Исполнитель.

Осознание, что он теперь бодрствует, пришло не сразу. Неторопливо открыв глаза, он замер, когда до мозга, вялого после такого крепкого сна, начало доходить, что кажется придумать себе спокойное существование вполне возможно. Перед глазами был серый матовый потолок, а спиной он ощущал приятную нежность льняных простыней, ведь никогда не любил скользкий и холодный шёлк. Второй оплеухой стало, что ощущал он сам себя полностью: руки, ноги, как ткань одеяла касается кожи, не раздражая. «Так, глюки, брысь отсюда!» — для верности он даже зажмурился, стиснув в кулаках покрывало. Глюки покрутили пальцем у виска, указывая, что они-то как раз ни при чём, а окружающая его обстановка — это вполне реально. Ещё не веря ни своим глазам, ни телу, он выпрямился, недоумевающе заглянул под одеяло и торопливо завернул бёдра им же. Эм… Кровать он видит и ощущает, а вот спать обнажённым — это когда это ему в голову пришло? Одежды в пределах видимости совершенно не наблюдалось. Впрочем, как и другой обстановки, кроме постели в весьма обширной каюте — тоже. Снилось ему, конечно, и не такое, всякое бывало снилось, но сейчас он реально не спал. Ну не правда ли? Как удостоверится, что ты не спишь? Правильно! Причинить себе боль. Она-то точно может быть реальна. Ущипнуть себя от полноты души — и зашипеть проклятье, потирая заболевшее место. Так, нет, не выход из этой ситуации. Подошвы ног коснулись неприлично такого же реально ледяного пола. Он пошевелил пальцами на ногах, уставившись на них, словно на чудо. Губы дёрнулись, а к лицу дёрнулась теперь и рука, пальцы соскользнули от волос, достигавших лопаток, до скулы. Во рту стало сухо. Жив? Нет, он точно жив или его прекрасно обманывают? Глубоко вздохнув и задержав дыхание насколько возможно, он ощутил радость. Незамутнённую радость от того, что… Что? Почему он не может вспомнить, почему ему так важно — уметь дышать полной грудью и чувствовать себя живым? Но воспоминаний не было. Он даже не мог вспомнить своё имя. Но при том знал, что на корабле. Полный каюк. Замотавшись в сдёрнутую с постели простыню, он побрёл по пустынным коридорам просыпающего корабля. Мелко подрагивал пол под босыми ногами, а это значит, что работает реактор, а вот компенсации гравитации от движения корабля не ощущается, а значит стоим на месте. Мужчина, а в этом он убедился точно, потёр лоб, совершенно теряясь в абсолютной абсурдности ситуации. Про себя он конкретно ничего не мог сказать. Ни имени, ни воспоминаний, ни одной ниточки, за которую можно потянуть, чтобы хоть что-нибудь разузнать! Но при этом он отлично знал, как отличить двигающийся в пространстве корабль от стоявшего на приколе. Избирательная память? Ещё мгновение он сомневался в своих дальнейших изысканиях и всё же решительно пошлёпал в том направлении, где вроде бы обязана быть шахта лифта. Ему точно нужно на мостик корабля или во вспомогательную рубку, на худой конец, попасть! Может хоть что-то там прояснится?

***

Падать лицом на ледяную поверхность пола ему приходилось, а вот спать на этой же поверхности — верх скотства. Во-первых, так и заболеть недолго, в-вторых — жутко неудобно, всё тело болит. Спасает только одежда, что есть на нём. Со стоном отлепляясь от неуютного места пробуждения, мужчина ещё несколько мгновений пялился в стальную поверхность, соображая не вполне внятно, где есть он и какого хрена ему теперь делать? Что он помнит последним? В голове было на удивление пусто, он даже потряс ею, в попытках хоть что-то вспомнить. Этакая белая пустота. Кто он, что он… Ни намёка.  — Ну и какого хрена?! — экспрессивно выразился он, оглядываясь. Судя по тому, что его какое-то внутреннее чутьё просто таки толкает его направить — и поскорее — свои стопы подальше отсюда, то спать он лёг весьма в опасной близости к реакторному отсеку корабля. Стоп. Корабль? Он оглядел себя, зачем-то провёл рукой по ткани формы, попутно проверил левую сторону кителя, смутно припомнив, что там обязано быть нечто важное. Пусто. Пустые маленькие кармашки на груди… А вот что он дома, а домом он считал звёздный корабль, ставило в тупик. Под потолком мигнула алая лампочка и он, даже не сознавая, что делает, рванул со всех ног прочь из этого отсека: реакторная система выходила на рабочий режим, а находиться в близости от рабочего реактора… Ну, если только желаешь остаться без потомства. А он о детях, вроде бы, не прочь подумать. Шлюз за ним охотно закрылся, блокируясь. Расправив плечи, военный ещё раз огляделся, а внутри копошилась мысль, да не одна, что уж слишком пустынно на этом корабле.  — Эй? Кто-нибудь есть? Закономерно, что его голос разнёсся по пустынным коридорам эхом, отчего ему и вообще стало как-то нехорошо. Стиснув пальцы в кулак, а губы в тонкую линию, мужчина вновь огляделся и решительно направился в том направлении, которое приведёт его к хоть какому-то центру связи. Он очень надеялся, что не ошибается и идёт по верному пути. Очень-очень надеялся. Увидеть в пустынной рубке, на командном мостике, на фоне черноты космоса нелепую, закутанную в какую-то белую тряпку высокую фигуру, это наверное предел его мечтаний. Вошедший в помещение вторым едва не споткнулся о коммингс, засмотревшись на это явление, а внутри трепыхнулось радостно и сладко сердце: он не единственный на этом корыте!!! Аллилуйя… Фигура, изображавшая незнамо что на фоне черноты иллюминатора, медленно, как-то оцепенело обернулась, уставившись круглыми и ошалевшими глазами на вошедшего. При этом комкая в кулаках своё странное одеяние.  — Эм-м… Мы знакомы? — переступил с ноги на ногу второй, отчего-то ощущая некую неправильность в такой ситуации. Голубые, насыщенные этим цветом глаза мгновенно потеряли своё странное выражение обречённости и мужчина среднего возраста, лет этак тридцать-сорок на вид, сипло выдохнул:  — Значит, я здесь не единственный! А ты, случайно, не знаешь, как меня зовут? Военный едва не застонал в голос. Значит, этот незнакомец тоже в том же состоянии, что и он сам: нет знаний об имени и фамилии, ни том, каким ветром их занесло сюда, где бы это «сюда» не было.