Огненный шторм в ромашковом чае

Бауэр Стрит, 712/8. Галифакс, Канада 23 сентября 2000, 8.52 — Пусти, папа, ты не сможешь меня удержать! — Адриана, одумайся! — По лицу отца течёт пот. Бледный как мел, он шаткой походкой идёт к ней, тянет руки, чтобы удержать, но сам еле стоит на ногах. — С твоими силами происходит что-то неладное. Ты только-только напиталась энергией, но неизвестно, не утечёт ли она снова. И хватит ли тебе её на переход на такое дальнее расстояние… Надо дождаться хотя бы утра. Да и будет ли твоё пребывание с ним безопасным?! — Голос начинает взволнованно дрожать. — Адди, не уходи, останься, умоляю! Отец еле дышит, дёргает в очередной раз воротник рубашки и потирает грудь. Адриана на миг останавливается, рассматривая его посиневшие губы. Он отдал ей слишком много своей энергии, чтобы она не умерла от вытекшей в неизвестном направлении силы. Но отец умеет восстанавливать баланс… А Коннор — нет. И совсем непохоже, что вся её проснувшаяся огненная лавина утекла к нему, как решил отец. Адриана в очередной раз касается живота, морщится. Нет, это точно не её боль. Коннору плохо, очень плохо… — Это не Коннор тянет силу! — уверенно произносит она. — Он тоже полностью обесточен. Мы оба… обесточены. Но я уже могу совершить переход. Я могу! Отдохни. — Касается плеча отца, но быстро отдёргивает руку, когда чувствует, как он хватает её за запястье. Отец отдаст последние крупицы силы, лишь бы удержать её. — Нет! Клянусь, если ты усыпишь меня сейчас, я тебя никогда не прощу. Воздух вокруг начинает вибрировать. Она делает несколько шагов назад, подальше от отца. Видит, как на его обескровленном лице застывает страх, и сердце рвётся от переживаний. Страшно оставлять его одного. Страшно… за себя. Но ужас за Коннора заставляет рискнуть собой и уйти прочь от родного человека. Ведь где-то там другой невероятно близкий ей человек мучается и страдает… И, главное, он не понимает, что с ним происходит и как себе помочь. — Я нужна ему, — произносит она в своём доме, — а он нужен мне, — завершает фразу уже в квартире Коннора. Адриана открыла глаза и медленно выдохнула через рот. Почти пробудившись, на границе сна и яви, припомнила каждую реплику ночного разговора с отцом, а после — свой первый после пробуждения способностей переход. И осязаемо почувствовала, как волна тревоги бесконтрольно прокатилась по телу. Она не только не могла оставить Коннора одного, но и сама боялась провести без него мерцающую алыми бликами ночь, в которую проснулись и стали прибывать её силы, но так же стремительно и внезапно принялись утекать. Стряхнув воспоминания, Адриана повернула голову и улыбнулась. Неприятные переживания моментально отступили, а внутри стало тепло, когда она увидела играющую усмешку на лице спящего Коннора. Адриана едва коснулась кончиками пальцев его щеки, пытаясь побороть желание оставить на ней поцелуй. — Доброе утро, — не открывая глаз, протянул Коннор. — Ты не спишь? — машинально спросила Адриана, теперь почувствовав, как по лицу прошлись языки жара. Коннор заговорил за миг до момента, как она всё же решилась прижаться к нему губами. Хотя ночью не робела и целовала десяток раз, пока он бредил или спал. Но сейчас, при свете дня, вдруг смутилась и испуганно отпрянула, будто бы её поймали за осуществлением чего-то неприличного и преступного. Коннор приоткрыл рот, но не успел ответить на вопрос. Тишину из комнаты вытеснил громкий детский крик. — Не знаю, как это работает, но я всегда пробуждаюсь за пару секунд до вот этого звонкого будильника… — пробормотал Коннор и сонно улыбнулся. Адриана ответила ему тем же и не стала говорить, что будильник по имени Николь был готов громко зазвенеть несколько раз за ночь. Адриана не сомкнула глаз до рассвета, улавливая каждый тяжёлый вздох Коннора и малейший намёк на хныканье Николь. Она очень хотела, чтобы Коннор как следует отдохнул и выспался. Но стоило солнцу взойти, её сморил сон. А после минутного пробуждения одновременно с Коннором она и вовсе сладко разоспалась в его объятиях. Но момент окончательного пробуждения наступил, и Адриана выскользнула из-под пледа, направилась к Николь. По телу забегали мурашки. Наклонившись к Никки, Адриана коснулась солнечного сплетения и зажмурилась от удовольствия. Тепло, такое приятное, тягучее, лёгкими покалываниями разносящееся от центра живота — её врождённая сила, теперь безопасно свернувшаяся колючим клубком в солнечном сплетении. За спиной остались риски навредить себе, Коннору и Николь. И после проведённой вместе с Коннором ночи, Адриана безумно сильно захотела и дальше быть для него нежной, поддерживающей… Просто быть… Ведь сейчас, когда сила вернулась, вместе с ней нутро заполнило кое-что ещё: трепыхающийся сгусток энергии, пульсирующий внутри, подпитывался не только её пламенем… И поддержка синих нитей, бережно сплетавшихся с её собственными, была важнее тысячи слов. Однако и они, сложенные в искренние фразы, прозвучали ночью. Просьбы Коннора остаться рядом с ним внушили не меньшую уверенность, чем сплетения энергий. — Останься, побудь со мной… Я так хочу быть с тобой. Адриана взяла на руки Николь и повернулась к Коннору, лаская его, приглаживающего растрепавшиеся волосы, взглядом. Он поднял на неё глаза, серый цвет которых походил на мягкое плавленое серебро, и вернул улыбку. — Адриана… Бархатный голос снова довёл до мурашек, но недовольный крик Николь заставил Адриану обратить всё внимание на неё. Коннор, покачиваясь, встал и тоже приложил ладонь к солнечному сплетению. По его лицу пробежала призрачная улыбка, которая тут же исчезла, когда рука спустилась чуть ниже. Коннор едва слышно ойкнул и поморщился. — Её надо переодеть и покормить, — бледнея, выдавил он. — Ну, ты знаешь… Просто в этот раз я, кажется, не составлю тебе компанию. Мне надо… — Коннор ещё сильнее скривился и отвёл глаза в сторону, — срочно привести себя в порядок. Последнюю фразу он сказал очень громко и уже на пороге комнаты. Очевидно, хотел, чтобы звук расстроенного урчания не добрался до ушей Адрианы. Но она всё же услышала. Кивнула вслед и приглушила связь, чтобы не переживать его ощущения внутри себя. Только уловив их оттенок, сочувственно улыбнулась. Хоть ситуация и не располагала к улыбкам, её согрело другое. Обычно собранный, строгий Коннор сегодня выглядел совсем иначе. Взъерошенный, немного растерянный, с огромными ласковыми глазами и мальчишеской улыбкой… Кажется, таким она видела его впервые. А ей думалось, утром, едва поняв, что она ему не привиделась, он подорвётся с места и через полчаса уже будет при полном параде. Ну, если не в галстуке, то хотя бы в домашних джинсах и застёгнутой на все пуговицы рубашке, умытый и причёсанный. И без вариантов ожидала — он примется осыпать её своими фирменными отмашками: «Нет-нет, у меня всё чудесно». Но вот никак не надеялась, что они проснутся вместе, и Коннор будет лежать рядом, в одних майке и трусах, такой не болезненно горячий, а просто по-домашнему приятно тёплый. Жаль, время неумолимо течёт, и волшебные мгновения, которые хотелось бы заморозить, рано или поздно заканчиваются — криком малышки и нахлынувшими последствиями ночной трапезы. Пока Коннора не было, Адриана успела сменить Николь подгузник, сделать для малышки пюре и покормить её. Затем помыла посуду и поставила чайник, на ходу раздумывая, какой завтрак приготовить Коннору, чтобы помочь его перегруженному организму. Печально изучив содержимое холодильника, остановилась пока на ромашковом чае с ложкой мёда. Потом вспомнила, что покупала для себя пачку мюсли около месяца назад. Упаковка по-прежнему стояла нераспечатанной на полке в шкафчике. Оно и понятно, такую пищу в этой квартире с аппетитом ела только она. И прекрасно помнила, как Коннор в магазине со сморщенным носом отпустил насмешливый комментарий: «Совершенно не моя еда». Сегодня будет его… Адриана с игрушкой в руках присела на корточки перед захныкавшей Николь и услышала, как в ванной комнате наконец-то стихла шумящая всё это время вода. В кухню вошёл бледный Коннор. Он остановился у стульчика с дочерью, и Адриана вновь призрачно улыбнулась, мазнув взглядом по джинсам и отглаженной бледно-голубой рубашке. Но в привычном идеальном образе Коннора нашлось несколько немыслимых для него изъянов: он не пригладил волосы воском, не заправил в джинсы рубашку и оставил пуговицу на воротнике не застёгнутой. Причину, по которой Коннор, скорее всего, не захотел затягивать в джинсы ремень, Адриана понимала. Но что означал расстёгнутый воротник и небрежно зачёсанная шевелюра? Хотя вряд ли чопорный профессор мог подозревать, какой эффект они произведут. И на маленьком треугольнике кожи с чёрной порослью Адриана задержала бы соблазнённый взгляд подольше, если бы Коннор, чмокнув дочь, не сел за стол и не повернул лицо в её сторону. — Как ты себя чувствуешь? Адриана спросила как можно мягче, изо всех сил стараясь не думать, а застегнул ли он пуговицу в джинсах? Совесть острыми уколами старалась напомнить, что даже если в джинсах стянута только молния, то причина не должна отпускать разбушевавшуюся фантазию в райские кущи. Однако стремящиеся ввысь мечты так и побуждали избавить Коннора от тесной одежды и поласкать сначала болящие, а затем и другие части его притягательного тела. — Всё нормально, не беспокойся. Спасибо! — Он неуверенно и криво улыбнулся. Адриана пробудила связь, усыплённую на время пребывания Коннора в санузле. Помрачнела и моментально усмирила воображение. — Сомневаюсь. — Прицокнув языком, она встала у него за спиной. Затем наклонилась и положила руку ему на живот, аккуратно нарисовав несколько кругов вокруг пупка. — Опять побаливает? И без вопросов Адриана прекрасно ощущала его состояние внутри себя через всё быстрее окутывающие их обоих нити энергий. И чтобы почувствовать его ощущения, ей уже не нужен был тактильный контакт, просто невероятно сильно хотелось подарить касания Коннору, сначала не вкладывая в них искры силы, только обычную человеческую заботу. И, к её огромному удивлению, в момент, когда её ладонь прикоснулась к Коннору, спазмы, прокалывающие его живот, стали не такими острыми. Да и Коннор впервые не стал напрягаться от контакта её рук с его телом. А она слишком поздно сообразила, что позволяет себе слишком много, но после ночных событий такие лёгкие поглаживания виделись чем-то допустимым и приемлемым. — Пройдёт. — Коннор, запрокинув голову, как бы случайно уткнулся носом ей в шею и прошептал: — Не надо, не используй дар… Просто завари мне чай, пожалуйста. — Да, сейчас… Она не стала говорить, что даже не коснулась его боли особыми способностями, но та послушно притихла. И Коннор, прикрыв веки, свободно выдохнул. А взгляд Адрианы вдруг скользнул по его покрасневшим ушам. Пунцовая краска от них растеклась и к щекам. Адриана чуть сокрушённо не вздохнула. По всей видимости, Коннор внешне привёл себя в порядок, а вот в голове доблестный командир куда сильнее распахал поле и собрался самолично зарыться в нём за проявление слабостей перед женщиной. Адриана сдержала очередной рвущийся шумный вздох и покачала головой. И кто только засеял гнилые семена, которые теперь испорченными ростками колосятся так, что заставляют из-за недомогания зрелого, самодостаточного мужчину смущаться, как юнца? Кажется, ещё и отравляют его не меньше, чем еда, избыток которой вызвал расстройство пищеварения. И вырвать их с корнями вряд ли получится с первого раза. Скорее, нужно будет приложить не силу, а нежность, ласку и другие действенные методы убеждения… Может, и хорошо, что ночью кое-какие уже сгодились для облегчения его состояния. Но, очевидно, именно знакомство с последствиями применения некоторых заставляет Коннора испытывать стыд. И он вряд ли понимает — для неё самое главное, чтобы он не страдал… А уж какими путями улучшение его состояния будет достигаться, для неё было не так важно, лишь бы они были эффективными и быстро помогли Коннору почувствовать себя лучше… И если бы ночью потребовалось промыть ему желудок или даже кишечник, это не стало бы для неё проблемой. Вопрос только, как к таким методам помощи отнёсся бы сам Коннор? Однажды он, чуть не потерявший в ванной сознание от длительной рвоты, уже краснел ярче перезрелых томатов, когда она, уложив его в постель, поставила под диван таз. А что было бы, если бы от неё поступило предложение воспользоваться клизмой, чтобы натужное «приведение себя в порядок» не растягивалось почти на час и не приносило с собой возобновление болевых ощущений? Адриана с безмолвным стоном закатила глаза, ярко представляя его реакцию. Наверное, после такого предложения Коннор уехал бы в какую-нибудь срочную «командировку» и дальше всегда бы приводил себя в порядок вдали от неё. Он и сейчас робеет и отводит взгляд в сторону, явно чувствуя дискомфорт за проживание последствий переедания не в одиночестве… Подумав, что с таким сердечным рвением облегчать чужие мучения ей нужно было поступать в медицинский, Адриана взяла большую кружку Коннора и закинула в неё последний пакетик с ромашковым чаем. — Ты нормально мёд переносишь? — покрутив также не начатую банку мёда, купленную в один день вместе с мюсли, спросила Адриана. — Вполне… — Коннор задумался, задержав дыхание. — Так странно. Я с ночи безумно хочу яблок… Хотя вообще о еде думать сейчас не могу. — Он с трудом сглотнул и выдохнул ртом, раздув щёки. — Вот об этом нам надо будет поговорить. — Адриана повернулась к нему и дотронулась до сложенных рук на столе. — Чуть позже, когда придёшь в себя, и тебя не будет тошнить от мыслей о пище. Но яблоки сегодня есть крайне не советую. Ты их хочешь как источник подпитки сил, но твоему желудку такая «батарейка» вряд ли понравится. Глаза Коннора снова посветлели в ответ на её прикосновение. Кажется, он совсем её не слушал, думал о своём. И когда она договорила, взял её ладонь и зажал в своих. — Да, потом, это не главное. Я ведь правильно всё понял? Твои способности… вернулись? Ты в порядке? Адриана лишь рассеянно пожала плечами и села на табурет возле Коннора, оставив кружку с чаем на тумбе. — В порядке. Почти. Подбирать правильные слова оказалось сложно. Она никогда не делилась с ним деталями, как именно заблокировали её силы, не упоминала слово «барьеры», не поясняла, что и почему они призваны сдерживать. Коннор лишь в общих чертах знал: дар временно пришлось усыпить, чтобы она не навредила себе и ему с Николь. И он не задавал вопросы, не пытался вывести на разговор, и за это она была ему невероятно благодарна. С момента, как доктор Грэм накинул невидимый купол на врождённый огонь, Адриана не чувствовала себя собой, и всякий раз беседы с отцом и Дереком, как она проживает день за днём со спящим за охранительными барьерами даром, казались чем-то невыносимым и режущим по живому. И только сегодня она наконец почувствовала себя собой. — Почему почти? — спросил Коннор. — Нужно ещё немного времени, чтобы полностью восстановиться. Адриана прикусила губу. Нет, раз уж она не делилась с ним подробностями блокировки дара, то сейчас точно не станет озвучивать детали истощения, терзавшего её со вчерашнего дня до середины сегодняшней ночи. В голову внезапно пришла ассоциация себя с пробитой бочкой, которую стремительно заполняют водой. Но дно бочки с дыркой, и через неё так же быстро утекает наполнение, а от потока воды брешь становится всё больше. В какой-то момент дно и вовсе срывает. Сосуд больше никак не наполнить, ведь вода просто проходит через стенки, но не задерживается… Именно так, только с энергетическим пламенем, стремившимся заполнить солнечное сплетение, происходило ночью. Силы активно пробирались в центр живота, но тут же утекали прочь. Отец, моментально оказавшийся с Адрианой после пробуждения дара, изо всех сил пытался сдерживать их. Но проходивший через солнечное сплетение поток начал приносить Адриане нестерпимую боль, когда она начала отдавать в неизвестную пустоту больше, чем успевала принимать сама. Словно продырявленный фильтр, пропускала через себя красные нити, но сматывал их в центре силы некто другой. И Уильям в ту секунду был уверен, что её сила утекает к Коннору. — Нет! — Она хрипит от боли, сгибается и обнимает себя за живот, будто так может удержать в себе вытекающую силу. — Не говори глупости. Он не может… Не стал бы. Да и на таком большом расстоянии — невозможно. — Адди! — Отец крепко держит её, содрогающуюся, за плечи. — Попытайся отрезать себя от него. Немедленно! Энергия течёт через связь. Коннору тоже сейчас больно, и что, если твоя энергия течёт, чтобы облегчить его состояние? Он может делать это неосознанно, Коннор же не понимает до конца, как действует энергообмен. Тогда он убьёт тебя! Адриана прищурилась, рассматривая вновь опустившего глаза Коннора. — Коннор, мы вчера не смогли поговорить в обед. У тебя что-то случилось на работе? Он поднял на неё удивлённый взгляд. Потом, видимо, сообразил: через связь она легко могла прочувствовать не только его ощущения, но и переживания. Поэтому лишь согласно кивнул и тяжело вздохнул. — Несчастный случай в мобильной лаборатории. — Что-то серьёзное? — Да, но давай об этом тоже потом. Сейчас я хочу услышать, что происходило с тобой с момента, как ты почувствовала пробуждение сил. Я… — О, Адриана, какой сюрприз! — Радостное восклицание вошедшего на кухню Адама прервало Коннора. — Ты всё-таки вырвалась с работы и прилетела. Это хорошо! — Адам улыбнулся поднявшейся с табурета Адриане и поспешил её обнять. Затем поцеловал игравшую в стульчике Николь и посмотрел на мрачного Коннора, который остался сидеть на своём месте. — Прости, я не слышал вчера, когда ты вернулся. Поздно приехал? — Да, не стал тебя будить, чертовски сам устал, — отмахнулся Коннор. — Я так понимаю, вы ещё не завтракали. — Адам скосил глаза на сиротливо стоящую на тумбе кружку Коннора. — Там в холодильнике есть пирог. Адам открыл холодильник, мотнул головой и несколько раз моргнул. В неверии закрыл дверку холодильника и опять открыл. Затем перевёл взгляд на сушку с посудой, и его глаза ещё сильнее округлились. — Так вы уже… Но вы же оба не завтракаете так плотно… — Он повернулся к Коннору и, увидев, как тот нервно провёл руками по волосам, нахмурился. — Коннор? Ты же сказал, что поздно приехал? Коннор указательным пальцем провёл по носу, затем по губам, всем своим безмолвным видом умоляя Адама не продолжать. Но Адам перевёл полыхнувший яростью взгляд на Адриану. — Адам, не переживайте, — она посмотрела на Коннора и погладила по плечу, — ему уже… — Нет, постой, Адриана… — Он вытянул ладонь вперёд, и Адриана удивлённо подняла бровь. — Ей-богу, Коннор, пожалуйста, скажи, наконец. Или я сам… — Адам! — Коннор рявкнул так, что Адриана вздрогнула и убрала руку с его плеча. — Мне очень жаль, что я тебя расстроил. Но, может, всё же обойдёмся без прилюдного чтения приговора и казни с утра пораньше? Пожалуйста. — Он многозначительно посмотрел на него и мотнул головой в сторону двери. Адам поджал губы и недовольно хмыкнул, продолжая уничтожать Коннора горящим взглядом. Но очень быстро почувствовал себя побеждённым, поэтому, цокнув языком, взял потянувшую к нему ручки Никки и вышел из кухни. — О чём он? — спросила оторопевшая Адриана. — Что ты должен сказать? — Мы обязательно дойдём до этого, обещаю. — Он снова заговорил мягко и потянулся к её ладони. — Но давай сначала закончим уже начатый разговор. Значит, тебе тоже вчера было нехорошо? И ты, чувствуя себя плохо, пришла ко мне? Адриана… — Его голос дрогнул, а брови сошлись на переносице. — Ты же обещала думать в первую очередь о себе… — Ничего я не обещала. — Она покачала головой и тоже нахмурилась. — Нам обоим было плохо. У тебя ведь тоже живот днём начал болеть? Возможно, ты чувствовал через связь мою боль, пока способности пробуждались… Коннор приоткрыл рот, словно желая что-то сказать, потом скривился и отрицательно мотнул головой. Адриана пристально всмотрелась в его лицо, и он, уловив боковым зрением её взгляд, всё же решился озвучить свои мысли. — Или это ты почувствовала мою боль… Но вообще неважно, когда и с кого это началось. — Он тяжело вздохнул, потерев уши. — Слушай, мне ужасно неловко за эту ночь. Ещё хуже от осознания, что ты потратила на переход и на меня столько сил, а я ведь сам спровоцировал приступ… И тебе, лёжа рядом со мной, пришлось… — Коннор осёкся и опять поморщился. — В общем, извини. Адриана наконец взяла с тумбы его чашку с остывшим чаем и поставила перед ним. — Всё нормально, Коннор. Я же агент ФБР, много раз видела кишки и другие органы вне человеческого тела. Неужели ты думаешь, что не самые яркие проявления несварения могут меня впечатлить? Она прикусила губу. Вот и зачем вообще это сказала? Успокоила так успокоила. Коннор только ещё больше смутился и опустил взгляд даже не на стол, а куда-то в пол. Или прямиком под землю… И Адриана не нашла ничего лучше, чем следом после малоприятной реплики произнести: — Приятного чая. Коннор быстро потёр шею и затылок, снова криво улыбнулся. И пока Адриана думала, о чём заговорить с ним, к её облегчению Коннор сам решил сменить тему: — Адриана, я верно понимаю, что раз твои способности восстановились, то опасность для тебя миновала? — Да, можно выдохнуть… И вашим с Николь жизням тоже больше ничего не угрожает. Коннор запнулся. Его дыхание стало шумным, кадык задёргался, и Адриана внимательно рассматривала его, пытаясь понять, почему он вдруг ещё сильнее разволновался. Но Коннор лишь молча поигрывал желваками, не обращая внимания, что уже больше минуты звенит ложкой в чашке. И этот звон внезапно звуком гонга оглушил Адриану. Головная боль и слабость вновь нарастали стремительными темпами. Мир поплыл перед глазами, Коннор и кухня растворились. Адриана встала с табурета, сделала несколько шагов назад и отвернулась. Крепко зажмурилась и сжала челюсти. Энергия снова потекла прочь, засочилась через каждую пору в теле. Адриана оказалась в полной темноте, где не существовало ничего, кроме её затрепыхавшегося страха. Но сюда, в чёрную комнату, следом за ней вошёл тот, кто без прикосновений опять принялся высасывать из неё только восстановившийся потенциал. На ресницах задрожал красный свет. В кромешном мраке сверкнуло острие ножа. Невыносимая боль пронзила солнечное сплетение. Адриана с хрипом втянула воздух. Мир алого цвета озарился яркими сполохами, совершил несколько оборотов вокруг неё и быстро закружил на как будто бы выбившейся из-под контроля несущейся карусели. — …твои способности восстановились… — …Теперь я смогу проникнуть… И испить тебя до дна. Кто-то взял её за плечи и резко развернул. На губах полыхнул поцелуй. Алая сеть, пленившая и стянувшая тело, как арканом, разорвалась и разлетелась миллионом кровавых брызг. Из зыбкого мрака, заполнившегося красными ошмётками, Адриану выдернули к свету ярко-синие хлысты. И она, всё ещё оглушённая и дезориентированная, упёрлась руками в чьи-то широкие плечи, с силой наотмашь ударила по лицу и оттолкнула с яростным шипением того, кто решил полакомиться её силой. — Хватит мной питаться, паразитическая тварь! Мир снова обрёл многообразие цветных очертаний, моментально сузившись до огромных глаз Коннора, застывшего в шаге от неё. Одной рукой он держался за щёку, второй упирался в стол. — Ты это… мне? — Коннор ошарашенно глядел на неё расширенными зрачками, поглотившими серую радужку. — Я… — Адриана вдохнула ртом и осмотрелась, — не знаю. — Ты… — голос Коннора сорвался и просел, — так восприняла поцелуй? И меня… паразитом, высасывающим твою силу? Питающимся тобой? — Его разбитый взгляд в одно мгновение залился тьмой. Коннор сжал пальцы в кулак и упёр его в стол. Адриана дотронулась до виска, пытаясь осмыслить происходящее. Мутным взглядом смотрела на Коннора. — Коннор, стой… Я… — сделать вдох никак не получалось из-за пульсации в солнечном сплетении. — Что? — Он резко ударил кулаком по столу, и его радужки затопила болезненная ярость. — Что здесь происходит? — в кухню вошёл Адам. — Ваши крики могут напугать Николь. — Адам, выйди, — тихо зарычал Коннор, не сводя глаз с Адрианы. — Сынок, ты… — Я сказал, выйди! — гаркнул Коннор. — Если Николь расплачется, я сам её успокою. Но сначала мы закончим разговор с ней. — Он кивнул в сторону побелевшей Адрианы, которая стояла, вцепившись в столешницу руками. Адам сделал шаг назад, расстроенно покачав головой. — Коннор, пожалуйста… — быстро начала Адриана. — Послушай. Происходит что-то странное. Моя сила начала вдруг стремительно вытекать. Так было и ночью. Энергия уходила через нашу связь… — И ты подумала, это я забираю у тебя силы? Поцеловал, чтобы облегчить свою боль? — Коннор произносил слова так, будто его резали ножом, и он изо всех сил старался не кричать. Адриана положила ладонь на солнечное сплетение. Пульсация внутри затухала, а не нарастала. Ещё минуту назад энергия бешеным потоком вытекала из неё, но теперь вновь наполняла тело. Где-то далёким эхом бились слова, сказанные голосом Коннора. Слова, побудившие её так остро и быстро отреагировать, но… На губах горел поцелуй, всё ещё согревая их… А вместе с его теплом — капли силы Коннора, словно оберегающие и успокаивающие напуганный поток её утекающих сил. — Я не… — Она не находила слова, и так с трудом пробивающиеся через спазм гортани. — Коннор… — А я ведь хотел… — Он запнулся и скривился, с резким выдохом полностью развернувшись к окну. — Нет, ничего не хочу больше говорить! Просто уходи! Адриана замерла, не в силах сказать ни слова. — Коннор, подожди.— Она кинулась к нему и потянулась, чтобы обнять, но он отстранился. — Дай минуту… Я пока ничего не понимаю. Пожалуйста… — Уходи, — выдавив сквозь зубы, Коннор прикрыл глаза. Вытянувшись в струну, он ещё какое-то время стоял к ней спиной. Услышал, как Адриана всхлипнула. Но только когда до ушей донёсся звук закрывшейся входной двери, он с рыком развернулся. Мутным взглядом окинул кухню. И, ни секунды не думая, одним движением опрокинул стол. Схватил деревянный табурет и принялся бить им об стену, пока в руках не остались жалкие обломки деревянных ножек. Бешенство прожигало кожу изнутри, а жгучая обида застилала глаза. Из комнаты донёсся плач Николь. Минутой ранее Адам кинулся догонять выбежавшую из квартиры Адриану, но теперь дверь снова хлопнула, и Адам заворковал с малышкой. Коннор не нашёл бы в себе силы и смелости шагнуть к ним сейчас. И умолял, чтобы Адам хотя бы ещё пару минут не заходил к нему сюда. Он опустил голову, сморгнув вновь подступившую влагу, сжал до хруста пальцы в кулаки и впечатал их в стену. Как же сильно он боялся поставить под угрозу её жизнь и поэтому ждал дня, когда её способности проснутся. Ждал, чтобы сказать так много важных слов, чтобы наконец признаться в чувствах… Мысль вдруг заставила застыть и перестать дышать. Да, он признался. Но как? Не смог вымолвить ни слова из-за проклятого волнения, зато пошёл на поводу у не пойми откуда взявшегося импульса. И как он поступил в итоге? Просто… поцеловал. Он даже себе объяснить не мог, почему в ту секунду вдруг почувствовал, насколько касание губ нужно Адриане. Будто так он мог вернуть её из почудившегося красного сумрака, спасти и уберечь. Туманная тьма, переливающаяся алым, манила и его, но он не поддался, привычным усилием разорвав перед глазами пульсирующую сеть, так похожую на сплетение капилляров. — Да что за вздор? — прошипел себе под нос Коннор. — Какая ересь мне опять видится? И какое оправдание я хочу найти? Он не собирался целовать её без слов, тысячу раз в голове прокрутил речь, которую скажет, и лишь потом коснётся губ, если она позволит. Он хотел, чтобы они спокойно поговорили. Но слова произнесла Адриана, и они вызвали неконтролируемое бешенство… Оно накрыло с головой в ответ не на пощёчину, а именно на фразу Адрианы… Ведь все эти месяцы он сдерживался, терпел боль, чтобы ненароком не подтолкнуть её к использованию дара, чтобы не взять что-то для себя, поставив под удар её. Он никогда бы не повёл себя, как паразитическая тварь… Ведь эта самая тварь когда-то лишила его внутренностей и жизни. Так разве он мог стать тем, кого ненавидел всем своим отстроенным заново нутром? Коннор инстинктивно прижал ладонь к животу и похолодел. Боль прошла. Означало ли это, что он действительно потянул из Адрианы энергию… себе во благо? Он замотал головой, приложив к вискам ладони. — Нет-нет! Импульс облегчить состояние не мог толкнуть в её объятия … Но что, если он бессознательно всё же посмел взять искру её энергии? — Чёрт! — Тихо взвыв, Коннор с силой ударил себя по солнечному сплетению. — Неужели это не я был нужен ей, а она мне?! Вцепился в волосы, резко откинул голову назад и открыл рот. Но крик не вырвался в тишину кухни. Коннор больше не хотел пугать успокоившуюся в руках деда Николь. Теперь он безмолвно орал, глядя в потолок, но молчаливый крик, долетавший до языка, устремлялся вниз, разрывая горло и грудь. Коннор обессиленно упал на колени. Столько терпел, столько ждал, чтобы потом одним порывистым действием всё сломать? Ненависть к себе, к своей изломанной психике, к замкнувшейся между ним и Адрианой связи испепеляла изнутри. Он ведь думал, сможет собрать себя по кускам и восстановиться, сможет победить. Ради себя, ради Николь и ради Адрианы. Но он проиграл… Демоны внутри оказались сильнее. Сейчас они умоляли позвать Адриану назад. Ведь он выгнал ту, без которой не сможет жить. Ему будет невыносимо плохо без неё. И боль уже опасными искрами принялась выстреливать из солнечного сплетения, обжигая органы на своём пути. Но такие доказательства только сильнее разозлили Коннора. Звериным взглядом он посмотрел на разбитые в кровь костяшки и щепки, вонзившиеся в ладони. Встал, сделал шаг — под ногой хрустнуло. Осколки разбитой чашки впились в домашнюю обувь, но Коннор смотрел лишь на разлитый по половицам ромашковый чай. Тот самый, призванный успокаивать, ослаблять спазмы и приглушать боль… Тот самый, вкус и запах которого ассоциировался с Адрианой. Коннор поднял невидящий взгляд и зажмурился, выжимая слёзы из глаз. Плевать, пусть наконец прольётся не одна жидкость из кружки… Адриана… Его огненный шторм в ромашковом чае. Он не может без неё. Но она, во имя своей безопасности, пусть остаётся вдали от него. Если он не способен избавить её от нитей искажённых тяг, значит, стоит избавить от себя… И тогда алый демон, живущий в нём и красной сетью стягивающий голову, не посмеет обидеть Адриану. Коннор глубоко вдохнул, но не смог выдохнуть. Ведь в ответ на решение внутри моментально снова разверзлась дыра. Только в этот раз она зияла не в животе, а в груди… Остров Эйнджел, Калифорния, США 23 сентября 2000, 6.28 (по местному времени) Мрак чердака в доме Коннора в одну секунду обратился в свет. Теперь перед Адрианой простирался спокойный серый океан. Шум волн моментально размыл тишину, нос вдохнул морской воздух, а не запах застоявшейся сырости. Но Адриана будто бы не заметила разительных изменений. Она, дрожа, стояла на краю невысокого обрыва и смотрела перед собой, не моргая. Не волновало её и стремительное изменение настроения океана. До этого еле заметные волны раз за разом принялись подбегать к берегу, облизывая его до самого верха. Пока они касались носков кроссовок, Адриана всё ещё не обращала на них никакого внимания. Но когда солёные капли попали на кожу, ей показалось — брызги встретились со слезами, и те горячими искрами посыпались из глаз. И стоило огню соединиться с водой, как Адриана резко развернулась, раскинула руки в стороны и истошно закричала. Голос вырвался из груди вместе с миллионом красных нитей, тут же опутавших и крупные камни на побережье, и самую мелкую гальку. Пока за спиной Адрианы агрессивно бились серо-голубые волны, красные вихри её энергии принялись крошить большие камни в песок. Огонь бушевал в зрачках, растекался по каждой вене, но река красной стихии, выливавшаяся за пределы тела, не текла бесконтрольно. Адриана приподняла уголки рта, чувствуя, как нити послушно направляются туда, куда она их отправляет, как они бьют камни и окручивают каждую песчинку, но не трогают траву и кустарники. И сколько бы разрушений ни несла её выплёскиваемая сила, потенциал находился на самом пике. Адриана полностью управляла даром, как раньше, и энергия не утекала против её контроля через воронку в солнечном сплетении. Собирая в животе закипевшую внутри пламенную лаву, Адриана кричала, и крик переходил то в рычание, то в жалобное завывание. Всё новые и новые красные хлысты выбивались из центра тела, яростно ударяли по земле и устремлялись в воду. Камни плясали в воздухе, но сколько Адриана ни силилась поднять на своих нитях капли океана, те непослушно тут же утекали вниз. Брызги не подчинялись, разлетались и сторонились вихрей танцующего огня. И не хотели ступать вслед за её стихией — такой чуждой водному потоку. Огненный шторм смерчем носился по побережью без некогда враждебной, а теперь такой родной и близкой стихии. — Коннор! — проорала Адриана. — Прости… — сорвалось обессиленным хрипом. Адриана упала на колени. Вместе с ней на землю полетели и камни, а красные нити, невидимые человеческому глазу, нехотя потянулись к телу Адрианы и скрутились в солнечном сплетении. Ледяной шторм мог оберегать и поддерживать, но не гасить и не забирать её стихию. Ледяной шторм мог бережно управлять её огнём и вести за собой, но не наоборот. И одинокое пламя без него не хотело гореть.