Моя Единственная Радость

      Из ветеринарки Рада вышла не по щенячьи степенно и гордо, хоть и всё ещё слегка прихрамывала. Был бы у неё на ошейнике адресник, собачонка наверняка бы выпятила грудь вперед, как делали это мультяшные псы, гордясь своим медальоном. Но ошейник был временным, ярко-красным, на обычной пластмассовой застежке, чем автоматически попадал в немилость у хозяина. Господи, увидит кто случайно, засмеют же - у Фомы собачка в красном ошейнике и на красном поводочке.       Охранник, нагруженный всякими приблудами из зоомагазина клиники, смешил не меньше. Какое-то нереальное количество всяких разных малознакомых бандиту предметов по утверждению Ирины и ее сотрудниц было совершенно необходимо для полноценной и счастливой жизни щенка. Одной только жратвы всучили штук пятнадцать разных баночек и два пакета сухого корма, по десять килограмм каждый. А в совокупности с остальными мисками, чесалками, игралками и прочей халабудой, это всё заняло на удивление много места в багажнике Рейнджа. Не впритык конечно, но казалось как-то странно, что одному полуторамесячному щенка нужно столько всего.       В тот момент Фомин уже начал подозревать, что где-то Ирка его красиво и незаметно наебала, забыв упомянуть о некоторых важных аспектах содержания собаки. Как оказалось, подозрения были не беспочвенными…       Началось всё с сольного концерта Радости…возле хозяйской спальни…в час ночи. Собачонка была абсолютно недовольна, что апартаменты для сна ей предоставили в другом крыле дома, ещё и на первом этаже. Хотя помещение, где обустроили постель щенку, и отвечало требованиям, которые Ира наставительным тоном перечислила авторитету, саму Радость это место не устраивало по причине отсутствия там самого главного в собачьей жизни – хозяина. Даже громадная мягкая лежанка шириной в метр с лишним не сглаживала этого нюанса. Поэтому дождавшись, когда в доме наконец-то воцарится тишина, собачонка, пользуясь тем, что комнату не закрыли, бодренька пошарошила по хозяйскому следу. Тонкий шлейф запаха вёл из коридора наверх, и щенку понадобилось некоторое время, чтобы вскарабкаться по лестнице на второй этаж, а затем еще и отыскать нужную дверь. Но она оказалась закрыта и Рада, недолго повозмущавшись над таким безобразием и неуважением к своей персоне, принялась скрести дверное полотно здоровой лапой, подвывая в такт лязгающему звуку.       Алексей, как и большинство обывателей, был уверен, что выть умеют только хаски, и потому сначала даже не подумал, что тоненький звонкий голосок, раздавшийся из-за двери, принадлежит Раде. Он в принципе сквозь сон не понял, что песни воют прямо за стенкой. А вот когда к плаксивым завываниям прибавился скрежет когтей по двери, авторитет всё-таки проснулся. Даже почти дернулся за пистолетом, закрепленным под днищем ящика прикроватной тумбочки, но вовремя сообразил что к чему.       Радость же, услышав за дверью шаги, оставила попытки сделать подкоп, и всё ещё скуля и чуть подвывая, уселась, ожидая, когда ей откроют. Вот только её восторг от полуночной встречи хозяин почему-то не разделил. Ругаться не стал, но глянул на веселого щенка, счастливо и приветливо вилявшего ему хвостом, как-то хмуро. Потом подумал-подумал, и подхватил Раду на руки. И отнес обратно вниз. Как мог сделал собачонке внушение и со спокойной совестью вернулся к себе.       Рада, минут десять спустя, тоже вернулась. Второе отделение по всем правилам продлилось меньше - авторитет не выдержал уже на возмущенном лае, и грянуть увертюру когтями по двери Радость не успела. Вдохнув и выдохнув сквозь стиснутые зубы, Алексей опять вернул собачонку в отведенную ей на первом этаже комнату. Но на это раз всё свое возмущение высказал уже более категорично, а затем, пренебрегая советом Ирины, закрыл дверь комнаты.       Однако Рада не растерялась, и через пару минут после бесполезного скребежничества двери в попытке побега, упала на жопу четко посреди комнаты, и выдала песню на бис. А потом ещё одну. И ещё. Целую оперу исполнила.       К середине пятого либретто Фомин, под этот оригинальный аккомпанемент разглядывавший плоскость потолка спальни, пришел к выводы, что борза́я ему досталась может и не бо́рзая, но породистая точно. Причем не просто русская, а истинно петербургская. Прям чувствовалась в ней тонкая творческая натура. Артистка, блин…погорелого театра.       Разумеется, какое-то время спустя мужчина не выдержал - спать хотелось очень, но из-за щенячьего пения не моглось. Стоило только бандиту прикрыть глаза, чувствуя, как настигает блаженная дремота, и практически сразу же Рада выдавала очередной куплет. И ведь пела-то паршивка от души! Аж голову назад запрокидывала, настолько вошла во вкус.       - Сдаюсь, - обреченно вздохнул Алексей, как раз и застав тот момент, когда собачонка тоненько тянула самую верхнюю ноту, задрав морду к потолку. Радость, услышав голос хозяина, мигом заткнулась, неуклюже поднялась на ноги и потрусила к авторитету, заискивающе прижав уши. Мастерски состроенная собачонкой умильная и невинная мордашка окончательно добила Фомина. Занавес, поклоны, аплодисменты.       Впечатленный актерскими данными собачонки, мужчина даже подушку ей милостиво одолжил, чтобы певичке было не жестко спать на полу. Радость конечно для формальности сделала пару поползновений в сторону хозяйской постели, но уж тут Алексей Леонидович был категоричен до невозможности. Ибо нефиг! Поэтому Раде пришлось довольствоваться импровизированной подушечной лежанкой возле кровати. Но щенок и этим был доволен. Главное, что не одна. Главное что возле хозяина. А уж на подстилке или на полу – неважно. В сущности, вся обстановка дома, какой бы дорогой и шикарной не была, для Радости никакого интереса не представляла. Ей было интересно там, где хозяин.       А вот когда хозяин уезжал на работу, Радость с не меньшим любопытством шла изучать все закоулки особняка. Собачонка, не смотря на прогнозы Ирины, очень быстро и легко освоилась в доме, с каждым днем проявляя всё меньше беспокойства и настороженности к окружающей обстановке и людям. Немногочисленная прислуга и охранники, получив от Ежова ненавязчивую установку не обижать хозяйского питомца, щенка лишний раз не тискали. Но и не прогоняли, если Рада подходила поласкаться к кому-то из них. Поэтому мадемуазель, буквально через неделю пребывания в особняке, перезнакомилась со всеми его обитателями и чувствовала себя вполне комфортно.       Настолько комфортно, что один раз по возвращению домой, Фомин обнаружил щенка в своей гардеробной - довольная Рада с энтузиазмом дожевывала правый хозяйский ботинок какого-то новомодного бренда. Название мужчина не помнил. Их Юлька во время поездки в Италию покупала. И на самом деле, туфли эти Алексею совершенно не нравились и вообще были нафиг не нужны. Это женщины имели странную особенность калечить себя в погоне за трендами, обувая неудобные, но красивые босоножки на высоченных каблуках и тому подобную обувь. А вот авторитет был абсолютно не готов в угоду моде гробить себе ноги, натирая мозоли. Поэтому даже особо не стал наказывать Радость за испорченную обувь. Нет, пожурил конечно, но так, для виду. А затем, в качестве жеста доброй воли, предложил и второй ботинок на зуб попробовать. Но с условием, что больше обворожительная длинноногая блондинка не будет предпринимать попыток стать личным стилистом хозяина. На том и договорились.       С Радой, как оказалось, вообще было очень легко договориться. Сколь бы не питал Фомин отвращения к кинологу-мужу Ирки, пару раз проконсультироваться с ним всё же пришлось. Так вот Степан объяснил, что ор и ругань в принципе не стоит применять в качестве методики дрессировки собак, а уж борзых тем более, и посоветовал авторитету вести себя спокойно и сдержано в общении со щенком.       - Какой ценный профессиональный совет! Ни за что бы не догадался сам, - огрызнулся Алексей.       Кинолог огрызнулся в ответ, и в итоге телефонный разговор закончился той самой руганью, которую Стёпа так не советовал практиковать. Ирка, наблюдавшая, как муж скалится на телефон, в который раз убедилась, что взаимодействие двух кобелей - если это только не собачья упряжка - ни к чему хорошему не приводит. Но если убрать эмоции, и пренебрежительное отношение мужчин друг к другу, то Степан действительно прав.       Конечно совсем не ругать щенка за мелкие пакости не получалось, но Фомин по крайней мере голос не повышал. К вечеру попросту сил не оставалось орать на собаку после полного нервотрепки дня. Да и как-то даже стрёмно было. Всё-таки ребенок, пусть и собачий. Хотя Раде хватало и один раз спокойно, но четко объяснить, что она сделала не так, и почему этого делать больше не нужно. И собачонка понимала. Нет, кроме шуток! Она реально понимала, чего требует хозяин и в точности пыталась это выполнить. Окружающие (да и сам Алексей) в какой-то момент поверили, что бандит оказывает и сам охрененный кинолог, раз собака его так с лёту слушается и не перечит. Но мы-то с вами знаем (да и Ирка догадывалась) что Радость так легко поддавалась манипуляциям не потому, что хозяин грамотно применял методы дрессировки, а просто потому, что собачонка очень-очень хотела ему угодить. Вот и выходило, что всё воспитание Рады действительно заключалось именно в том, что Алексей с ней просто договаривался.       Общение с собакой вообще очень быстро стало для авторитета чем-то привычным. Особенно когда не было желания разговаривать с кем-то, кто мог ответить словами. Потому что отвечали ему всякую чушь и бред на элементарные вопросы. Ну, точнее так казалось Фомину. Тот же Степан, считал, что бредит как раз сам бандит. Паша Семенов, наверно в чем-то бы кинолога с готовностью поддержал, но на счастье знакомы они не были. Ирка вообще никогда не лезла в нюансы «профессии» авторитета, но и послать могла хлеще чем все предыдущие персонажи вместе взятые, не страшась какой-то негативной реакции. Вот и получалось, что единственным существом, с кем Алексей мог спокойно и без наездов общаться, являлась собака! Причем говорить что-то было вовсе не обязательно. Радость сама понимала по поведению хозяина, когда можно подойти и поласкаться, а когда лучше было переждать бурю в облюбованном укрытии – под диваном в гостиной. Но в основном, собачонка практически везде ходила по пятам за хозяином, и стоило мужчине сесть на диван, Рада мигом запрыгивала следом и укладывала голову ему на колени. Фомин, даже если был погружен в какие-то свои мысли, на автомате начинал гладить щенка, а блондинка-борзая спокойно дремала, стараясь не нарушать размышления хозяина.       Сам того не понимая, Алексей быстро привык к такой ненавязчивой привязанности со стороны щенка. Собака не осуждала его поступков, не задавала надоевших уже вопросов типа «А зачем тебе это надо?», не пыталась дать совет или укорить. Какое там! Соверши авторитет самое страшное злодеяние, за которое всех норм Уголовного кодекса не хватит для предъявления полноценного обвинения, Рада всё равно будет считать хозяина самым лучшим на всём белом свете. И с чисто собачьей точки зрения наверно будет в чем-то права.       С каждым днем Радость только больше убеждалась в том, что не ошиблась, когда поверила незнакомому человеку в том темном страшном дворе. Новые впечатления от жизни в большом теплом и красивом доме и каждое мгновение, проведенное возле любимого хозяина, быстро оттеснили вглубь собачьего подсознания страшные воспоминания об уличных скитаниях. Теперь единственным, что хоть как-то напоминало Раде о тех жутких днях бродяжничества, остался след уже зажившей от пореза раны на подушечке лапы.       Казалось, что чудесное спасение щенка случилось уже очень и очень давно, хотя по факту еще и месяца не прошло с того момента, как Радость жила у авторитета. А между тем, приближался Новый год…