***
Стены изолятора были бетонные. Холодные, серые и шершавые. Сережа трогал холодную поверхность и всякий раз надеялся, что неприступная крепость от его прикосновения растает и падёт. Ничего не происходило: ни в первый раз, ни десять минут назад. И пусть он находился в царстве бетона, ощущения были такие, будто он лис в цирковой клетке. Он здесь находился уже… Какие сутки? Третьи? Четвертые? Он немного сбился во времени, но казалось, что уже целую вечность сидит в этих четырёх стенах. За это время он успел несколько раз подумать, где он прокололся, и всё сходилось к тому, что виноват только один человек — Игорь Гром. Разумовский не учёл, что у цепного пса могут быть шавки на побегушках. Чтобы свергнуть короля, нужно сначала провести осаду крепости и обезглавить всю стражу. В этом и был промах, что у Грома были близкие заинтересованные люди, которые и помогли ему. Но это ничего, когда он отсюда выберется, а Сережа обязательно отсюда выйдет, он отомстит Игорю. Он сделает всё, чтобы никто и никогда больше не помог Грому спастись. Помимо этой злобы Сережа думал о Регине. Вернее, больше думал о том, что она сказала про ребёнка. Врала ли она просто ради того, чтобы его отпустили? Если так, то ему и сейчас кажется это жалким, но если это действительно была правда, то он точно должен выйти из тюрьмы. И больше всего Сережа склонялся к тому, что Серебренникова не лгала. Он смотрел ей в глаза и не видел там и капли лжи, к тому же, он не тупой, чтобы сложить дважды два — столько звонков перед тем, как всё это дерьмо случилось, сообщение о том, что им нужно поговорить. Она уже тогда хотела ему сказать, что ждёт ребенка. А ему было, мягко говоря, не до этого. Сейчас же какая-то часть Сережи возвращалась к тому разговору у офиса «Вместе», и ему было искренне жаль свою возлюбленную. Если ему было суждено стать отцом, то он хотел бы выполнить эту роль как можно лучше. Когда-то он дал себе обещание, что если у него и будет семья, он ни за что не бросит своего ребенка. У детей должны быть родители, и желательно — двое. Дверь в его камеру громко скрипнула. Сережа поежился, прикрыв голову руками, как будто на него сверху должно было упасть что-то тяжелое. Он сидел на полу перед стеной, на которой царапал разные рисунки кусочком бетона. К сожалению, это было единственное его занятие в ближайшие дни, в изоляторе не особо разгуляешься. — На выход, Разумовский. — прогремел голос надзирателя. Сережа сначала не двигался, но затем медленно выпрямился и зашагал к выходу. На входе он запнулся и чуть было не упал, но его тут же схватили за руки и заключили в наручники. Вряд ли его вели на свидание. Он ходил по этим коридорам несколько дней назад в первый раз, но сейчас всё казалось гораздо хуже. Стоял стойкий запах мочи и пота, от которого хотелось блевать. Сережа старался лишний раз вдыхать ртом, лишь бы не чувствовать этот мерзкий запах изолятора, который мешался с сыростью. Его толкнули в кабинет и пристегнули к столу. Сначала было тихо, а затем внутрь вошел человек с лысинкой и в очках. Он с добродушной улыбкой сел напротив Разумовского и положил перед собой небольшой кожаный чемоданчик. — Добрый день, Сергей Викторович. Я Вениамин Самуилович Рубинштейн, штатный психиатр. Думаю, вы догадываетесь, почему мы с вами встретились. Разумовский молчал, глядя на свои руки. Он нервно цеплял пальцами заусенцы на указательном пальце и пытался оторвать огрубевшую кожу. Та не поддавалась на его попытки избавить себя от раздражителя, и Сережа злился от этого еще больше. Рубинштейн, тем временем, раскладывал перед собой прямиком из чемодана какие-то бумаги. Он весело напевал себе под нос какую-то песенку, и только потом Сережа понял, что мотив у нее в точности такой, как у «Гори, гори ясно». Жалкого подобия пения мужчина не оценил, только глянул на психиатра скептически, и снова продолжил отрывать заусенец. — Что ж, интересная и яркая, я бы даже сказал, у вас история. Может, расскажете мне, с чего начинается ваш сюжет? — проговорил Рубинштейн, выложив перед собой еще стопку листов, скрепленных большой скрепкой. — Ну Сергей, вы разве не знаете, что такое диалог? Хочу заметить, что я сюда не монолог Фамусова пришёл вам читать. Неприятный тип, перерезать бы ему глотку чем-нибудь острым, лишь бы заткнулся он, да и всё. Раздражает жутко, а главное — мешает. Мешает думать о том, как отсюда свалить к чёртовой матери. Они все думают, что он безумный. Псих, короче говоря, но все они ошибаются. Просто все вокруг безмозглые твари, вот таков его диагноз. — Если не хотите говорить, Сергей, вы можете показать мне. Например, что-нибудь из детства нарисовать. Сережа поднял глаза, глянув на Рубинштейна изучающе. Он ему чем-то напоминал одновременно всех воспиталок из детдома, которых он жутко ненавидел. На дух не переносил, если уж говорить прям откровенно. — Вы же образованный человек, наверняка знаете, что детство очень важный период развития человека. Дайте мне хоть что-нибудь из вашего детства. Что вы помните? В голове словно вспышкой загорелось. Красный карандаш, которым подрисовывали всякое на доске почёта у почти выцветших фотографий. По телу словно ток пробежал, и Сережа резко рванул вперёд, насколько это позволяли наручники. Он выхватил из стопки бумаг огромную скрепку, умело отогнул острый конец и одним ловким движением распорол себе руку чуть выше запястья. Алая кровь брызнула на бумаги Рубинштейна, и мужчина, не ожидая от Разумовского именно этого, отшатнулся назад. — Красный! — воскликнул Сережа, глядя на Вениамина Самуиловича обезумевшим взглядом. — Красный, красный, красный! — затарабанил он ладонями по железному столу, в углублении которого постепенно скапливалась его кровь. В кабинет вбежали надзиратели. Всё тело сжалось от судороги, вызванной ударом шокера. Сережа запрокинул голову и громко засмеялся. Всё это было так абсурдно и неуместно, что до жути смешно. Испуганное лицо Рубинштейна, постные рожи надзирателей. Неужели никому не понравилось его представление? Даже как-то скучно. — Интересный вы… экземпляр, Сергей Викторович. — кашлянул Рубинштейн, поправив на шее галстук, пока Разумовского уводили. — Нам надо с вами поговорить в более спокойной обстановке… И лучше всего в больнице Снежневского.***
На часах было около девяти. Мирослав закончил наконец-то заполнять бумаги по сегодняшней драке в центре. Какой-то турист полез в драку с местными ряжеными актерами на Дворцовой. Дело пустяковое, зато бумажек хоть пятой точкой жуй. В детстве полицейских воспринимаешь как героев, которые совершают большие подвиги и делают важные дела. А что по факту? Сидишь потом и заполняешь бумажки, как какой-то Вася Пупкин ударил Петю Бабкина за то, что тот его решил развести на деньги с фотографиями. Опасный труд, ничего не скажешь. Вот у кого уж точно опасный — так это у пожарных. «Хотя… Это тоже вряд ли. Снимать котят с деревьев тоже так себе, на героизм не тянет» — подумал Майский и, захлопнув картонную папку, клацнул выключатель на лампе. До жути хотелось курить, благо сейчас у него была на это возможность. А еще в ближайшие дни тут и продохнуть нельзя было, пока разбирались с последствиями после дел Чумного Доктора. Гребаный псих… Таких Мир на дух не переносил. Заклинит у таких что-то в голове, и потом не знаешь, чего ждать. А вот и пожалуйста — куча убитых людей, среди которых есть даже ребенок. Что ребенок то сделал плохого ему? Родился? Гневный комментарий оставил под фотографией во «Вместе»? Гадать можно было сколько угодно. Но одно Мир знал точно — теперь этот рыжий никуда не денется и понесёт соответствующее наказание. Выйдя из отделения, Майский первым делом достал из нагрудного кармана служебной куртки зажигалку и пачку сигарет. Достав одну, мужчина чиркнул по колесику зажигалки и нахмурился. Не получилось. Отвернувшись от ветра и прикрыв ладонью сигарету, он снова чиркнул зажигалкой, и на этот раз получилось прикурить. Втянув в себя спасительный никотин, Мир расслабленно прикрыл глаза и выдохнул через нос. Кажется, полегчало, и он зашагал домой. Ноябрь набирал обороты. Днем небо было свинцовым, а сейчас потемнело и стало каким-то совсем страшным. Закапал дождь, и Мир не сразу понял, в чём подвох. Выставив ладонь перед собой, он поймал пару крупных снежинок с каплями дождя. А вот и первый снег. Дойдя до ближайшей «Пятёрочки», Мир заскочил в магазин уже изрядно промокшим. Дойдя до морозильных камер, он согнулся над стеклом, и пару капель с его куртки капнуло вниз. Не обратив на это внимания, он взял упаковку замороженных блинчиков с мясом и другую с творогом. Заодно захватил банку сгущёнки, а потом подумал, что одной ему будет мало, и взял еще. Сгущенка была его любимым лакомством с детства, и любой десерт становился с ней ещё вкуснее. Как правило, в покупных блинчиках с творогом мало сахара, поэтому кислинку отлично перебивает сгущенное молоко. Одну банку он точно потратит на блинчики, а вот вторую так съест, а может даже и выпьет. К счастью, здоровье у Мирослава было отличное, он мог себе позволить есть в таких количествах сладкое. Но если так подумать, даже если бы ему было запрещено есть сгущенку, он бы продолжал покупать её и дальше. В этой жизни и без того мало радостей, и лишать себя ещё одной Майский не собирался. Помимо этого он взял новую упаковку пельменей, замороженные овощи и поплёлся к хлебу. Взял батон подлиннее, к нему еще палку докторской и пошёл на кассу. Наборчик, мягко говоря, так себе с виду, но Мир слишком любил всё это, и потому в его доме обычно эти продукты не задерживались. Вот яйца какие-нибудь могут лежать хоть месяц, а колбаса живёт, дай бог, дня два-три, в зависимости еще от того, как часто он бывает дома. Дни на календаре постепенно шли к концу недели, а это значило только одно — почти семь дней он живёт в Петербурге. За это время он уже успел пройти боевое крещение, и даже начальник обратил на него внимание. Табельное, кстати, выдали, но без патронов. Толку мало, но запугивать каких-нибудь бандюганов сойдёт. На улице продолжала бушевать непогода. Вот если ещё ночью резко станет холодно, то завтра автомобилисты будут все дружно материться. Этот период осени Мирослав всегда переживал не лучшим образом. Вся эта слякоть и грязь повсюду дико раздражали. Радовало только то, что месяц пролетит быстро, а там гляди уже весь декабрь будет в снегу. Мир закурил ещё одну сигарету, зашуршав пакетом. До дома оставалось идти всего минут пять, как раз успеет выкурить. Повернув к парадной, мужчина заметил у цветочного магазина стремянку. Ещё вчера тут закончили устанавливать новое стекло, а сегодня, видимо, магазин уже работал. Оперативно, ничего не скажешь. И снова та самая флористка. Закутавшись в куртку, она полезла на стремянку с какими-то флажками. Вернее, это была гирлянда с флажками. Судя по всему, хозяйка магазина решила, что украшения немного скрасят былой вид после погрома, и заставила бедную девушку развешивать флажки. Если те были бумажными, то при такой погоде им точно придёт хана. — Добрый вечер. — проговорил Мир, остановившись недалеко от Алины на стремянке. — Здравствуйте, — с улыбкой проговорила она, обернувшись на голос. — Никак с работы? — Ну… Вроде того. А вы почему всё еще не дома? — поинтересовался из вежливости Майский. — Магазин до десяти работает, а мне тут поручили украсить как-нибудь, чтобы привлечь покупателей после… Всего. — нервно усмехнулась Алина. — По мне так это бессмысленно, если кому-то понадобятся цветы, в магазин и без этой мишуры зайдут. — Так то да… Согласен. Почти десять, кстати, вряд ли уже кто-то придёт. — А вот тут вы не правы. Иногда даже за две минуты до закрытия зайдёт какой-нибудь влюбленный и отчаявшийся юноша, купит букет и пулей на свидание. Так что я всегда ещё пять минут после десяти жду, мало ли. «Добрая и романтичная» — подумал Мир, сделав последнюю тягу уже маленького окурка. — Молодость — она такая, — хмыкнул Мирослав. — Вы так говорите, будто вы старый. По вам и не скажешь. — Да? И сколько бы вы мне дали в таком случае? — мужчина бросил окурок в урну. — Ну… Чуть больше тридцати, наверное… — Алина потянулась цеплять край ленты, на которую крепились флажки. Стремянка скрипнула, затем зашаталась и на мокром асфальте начала падать. Алина успела только вскрикнуть, а потом послышался грохот. Мир не успел среагировать, и подскочил к уже упавшей флористке. Пакет с продуктами рухнул на асфальт, и банка сгущенки выкатилась наружу. Мир не обратил на это внимание, подхватив Алину под руки. — Сильно ударились? — обеспокоенно спросил он. — Мх… Кажется, да… — девушка зашипела в ответ. Майский помог встать девушке на ноги. Алина попыталась опереться на обе ноги, но правая сильно заболела в районе лодыжки. Зажмурившись, она вновь зашипела и прикусила губу. — Где болит? — спросил Мирослав, стараясь взглядом оценить масштабы трагедии. — Правая нога… — Пожалуй, сегодня магазин придётся закрыть пораньше. Идемте. Обопритесь на меня. Стремянка с пакетом продуктов так и остались лежать на земле. Мир завёл Алину внутрь магазина, и пока она колдовала у кассы, он вернулся за всем тем, что осталось на улице. Занёс стремянку и поставил в угол у входа, а пакет надел на руку. Оставлять в таком состоянии Алину он не хотел. Девушка взяла ключ от магазина и с трудом вышла из-за огромного стола. — Слушайте, у вас может быть перелом. Нужно осмотреть ногу. — Не думаю, всё нормально. Я просто вызову такси. — отмахнулась Кирсанова. — Нет, вы уж извините. Кем я буду, если оставлю вас в беде? — капитан улыбнулся уголком губ. Алина задумалась и поджала губы. Она не боялась Мирослава, что-то ей подсказывало, что он хороший человек и не обидит. Если бы не он на днях, где бы она сейчас была? Может даже и в живых не числилась. Об этом Алина всякий раз думала, и тело прошибло дрожью от некоего первозданного страха. Страха перед смертью. А полицейский не вызывал у нее опасений, глаза у него слишком добрые. Добрые, но взгляд такой грустный, будто жизнь по нему прошлась острым рубанком и обтесала слишком грубо. Она могла только гадать, что там прячется за этим взглядом, но догадывалась, что там что-то очень печальное. — Я живу тут на пятом этаже, поэтому… Считайте, что я приглашаю вас на чай. Алина улыбнулась, затем кивнула и с легкой тревогой и помощью Майского, закрыла магазин. Дальше идти самой мужчина ей не позволил, подхватив на руки. Кирсанова чувствовала себя крайне неудобно, но Мирослав так легко поднял её на руки, словно пушинку, и в считанные минуты поднял девушку на пятый этаж по лестнице. Только возле двери в квартиру Алину вернули на землю. Она стояла на одной ноге, поджав вторую, и вошла внутрь скромного жилища только благодаря Майскому. Внутри пахло чем-то затхлым, и Алина поняла, что это, судя по всему, ковёр на стене. Старая квартира, девушка была готова поспорить, что раньше здесь жила какая-нибудь бабушка. О присутствии мужчины в доме говорила только одежда. Мир разулся и скинул куртку с шапкой. Пакет с потрепанными продуктами с грохотом опустился на тумбу, а сам Мирослав помог разуться девушке. Он повесил её куртку на крючок рядом, а после взял Алину под руку и отвел в комнату. Опустившись на диван, флористка снова зашипела от боли. Напрягать ногу было, мягко говоря, дискомфортно. — Надо осмотреть ногу. — проговорил тихо Мир и сел перед девушкой на пол. Взяв травмированную ногу, он осторожно опустил ее к себе на колено и задрал штанину джинс повыше. На ноге красовались оранжевые носки с тигрятами, чему Мир мысленно усмехнулся. Стянув носок почти до самых пальцев, мужчина прощупал мягко лодыжку и нахмурился. — Это точно не перелом, скорее просто ушиб или вывих. Ничего серьезного, бояться нечего. Сейчас принесу что-нибудь холодное, это поможет снять боль. Алина лишь кивнула, проводив мужчину взглядом. Мир подумал, что неплохо бы ещё намазать ногу чем-нибудь заживляющим. К счастью, после ужасных событий из-за Чумного Доктора, Майский нагрянул в аптеку за всем, что может понадобиться. Вообще-то он наплевательски относился к своему здоровью, а вот к чужому — нет. Мало ли что ему может пригодиться, если такие ужасные вещи происходят буквально у него под окнами. Взяв из морозилки пакет с замороженной куриной грудкой, которую он обмотал в полотенце, Мир заглянул в ванную и взял мазь с бинтами. Вернувшись к флористке, он снова опустился перед ней на колено и отложил мазь в сторону. — Надо снять боль, а потом можно помазать. — капитан аккуратно прижал мясо к лодыжке. Алина шикнула. — Спасибо вам… Вы снова меня выручаете. Мирослав смущенно улыбнулся. — Это моя работа.***
Влада сидела напротив огромного окна и пыталась понять, насколько хорошо у неё получилось замазать синяки под глазами. Остатки дневного света постепенно покидали квартиру Грома, и на помощь приходила старая лампа. Игорь, с его слов, пользуется ею ещё со школьных лет, но с какого точно периода — не уточнил. Главное, что всё работало, жаль только, что свет в лампочке не сказать, что подходящий. Девушка скептически посмотрела на свое отражение в маленьком зеркальце и тяжело вздохнула. Ей хотелось выглядеть свежо на ужине Прокопенок, чтобы произвести хорошее впечатление. Фёдор Иванович позвонил вечером четверга и пригласил в пятницу к ним в гости. Игорь, пусть и без особого энтузиазма, но согласился. И теперь Влада сидела у окна уже битый час в надежде, что макияж у неё получился приличный. За те несколько дней, которые она жила в квартире Грома, она ощущала себя немного зажатой. Было непривычно со всего, хотя она и гостила у Игоря раньше. Её вещи они перетащили буквально за день, а вот разобрать Влада их никак не решалась. Да и некуда было. Как оказалось, у Игоря не такой уж и большой шкаф. И если белье, футболки и пижамы влезли, то свитера, джинсы и прочее — нет. Всё так и стояло в сумках рядом с книжным стеллажом. В среду Игорь купил шторку для ванны, прикрепил её так, чтобы со стороны комнаты ничего не было видно. Оставался только небольшой зазор, через который заглянуть в ванну можно было только со стороны кухни, если стоять у раковины с зеркалом. Этого было достаточно, хотя мылась Полескова тихо, словно мышка. Неловкость заставляла её чувствовать себя не в своей тарелке, несмотря на то, что за всё знакомство занимались сексом они уже два раза и видели друг друга при этом без одежды. Даже спать в одной кровати было странно. Игорь засыпал быстро, а вот Влада ещё минут сорок могла после этого проваляться, боясь пошевелиться. Меньше всего ей хотелось тревожить и беспокоить Грома, и потому она была такой тихой, насколько вообще могла. Вопреки испытываемой тревоги, Владе очень нравилось быть с Игорем рядом. Засыпала она позже, но просыпалась раньше. Может от нервов или по привычке, но вставала за час до того, как проснётся Гром. Это время она тратила не для того, чтобы накраситься и сделать вид, что такой свежей уже проснулась, а на готовку завтрака. Перед этим она пару минут смотрела на спящего Игоря, и поверить не могла в то, что человек, в которого она по уши влюбилась, действительно теперь вместе с ней. И от этого факта внутри разливалось тепло. Игорь рассказал немного больше о своей семье. Об отце говорил не так много, а вот про Прокопенко рассказывал вполне открыто. Фёдор Иванович, его отец и отец Регины были друзьями. Серебренников и Гром-старший так и вовсе еще с армии подружились. Забавно было, что у обоих имя — Константин. Влада не удивилась и тому, что Игорь с Региной относятся друг к другу как брат и сестра — у них даже отчества были одинаковые. А вот факт того, что Серебренникова племянница Прокопенко, Владу удивил, хотя об этом, вроде бы, ей говорили раньше. Про маму Игорь ничего не рассказывал, а Полескова старалась не затрагивать эту тему. Боялась, что может задеть ту часть жизни, которая приносит любимому человеку много боли. Было достаточно и того, что Игорь обрисовал в целом. Влада даже немного завидовала, у Игоря хотя бы кто-то был рядом, а она всегда была одна. Эти мысли она старалась прогонять, как назойливых голубей с карниза. Думать о прошлом в таком контексте было бессмысленно и больно. Факт одиночества никуда не девался, а думать лишний раз про него глупо. Теперь у неё был рядом человек, который прогонял это одиночество без особых усилий. В конце концов, Мухтар тоже был не последним в списке. Да и Дима, кажется, стал ей хорошим другом. Он несколько раз в день спрашивал о том, как у нее и Игоря дела, и Влада находила это милым и приятным. Вот только Гром хмурился от каждого пиликанья телефона и возгласа «это Дубин». — Ты и без всего этого красивая, Влад, — успокоил Игорь, сев на стул рядом с окном. — Ты видел мои синяки? Боже, мне как будто под глаза чернила влили. — выругалась девушка, запихнув в косметичку пудру. — И что, у меня такие же. Какая разница? — непонимающе посмотрел Гром. — Мх… Может быть. С одной стороны, я не хочу выглядеть так, будто не спала неделю, а с другой — я ведь не так часто крашусь, кого я обманываю. — Ты сильно заморачиваешься. Это всего лишь ужин с тёть Леной и Фёдором Ивановичем. — Игорь встал со стула и, подойдя к Владе со спины, подхватил её под мышки. — И мы, кстати, задерживаемся. Уже пора. — Я волнуюсь… Все это… Слишком. Я даже не успела привыкнуть к тому, что мы… — Что мы что? — спросил Игорь, поставив Полескову на ноги. Влада повернулась к Игорю лицом и смущенно взглянула снизу вверх. Почесав шею, она поджала губы и тяжело выдохнула. Нагнувшись вперед, она медленно рухнула лбом на плечо мужчины и страдальчески, но шутливо заныла. — Что мы с тобой пара. Игорь отодвинул Владу от себя за плечи, заставляя её посмотреть на себя. Та подняла на него взгляд и поджала губы. — По правде, я и сам… Всё еще не верю. Думаю, мы оба слишком привыкли к тому, что одиноки. — Да, тут ты прав. Но… — девушка осторожно провела пальцем от пуговицы до пуговицы на рубашке Игоря. — Мне нравится, что ты нарушаешь мое одиночество. До мурашек по всему телу… Игорь напрягся, наблюдая за Владой. Она прикусила губу и взглянула на него таким невинным взглядом, что у него сердце в пятки ушло. Когда она делает такое лицо, кажется, что он готов сделать всё, что угодно. Сердце забилось чаще, и Игорь наклонился чуть вперёд, целуя Полескову в губы. Поцелуй по вкусу напоминал ему сладкую вишню, будто мороженое, и оттого целовать Владу было приятнее. Главное — надо остановиться, иначе сейчас этот поцелуй приведёт к чему-нибудь непоправимому. Отстранившись, Игорь погладил девушку по щеке. Она потянулась следом за мужчиной, привстав на носочки, точно требуя продолжения. На лице проскользнуло легкое разочарование. — Мне тоже нравится, что ты нарушаешь мое одиночество. Влада поджала губы, погладив Игоря по плечам. Она боялась озвучить мысль, которую крутила в голове с первой проведенной ночи не в своей квартире. И всё-таки, взглянув на Грома, она решилась. — А что если… Что если в какой-то момент нас обоих это начнет раздражать? Я хочу сказать, что… Мы ведь привыкли жить так, как жили, а это всё… может не совпадать у нас по укладу жизни. — Я думаю, что все живут так. Как-то же люди сходятся. Где ты найдёшь людей, которые были бы одинаковы во всём? — Да, думаю, ты прав… Но я не хочу с тобой ссориться. — Как там было в песне? «Нравится мне, что можем максимум пять минут ругаться, и только две обижаться»? — Вроде того, и-и? — протянула девушка. — Давай договоримся, если будем ругаться, у нас регламент — пять минут, не больше. — улыбнулся Игорь. — Хах, ладно, договорились. Гром выставил кулак с оттопыренным мизинцем. Влада засмеялась, но сжала его своим пальцем. — Клятва на мизинчиках самая крепкая. Главное не забыть, что на ссору у нас есть всего пять минут. — хмыкнула Полескова. — Придётся помнить. А теперь давай на выход, иначе Фёдор Иванович с ума сойдёт. Одевшись, они вдвоем вышли из квартиры и, взявшись за руки, пошли пешком по лестнице. Мухтар остался дома, Игорь специально с ним целых полтора часа наматывал круги вокруг дома, чтобы пёс как следует нагулялся. Насыпали ему корма, дали косточку, и тот довольный завалился на лежанку из старого пледа у стены. Жить вместе с двумя своими самыми любимыми людьми Мухтару было только в радость. Его обнимали и гладили в два раза больше, чем обычно, и он радовался так, что барабанил хвостом по полу слишком громко. Идти до дома Прокопенко было совсем чуть-чуть. Игорь знал эту дорогу наизусть с детства. Здесь ничего не менялось, разве что, время года. Даже камни и кусты оставались такими же, будто время застыло. Погода, правда, сегодня была какая-то откровенно мерзкая. Пошел дождь со снегом, и Игорь с Владой на последних метрах тридцати до парадной бежали. Перед этим они зашли в магазин и купили торт, а потом заскочили в цветочный за букетом для тёти Лены. Зайдя внутрь дома, девушка тут же стряхнула с шапки мокрый снег и засмеялась. Игорь не сдержал улыбки от девичьего смеха и ощутил такое спокойствие, что захотелось растаять, как пломбир под солнцем. У самой двери Влада вдруг ощутила себя так, будто на ней нет одежды. Хотелось сбежать, пока дверь не открылась. Ей всё казалось, что подол платья задрался сзади, или на колготках поползла стрелка. Ботинки в её глазах выглядели слишком грязными, хотя специально перед выходом она их натёрла до блеска. После звонка изнутри послышались шаги и звук открывающегося дверного замка. Влада от волнения сильно сжала ладонь Игоря, а он лишь ласково погладил её костяшки пальцем. — Явились, не запылились! — радостно произнёс Фёдор Иванович, раскрыв широко дверь. — Здравствуйте, Фёдор Иванович, — проговорила Влада, шагая через порог на дрожащих ногах. Она неуклюже протянула пакет с огромным тортом и улыбнулась. — А это вам. — Здравствуй-здравствуй, ну вы чего, ребята? Ещё и накупили чего-то, — мужчина заглянул в пакет. — Мой любимый торт с черемухой. Эх, засранец, не забыл. Игорь улыбнулся на хитрый взгляд Прокопенко. — Конечно я помню, Фёдор Иванович. — ответил Игорь и тут же всучил подошедшей тете Лене букет. — А это вам, теть Лен. — Ой, Игорь, ну что ты… Не стоило. — заулыбалась женщина и, встав на носочки, чмокнула майора в щетинистую щеку. — А ты Влада, да? Меня зовут Лена, очень приятно. Влада неловко пожала протянутую ей ладонь и улыбнулась. — И мне тоже очень приятно с вами познакомиться. — Проходите. Мойте руки, а я пока вазу для цветов найду. Федя, поставь чайник! — Уже бегу, моя дорогая. — хохотнул усатый, убегая на кухню. Разувшись, Влада неловко встала у стенки и посмотрела на Игоря, убирающего её пальто в шкаф. Обернувшись, он наткнулся на немного испуганный взгляд и хмыкнул себе под нос. Полескова была такой неловкой и запуганной, будто маленький зверек, вокруг которого столпились люди. Он взял её за руку и осторожно повел в ванную. — Расслабься, тебя никто не укусит. — прошептал Игорь, моя руки. — Я знаю, но… Мне неловко. Я никогда на таких ужинах не была. Тем более… В кругу семьи, пусть даже чужой. Я не знаю, как себя вести. Игорь поджал губы. Он и не подумал, что Влада попросту не знает, что это такое — приходить в гости к родственникам или близким людям. Вытерев руки, он встал за девушкой, пока та мылила ладони, и чмокнул её в макушку, глядя в зеркало. — Просто будь собой. Не ошибешься. — Игорь улыбнулся отражению девушки. — Если тебя это успокоит, я себя в такой обстановке тоже чувствую… Не по себе. — Значит, страдать будем оба? — Вместе, — кивнул Гром. — Ну вы где там застряли? — послышался голос Прокопенко. Влада прикрыла глаза и уронила лицо в руки с полотенцем. — Святая дева Мария… — Идём. Прокопенки, видимо, готовились основательно. Посреди круглого стола было овальное блюдо с рыбой и какими-то овощами. Помимо этого целая тарелка с жареными куриными бёдрышками. Глаза разбегались от количества всяких вкусностей, и Влада могла только предположить, сколько часов тетя Лена провела на кухне. От переживаемых нервов и собственных мыслей по поводу приложенных усилий только ради них двоих с Игорем, захотелось плакать. Это было трогательно и очень мило с их стороны. Полескова поймала себя на мысли, что ещё никто и никогда так не старался для неё. Однако слёзы сдержать пришлось, чтобы не испортить вечер. — Присаживайтесь. Надеюсь, голодные пришли? — заулыбался Фёдор Иванович. — А то мы с Леночкой тут всего наготовили. — Вы вместе готовили? — спросила Влада, присаживаясь на стул. — А как же, конечно! Супруги должны друг другу помогать. Разве я не прав? — Прокопенко посмотрел сначала на Грома, затем на его спутницу. — Прав, Фёдор Иванович, прав. — Ну вот, отлично. Давайте, что ли, выпьем за встречу? — Федя, — протянула Лена. — А что такого? Я же не предлагаю им напиться. Просто — выпить за встречу. Владочка, вам налить? Это домашнее вино с яблок, очень вкусное. Мы на даче специально яблони посадили для таких дел. Полескова едва покрылась румянцем, вспомнив, как несколько дней назад они с Игорем на этой самой даче ночевали. — Только если совсем чуть-чуть, я не люблю алкоголь на самом деле. — А это правильно, это даже похвально. Но мы исключительно за знакомство. — затараторил Прокопенко, разливая вино по бокалам. — Но сначала надо поесть, а то захмелеем все тут. Следующие минут пять прошли практически в тишине, все накладывали еду по тарелкам и ели. Блюда пахли и выглядели так аппетитно, что хотелось попробовать всё. Влада остановила себя, положив себе немного рыбы с овощами и запеченную картошку. Обычно она привыкла есть только свою еду, сравнить было толком не с чем, но приготовленные блюда тетей Леной были очень вкусными. — Ну что, молодёжь. Выпьем за знакомство? — провозгласил Фёдор Иванович, подняв бокал. — Я правда очень рад, что вы к нам зашли в гости. И рад знакомству в более неформальной обстановке с вами, Владочка. «Владочка». Это звучало из уст Фёдора Ивановича так по-отечески, что бокал невольно в руке дрожал. Хотелось попросить, чтобы её теперь так называли всегда, но со стороны это смотрелось бы максимально странно. Так ласково её не называли, может только Максим из детдома имел привычку иногда обращаться к ней «Владушка». От этого щемило сердце, но было так приятно, что девушка расплылась в улыбке. — Я тоже очень рада знакомству с вами, Фёдор Иванович и… Лена. Извините, я не знаю, как вас по батюшке. — Всё нормально, лучше просто Лена. — отмахнулась с улыбкой супруга Прокопенко. — Хорошо… В общем, я хотела сказать, что мне очень приятно, что вы уделили столько внимания и сил, чтобы принять гостей. — Пустяки, мы редко кого-то так принимаем, так что нам только в радость. Ну, будем! Раздался звон фужеров. Влада пригубила вино и облизнулась. Привычного вкуса спирта, как у практически всего алкоголя, она не заметила. По ощущениям было похоже на обычное яблоко, только сильно сладкое и с привкусом какого-то сиропа. И, немного стесняясь, Влада сделала еще глоток. — Кстати, а как вы познакомились? — спросила супруга Прокопенко, наколов на вилку кусок рыбы. Влада замерла и облизнула губы. По правде, она ожидала, что вопросы будут о том, откуда она и чем занимается, но потом вспомнила, в чьем доме находится. Не сложно догадаться, что о ней уже всё знают. И лучше пусть так и будет, отвечать на вопросы о себе Полескова жуть как не хотела. — Влада моя соседка, — проговорил Игорь, переведя на неё взгляд. — Была. И в одно утро постучалась ко мне за помощью. Трубу в ванной прорвало. — Знаешь, Игорь, я даже не удивлен. — хохотнул Фёдор Иванович. — Ты не из тех людей, кто мог бы познакомиться в более романтичной обстановке. Гром стушевался и поморщился, криво улыбнувшись. — Ну Федя! Что ты такое говоришь. — А что я такого сказал? Этот громила постоянно на работе, какая вообще романтика? — мужчина посмотрел на гостью. — Ты, Владочка, с ним построже. Я пригляжу, чтоб он на работе не задерживался. Но и ты ему спуску не давай. — Спасибо, Фёдор Иванович, но боюсь, что в этом я с вами не солидарна. Работа есть работа. — девушка пожала плечами. — Так, отставить эти разговорчики. Работа когда-то закончится, а семья рядом остается всегда. Ты давай, Игореш, с семьей то не затягивай. Игорь виновато посмотрел на свою спутницу. Всё это было слишком. У них с Владой всё только начиналось, а Прокопенко уже говорил о семье. Рано ещё о таких вещах говорить. К тому же Игорь допускал мысль, что снова может остаться один. Он давно не ходил на свидания и ни за кем не ухаживал. Очерствел и стал замкнутым, и вряд ли Полесковой понравится постоянно с этим мириться. Рядом с ней, безусловно, он менялся, становился мягче, но Гром всё ещё оставался собой. А как показала жизнь, не каждый человек мог вынести его характер. Это был его маленький страх, что Влада просто устанет от него, и вся эта неловкость и влюблённость только сейчас. А потом розовые очки спадут, и девушка поймёт, что ей такой человек не нужен. Вот Дубин — может быть. Они с Владой, между прочим, хорошо заобщались. Да и одного возраста, а значит, лучше понимают друг друга. Владе исполнилось двадцать три, а Игорю тридцать четыре… Зачем молодой девчонке взрослый мужик, у которого за душой ничего. Ему и с квартирой то повезло только потому, что от отца досталась, а так… Ничего за жизнь так и не нажил. Только проблемы. — Извините, я на минутку. — проговорил Игорь и встал из-за стола. И почему эти навязчивые мысли лезли в голову именно сейчас, когда за столом царила такая семейная идиллия? Наверное потому, что всё это казалось сном, каким-то чудом или даже мечтой. Гром зашел в ванную и открыл кран с холодной водой. Набрав в ладони прохладную жидкость, он ополоснул лицо и посмотрел на себя в зеркало. «Да кому ты нужен, Игорь. Она просто ещё не поняла, с кем связалась. А потом сбежит от тебя при первой же возможности, вот увидишь» — говорил внутренний голос. Гром зажмурился, опустив голову. Смотреть на себя ему было противно, и потому он попытался успокоиться, медленно дыша. Дверь в ванную скрипнула, и мужчина дернулся, боясь, что его застанут в таком положении у раковины. — Игореш, у тебя всё в порядке? — Влада посмотрела на него с беспокойством. По правде — нет, он не в порядке, его сжирают собственные страхи, неуверенность и, судя по всему, зарождающаяся ревность. Но сказать об этом также тяжело, как катить в гору камень. Если он обо всём этом скажет, он ведь всё испортит, напугает девушку. И что тогда? Он точно останется один. — Да, всё хорошо, просто… Голова заболела. — улыбнулся Игорь, присев на бортик ванны. — Может, ты приболел? На тебе лица не было, когда ты из-за стола вышел. — девушка присела на корточки перед мужчиной и взяла его за руки. — Не-не, — мотнул головой майор. — Тебе показалось. Просто по голове как будто ударили, ничего такого. — Наверное, давление. Лучше не пей, а то совсем плохо станет. Игорь сжал девичьи ладони в своих. Такая забота делала ему немного больно. О нём ведь никогда так не беспокоились. Все эти прикосновения ободряющие, взволнованный взгляд, ласковый голос… Нет, это всё неправда, это какой-то сон. А может он и вовсе лежит в коме, а всё, что происходит — лишь плод его больной фантазии. И не было никакого Чумного Доктора, и Регина не беременна, и Влады никакой нет, и всё по старому, всё как прежде, только он об этом не знает, потому что спит. — Игорь? — Влада выпрямилась и, положив ладони на скулы мужчины, внимательно вгляделась в его лицо. — Ты сам не свой. — Да, наверное… Мне что-то нехорошо. Ну вот, они без пяти минут встречаются, а он ей уже врёт. Игорь, Игорь… Ты сам уже замечаешь эти тревожные звоночки, что говорить о Владе? Как она там говорила? Терпеть не может лжецов? Ну вот, сам себе ведь и роешь могилу. Еще немного и, узнав обо всем, она бросит всё и уйдёт. И переедет на этот раз в другую квартиру, а не по соседству, лишь бы не видеть это угрюмое лицо. — Может, пойдём домой? — погладила Игоря по щеке девушка. — Нет, всё нормально. Фёдор Иванович ещё расстроится. Пойдём. Остаток вечера они действительно досидели как положено. Попили чай с тортом, а потом тётя Лена убирала со стола. Влада сразу подскочила со своего места и стала помогать, а Прокопенко, взяв Игоря за руку, повел его в гостиную. — Игорь, скажи мне, что ты помнишь то, о чём мы не так давно с тобой тут разговаривали. — проговорил Фёдор Иванович, разлив ещё немного домашнего алкоголя по бокалам. — Помню, конечно. — как-то невесело ответил Игорь. — Хорошо, если помнишь. Я понимаю, что мы для тебя семья, но… Тебе нужна твоя собственная, — мужчина пригубил вино. — Так что, пообещай мне, что не наломаешь дров и постараешься. Ладно? Девочка хорошая, не обижай её. Игорь кивнул и осушил одним глотком бокал. Обижать любимого человека он не собирался и не хотел, причинить боль Владе это то, чего он так боялся. Боялся, что разочарует её и разобьёт ей сердце. Кто он вообще такой? Майор, и всё, что ещё хорошего о нём можно сказать? Друг из него непонятно какой, у него и друзей то как таковых нет, чтобы спросить. Как сын… Об этом и вовсе не стоит заикаться. Вот только как полицейский он и годится. Сторожевой пёс, и на этом всё. — Я думаю, это то, что тебе нужно. Поэтому пересмотри свои взгляды на жизнь. Особенно на работу. — пригрозил Прокопенко пальцем. — Это я тебе не как начальник говорю. Игорь поднял взгляд на Прокопенко и кивнул. Он всё понимал, но боялся, что сильно напортачит. Он ощущал себя так, будто Игоря вытолкнули на канат, в руки дали мячи для жонглирования, и при всём при этом он еще и на велосипеде. — Вы тут что, продолжили пить? — возмутилась Лена, появившись в дверном проёме с полотенцем в руках. — Никак нет, командир. — отшутился Прокопенко, обернувшись к жене с улыбкой. — Вот жук, знаю я тебя. — хмыкнула женщина. — А как же, ты ведь мой самый дорогой человек. Игорь улыбнулся. Пусть у него и был плохой пример в жизни в виде отца с матерью, но Прокопенко со своей супругой вселяли какую-то надежду и веру в любовь. — Домой? — спросил Игорь, заметив за спиной тёти Лены лицо Полесковой. Девушка кивнула, и Гром встал со своего места. В коридоре уже стоял пакет с контейнерами, и Игорь догадался — им собрали вкусностей. Одевшись, они с Полесковой попрощались с Прокопенками и, не забыв про пакет с едой, пошли домой. На улице уже перестал идти дождь со снегом, остался только ветер, что врывался редкими порывами в пространство двора. Шли молча, каждый думая о чём-то своём, но всё также держась за руки. Дом встретил их тишиной, и даже Мухтар не дернулся со своего места. Поднял только голову, убедился, что это его хозяева, и лёг обратно спать. Игорь старался утихомирить рой мыслей в голове, запихивая в холодильник контейнеры с едой. — Я не хочу показаться навязчивой, но… Всё нормально? — Влада стояла недалеко от стола, наблюдая за Громом. Мужчина поставил последний контейнер с кусочками торта и, захлопнув холодильник, посмотрел на девушку. Он всё ещё не решался сказать свои опасения, да и не собирался, но делать вид, будто ему очень хорошо — не выходило, как бы он не старался. Пожав плечами, Игорь потёр шею и виновато посмотрел на Полескову. Девушка тяжело вздохнула и подошла к нему, обняв поперек спины и прижавшись щекой к груди. Тёплые ладони мягко поглаживали поясницу, и Гром напрягся, боясь, что растает. — Если тебя что-то беспокоит, скажи. Мне… — Влада осеклась. — Мне бы не хотелось, чтобы тебе было плохо. Игорь шумно выдохнул, обняв возлюбленную в ответ. — Наверное, просто перенервничал, как и ты. Всё нормально. — В таком случае, может, ляжешь спать? — А ты? — с надеждой спросил Игорь. — И я, — улыбнулась Влада. Игорь задержался у раковины, умывая лицо. Щеки горели после выпитого вина, и голова немного кружилась. Поморщившись, он смерил своё отражение разочарованным взглядом и поплёлся в комнату. Полескова уже была в кровати, прижавшись спиной к подушке полусидя. Игорь с тяжелым вздохом рухнул на матрас и подполз к девушке, укладывая голову к ней на живот. Удобнее пристроившись на возлюбленной, он прикрыл глаза и наконец-то расслабил плечи. Головы коснулась рука, и его так ласково гладили по макушке, что Гром на какой-то момент забылся. Он солдат, не знающий нежности и любви, но рядом с Владой его хитиновый покров наконец-то рушился.