29 ноября 2018. Вечер
- Мисс Меттчер, багаж на ленту, пожалуйста. Ох… Бросаю недовольный взгляд на сумку, а затем на сотрудника аэропорта: крепкого, упитанного мужчину. Блондина. - Вы не могли бы мне помочь? – томно спрашиваю, чуть дернув рукой в сторону багажа. Затем вспомнив, что я – единственная вежливая леди в этом чертовом городе, добавляю: – Пожалуйста. - Вы кирпичи везете? - Нет. Тяжкий груз своей души. И немного косметики. - Понял. Без проблем. Мужчина устало обошел меня стороной. Украдкой слежу, как моя сумка небрежно, с громким стуком валится на ленту сканирования. Почему-то мне кажется, что тяжкий груз моей души не пройдет проверку на запрещенные предметы. Ведь надо радоваться. Я давно не видела свою семью. - Спасибо. Не подскажете, который час? – Прохожу металлическую арку. Не пищит. - Десять ровно, мисс Меттчер. – Мужчина, не отводя глаз, пялится в монитор и осматривает содержимое сумки. Следом за ней идут багаж других пассажиров. Вот блин. Я пообещала Оливеру с мамой, что долечу не раньше десяти-тридцати. По крайней мере, так было сказано сотрудниками аэропорта. Наверное, они еще только собираются, поэтому придется отдохнуть в местном кафетерии. Кругом один обман. Холли Меттчер, добро пожаловать в родной Мадисон. А что ты ожидала? - Всё хорошо? – интересуюсь я, когда мужчина помог стащить багаж с ленты. - Это у вас хотелось бы спросить, - улыбнулся тот. – Душу нужно наполнять только позитивными эмоциями, мисс Меттчер. - Вам так нравится моя фамилия? – скрещиваю руки на груди. Сотрудник вальяжно сел обратно за рабочее место, не решаясь отвечать. – Я не негативная, а серьезная. - Мой вам совет: относитесь к жизни проще. – Мужчина миловидно улыбнулся и слегла задел меня по плечу. - Хорошего дня. Тоже мне, советчик. Относиться к жизни проще можно только в двух случаях: или ты по натуре безэмоциональная личность, или твое существование не имеет никакого смысла. Я не отношусь ни к тому, ни к другому. А причина этому – целенаправленное стремление сделать свою жизнь как можно лучше. Ах, ну да, плюс жизнь тех, кого я люблю. Некоторые вещи нельзя пускать на самотек, как бы тебе этого не хотелось. Если они изменчивы – почему я должна сидеть и делать вид, что это не так? Я предпочитаю сделать хоть что-то, чем не сделать ничего. Жизнь любит движение и не простит отвержение чувств, эмоций и действий. А возможно, это полная туфта, а я просто оправдываю свое внезапное возвращение в этот сучий Мадисон. Ведь все складывалось хорошо: я уехала из города, нашла работу, новые знакомства, цели, хобби. Зачем мне вновь совать нос в проклятое место, из которого только два выхода – аэропорт и окно восьмого этажа? А он встречает свою коренную жительницу неслучайно. Все-таки мой долг на ближайшие пару дней – помочь тем, кого я люблю. Но сначала блинчик с кусочками банана. - Один блин с бананом, - говорю я кассиру кафетерия, читая стенд меню. Приходится прищуриваться; кажется, мое зрение чуть ухудшилось. А может это Мэдисон в глаз попал. Хер его знает. – И простой кофе. Тело выжато, как лимон. Перелет был хоть и легкий, но выматывающий. Ноги болят от того, что долгое время находились в одном положении. В какой-то момент мне захотелось встать посередине аэропорта и начать прыгать на одном месте. Я правда устала сидеть в самолете, а спать сидя – это худшее, что могло придумать человечество. Присев за столик у окна, я оглядела первые улочки города моей юности. Вся та же серость, все те же противные лица противных людей. Мне даже показалась плесень на скамейках у аэропорта. И что где-то вдалеке птица решила взлететь на самый высокий уровень и сложить крылья. И я только сейчас заметила, что в Бостоне луна светит намного ярче, чем здесь. Дом, милый дом. *Бзз*, *Бзз* - О, мамуля, - про себя сказала я, сжимая в руке мобильник. Не раздумывая, отвечаю. – Мам, привет! Я долетела! - Мне пришла смс-ка, что ты в абоненте, - весело сказала мама. Черт, так приятно слышать ее голос. – Как полет? - Я разваливаюсь, как карточный домик… - Кладу в рот теплый, свежий кусочек блинчика. – Можно я, как приеду, первым делом посплю на кровати? - Ну, если Оливер будет не против. - А с чего бы ему диктовать? – взгляд падает на чашечку кофе. – Неужели, всё совсем плохо? - Холли, а ты сейчас где находишься? – перебила меня мама. – Я еще в пути. Пока не таскай на себе сумку, пристройся где-нибудь и подожди минут пятнадцать. - Я решила поужинать в кафетерии. Все нормально. - То есть ты будешь смотреть на то, как мы с Оливером поедаем шарлотку? - Ой, ты приготовила шарлотку ради моего приезда? – таю от приятных воспоминаний из детства. Обожала этот пирог. – Что ж, блинчик, я покорно изменю тебе с пирогом. - Если ты сильно проголодалась, то бог с ним. – Чувствую, как мама улыбается в трубку. – Скажи блинчику, что ты пошутила. Ухмыляюсь и пододвигаюсь ближе к блину: - Блинчик, ты стоил слишком дорого, чтобы тебя выкидывать… - Насчет «скажи блинчику» я тоже пошутила, Холли. Не стоит разговаривать с предметами. С ума сойти можно. Да куда уж хуже… После небольшого перекуса, я решила откинуться на стул и списаться с коллегами и друзьями из Бостона. Отписалась в моем фирменном стиле: «я жива и не разбилась». Но вообще, мне всегда было интересно, как падают кислородные маски с потолка. Перед перелетом я шутила на эту тему с друзьями. Иногда приятно осознавать, что мне еще не довелось это увидеть. Так или иначе, работники кафетерия вежливо сказали мне, что это столики для обеда, а не посиделок. Пришлось переместиться на свободную лавочку рядом с выходом на улицу. Голова до сих пор забита тупыми причинами моего перелета. Нет, мне действительно было несложно, но я полагала, что вернусь сюда лет через «-дцать». Несмотря на то, что я безумно люблю своих близких, мне не хотелось просить их переехать вместе со мной. Было безумное желание провалиться в неизвестное самостоятельно, а семья меня хоть и грустно, но поддержала. Да и потом, они знали мои намерения. Люблю нарушать стабильность. Только вот не люблю ворошить прошлое. Все дело в том, что неделю назад мне поступил звонок от матери, и я услышала самые странные слова в своей жизни: «Холли, я не справляюсь с Оливером». Удивительно. Стоило мне исполнить свою мечту и начать другую жизнь, как всё в моей семье – в старом, богом забытом месте - пошло наперекосяк. И короче, она попросила посидеть с ним пару дней, в его период на зимних каникулах; у мамы появилась жизненная необходимость уехать из города. По словам мамы, Оливер большой мальчик, чтобы остаться на несколько дней одному в квартире, но в последнее время его поведение выводит из себя: побеги из дома, ругани, маты, драки, швыряния посуды, фразы «да чтоб ты сдохла» и все в таком духе. Причина моего перелета – просто блеск. Обожаю. Честно сказать, у меня большие сомнения. Это не похоже на Оливера, он же паинька. Чую, что жареным совсем не пахнет. Я жила с ними большую часть своей сегодняшней жизни, и клянусь, мама не могла просто взять и расслабить моего брата, а тот, в свою очередь, не мог никак пойти налево. Ну, я же знаю их. Но сердце разрывалось на куски, когда мама жаловалась на проблемы. С одной стороны, ее можно понять: она растит мальчика без мужской руки, которая в любой момент может отвесить оплеуху. А с другой стороны, почему мама самостоятельно не может отвесить ему эту оплеуху? Тем более, если он сам, по ее словам, дерется с ней? Не понимаю. А еще Оливер не мог просто взять и превратиться в монстра, для этого нужна какая-то причина, например, нехватка внимания. Но опять же, мама всегда отдавала ему только самое лучшее, обделяя старшего ребенка, то есть меня. И вообще, разве в спортивных секциях дети не вываливают всю агрессию? Неужели Оливер забросил дзюдо? В общем, задача не из легких – найти правду. Спасительница Холли Меттчер вновь вершит судьбу людей, забывая о своей собственной. И это всего лишь на пару дней. Может, оплеуху заслужила именно я?***
Мама выглядит изумительно. Я вижу, как она стремительными шагами направляется в мою сторону, и прикрываю ладонями щеки от радости. В толпе, в том числе, позади нее, ищу моего любимого братца; хочу его увидеть не меньше матери. Кажется, мама говорила, что они встретят меня вместе. Ничего не сказав друг другу, мы обнялись. Чувствую лавандовые нотки парфюма у ее шеи. Мама выглядит не столько восхитительно, сколько светло и солнечно. Всегда одевается только в приятные, светлые оттенки бежевого и серого. Даже спустя полтора года с моего отъезда, ее стиль не изменился. Лишь макияж стал чуть темнее. - Ты так повзрослела. Скучала по тебе, - шепчет мама. - Я тоже. А где Оливер? – шепчу в ответ. Мама чуть отстраняется от меня, опустив уголки губ и поправив темно-рыжие, слегка кудрявые волосы. - Он дома остался. - Что, вообще не соскучился по сеструхе? – недоумеваю. – В чем дело? - Сказал, что не хочет выходить из дома, а потом… выгнал меня из своей комнаты, - мама, приобняв меня, вытащила из специального отсека сумки ручку, чтобы было удобно катить позади. Как-то… странно. – Не замерзла? Ты в такой легкой куртке прилетела. - Ну, не думала, что у вас тут настолько прохладно. В Бостоне чуть теплее, - нелепо улыбаюсь я, приподняв брови. - Зима нынче какая-то холодная. И противная. Да, родной Мадисон покрылся снегом. Классное время года. Пора снежков, теплых шарфиков и горячего чая с лимоном – в общем, всё, как я люблю. В какой-то степени, я даже рада, что проведу зимние деньки с моим любимым братом. Я не только научу его хорошим манерам, но и устрою соревнование на лепку самого большого снеговика у нашего дома. А еще он обязательно должен научить меня кататься на коньках. Кажется, мне пора бы уже уметь это делать. Был случай в Бостоне, когда меня позвали на свидание на каток, а я лишний раз не хотела позорить и себя, и моего спутника. Пришлось отказаться. В принципе, ничего необычного, но… а вдруг это был мой будущий муж, а я его просрала? - Мам, у нас дома есть женские коньки? – спрашиваю я, помогая маме убирать сумку в багажник машины. – Хочу с Оливером на каток сходить. - Должны быть. Возможно, мой размер тебе тоже подойдет. – Закрывая багажное отделение, мы сели по местам. Завелся мотор машины. – Почему у тебя такая тяжелая сумка? Ты же здесь всего на пару дней. - А там Оливеру подарок на день рождения, - улыбаюсь я, вспомнив про самый крутой подарок в жизни моего брата. – Ну, и немного косметики. - Подаришь перед отъездом? - Ну да, не останусь же я тут до конца января. - Можно подумать, здесь всё так плохо. – Мама, смотря на дорогу и управляя машиной, украдкой взглянула на меня. – И почему же ты решила переехать… - Мам, мы уже это обсуждали. – Резко отзываюсь, отворачиваясь к окну. – У меня там новая, улучшенная жизнь. И мне там очень нравится. - Ты хоть учебу не забросила? - Нет, мне же надо как-то жить. – Рассматриваю знакомые торговые центры и маленькие улочки. – Живу в частных комнатах при университете. Получаю стипендию, плюс подрабатываю в цветочном магазине. - Ну, я в любом случае рада за тебя, - чувствую, как голос мамы чуть дрогнул. – У тебя хорошее воспитание и крутое видение жизни. Надеюсь, что Оливер возьмет с тебя пример в будущем. - Так что у вас там происходит? – Поворачиваю голову к маме. Первое, что нужно сделать перед началом расследования, собрать улики. Мы остановились у светофора, и мама достала из бардачка салона маленькую белую тряпочку. - Ох, Холли, даже не знаю, как объяснить. – Легкими, аккуратными движениями мама протирала боковое стекло машины. - Он будто… сам не свой, что ли. Агрессивный, недовольный и говорит странные, несуразные вещи. А вообще все началось с того, что его побили одноклассники. - Да? Серьезно? - Ага. Ну, год назад у него с каким-то мальчиком завязалась перепалка. Решили разобраться на кулаках, только на Оливера, с его слов, напали толпой. Были разбирательства в школе, восстановление, небольшое лечение. А потом его будто подменили. - И что, он на протяжении года ведет себя агрессивно? – недоверчиво спрашиваю я. - Нет, все происходило постепенно. Он закрылся в себе, ничего не рассказывал, учеба чуть подпортилась. Но я тогда решила не нервировать его, а поддерживать и позволять не напрягаться. Наверное, это и стало моей ошибкой... Уж сильно распоясался со временем! Ага, ну конечно! Кажется, моя теория подтвердилась. Вот Оливер год назад такой встал перед одноклассниками, раскинул руки и ноги в стороны и сказал: «Ну, всё, вы можете меня побить!» Не смешите меня! Он же занимается боевым искусством! По крайней мере, занимался,… По крайней мере, он так и так не мог позволить такому произойти. Это же паинька с большой, сильной грудью, и ему по плечу любые препятствия! Вы че, прикалываетесь надо мной? - Мам, ну как он мог дать себя побить? Это же невозможно. – Вижу, как мама передает мне тряпочку, и я понимаю, что пришла моя очередь протирать второе стекло. Послушно выполняю ее беззвучную просьбу. – Ты реально в это веришь? - Я видела, в каком состоянии Оливер вернулся домой, - томно сказала мама и надавила на газ, увидев зеленый свет светофора. – Дело не в том, верю я или не верю. Мне тогда это было совсем неважно. - Ну, это понятно… - В общем, Оливер со временем перестал меня слушать, слышать и понимать. Потом в ход пошли пререкания, обзывательства. Вот попросишь его помыть посуду на собой, а тебе в ответ: «Мне делать нечего что ли? Это твой дом, ты и мой». И потом не выходит из комнаты целый вечер. Как-то сутки его вообще дома не было, убежал куда-то. Где он был, что делал,… бог его знает. А матов-то сколько я от него слышу в последнее время. И это только потому, что я пыталась его вразумить, когда он от недовольного настроения громко включал музыку в час ночи или вообще не спал по ночам, играя в компьютер… - Так, хорошо… еще что? – тихо спросила я, задумавшись о том, каким полотенцем я буду надирать ему задницу: кухонным или из ванной комнаты? Думаю, кухонное будет пожестче. Если они его, конечно, не поменяли после моего переезда. - А потом… - мама чуть остановилась, прикусив нижнюю губу. – Короче, мы вот так собачились, пока месяц назад он не ударил меня по щеке. Ладонью, конечно… - Ого, это еще что за выступление?! – Тут даже я не сдержалась. – Я сейчас приеду и сама ему вдарю! У нас есть лишние полотенца? А то это придется выкинуть, его от крови будет не отстирать! - Холли, не вздумай! С ума сошла?! – чуть повысила голос мать. – Насилие – это не выход! - Это не выход, это лучший исход того, что я сейчас услышала! И вообще, давно надо было мне об этом сообщить… - Мне кажется, что у него произошло то, о чем он не хочет говорить мне. – Кажется, я узнаю улицы все больше и больше. Мы почти приехали. – Вы душевно ближе друг к другу, поэтому я приняла очень поздноватое решение попросить тебя поговорить с ним. Я устала. Шмыгаю носом и задумчиво бросаю взгляд вверх. Не хочется, чтобы мама увидела мои сильнейшие переживания. Кажется, она не в духе. Перед ней нельзя показывать, что я нахожусь точно в таком же положении. В принципе, здесь реально поможет только полотенце. Даже папа бы согласился со мной. О чем мне вот с ним говорить? Если мать для него не авторитет, я-то каким боком должна встать, чтобы он меня послушал? И вообще, до сих пор не верится, что услышанное характеризует моего родного, младшего брата – прекрасного, милого мальчика. Я в натуре не верю, что дело в драке годичной давности. Вообще, зачем мама до сих пор крутит эту драку в голове? Все мальчишки дерутся; это тот опыт, который хочется попробовать. Ну, интересно и круто с их стороны. И да, детям иногда хочется попробовать поставить себя выше родителей и заявить о своем «я», но не таким же способом… Оливер бы выбрал другой путь. Я уверена. - А какие странные вещи он говорит тебе? – спрашиваю я, сморщив переносицу. У мамы слегка дрогнули руки. - В момент разговора он может неожиданно сменить тему… или говорить непонятными фразами. – Голос мамы звучал таким монотонным, будто она уже привыкла к таким резким изменениям моего брата – Но Холли, меня больше беспокоит его поведение. Мне хочется, чтобы он просто стал немного добрее, вежливее, позитивнее… Как ты. Я? Позитивная? Вообще-то… очень даже серьезная. - Я разберусь. – Говорю как можно увереннее. - Спасибо. Только без драк. – Мама грустно поднимает уголки губ. - Надеюсь на тебя, Холли. Я вернусь до третьего декабря, постараюсь как можно раньше. Вот только я не гарантирую, что разберу этот завал самоуправства со сто процентной вероятностью. Бог знает, что там Оливеру взбрело в голову. Я не мать и абсолютно не знаю, какие методы воспитания существуют в принципе. Хотя нет, один знаю – когда мама уедет, я надеру ему жопу настолько сильно, что он вспомнит про ту самую драку! И это не насилие. А просто кнут. Пряники закончились.***
- Что хоть Оливеру подаришь? – Мама подала мне сумку, а затем начала отряхивать бежевое пальто от хлопьев снега. Я отвлеклась от рассматривания старого, доброго дома. Оливера не видно на горизонте. - А там… это секрет, - я хитро ухмыльнулась, поджав подбородок к плечу. – Но ему понравится. - Спрячь подарок в мою комнату, чтоб он не рыскал его в твоих вещах. - Я ему порыскаю тогда! – осматриваюсь по сторонам. – Где этот козленыш?... Блин, ты мне вот все настроение подпортила своими грязными историями. - Не хватало еще, чтобы вы начали ругаться, - буркнула мама. – Ты только приехала. Будь снисходительнее. Хруст снега под ногами подбадривал, но не успокаивал. Натягиваю зеленую шапку как можно ближе к ушам, чтоб не простыть, и двигаюсь вместе с мамой в сторону входной двери. Наверное, сейчас меня бы встретил Арчи. Хотелось бы еще раз почувствовать его теплый мех, мягкий язык, кончики коготков. К сожалению, Арчи умер от болезни два года назад. Врачи обнаружили раковые опухли в кишечнике, а также последствия пищевого отравления. Мама была в ужасе и корила себя за то, что не следила за правильным питанием собаки и за его здоровьем. Знаю ли я, откуда Арчи получил рак и отравление? Конечно, знаю. Предполагаю. А маме пришлось соврать про случайно когда-то упавшую колбаску со стола. - Оливер, мы дома! – окликнула мать, когда мы зашли в дом. Абсолютная тишина. - Смотри, кто к тебе приехал!... – как можно вежливее и радостнее говорю я. – Неужели ты никого не ждешь? - Он что, опять куда-то сдриснул?! – ругнулась мать, поставив мою сумку на пол. – Как же так можно… - Да ладно, может он в наушниках? – подхожу к кухонному проему, снимая шапку. – Или готовится, как обычно, меня напуг… - Ха! Вскрикиваю от неожиданности. Кто-то вылез с кухни. Чувствую, как меня обхватили за талию и плотно прижали к себе. Обнимаю в ответ и сразу же забываю о злости. Улыбка самопроизвольно появляется на моем лице. Наверное, она такая большая и искренняя. Как и те чувства, которые я испытываю прямо сейчас. - Оли, пугать-то зачем? – смеюсь я, обнимая брата. – У меня сердечко слабое! - Я скучал по этому. Ого, вот это тембр! А мой братик-то совсем-совсем вырос. Долой детский писклявый голос, теперь передо мной повзрослевший, нежный, бархатистый мальчик! - Дай я на тебя посмотрю, - отстраняюсь от брата и улыбаюсь в ответ на его радостную улыбку. – Повзрослел, мама-мия! Девки-то в обморок не падают от такого красавчика? - Если честно, нет, - смеется брат, поправляя волосы, – ты же не падаешь. - Я предпочитаю вообще не зацикливаться на мальчиках, поэтому держу себя в равновесии! Пока что… - А тебе идет с каре! – Брат слегка дергает мои волосы. – Уж лучше, чем вялые волосы, свисающие в неизвестном направлении. - Оливер, не трогай мои волосы, господи меня прости! – шутливо дергаюсь, поворачиваясь на нежно смотрящую на нас маму. – Мам, ну минута общения, а он уже меня выводит! - Это я еще не прятал пульт от телевизора. – Оливер по-детски тыкнул указательным пальцем вверх. – И не выключал свет, пока ты находишься в туалете. - Сгинь от меня. Я хочу снять куртку. В общем, я уже хочу домой, но мне не хочется отсюда уезжать. Что-то заставляет меня быть здесь, а что-то толкает в более безопасное место. Хм, странно, что я выбрала для себя слово «безопасно». Родное место не должно быть опасным, однако есть чувство, будто стены этого дома пропитаны чем-то нехорошим. И это дурацкое чувство! Любой ребенок должен любить родительский дом, а я… как обычно. Возможно, мама меня сильно накрутила. Оливер не орет, не швыряет посуду, не матерится и… какие там еще ужасные вещи я слышала? Я, конечно, осознаю, что это не появляется на постоянной основе у распущенного ребенка подросткового возраста, однако по нему вообще не скажешь грязных вещей, о которых осмелилась высказаться мама. Оливер такой же ребенок, но чуть взрослее. Ему уже четырнадцать. А скоро пятнадцать. Это тот переломный возраст, когда действительно хочется попробовать вести себя по-иному. Однако у него все такая же милая улыбка, детские щечки, горящие глазки и обаятельное телосложение. Ну, что же произошло между Оливером и мамой? Я ведь будто и не уезжала. Вроде и изменились, а вроде и нет. - Оливер, ты поставил курицу в духовку? – спросила мама, проходя на кухню вслед за мной. - Да-да. – Оливер падает за стол. – Проверь, я правильно выбрал мощность духовки? - Правильно, - сказала за маму я, пока она начинает копошиться у холодильника. – Не думай о духовке. Расскажи-ка лучше о том, как у тебя дела. - Да нормально, – братец скрестил руки в замок, перебирая пальцы. – Учусь. Гуляю. Развлекаюсь… - Буянишь, - чуть грубо подшутила я, но тот не подал реакции. - …переселился в твою комнату. - В смысле?! – Выкрикиваю, сразу же оборачиваясь к матери, подготавливающую шарлотку на стол. – Мама!! - Что «мама»? – буркнула та. – Какая тебе разница? У тебя комната светлее, просторнее, ты все равно уже не живешь с нами. - Но моя комната – это моя крепость! – смотрю ошеломленным от этой нахальной новости взглядом то на ухмыляющуюся маму, то на слегка хихикающего Оливера. – А где я спать буду?! - В моей комнате, - отозвалась мать. - Или на коврике в коридоре, - поддержал брат. - Чем тебе не угодила твоя комната, Оливер? – Раздраженно откидываюсь на спинку стула. – Там были мои личные вещи, плакаты, нычки, заначки… - Кстати, я нашел пару твоих заначек, - ехидничал брат, покачиваясь на стуле. Недовольно цокаю. - И ты их использовал? - Ну,… чуть-чуть, – чуть тише сказал Оливер, за что я дернула его ногу своей ногой. – Ай! За что? - Я всё маме расскажу! - Тогда я тоже расскажу! Выбирай: прилетит обоим или не прилетит никому? Мама непонимающе вертела головой то на меня, то на Оливера. Как хорошо, что ее взгляд выражал непонимание. Наверное, выберу второй вариант. Зачем подставлять брата и, тем более, себя? Всем детям иногда хочется попробовать покурить сигареты, и хотя бы каждый ребенок прятал сигаретные пачки в местах, куда родители или не заглядывают, или боятся заглянуть. Покуривала я с начала одиннадцатого класса, сейчас бросила. В тот момент у меня была жизненная необходимость отойти от… шоковых событий в моей жизни. Думаю, у Оливера была та же телега. О заначке я вспомнила через несколько дней спустя переезда в Бостон и подумала: «хер с ним, мама все свалит на подростковый максимализм». Теперь не свалит. Вообще не увидит. Предполагаю, Оливер скурил всё, что я запрятала. - Ладненько, дети, – начала мама, накладывая кусочки шарлотки по тарелкам. – Я уеду где-то в полночь, постараюсь вернуться до третьего декабря. Постарайтесь жить дружно и насладиться проведенным временем вместе. - Почему «постараюсь»? – спросила я, откусывая шарлотку, на которую у меня в желудке почти нет места из-за бананового блинчика. – Я ориентировала университет и цветочный на маленький промежуток. - Я не очень понимаю, как будут складываться дальнейшие обстоятельства, - монотонно ответила та. – Постараюсь во всем разобраться как можно быстрее. Но и тебе не стоит отчаиваться: когда ты потом увидишь маму и брата? - Потом я приглашу вас к себе. - Там хоть компьютер есть? – вмешался Оливер. - Ну, если ты его починишь – сиди за ним хоть целую вечность, - улыбаюсь. - Эй, а почему я должен это делать?! - Потому что ради комфортной жизни люди прилагают некоторые усилия. – Надкусываю шарлотку. – И вообще, тебе пора бы начать разбираться в технике. А то девочки любить не будут. И тут даже твоя симпатичная мордашка не спасет. - Пфф, мне не нужны девочки. – Братец цокнул, повернув голову к окну. – Особенно те, кто любят за «что-то», а не просто так. - Ну, Оливер, это взрослая жизнь. Добро пожаловать. Да, блин. Мне очень тяжело говорить с моим братом «по-взрослому», а пора бы. Тем более, когда на кону стоит семейная идиллия. Хочется треснуть его даже не за сигареты, а за то, что он их своровал. Но не получается. Что с него взять? Мы немного поникли из-за отвратительных каникул трехгодичной давности, и остается сказать «спасибо» богу, что Оливер не начал шныряться. А ведь впереди его столько всего, взрослые проблемы, взрослые решения этих проблем. Возможно, даже неудивительно, что мы с Оливером немного «другие»: он стал трудным подростком, а я – человеком, пытавшимся всеми силами убежать из родного места. Как будто бы верю, что там все по-другому. Да, определенно, и это мы еще нехило с братом отделались. Поэтому мама права: никаких рукоприкладств. Максимум стукну его по плечу, чтоб неповадно было бить мать. Будет очень непросто объяснить Оливеру, что надо жить дальше, какими бы отвратительными не казались люди и мир вокруг. Да и не просто жить… а достойно. Так, как хотел бы наш папа. Нет, вру. Опять я за старое. Он жил недостойно.***
Мы стояли с братом плечом к плечу, одновременно перетаскивая взгляд то вправо, то влево. Мама одной рукой надевала шапку, а другой – что-то печатала в телефоне. Кажется, рабочие моменты совсем не могут оставить ее, чтоб попрощаться. Мне показалось мало получаса поедания шарлотки. Тем более, она с нами практически не разговаривала. Лишь говорила, что постарается вернуться как можно скорее. И тут мама, натянув последний ботинок, подняла на меня взгляд. Он выглядел… растерянным. - Мам? – спрашиваю я, дернув бровью. - Холли, подойди ко мне, пожалуйста. – Я сделала так, как она попросила. Ее руки аккуратно приобняли меня за плечи. – Я хочу тебе кое-что сказать перед отъездом. - Ты что? – Я заметила блеск в глазах матери. – Что-то случилось? - Просто… - слегка улыбнулась мама. – Холли, я хочу сказать, что… - Да всё в порядке, ма. - Нет. - Да что такое? Шершавыми перчатками она касалась моего тела: кончики пальцев прошлись по щекам, шее, затем опустились на предплечья. Как будто это были последние касания в ее жизни. - Холли! – решительно сказала та, будто собрав всю волю в кулак. Ее губы слегка дрогнули, но она не отступала от своих действий. – Если вдруг что-то случится, если вдруг кто-то начнет угрожать… О, господи… - Мама, блин! – дрогнула я, чуть было не засмеявшись. Хотя для нее это не кажется смешным. Она выглядит очень напугано. – Да всё нормально будет. Нашла, что вспоминать! - Нет. Я тебя прошу. Обязательно позвони. – Маму чуть трясет. - Хорошо-хорошо, - пытаюсь не засмеяться от этой милоты. - Я тебе серьезно говорю! Что бы ни случилось, кто бы ни пришел, что бы ни сказал – позвони, и я вернусь! Даже если… они не захотят, чтобы я об этом знала. Найди способ… сообщить о том, что вы с Оливером в опасности… - Да кто «они»? – нежно сказала я, понимая мамины переживания. Решаю говорить потише, чтобы Оливер не начал следом переживать. – Прошло уже много времени. Я стала взрослее и умнее. Для любой опасности существует не мать, а полиция, и… - Нет! Не полиция, а… - Маму тряхнуло. Ее глаза такие расширенные. Кажется, меня это начинает напрягать, – а я, Холли. Звонить необходимо только мне. Ты скажи,… ты меня поняла? - Да-да, я позвоню, даже если Оливер чихнет, - нерешительно отстраняюсь от матери, которая будто побледнела на моих глазах. - Ну, с чихом, пожалуйста, справься самостоятельно. – Мама чуть сменила тон. – А вот если вы будете чувствовать себя странно или… не так, как обычно вы себя чувствуете – наберите меня и оставайтесь на проводе до тех пор, пока я не приеду. Хорошо? - По-моему, мы уже не груднички. – Оливер недовольно скрестил руки на груди. Да уж, он прав. – Зачем такие нарекания? - Потому что я люблю вас. - И мы тебя любим. – Слегка обнимаю мать за плечи. Казалось, что малейшее резкое движение может остановить ее сердце от испуга. – Все будет хорошо. - Оливер! – мама нежным, но приказным тоном окликнула младшего сына, не отпуская меня. – Веди себя хорошо. - Да-да... Я и так веду себя нормально. - Ну, конечно. – Мама отпускает меня. – Ладно. Я поехала. Вернусь как можно скорее. - Пока, мам, - слышу голос Оливера позади. - Все будет в порядке, я за ним прослежу, - шепчу я. – Езжай с чистой совестью. Кивнув, мама перекидывает через плечо бежевую, замшевую сумку, осматривает меня и Оливера, а затем… как-то резко выбегает из дома. Клянусь, такое ощущение, что она опаздывает на чьи-то похороны. Вроде и жизненно важно там быть, а вроде это делается через «о господи, ну почему я должна быть именно там, а не здесь?» Скорее всего, она уезжает по рабочим, обыденным делам, и это всего на пару дней. Что может случиться? Двадцатиоднолетняя Холли и четырнадцатилетний Оливер – взрослые, рассудительные люди… уже. Да, и я даже придумала нам занятия: каток, магазины, кинотеатр, приготовление ужина, беседы о девочках и мальчиках, а также выбор маме подарка-извинения. А еще я, наверное, встречусь со старыми друзьями, если найду их номера телефонов. В промежутках будут нотации брату о вежливости и его прямых обязанностях в этом доме. И я заставлю Оливера держать свои руки за спиной и ударять ими по хотя бы дереву, если вдруг будет необъятное желание ударить родную мать, которая итак еле-еле нас вырастила. Все просто. Никаких ужасных событий. Если уж мы с братом когда-то прожили три месяца сумасшествия и бесконтрольного безумия, проживем ли мы спокойно три-четыре самых скучных дня воспитательного характера? Единственный человек, которому будет несладко в этой ситуации, это Оливер. Только мой брат хотел развернуться и отправиться по своим подростковым делам, я постаралась как можно мягче, как можно добрее, как можно ласковее… шлепнуть его по жопе. - Гаденыш, а! – шикнула я. Оливер даже не успел понять, в чем дело. - За что?! – Ты вообще знаешь, зачем я сюда приехала? - Ага, догадываюсь! – Он резко поменялся в лице, скрестив руки на груди. – Только вот тебе не удастся удержать меня в четырех стенах. - Еще как удастся! С этого момента я объявляю домашний арест! – Оливер дернул бровями и захотел сбежать от меня на второй этаж. Хватаю его за предплечье. Ну уж нет! – Мама на тебя очень сильно жалуется. - Да? И что она тебе городит? – обиженно говорил тот. – Я ни в чем не виноват. - Ты материшься. - Она сама меня доводит! - Убегаешь из дома. - Один раз было, и что? - Бьешь ее! Оливер ответил не сразу. Перестал вырываться. -…Она и тебе это навязала?! Он выделил «тебе» как-то по-особенному. Будто считал количество человек, знающих его отвратительное поведение. Это прозвучало очень отстраненно. Оливер чуть навострился. А я лишь ждала его объяснений, которых все равно будет недостаточно. - Так вот, зачем она тебя позвала сюда. Ладно, будем говорить по-другому. Холли, хотя бы ты мне поверь, ладно? - Он приблизился ко мне, зарыв правую руку в волосы. – Да, я в последнее время немного нервный. У меня учеба… тяжелая. Ясно? Да, мне немного тяжело с учебой! А мама хочет, чтобы я был таким же, как и ты: умным там, прилежным. Но у всех разные способности. До мамы это не донести. И не все дети должны быть как из принтера, под копирку! - И? – Он увиливает от ответа на мое последнее высказывание? Хах, опять какую-то херню городит, чтобы я ничего не заподозрила, да? - Я не могу быть идеальным, и не хочу таким быть. Я хочу быть самим собой! А донести это до мамы без крика и… мата… тяжело, Холли. Мы не понимаем друг друга. И честно сказать, я правда на себя очень зол! Я вообще не люблю материться. - Оливер, это всё понятно, но… - Но Холли! – прикрикнул он. – Клянусь, я ее и пальцем не тронул! Ни разу! Никогда такого не было. Да, я мог чуть оттолкнуть ее, когда пытался убежать от ее истерик в свою комнату. А бить... Хах, да я лучше пойду побью дерево, чем мать! Да, вот такого Оливера я и знала. Ладно. Решаю дать ему высказаться. Кажется, он не в порядке. - Я вообще не знаю, откуда мама взяла эту ситуацию с ударами! Просто в один день она залетает ко мне в комнату со слезами на глазах и кричит: «да как ты посмел ударить мать?». Холли, я просто ахренел тогда! Казалось, что в то время мой двойник залез в наш дом и свалил всё на меня, настоящего. Но я не бил нашу мать... А она рассказывает это всем, позоря мою честь! И после этого ты хочешь, чтобы я нормально к ней относился, да? Отпускаю предплечье Оливера. Ох, боже… И что мне теперь думать? Он начал наматывать круги по коридору, сжав руки в кулаки. - Да, Холли, конечно! Я – позор нашей семьи. Признаю. Я не такой умный, как ты. Не любящий прибираться так, как ты. У меня нет хорошего будущего. Да у меня… вообще нет будущего. Да, лучше бы у тебя был другой брат! Почему мама вообще называет меня – сыном, а ты – братом? Я не достоин вас всех, да? - Так, успокойся, - выставляю руки вперед. Не знаю даже, как с ним себя вести сейчас. - Зачем вообще меня родили тогда?! - Оливер! - Да, хотел бы я прийти на могилу Джеффа и поржать. Эм… Что? Он остановился. Весело улыбнулся, примкнув в стене. Его зрачки резко сузились. Он перестал кричать. Замираю от того, что сейчас услышала. - Это так забавно, – спокойно продолжал он. Так резко… и спокойно. Каким-то тяжелым, басовым голосом. - Всегда считал, что самая нелепая смерть будет только у меня. Ну, ты знаешь... случайно уроню иглу в собственную мочу и не замечу этого. - Ты… че говоришь вообще? – взволновано шепчу я. - Да, Холли. Я правда хочу умереть от заражения крови. Медленно проговаривая эту фразу, он пятился назад, расставив руки в стороны. Молча смотрю, как он аккуратно, спокойно поднимается по лестнице на второй этаж. Оливер тихо хихикал, в том время как мне хотелось провалиться сквозь землю. Я… вообще ничего не поняла сейчас. И даже не хочу понимать. Мама… не знает об этом? Он что, начал колот… Так, беру себя в руки и бегу за ним. Останавливаю Оливера на последней лестнице, поворачиваю к себе. На его лице та же до мурашек пугающая, спокойная улыбка. Я совсем не вижу его зрачки. Они… будто исчезли! Надавливаю ему на плечо, усиживая на последнюю лестницу. Вот говорила мне мама: без рукоприкладств! Довела ребенка, блять… - Садись, садись, - ласково проговариваю, приобнимая Оливера за плечи. Видимо, перенервничав, он поддался моим прикосновениям и навалился на меня телом. Украдкой посматриваю на его запястья, сдерживая слезы страха от того, что я могу там увидеть. Осторожно перехватываю его правую руку, большим пальцем проводя по коже. Она такая бледная, чистая. Вижу каждую его темно-синюю венку. Машинально мой брат слегка дергает руку к себе. - Что там? – спросил тот. - Ты… колишься? – Никогда б не подумала, что буду спрашивать такие вещи у своего брата. - Нет, ты дура что ли? – Боже. Как же убедительно он это сказал. И как же я сейчас счастлива от услышанного. - Супер, - грустно улыбаюсь я. – Просто… не говори таких вещей. Никогда. - Каких вещей? - Оли, - шепотом начала я, чувствуя себя самой ужасной сестрой на этой планете. – Прости. Я… неправильно начала с тобой диалог. Наверное, тебя действительно окружает один стресс. Твой возраст очень тяжелый. Это надо пережить. - Не в возрасте дело. У меня такое чувство, что я… плохой. - Это неправда. - Нет, правда! Я всем приношу проблемы: одноклассникам, девочкам, соседям, маме. Тебе! Ты бросила всех, чтобы приехать ко мне, потратила деньги и время. Ты боишься самолетов, я же знаю. - Ну… - ухмыляюсь, мягко поглаживая ладонью его плечо. – Я приехала, потому что соскучилась. А еще мне важно, чтобы всё у всех было хорошо. Мама так жалобно рассказывала о тебе, мне правда было тяжело поверить в услышанное. - Холли, посмотри в мои глаза! Мы встретились взглядом. Мой разочарованный в жизни братец еле сдерживал слезы. Я снова вижу в бледно-голубых глазах темные, глубокие зрачки. Осознаю только сейчас, как же я рада тому, что оказалась здесь. Блять, я так люблю Оливера. И маму. Отдала бы все что угодно, лишь бы они не страдали. Они оба растеряны и запутаны, причем втягивают меня в эти самые мысли. Ведь я изначально хотела поговорить с ним спокойно, вот какой черт меня дернул орать на него? Разве у него есть кто-то еще, кто может защитить? А это моя прямая обязанность – его старшей сестры. Как же донести теперь до Оливера, что он может рассказать мне абсолютно ВСЁ? Он может быть со мной каким захочет. Да блин, пусть даже выскажется насчет матери с самыми жесткими матами передо мной! Я пойму. Я – его лучший друг. А теперь, он, возможно, и мне перестанет доверять, пока не совершит суицид от нависших проблем. Второй папа, твою мать. Замечательно. Сука. Оливер поджал губы и произнес дрожащим голосом: - Я не бил маму. Это правда. Я кричал, матерился, убегал из дома… но не бил. - Зачем она мне соврала? - Я не знаю! – брат зажмурил глаза. – Она всем врет про такое! Строит из себя жертву, наверное. Или ей просто не на кого выливать свои негативные эмоции. А я хочу, чтобы меня уважали и любили. - Но я тебя… - Пожила бы ты с вечно кричащей мамой из-за пустяков. Я бы посмотрел, как быстро ты бы сбежала, - обидно проговаривал тот. - Ла-адно, - пересаживаюсь на предпоследнюю лесенку, находясь чуть ниже Оливера. – Давай так. Надо просто… - Я думал, что ты приедешь, и я хоть отдохну от мамы. – Не унимался тот, отвернувшись к стене. – Думал, что мы оторвемся вместе, как брат и сестра, которым насрать на все проблемы. Мы бы погуляли, поделали всё, что мама не разрешает. Хочу доверять тебе. Я думал, что ты именно такая. А ты… - Я так и хотела, клянусь! – прерываю его. Надоело слушать. – Это… мама настроила! Точнее, сама не знаю, что на меня нашло. Ты действительно не заслуживаешь к себе плохого отношения, и я всегда так считала. Ты для меня – самый лучший, крутой, добрый, рассудительный брат. Я до конца верила, что ты не способен ударить маму. Только вот не понимаю, почему она мне о таком говорила. - Я подумал, что у нее был слишком впечатлительный сон. - Не знаю, давай просто забудем о этом, – чуть вздрагиваю, вспоминая ранние слова своего брата. – И больше не вспоминай всяких… Джеффов. Окей? - Эм, ладно. – Глаза Оливера недоверчиво сузились. – Видимо, я много чего наговорил лишнего, да? - Ну, немного. Очень даже. Самое главное, что ты не колишься. – кладу руки к нему на колени, мягко улыбаясь. – Запомни, Оли: как бы ни было тяжело, жизнь продолжается. Не надо об этом больше думать! Если история закончилась хорошо, значит это ее конец. Мы пережили многое, и переживем еще. А ты самый лучший брат на этом свете, и мне не нужен другой! Никого на тебя не променяю. Горжусь тем, что ты у меня есть! Пожалуйста, больше не говори о другом брате! - Че… правда что ли? – Смутившись, он спрятал свои до боли счастливые глаза за челкой. - Да. Правда, – улыбаюсь в ответ, обнимая любимого брата. – Ты не плохой. И я всегда буду так думать. Вам с мамой просто нужно отдохнуть друг от друга, ты прав. А мы, в свою очередь, неплохо проведем время вместе. Конечно, это не отменяет мои воспитательные изречения о том, как важно мыть посуду, но… Я поговорю с мамой в день моего отъезда и попрошу, чтобы она каждый день говорила о том, насколько сильно тебя любит. Слышу, как Оливер улыбается в мое ухо. Мы так и продолжили сидеть на лестнице, пока часы с кукушкой не пробили ровно полночь. Ситуация ужаснее некуда, конечно. Я не подаю виду того, как же я хочу разораться от непонимания. Ведь сейчас врет кто-то один: либо мама, либо Оливер. Ставлю двадцатку на маму, кстати. Глаза Оливера выглядели настолько уставшими от всего пережитого, что я не смогла не поверить ему. Блядь, да он не бил ее, я же знала! Но какой смысл врать маме? Ладно мне, но теперь, оказывается, об этом знают многие, кому она жаловалась. Возможно, мама действительно врет, поэтому просила меня вести себя снисходительнее. Но с другой стороны, она бы просила меня не акцентировать на этом внимание перед братом. Черт… Что происходит? И эти иглы. Да, я уверена, что эта фраза мне приснится! Пострашнее фильмов ужасов. Он мог сказать вот всё, что угодно, но сказал именно это. И так… спокойно. Будто это говорил не Оливер. Да и вообще, все ситуации, происходящие в моей семье, похожи на дешевые, наркоманские сны. Мама постоянно куда-то уезжает и врет, Оливер считает себя ненужным в семье и говорит про упавшие в мочу иглы, папа убивает людей, а затем – себя… безумные убийцы ломают нам психику, а потом умирают, будто «выполнив своё предназначение». Козлы, мать твою. Все детство нам с Оливером испортили. Ну, ничего. Мы справимся. Я не дам Оли чувствовать себя ненужным и нелюбимым. Да, я затащу эту ситуацию. Делов-то. Сначала я покажу братцу свою настоящую, «сестринскую» сущность, а затем заставлю маму извиниться за вранье. Мы все втроем поговорим, придем к тому, что надо слышать и понимать друг друга, а потом я снова вернусь в Бостон и расслаблю булки. Возможно, даже забуду эту фразу про иглы. Да, все будет «сыр». Лишь бы Оливер никогда… никогда больше не вспоминал в этом доме Джеффа Вудса. Если история закончилась хорошо, значит это ее конец. Так? - Пойдем, снеговика слепим? – резко спрашиваю я. Оливер ответил не сразу же. - Сейчас? - Да. - Но уже ночь. - Да пофиг. – махаю рукой. – Выйдем за дом, оденься теплее. Слепим снеговика и представим, что это наши проблемы. А потом вместе возьмемся за руки и пнем его ногой. Да так сильно, чтобы вся боль, находящаяся в нашей груди, исчезла. - Ох, как по-философски, - засмеялся братик, вставая с лесенки. – Чур я прикрепляю морковку! Ну, философ из меня, наверное, никудышный. Но вот старшая сестра – очень даже. - Это мы еще посмотрим, - смеюсь в ответ. - Люблю тебя, Холли. Спасибо. Не могу перестать улыбаться. Вижу, как он направляется в сторону моей комнаты. Эх, все-таки он реально туда поселился. Да насрать. Мне остается только прикрыть глаза от легкого успокоения. Пожалуйста, Оли. Я тоже тебя люблю.