу, не забрав никакого выигрыша. Он не за этим сюда шёл, главное теперь было — уйти. Ноги его почти не держали, он шатался не хуже заядлого алкаша, еле находя баланс. Со рта и носа капала кровь, а руки гудели, будто он с непривычки держал огромную массу и очень долго. Сколько времени было, Гром и не знал, но далеко не поздний вечер, когда он вернулся домой. Он прижался щекой к стенке лифта и выдохнул через рот кровавый пузырь, который лопнул и остался на шероховатой поверхности кабины лифта брызгами. Двери перед ним разъехались, и Игорь выпал с грохотом на площадку. Руки ныли, а от удара об бетон снова онемели. С хлюпающим вздохом, он встал на ноги, зашатался и сделал шаг. Дверь квартиры соседки открылась, и оттуда выскочила Влада, испуганно глядя на Грома. — Игорь! — воскликнула она, подбежав к мужчине. Она взяла его под руку и попыталась заглянуть в лицо. — О господи, что с тобой… — Ничего… — хрипло и как-то булькающее проговорил он в ответ. И чего вот она лезет к нему, а? Выбесила его, а сейчас надоедает, а ему и так тяжко. Несмотря на всю боль, он был доволен где-то в глубине души тем, что получил наказание. Гром думал, что заслуживает это, и потому беспокойство соседки ему казалось абсолютно неуместным. Но сил на то, чтобы от неё отвертеться не было, и он лениво и устало подчинялся ей. Влада нашарила в кармане куртки ключи, эти прикосновения тоже его раздражали, но Игорь смог только гнусаво простонать, пока соседка открывала дверь в его же квартиру. Он упирался лбом в побеленную стену, и кожа неприятно обдиралась об шероховатую поверхность. Но даже это не могло сравниться с тем, как болела глазница, скулы, нос и руки. А ещё почему-то рёбра, и Игорь надеялся, что это просто от давящего чувства, а не от перелома. Влада завела Игоря в квартиру и оставила на пару мгновений. Вернулась спустя секунд пятнадцать и закрыла дверь. Гром смог снять с себя только один ботинок, из второго нога не хотела выскальзывать, и он намеревался так пройти дальше. Соседка его остановила, сняла куртку с кепкой, а затем, надавив на плечи, заставила прислониться спиной к стене и стянула оставшийся ботинок. На диван он рухнул тоже благодаря ей, и рёбра снова отозвались болью. Нет, всё же не перелом, но удары были сильными, и теперь там, скорее всего, огромные синяки, которым ещё предстоит стать иссиня-фиолетовыми. — Игорь… — прошептала Полескова, уложив мужчину на диван. — Как же… Боже… Она внезапно исчезла, начала ходить по квартире и совсем скоро вернулась с аптечкой. Хорошо, что он оставил её на холодильнике, иначе бы искала по всей квартире как иголку в стоге сена. Послышался шум воды, какой-то плеск, а затем девушка опустилась рядом на пол, поставив что-то металлическое на столик. Игорь приоткрыл глаз и заметил тазик с водой, на краю которого был носовой платок, явно не его. Рядом стояла аптечка, а затем он перевёл взгляд на лицо Влады. Испуг, вот что он видел перед собой. Глаза стеклянные, смотрят на него с нескрываемым волнением, а ему… Почему ему так неудобного и стыдно от этого? — На тебя напали? Игорь, не молчи, разговаривай со мной. — отчаянно молила девушка, макнув платок в воду. Игорь ощутил на лице прохладу, вслед за которой кожу защипало. Он поморщился и втянул воздух сквозь зубы, пытаясь увернуться от мокрого платка. — Нет… Это не имеет значения. — проговорил Игорь и снова посмотрел на девушку. Она опустилась, положив руки на колени, и поджала губы. Перепугалась не на шутку, а он даже объяснить ей не может, что толком случилось. Да и не хотелось. Что он ей скажет? Просто ты и работа меня так задрали, что я разозлился и пошел морды бить? Отличное объяснение, а главное, так же поступают все взрослые люди. Ненормальный. — Я… — Влада проговорила тихо, но затем отвернулась и снова намочила платок, на этот раз выжав его не до конца. Больше она ничего не стала говорить, только промывала раны на лице. Потом, не без помощи самого Игоря, стянула с него футболку, хотя он и сопротивлялся, но после того, как девушка угрожала тем, что её разрежет, он не стал противиться. По бокам зияли огромные пятна гематом. Игорь даже немного удивился тому, как сильно кровь сгущалась под кожей. Влада не нашла никакой мази, но приложила смоченный платок на самый большой синяк. Оставались только руки, которые она перед этим промыла. Кровь ещё местами кое-где сочилась, в частности после того, как Игорь пошевелил руками, снимая футболку. Сбитые костяшки Влада смазала зелёнкой, и Гром неодобрительно проворчал, когда местами заметно защипало. Он посмотрел на свои руки, и зелёные пятна растекались по коже вокруг образовавшихся ран. Теперь чёрт знает когда эта зелёнка смоется… — Тебя больше никуда не ранили? — спросила Влада, убирая зелёнку в аптечку. Теперь и её пальцы были в изумрудных пятнах, но это было не так критично. — Нет. Влада поджала губы. Она чувствовала себя неловко, но не могла себе позволить уйти. Потому что чувствовала, что нужна сейчас Игорю, даже если сам он этого не осознаёт. Убрав аптечку и тазик с водой, она постояла у холодильника, сминая пальцы, но решилась. Подойдя к Игорю, она мягко взяла его за локоть и потянула на себя. — Давай, Игорь, вставай. Тебе надо лечь на кровать. — Нет, не надо, оставь меня. — хрипел он. — Заткнись и вставай. — Влада выругалась неожиданно даже для самой себя. Сложно было контролировать собственную речь из-за переживания, но стало так неловко, что она тут же одёрнула себя и смягчилась. — Вставай, пожалуйста. Нехотя, он всё же встал с дивана и качнулся, наваливаясь на соседку. Влада только и успела рукой придержать его, упираясь в грудную клетку. Игорь сморщился от боли, но ничего не сказал, медленно шагая рядом с девушкой. Она довела его до кровати, откинула одеяло, а затем уложила, скинув с шеи руку Игоря. Накрыв одеялом до груди, Влада посмотрела на мужчину и снова поджала губы. Ей почему-то было страшно, разные догадки, почему и как это с Игорем случилось, роились в голове. Она одёргивала себя, стараясь лишний раз не накручивать, а затем ушла. Игорь не понял, ушла ли она насовсем, или только затерялась где-то в недрах квартиры. Сон его атаковал не хуже, чем Коля совсем недавно.Раздражение
2 июня 2022 г. в 18:09
Вечер пятницы обещал быть тихим и одиноким, как и все остальные вечера. Не менялось ровным счётом ничего, дома ждал холод квартиры, шум воды в трубах и завывание ветра где-то под крышей. От этого становилось дурно, непроизвольно морщился нос, как это бывает у детей, когда они честно и вполне прямолинейно выражают свои эмоции. Квартира ощущалась как местом затворничества, причем не собственноручного, а вынужденного, насильственного. Обстоятельства были тому причиной, а исправить ситуация казалось категорически невозможно.
Категорически. По странному строгое слово, отражающее какую-то безнадежность и усталость при его звучании. Оно оставляло какое-то колючее послевкусие не то, что на губах и языке, как от дешевого обжигающего коньяка, а где-то в разуме, усталом сознании, которое неспособно было бороться со встречной тленностью собственного бытия. Слово крутилось в голове, а губы непроизвольно и бесшумно шевелились в жалких попытках, как у немого, произнести это слово и попробовать его на звучание своего же голоса. И страшно становилось от неспособности, какой-то беспомощности в попытках произнести это самое слово. Хотя страшнее по факту было то, что крылось за ним. А слово это являлось лишь ширмой для всего того, что оно скрывало. Скрывало причём очень неумело или будто бы нехотя, потому, что ширма эта представлялась абсолютно прозрачной, как если бы тонкая бумага или просвечивающая ткань были против яркого солнца, не принимающего скрытность и темноту. Жаль только, что вместо солнца обычная лампочка в настольной лампе, и она совсем не чурается тайн и загадок, она просто светит, а не желает рассеять тьму.
Влада тёрла устало глаза, отворачивая лампу. Работы было много, а с отъездом Стрелецкого чувство безнадёжности и одиночества ощущались острее, чем душистый перец, как это бывает, если сыпешь его на курицу. Зудело и чесалось, а избавиться от этого навязчивого ощущения не получалось никак. Категорически, иначе ту и не скажешь. Неделя растоптала её точно тухлое яблоко — мягкое и податливое, неспособное к сопротивлению внешних сил. Влада повиновалась происходящему и ничего не могла с собой поделать. Слушала в очередной раз замечания завуча и думала о том, какая она жалкая, потому что не могла огрызнуться в ответ. Не могла или не хотела, вопрос был скорее в этом. Она боялась отвечать людям грубостью не только потому, что не хотела задеть окружающих, но и потому, что боялась самой себя. Она думала, что эта детская детдомовская жестокость засела в ней, укоренилась, и она все эти годы прятала её, как тёмного близнеца, потому что боялась, что вырвись близнец наружу, он уже не захочет уйти с завоеванного места. Страх был похож на неизбежное цунами, накрывающее давящей толщей воды, которая принимает тебя грубо и недружелюбно, в отличие от ровной глади лесного пруда. Страх быть плохим. Наверное, это было главной причиной, почему Полескова старалась быть хорошим человеком. Помогать и заботиться об окружающих. Хотя это и не было первопричиной её действий, но, тем не менее, очень важным фактом.
Несмотря на это, собственная беспомощность доводила её. За эту неделю она так устала: как физически, так и морально, что всё, что хотелось — это плакать. Плакать и кричать, чтобы в кои-то веке выпустить наружу все те накопившиеся эмоции. Скрывала она их как ленивый ребёнок, заметающий пыль под ковёр. С виду исчезло, а в сущности — оно всё там, под ковром, никуда не делось, и напоминает о себе, когда ты, сидя в комнате, тяжело дышишь, потому что влетающая пыль норовит затеряться не где-то в носу, а проникнуть дальше, в лёгкие, чтобы задушить. В этом чувствовалось отчаяние, бессильное отчаяние, к которому Влада не прилагала никаких усилий. Только смирение и признание собственной ущербности.
На часах было около восьми, сегодня она задержалась сильнее обычного. Но это не ощущалось как проблема, скорее как избавление от лишних часов, проведённых в доме. Она не хотела туда идти, делать ей было нечего. Звонить Артёму она даже не собиралась, говорить о том, как она устала, хотелось, но привычки такой не было. Поэтому, как правило, когда возникали проблемы, она молча справлялась с ними сама. Друзей у Полесковой тоже не было, обозвать таковым Игоря она почему-то ещё не решалась. Язык ощущался закостенелым, и даже мысли, возникающие в уставшем сознании, она разгоняла воображаемым махом руки, будто избавляясь от сигаретного дыма перед лицом. Друзья обычно говорят по душам и заботятся друг о друге, а их странные взаимоотношения, которым уже была неделя, обозвать так не выходило. Хотя назвать Игоря другом ей хотелось, была какая-то потребность в том, чтобы с кем-то наконец-то сблизиться и заботиться о ком-то.
Влада ещё в детском доме поняла, что надрежь её кто-нибудь воображаемым ножом, из неё фонтаном будет бить любовь, которую она годами хранила в себе в неспособности тратить её на кого-то. Любить себя она не умела, потому что не знала как. В детском доме с этим вообще проблематично, поэтому того, кто мог бы ей показать, что такое любовь, просто не было. Хотя был какой-то период в её жизни, старший из мальчишек играл с ней и всякий раз дарил ей конфеты, но даже он через несколько месяцев, с наступлением мая, ушёл. Ушёл, потому что стал уже слишком взрослым, а она так и осталась одна, никому ненужная и не знающая любви. Зато других любить она могла, просто некого было, а даже если и появлялся тот, на кого можно было обрушить эту заботу, её, как правило, отвергали. Грустно до боли, только без неуместной жалости. Чего уж точного Влада не любила, так это жалости.
Себя она жалела, но не любила, когда это делали другие. Ощущалась беспомощность, которую она и так в себе находила, как те обезьяны, которых крутили по каналу про животных, в шерсти друг друга каких-нибудь букашек. А копалась она в себе очень хорошо, только подтверждение собственных изъянов приводили в бешенство и раздражение, и поэтому Влада подобных вещей избегала. Жизнь её сложилась так, как сложилась, и поделать с этим ничего нельзя. Ни отмотать время назад, ни закрыть глаза на прошлое. Прошлое — это всё, что у неё есть, а будущее неизвестно.
Вопреки тому, что было тошно, Влада встала из-за стола и выключила лампу. Оставался только холодный свет ламп на потолке. За окном шёл дождь, барабаня по карнизу, и было стойкое ощущение, что ветер воет не на улице, а где-то внутри, свозя через дырку в пустоту грудной клетки. От депрессивности мыслей девушка сморщилась опять, от этого самобичевания становилось противно. Поэтому Полескова предпочла не думать о своём состоянии, а просто делать.
Надев пальто и завернув шею в платок, девушка осмотрела себя немного строго в отражении зеркала, что висело на внутренней части дверцы шкафа. Выглядела она немного жалко из-за уставшего взгляда. Глаза казались тусклыми, хотя она понимала, что это из-за отсутствия солнечного света. Закрыв со скрипом шкаф, она взяла горчичную сумку, схватила с тумбочки ключи от кабинета и пошла к выходу. Входная дверь открыла перед ней не по её воле, и перед Владой стояла испуганная учительница английского языка.
Кристина Фёдоровна была женщиной лет тридцати пяти, хотя выглядела она гораздо моложе своих лет, чем обращала на себя внимание неженатую мужскую часть их коллектива. Сама Кристина была, как говорится, глубоко замужем, потому что любила своего мужа и в души в нём не чаяла. Он был старше её лет на десять, и любил не менее трепетно, чем Кристина его, и потому их дочь, учившаяся в пятом классе, была самым счастливым ребёнком на земле. По крайней мере, так казалось Владе, и про себя она думала, что будь у неё такие мама с папой, как Кристина с её мужем, она бы вообще ни о чём в жизни не просила и ни в чём не нуждалась. Главное, что мама с папой её любят и во всём поддерживают. Да и Любу, их дочь, она знала, девчушка любила заходить в кабинет Полесковой даже тогда, когда у неё всё было замечательно и не хотелось обсудить какую-нибудь злободневную тему, свойственную только пятиклашкам. Заходила и подолгу рассматривала плакаты и всяческие вывески с весьма пафосными фразами по типу того, как правильно жить, как нужно дружить и прочая ересь, которую все психологи и социальные педагоги пытаются втюхать детям на протяжении не одного десятка лет.
Настороженный вид Кристины Владу пугал, и чего она такая взбудораженная и до чёртиков взволнованная, что волосы из красивой укладки растрепались? Страшно было даже представить, и оттого Влада не нашлась, что сказать, только рот открыла, чтобы спросить обыденное и избитое «что случилось».
— Владочка, выручай меня! — воскликнула женщина, схватив Полескову за плечи.
— Чт… Конечно, что случилось? — опешив, спросила Влада, глядя на коллегу немного растерянно.
— М-мама… Из больницы звонили, ей что-то очень плохо, а Дима в командировке, мне Любочку не с кем оставить. Пожалуйста, посиди с ней сегодня и завтра, а я к вечеру субботы постараюсь вернуться. Мне срочно надо ехать.
Влада поморгала пару раз, а затем немного неуверенно кивнула, погладив коллегу по плечу. Этим самым она пыталась Кристину как-то успокоить, но прекрасно понимала, что женщина не успокоится, пока не убедится, что с мамой всё в порядке. Какие тут слова не подбирай, только голые факты успокоят взволнованного человека. Владе оставалось только согласиться.
— Конечно, а где Люба? Ты её уже домой отправила?
Глупо было спрашивать, пусть девчонка уже и в пятом классе, но Кристина не отпускала дочь без присмотра, тем более по дороге домой из школы. Жили, насколько Влада знала, они не так уж и близко, ехать прилично, поэтому в школу и из школы сопровождала чаще всего дочь мать, даже если той приходилось задерживать девчонку на работе.
— Да она в вестибюле сидит. Вот ключи, — женщина протянула звенящую связку, — а вот деньги на такси. Езжайте домой, Любочка адрес скажет. Еда в холодильнике, бери всё, что захочешь, а завтра я уже приеду. Обещаю.
— Хорошо, не переживай, Крис, всё образуется.
Кристина шмыгнула носом и заключила Полескову в объятия. Самойлова была чуть ли не единственным человеком из педагогического состава, с кем у Влады были хорошие взаимоотношения. Она мало с кем общалась, но с англичанкой вполне даже по-дружески. Хотя даже скорее по-товарищески. Пусть и обращалась Влада к ней на «ты» и позволяла порой называть её «Крис», подругами они не были. Но это не мешало Полесковой согласиться на помощь. Кем бы она оказалась, откажи человеку в беде?..
— Спасибо, Владочка, ты меня выручишь. Всё, я побежала!
Самойлова поправила на шее платок и убежала куда-то по коридору. Влада проводила её взглядом, сунув связку ключей от квартиры в карман, а другой — закрыла кабинет и убрала в сумку. С одной стороны она очень сочувствовала коллеге, а с другой была рада возможности не идти домой. Некрасивое противоречие, однако, что есть, то есть, что тут скрывать. Да и Любу Влада любила, если так можно было сказать, золотой ребёнок, воспитанная и очень начитанная для своих лет.
В вестибюле Полескова заметила Любу, которая смотрела в окно, явно проводив маму на крутой машине взглядом. Наверняка тоже волновалась за бабушку, что жила в Москве, хотя по выражению лица нельзя было сказать, что девочка расстроена. Скорее немного огорчена, но в нормальном состоянии. Она посмотрела на Полескову с лёгкой улыбкой, откинула рыжие косички за плечи, а затем протянула руку и сжала пальцы в кулак пару раз, приглашая взять её ладонь.
— Здравствуйте, Влада Романовна, как у вас дела? — легко и непринуждённо спросила Люба.
— Здравствуй, Люба, у меня всё хорошо, а ты как сама? Не грустишь, что мама уехала? — Влада слегка сжала девичью ладошку в своей, а второй рукой принялась заказывать такси через приложение в телефоне.
— Немного, но она же завтра вернётся. Да и я не буду одна, вы же со мной.
— И то верно, я буду с тобой. — Влада улыбнулась на краткий миг, оторвав взгляд от телефона, а затем снова опустила глаза к экрану.
— Вы же посмотрите со мной мультики? Мама обещала, что на этих выходных, пока папа на работе, мы будем с ней тюлениться. Но раз она уехала, придётся вам это делать.
— Тюлениться? Звучит интересно. И что же надо делать?
— А ничего. Мы будем есть фрукты и смотреть мультсериал про Ледибаг. Знаете такой?
Влада на мгновение замерла и улыбнулась. Конечно, она знала. Двадцать три (почти двадцать четыре) это не так уж много, она совсем молодая, и её любимым занятием было смотреть мультсериалы по телевизору. По каналу Дисней очень часто крутили мультик про супергероиню-француженку в костюме божьей коровки, и иногда Полескова зависала на нём на несколько серий. Так что она вполне понимала заинтересованность Любы в этом мультике.
— Конечно знаю. О, такси, идём, Люба, идём.
За стенами школы бушевала непогода. С тех пор, как Влада покинула кабинет и последний раз смотрела в окно, казалось, что дождь не утихал, а скорее ещё больше разыгрался. Они вместе с Любой запрыгнули в автомобиль и с хохотом смотрели друг на друга, пока водитель не прервал их уточняющим вопросом касаемо адреса. Несмотря на то, что Влада указала адрес, который помнила ещё с первой встречи с Любой, когда та рассказывала о себе, водитель был обязан уточнить. Всякое бывает, иногда неправильно указывают дом или даже улицу.
По назначенному адресу они приехали спустя минут тридцать, если не больше. Из-за непогоды на одной из дорог случилась авария, и там образовалась пробка. Пришлось постоять несколько минут, хотя Любу и её сопровождающую это вовсе не расстроило. Они болтали о том, как Люба готовится к выступлению с танцем в своём танцевальном кружке, и Полескова задавала ей вопросы о том, какой это танец и под какую музыку он будет. Люба пообещала даже показать часть выступления, но не всё, потому что не хотела сглазить. Странное суеверие для ребёнка, но Влада уважала мнение Любы.
В парадную они вбежали как можно скорее. Немного намокли, но это было некритично. Дом, в котором жили Самойловы, был новым, и всё здесь было красивым, светлым и чистым. Это так сильно ощущалось на контрасте с домом, в котором снимала квартиру Влада, что стало немного неудобно. Лифт был просторным и пах так, будто его установили только вчера. Они поднялись на восьмой этаж и как можно скорее зашли в квартиру. Очень хотелось есть обеим, и Люба торопила Владу включить ей на ноутбуке Ледибаг. Они разделись, вымыли руки и прошли в гостиную. Ощущалось, что отец семейства зарабатывает достаточно, квартира была дорого обставлена. Да и ноутбук, на котором Влада включила Любе мультсериал, тоже стоил дорого. Тот айфон, который Влада купила себе ещё год назад, стоил дорого, но на него она долго и целенаправленно копила со всевозможных полученных денег. А тут сложно даже представить, что Кристина и её муж откладывают деньги, чтобы купить технику. Да или вообще хоть что-то. Полескова ощущала себя героиней дешёвого сериала, которая попала к богатым людям домой, познала вкус красивой жизни, а затем приуныла, но по воле судьбы ей встречается богатый мужчина, который изменит её положение и жизнь навсегда. Мысленно Влада сделала жест, вызывающий рвоту, чего уж точно она не хотела, так этого богатого и надушенного одеколоном мужчину. Её вполне устраивала её жизнь, и какой-то бедной героиней из сериала она себя не ощущала.
Обычно такие героини очень светлые и добрые, а ещё одеваются очень стильно, несмотря на то, что у них в кармане мелочь звенит. А такой Влада себя не ощущала, несмотря на то, что она старалась быть улыбчивой и приветливой по отношению к людям, она далеко не была божьим одуванчиком. Даже в детдоме и в школе она часто дралась с мальчишками из-за того, что те её обижали. Она скорее была пацанкой, которая пытается быть обычной девушкой, нежели принцессой, которая нуждается в том, чтобы её спасли. Надо будет, она сама себя спасёт.
Вечер прошёл довольно быстро. В холодильнике Полескова нашла поднос с лазаньей, и они с Любой плотно, хоть и поздно, поужинали. Девчушка отрубилась к часам одиннадцати, заснув прямо на диване. Она тихо сопела, упав на плечо Влады, когда очередная серия мультсериала подошла к концу. Девушка аккуратно встала со своего места, взяла на руки Любу и отнесла её в комнату. Девчонка даже не шевельнулась, промямлила только что-то сквозь сон и дальше засопела. Влада вымыла всю посуду, убралась на кухне, выключила ноутбук и прилегла на диван. Нашла под подушкой какой-то плед и укрылась им. Телефон обрадовал рекламными сообщениями из онлайн магазинов и одним пропущенным с незнакомого номера. Перезванивать Влада не стала, обычно незнакомые номера она даже не поднимает, все, кто ей нужен по работе, занесены в список контактов, а больше звонить некому, кроме мошенников или рекламщиков. Поставив будильник на девять, девушка включила режим «не беспокоить» и перевернулась на бок. Было тихо, и только за окном бушевала непогода.