Когда изменяемся мы, изменяется мир

В остальной части земного шара резонанс был совсем не таким благожелательным. Да куда мир катится, да это же бесовщина, да и папа-то шляпа, что молчаливо одобряет… А уж как усердствовали конкуренты! Особенно один, самый главный конкурент. Сент-Джон Риверс вовсю играл на своем состоянии – которое у него случилось в самом что ни на есть законном браке, в отличие от этих грязных богопротивных католиков! – Я живу и творю чудеса, – вещал он, записывая видео, – в узаконенном грехе и вожделении, в то время как Хейзель Гросс – в незаконной мерзости! Ему и его отродью не место среди живых! Только мы несем истину! Моя супруга до встречи со мной была католичкой, но свет истины победил, и ныне я веду наш семейный корабль по пути праведному, и никакие бури нам не страшны! Кэт у него за спиной кисла со смеху, из последних сил пытаясь делать это тихо. Было очень интересно, как Хейзель, который повлиял на ее личность куда сильнее, чем родной муж, будет, собственно, давать этому мужу отповедь. Пока что в комментариях под видео уже веселился «левый» народ. «Вести-то ведете, преподобный, а ребенка-то сделали вам!» «А как же беречь себя? Как же декретный отпуск?» «Вы так жену любите или феминистом заделались? Это же женский крест, а вы на себя берете поперек замысла Божьего?» «А это точно она сделала? Как? Может, вы тоже под покровом ночи бегали к мужчине, и вдруг он тоже был другого Бога…» – Так, а вот за это они у меня получат, сейчас разберусь с ними! – Кэт среагировала мгновенно и уже строчила на телефоне: «Еще одно слово в этом направлении – и каждый его сказавший вылетает с канала с рамой на шее! Не смейте сомневаться еще и в моих особых способностях!» «Ого, как вскинулась!» «Точно есть что скрывать!» Впрочем, вскоре язвительные комментаторы волей-неволей притихли. Как раз тогда, когда в дискуссию решил включиться Хейзель. «Преподобный, и вам не хворать, и прошу заметить – тот факт, что ваша супруга-католичка смогла сотворить такое, работает не на вашу церковь, а на мою. А вам совет – принять свою природу и не обзывать ее богопротивной!» – А ведь это он про наше екайство, – заметила Кэт. – И совершенно прав. – Но мы ведь должны бичевать себя за природу зверя… – Лично я – не собираюсь. И до сих пор не могу добиться, где ты это взял. И если уж ты не можешь скрыть особенности нашего прибавления в семействе, то стоит объявить и о своей природе. Чтобы такие, как мы, начали выходить из подполья везде, а не только в Тогенке. – Это же дикость какая-то! – Почему? Стоит только позвать – кто не как все, идите к нам! Просто никого не слушай, ты здесь миссионер, ты должен обещать им спасение и всеми способами давать им надежду! – Я ведь могу им сказать только то, что они должны смирять себя. – Прежде всего им нужно понимание. Они должны знать, что им есть куда пойти. А иначе они двинут к конкурентам, а те могут начать и по шкурке гладить, вместо того, чтобы выковывать их характеры. Хотя с последним тоже не стоит перебарщивать. Но ты – это ты, и ты же не зря позвал меня замуж. Я знаю, что жена для тебя – всего лишь дополнение, но я всегда поддержу тебя, и к тому же у меня есть то, чего тебе недостает – милосердие! Я считаю, что это и есть главная причина жениться для любого миссионера. – То есть, я их бью и громлю, а ты их жалеешь? Из-под полы раздаешь хлеб и сиропные слова? – Не совсем так, не из серии «отец наказал, а мать по-тихому разрешила». Я как раз хочу всем показать, что мы с тобой как две стороны одной медали. Честно скажу, я тебе не младший напарник, который по-щенячьи бегает по поручениям, я твое продолжение куда как в более важном смысле, так-то! Неофиты не должны знать одну лишь карающую десницу, им нужны любовь и милосердие! Она говорила это и понимала, что больше всего любовь и милосердие нужны человеку, сидящему перед ней. Ее мужу. Особенно сейчас, когда все идет совсем не так, как он привык, когда тело подводит, и слезы подкатывают без причины, и уже невозможно оставаться привычно-беспощадным. Конечно, он не был бы Сент-Джоном Риверсом, если бы сознался, насколько ему нехорошо и насколько нужна поддержка. Но смотрел давно уже не в экран, а ей, Кэт, в лицо. И она просто его обняла – почти по-матерински, давая уткнуться в свою мягкую необъятную грудь. Пусть он побудет так немного, без слов. А она сделает вид – мол, ей бы и в голову не пришло, что он может плакать. Само собой, долго это не продлилось. Он отстранился, встряхиваясь. – Надо ответить, иначе эта католическая свинья может подумать, что я сдался и отступил! Кэт сама чуть не хрюкнула. От слабой сочетаемости понятий «Хейзель» и «свинья». Сент-Джон, к счастью, не заметил, как куда более похожая на свинскую фигура родной жены колыхнулась от смеха. Пламенному пуританину стукнуло в голову новым вопросом: – А откуда он вообще знает, что я екай? Кэт, разумеется, не собиралась палиться, что когда Сент-Джон к ней только еще подкатывал, с Хейзелем она уже близко дружила. Так что сказала она другое: – Дорогой мой, он же живет в Тогенке с мелкого возраста! А там екаи на каждом шагу. И многие носят лимитеры, опытный глаз сразу заметит! Знаешь, между нами, я скажу снова: тебе и правда стоило бы открыться. Если страшно – так я могу составить компанию. – Ты серьезно? – Я за всю жизнь еще ничего более серьезного не сказала. Будет круто же, если екайское возрождение начнется с тебя! Ну и я рядом постою. – Ну что ж… Я покажу миру, как обуздал себя и свою природу зверя. – Давай. А я поддержу. Хотя я свою природу зверя люблю и уважаю, но скрывать ее, знаешь ли, утомилась… Кстати, предложение – может стоит переименовать канал? – И как же это? – «Улитки Господа нашего» – звучит неплохо, верно? – Почему улитки, странно как-то… – Потому что улитки могут давать друг другу потомство… нет, они-то одновременно, но мы будем по очереди. А то свихнемся! – Понял. Ну что ж, сейчас я напишу, что все ответы будут в следующем видео, пусть ждут. Все!

* * *

К съемкам они готовились особенно тщательно. Еще бы, превращение в прямом эфире! Никаких накладок быть не должно. – Если будет совсем круто – не волнуйся, говорить буду я, – успокаивала Кэт взвинченного мужа. Заботливо надела на шею Сент-Джону запасную цепочку, обычную, не лимитер. – Сам сможешь перецепить крест? Еще есть время потренироваться! Он пытался, но руки откровенно тряслись. Пришлось Кэт действовать самой. С собственной цепочкой она справилась легко, без всякого волнения. Она-то уже знала, что в истинном облике они оба далеко не чудовища. Просто суть более ярко выражена. …И весь мир своими глазами увидел превращение. И Кэт провозгласила: – Индия не так далеко от Тогенке, чем же мы хуже, почему тут екаи должны скрываться? Почему они должны скрываться во всем мире? Мы же не скрываемся, а вы все нам сестры и братья!

* * *

С того дня поползли упорные слухи, что пуритане в Индии основали чисто екайскую церковь. Доказать обратное возможности не было. Однако екаи во всем мире начали объявлять себя, переставая скрываться. Не везде это проходило мирно, но лавину было уже не остановить. Относились к этому тоже очень по-разному. В далеком Магрибе, например, отец Монтанелли уверял, что екаи все делают правильно. Годы служения в Тогенке дали ему понять, что различия между двумя разумными расами минимальны и формальны. – То, что делает Риверс – это же екайский сепаратизм! – возражала мужу Мари. – Это похуже новой Реформации! Впрочем, что взять с англичанина и пуританина, который небось сам не понял, как с ним случилось… вот такое мерзкое! Но он, впрочем, екай. А тут вполне люди и свои же, католики… – Это верно. Я сам поверить не могу в то, что случилось. Этот Хейзель… Уму непостижимо! И ведь такая поддержка – и в его собственной миссии, и в Ватикане, да и во всем мире! – Знаешь, если весь мир против нас, это еще не значит, что правы они. Если нас выкинут за такую позицию, то мы сами себя из них исключим! Если надо, уйдем в леса, но сохраним веру первозданной! – Но, пойми, я совершенно не хочу обличать, обрушиваться на кого-то. Это же значит поднимать уровень насилия, только и всего! – Ну не обличай. Добрый ты у меня слишком, а у меня нет таких полномочий. Хотя, глядя на жену Риверса… Ладно, ладно, громить не буду. Но позицию мы обозначим. И обозначили. «Что ж, Бог вам судья. Но мы сами никогда не будем благословлять такие союзы, пусть даже нас заставляют!» Пока никто не заставлял. Но общая тенденция помалу вела систему к выдавливанию вот таких консерваторов. Видимо, им стоило объединяться в свою, отдельную церковь. И там, где сейчас обитало семейство Монтанелли, к этому были все предпосылки. Местные христиане хоть и были ближе к православным, «схизматикам», но перемены им тоже не нравились. Беглым католикам местные были даже рады – конечно, еретики, но теперь-то их иерархи впали вообще непонятно во что! Странный конгломерат понемногу рос, увеличивался, не агрессивный, но занявший глухую оборону, точь-в-точь свернувшийся в шар броненосец. Ладно, думало большинство. Не хотят в завтрашний день – пусть не идут, главное, чтобы нас за ноги не хватали! А если вдруг начнут, так…

* * *

– Я знаю, что делать, – Хейзель, развалившись на кровати в очаровательной и бесстыдной наготе, обнимал Санзо. – Если Монтанелли, а точнее, его супруга, пойдет в атаку – у меня есть компромат на эту семейку! – Твоя подружка детства? – с пониманием протянул любовник. – Ну да, плод юношеских грехов этого праведника. И не признает он ее, а других поучает… а она живет с девушкой, и почти что в браке. – А, припоминаю! Но вроде бы это же она своего папашу знать не хочет, и вообще ей до этих церковных разборок дела нет. – Да, мы для нее, можно сказать, все одинаковые. Но обсмеять и «протащить» самых замшелых и одиозных она никогда не откажется. Так что пусть будет у меня такой солидный козырь. Но я все же думаю, что этого и не потребуется. Пусть даже и в некотором смысле раскол, но не будут же представители обеих сторон жечь и громить друг друга в прямом смысле? – Я тоже надеюсь, просто расползутся все, разделятся на клубы по интересам… – Санзо лениво потрепал Хейзеля по волосам, скользнул рукой вдоль тела и накрыл ладонью живот, явно демонстрируя свои собственные интересы. – И все же, признайся, ты ведь рад, что все это началось с тебя? Даже екайское возрождение! – Ну, вообще да. Я крут, я уникален, а рядом со мной ты, а таких, как ты… – Я знаю – не было, нет и не надо, – Санзо, усмехнулся и потянулся было за очередной сигаретой, но тут же хлопнул сам себя по руке. – Спасибо, – оценил Хейзель этот жест. – И нет, я не это имел в виду, что не надо. Ты же знаешь, Санзо-хан, как я к тебе… – Конечно, знаю, – Санзо поцеловал его. – Но ведь главное – это твоя уникальность, верно? – Из-за нее меня мучает совесть, – признался Хейзель. – По моим проповедям ведь получается, что это может повторить любой, была бы вера сильна, а на самом деле… Мои особенности ведь далеко не у всех! – Тут, знаешь, как богиня захочет. Скольких захочет изменить, стольких изменит. На это мы никак повлиять не можем, но могут те, кто будет просить об этом. Потому что изначально она ведь работает по запросам, даже если формально они – не ей. Так что не переживай, лучше порадуйся тому, что и правда послужил детонатором екайского возрождения. – Это верно. Так я хотя бы могу искупить прошлую жизнь. Страшно вспомнить, каким я был ханжой, немногим лучше этого Сент-Джона, и именно екаям доставалось больше всех! – Это тоже не вспоминай, если только чтобы мы сильнее завелись. Мы же будем еще разыгрывать разное? Конечно, так, чтобы это не вредило тебе и ребенку. – Конечно, Санзо-хан, будем! И, конечно, позы надо выбирать с умом, а вот эмоции, думаю, не повредят никому. У нас же все драмы будут понарошку, а потом все хорошо, слияние и звезды в глазах! – Согласен. Когда отдохнем, стоит вернуться немного назад, к тем моментам, когда ты начинал переосмысливать свои взгляды. Будем играть – и отстраняться от сплетен о современниках. Хотя, ну, ты знаешь, если тебе в той жизни наши постельные игры могли помочь, то и в этой вполне вероятно, что сделают человека даже из Риверса. Я не к тому, что он екай, а к тому, чтобы вел себя достойно. – Ну да, я понял. Кстати, очень интересно было бы сравнить, как он и я переносим свое необычайное состояние. Но я-то горжусь и готов делиться со всем миром, а он со своим пуританством и идиотской привычкой стесняться всего телесного… – Думаю, это ненадолго. Я не так хорошо знаю Кэт, но готов на нее поставить в этом плане. – Точно. Ведь это я научил ее не стесняться своего тела и своей природы, должна же она нести это дальше в массы. Или хотя бы собственному мужу. – Вот-вот. Так что все утрясется, придет в равновесие и станет просто сериалом для всех. А не поводом для раздоров и ненависти. – Дай Бог, фанатиков-то всегда и везде хватало. И прочих оголтелых. Не у каждого же есть кому окоротить и просветить!