Запутанные в нитях любви

Ждать уединения с Райли учительнице по математике пришлось недолго. Ребята кое-как собрали в свои рюкзаки канцелярские принадлежности, лежащие на их партах, и в припрыжку выскочили за пределы кабинета математики. Кому захочется потратить больше времени своей жизни на пребывание в данном кабинете? Уж точно не ученикам школы номер тринадцать. Они готовы на что угодно, только бы лишний раз не пересекаться взглядами с Ириной Анатольевной. Женщина она своеобразная. Нередко ставит оценки не по справедливости, а по зову сердца. Кто одарит её комплиментом, вполне может стать любимчиком на день. Но данные привилегии больше 24 часов, чаще всего, не действуют. Разве что Эмили теперь может стать любимицей Ирины Анатольевны лишь потому, что она новенькая, а новеньким, по её мнению, нужно показывать школу с лучшей стороны, начиная со взаимоотношений между учителем и учеником, заканчивая чем-то более мелким, незначительным. И чего это она так трясётся над новенькими? Уйдут — и ладно. Меньше народу, больше кислороду. Так размышляла и Райли. Кислорода, может, и больше, когда отсутствуют определённые люди. Однако отсутствие Майи явно не относилось к этому. Она была исключением из всех правил, в хорошем смысле этого слова. И её явно очень не хватало… — Вот мы наконец и уединились, Райли. Давно хотела организовать нечто подобное. Думаю, нам есть о чём поговорить, — начала было учительница математики. — Вы ошибаетесь, Ирина Анатольевна, нам не о чем разговаривать. В ваших интересах — математика, в моих её и в помине нет. Так что прощайте, до следующего занятия математики по расписанию. Райли приподнялась со стула, окинула учительницу прощальным взглядом и направилась к выходу. В кабинете царила тишина и безмолвие, после чего первой их нарушила Ирина Анатольевна. — А ну стой, Мэттьюз! — воскликнула она. — Ты куда это направилась. Мы ещё не закончили. И я тебя никуда не отпускала. — Простите, мне нужно идти… —промямлила Райли, стараясь увильнуть от разговора и как можно скорее покинуть кабинет. — Не прощаю, — улыбнулась учительница, а затем, протянув руку и положив её вниз ладонью на руку Райли, как это часто делают матери, желая сблизиться со своим чадо и создать доверительные отношения, добавила: — Ты очень умная девочка. Я горжусь любыми твоими достижениями. Из многих учеников и учениц ты выделяешься чем-то особенным. Рядом с тобой царит совершенно иная атмосфера, нежели рядом с остальными. Да, у тебя не вяжется с математикой, но знаешь, я не испытываю к тебе неприязни, как, возможно, думаешь ты. Я лишь хочу донести до тебя материал как можно лучше и качественнее, чтобы он прочно сохранился у тебя в голове, а не развеялся при первом же ветре. — Вы часто оставляете меня на пересдачи. Не понимает математику весь мой класс, но только меня Вы так часто просите приходить на исправления, только я отрабатываю свои двойки ради того, чтобы в четверти по математике Вы вывели мне твёрдую тройку. Остальным порой и без исправлений Вы идёте на уступки… Чем я так задела Вас? — жалобно задала мучающий её вопрос Райли. — Ты не задевала меня ничем. Даже не смей думать об этом. Всё нормально. Я приглашаю тебя на исправления и дополнительные часы занятия математикой потому, что вижу, что в отличие от других моих учеников и учениц, ты умеешь мыслить, думать, анализировать. В тебе есть скрытый талант, и ты способна на лучшие результаты даже по моему предмету. — Что-то в это очень слабо верится, — Райли искоса посмотрела на Ирину Анатольевну. После этого последовал вопрос: — Теперь я могу идти? Учительница заметно расстроилась от поставленного её ученицей вопроса. Она стала чувствовать себя обузой для неё. Но ведь Ирина Анатольевна хотела как лучше для самой Райли. Она понимала, что её мама — Топанга — действующий адвокат. Это означало тот факт, что на дочь она не обращает должного внимания, не проводит с ней время. Нет доверительных отношений, которые так пригодились бы Райли в этот непростой период её жизни. Даже банальное «Всё будет хорошо. Не волнуйся!» смогли бы придать сил Райли, будь это сказано Топангой. Но Топанга даже не задумывалась об этом. На её уме в настоящее время дело о хищении чужого имущества. Она защищает истца в суде, тем самым помогая человеку добиться хоть немного справедливости в этом жестоком и несправедливом мире. Но почему же, защищая остальных, незнакомых ей людей, она забывает о том, что и её дочь, Райли, может нуждаться в защите матери. Не такой юридической, а в самой банальной и обычной. Где те слова о том, что она гордиться дочерью? Почему их произносит учительница, а не мать? Как много вопросов, но как мало на них ответов… — На самом деле, — начала было учительница. — Я оставила тебя после урока для разговора на другую тему. — В таком случае, Вы ошиблись в выборе ученицы. Меня не стоит задерживать после урока. Я ничего не знаю. Может для Вас, как для учителя, эти слова очень обидны, ведь Вы и правда вкладываете столько сил, чтобы объяснить нам материал. Но я привыкла не лгать, поэтому и говорю исключительную правду о том, что ничего не знаю. Вы уж простите меня… — Успокойся, Райли. Это никак не связано с математикой. Я не собираюсь мучать тебя вопросами о формулах и закидывать множество дополнительных заданий в то время, пока все отдыхают. Считаю это несправедливым. Хотелось бы поговорить на тему Майи. Райли перевела дыхание. — Майи? Что с ней стряслось? Вы знаете новую информацию о ней, чего не знаю я? — интерес и страх охватывал девочку. — Нет же. Я не связывалась с её мамой. Но надежда на её скорое восстановление и пополнение наших рядов всё же не покидает меня. Всегда нужно верить в лучшее, до последнего. Какая бы ситуация не настигла нас врасплох. В этой непредсказуемой жизни нужно быть готовым ко всему. — Это точно подмечено, — согласилась Райли. — Так вот. Ты так реагируешь на всё, что связано с Майей… — Как? Что Вы имеете в виду под словом «так»? — Ну… Порой кажется, что вы не совсем подруги, — старалась намекнуть учительница. — Как это не совсем? Я очень волнуюсь за неё и мне её не хватает. Представьте себе человека, который дорог Вам больше всех остальных людей в Вашей жизни. Представили? — Допустим, представила. — А теперь представьте, как Вам сообщают о том, что именно этот человек находится в коматозном состоянии. Учительницу передёрнуло. А Райли продолжала фантазировать ситуацию для Ирины Анатольевны, не унимаясь. — Врачи разводят руками, употребляя в своей речи реплики о том, что вероятность и возможность данного человека продолжать жить, в целом, очнуться после комы, составляет пятьдесят на пятьдесят. Не более. Учительница шмыгнула носом, но сдержала подступающие слёзы. Она не была слишком чувствительной особой, но согласитесь, в подобной ситуации расчувствуется или даже всплакнёт практически каждый. Каждый, у кого есть по-настоящему близкий и родной человек. Сердце — оно такое. Бессердечным людям просто не посчастливилось испытать то трепетное чувство, называемое любовью. Их нужно полюбить, нужно найти человека, способного растопить лёд на сердце. — Теперь-то, думаю, Вы поняли, к чему я всё это веду. — Я и до приведённого тобою примера прекрасно тебя понимала, Райли. А теперь ответь мне на вопрос. Как думаешь, кого я представляла? — Наверное, вашего мужа, — предположила Мэттьюз. — В точку! Я люблю своего мужа, и это самый дорогой и близкий мне человек, не считая, конечно, родителей. Царствие им Небесное… Ирина Анатольевна подняла руки вверх, что-то нашёптывая себе под нос. Райли догадалась, что учительница читает молитву своим давно умершим родителям, поэтому не стала нарушать тишину и на время помолчала. — В общем, — спустя пару минут сказала учительница нелюбимого предмета Мэттьюз. — Я сказала о том, что считаю Вас не совсем подругами в том смысле, что… Глядя на вас и ваше общение складывается ощущение, что между вами нечто большее. — Нечто большее? — повторила последние слова, произнесённые в реплике учительницы, Райли, как бы желая потянуть время для того, чтобы придумать, как и что ответить. — Да. Извиняюсь за свои вопросы. Возможно, я слишком прямолинейна и нарушаю твои личные границы, права на тайну личной жизни и… Ирина Анатольевна не успела договорить. Последовала реплика Райли. — Нет, — перебила она учительницу. Всё в порядке. Я просто не знаю, что ответить. Вы не поймёте меня. — Почему же не пойму. Я способна понять тебя. И очень хочу выслушать. Ты мне не просто ученица. Я знаю тебя достаточно давно, и ты уже родной человек. Ты мне как дочь, Райли. Я преподавала у тебя ещё с младенчества, а сейчас ты вон как вымахала, — учительница внимательно и продолжительно смотрела на собеседницу. — Вы мне не психолог, а учитель. Роли разные. — Не упрямься, я же хочу как лучше. Обещаю, что об услышанном не узнает никто. Всё, что ты сейчас скажешь, останется между нами. Договорились? — Я не могу доверять человеку, в котором не уверена… — А почему же ты не уверена во мне? — опешила учительница. — Потому что когда я сказала Вам на уроке о том, что новенькой лучше пересесть, поскольку она занимает место Харт, вы проигнорировали моё высказывание, словно так и должно быть. Получается, вы встали на сторону Эмили. Она мне уже не нравится, с самого первого дня. Исходит ужасная энергетика и создаётся тяжёлая аура вокруг. Ненавижу таких наглых новеньких. — Прошу сохранять спокойствие, Райли. Она не со зла заняла место Майи. Ведь Эмили не могла знать, занято оно или свободно. На нём не написано, что это место Майи, а она пока что отсутствует. Особенно рано говорить об этом потому, что мы точно не знаем, когда она придёт в себя и вновь сядет за парту. И придёт ли вообще… Ирина Анатольевна сделала паузу, чтобы обдумать сказанное ею. Наверное, лучше было бы донести свою мысль как-то иначе, выразив её в более мягкой форме. Но слово — не воробей, вылетит — не поймаешь. И назад не вернёшь. Райли схватила первый попавшийся ей под руку маркер, лежащий около школьной доски, и направилась к первой парте, стоящей в центральном ряду. Маркер оказался красного цвета. Меттьюз нагнулась над стулом Майи и на его спинке вывела большими печатными буквами: «МЕСТО МАЙИ ХАРТ» — Теперь место подписано, — твёрдо и уверенно сказала Райли. — Чтобы и ноги новенькой около этого места не было. Сзади полно свободных мест. Таким, как она, самое то. Оставалось только заполнить неловкую паузу продолжением диалога. На что и решилась учительница. Она понимала, что не дождётся первых шагов к общению с ней от Райли. Тем более той, должно быть, не понравилось сказанное выше. — Я сразу заметила, что хоть вы и не знакомы с Эмили, между вами изначально зародилась ненависть и неприязнь друг к другу. Не хочешь на время, чтобы отойти и немного развеяться от мыслей о Майе, подружиться с Эмили? Может, ваша дружба станет крепче, кто ж знает. Как говорится, от ненависти до любви — один шаг. И до дружбы тоже. — Нет, нет и ещё раз нет! Вы что, хотите сказать, что я должна заменить Майю этой наштукатуренной девицей? Да вы даже не представляете, насколько Майя лучше Эмили. И любого другого человека. Небо и земля… — Снова ты говоришь о Майе, хотя я уже рассказываю про Эмили. Твои мысли, как заезженная пластинка. Зависла на одном и том же, даже отступать не хочешь. Пойми, тебе очень тяжело. Будет легче, если ты немного отпустишь Майю и перестанешь так часто думать о ней. Вокруг неё мир не крутится. Есть множество людей, которые будут ценить тебя, проявлять внимание и уважение. Я считаю, уровень твоей привязанности к Харт слишком высок. Нужно его слегка понизить. — Не хочу я ничего понижать… Я люблю её! И только её буду любить до смерти. — Ах вот оно что. О чём я и догадывалась. Но постой, не говори громких слов, ты ещё успеешь столько раз передумать в своей жизни и пересмотреть вопрос любви. Тебе ведь только 17 лет. — А на следующей неделе уже 18. И если Вы думаете, что я хочу отмечать своё день рождения, то Вы ошибаетесь. Я даже дожить не хочу до него! — Боже мой, что я только что услышала… Ты чего, Райли? Впереди у тебя столько всего интересного! Это только начало жизни. — Повторюсь: без Майи я не вижу смысла в своём существовании. Уж очень она мне сроднилась и запала в душу. И да, я не вижу ничего постыдного в том, что испытываю к ней чувства. Взрослым никогда не понять, что любить человека своего пола — абсолютно нормально. — Я и не считаю это чем-то запретным. С чего ты взяла, что взрослые не поймут этого? Учительница потупила взгляд и дала возможность Райли подумать над ответом, прежде чем высказать его вслух. Она знала, что данная тема непроста для её ученицы, и что Райли предстоит пройти через долгий путь для того, чтобы проще относиться ко всему, что происходит с её подругой. — Мои родители всегда косо смотрят на нетрадиционные пары влюбленных людей. Они морщат нос, противятся увиденному… Я не раз замечала их реакции на подобное. И ни разу не увидела на их лицах что-либо, отличное от отвращения. — Хочешь сказать, ты всё ещё не сказала им о своей ориентации? — Конечно нет! С чего бы мне им говорить? Они не примут меня такой, какая я есть на самом деле. Этим меня и притягивает к себе Майя Харт. Ни разу за время нашей дружбы она не сказала мне, что я какая-то не такая… Она и правда подарок от Бога. А я счастливый обладатель этого подарка. Жаль, что только в дружеском смысле… — Она знает о твоих чувствах к ней? — Нет. И если бы узнала, вряд ли оценила бы. Мне кажется, она любит меня, но только как очень близкую подругу. Приятно находиться с ней рядом. Майя часто говорит мне о том, что ценит меня. Но у меня есть парень. — И кто же этот счастливчик? — Не поверите… Это Лукас… Райли пробило на слёзы. Она не могла думать о нём и о Майе одновременно. Сердце, как и мысли, делились надвое. Она словно оказалась между ними, и должна сделать выбор: либо жить с Лукасом и иметь хорошие отношения с родителями, либо выбирать сердцем. Всё-таки душою ближе к ней располагалась Майя. Но нерешительность Райли добивала её с большей силой. А кроме Лукаса и Майи у неё есть ещё Кристиан и Рафаэль, которым тоже не хочется разбивать сердце. Да и Крис такой милашка… Плевать на возраст. Он мил и добр по отношению к ней. Он заботлив и терпелив, внимателен и неравнодушен. Однако всех, кто любит Райли, связывает одна вещь — чрезмерная ревность. И вот уже сердце Мэттьюз, как выяснилось, делится на множество мельчайших осколков и, как осколки зеркала из «Снежной королевы», разлетаются по всему миру. — Лукас? Неожиданно… Вы с ним более отстранены друг от друга, чем с Харт. Ты его никогда не называла мило, а Майя у тебя то «свет очей», то «моя девочка», то «любимка», то «золотце, скучаю»… Чего я только не слышала на уроках математики с твоих уст о Майе. Математикой бы так бредила! — учительница по-доброму рассмеялась. Она хотела поднять настроение Райли, но не знала как. Шутками, особенно такими, делу не помочь. — Я заметила, ты стала бледной. В последнее время исхудала совсем. Не ешь? — Ем, когда заставляют родители. А так, нет аппетита, — по унылому выражению лица Райли было видно, что ей всё равно на себя. — Почему нет аппетита? Не голодна бываешь? — продолжала заваливать вопросами Ирина Анатольевна. — Вы не против, если я скажу вам три слова в ответ на Ваши вопросы? — Не против. Надеюсь, это не те 3 слова, о которых я думаю, — учительница снова расплылась в улыбке. — Нет, что Вы. Те три слова, о которых подумали Вы — сокровенные. Они для Майи. Вы ведь точно никому не расскажете? — Не расскажу! Не переживай за это. Мой рот на замке. Она прожестикулировала замок и ключик, преподнеся руку к своим губам и сомкнув их. Затем лёгким движением отвела руку в сторону, имитируя то, как она выбрасывает ключик, закрывающий его рот. Так и мы делали в детстве, когда показывали друзьям то, что их тайны и секреты останутся несказанными другим. Так и мы обозначали надёжность, чтобы человек, рассказавший что-то личное, был уверен в сохранении информации в тайне. Забавно, но даже многие взрослые могут пользоваться этими жестами. То, что Райли должна была рассказать психологу на следующем приёме, она смогла рассказать учительнице по нелюбимому предмету. Иногда человек оказывается очень даже располагающим к себе, вне зависимости от того, ведёт он математику или литературу. Всё зависит от самого человека. Главное — доверять не всякому, а только тем, кому велит доверять сердце. Оно часто обманывает нас в попытке привнести в нашу жизнь радости и спокойствия. К сожалению, далеко не всегда сердце подсказывает наилучший исход событий. Оно лишь трепетно бьётся чаще при виде какого-либо конкретного человека, и мы уже готовы преклониться перед ним за то, что он повстречался нам на жизненном пути. Увы, сердцу свойственно быть разбитым, если оно не получает взаимности. И нет тут ничьей вины, но сердцу не прикажешь. Оно болит, и с годами эта боль не утихает, и лишь набирает обороты. — Так какие три слова ты хотела сказать мне, Райли? — А, точно. Простите, вновь ушла в себя… Такое бывает, когда задумываюсь и концентрирую своё внимание на чём-то одном. Особенно на том, что за гранью реальности. Я не контролирую это. — Ничего страшного. Могу напомнить содержание вопроса. — Было бы очень кстати… — Почему нет аппетита? Не голодна бываешь? — Я сыта болью, — голос Райли звучал тише. Звук стал приглушённым и полухриплым. Она ничем не отличалась от людей, лежащих на больничной койке. Бледная, худая, словно безжизненная… Как увядший цветок розы без воды, солнечного тепла и света. — Мне так жаль тебя, детка, — Ирина Анатольевна тяжело вздохнула, встала со стула и приобняла Райли. А как часто Вас обнимает учительница по математике?