Re:Broken

Странное чувство, когда сон превращается в другую реальность, будто задавая альтернативу происходящему в твоей жизни, меняя маску на твоём лице, выталкивая тебя на арену и беря на «слабо». Слабо поверить в то, что у тебя будет что-то с Робертом? Слабо поверить, что Фелтон всё бросит ради тебя? Получите, распишитесь. Потом не жалуйтесь. Мне казалось, что только в дремучей старости можно за полчаса увидеть сон длиной в полжизни. Ан нет… Girl save your soul 
 Go on save your soul 
 Before it's to far gone 
 And before nothing can be done Тихий голос Роберта, напевающего практически про себя одну из своих песен… Его тёплое дыхание у меня на лице. Его руки, обнимающие меня. Его плечо вместо подушки. А всё остальное — сон… Всего лишь сон, сквозь который проступает тянущая, саднящая боль в горле. Наверное, я умудрилась подхватить чёртову ангину, и теперь у меня жар. Стоило проболтать с Робом всю ночь, чтобы приснился такой вот триллер… Или это эффект от второсортной киношки, упавшей на благодатную почву бессонницы? Мне захотелось протереть глаза, чтобы избавиться от какого-то слишком уж слезливого чувства. Стыдно признаться, но это была какая-то беспомощная радость. Радость осязать себя здесь, в тёмной гостиной, наполненной странным зудящим звуком телевизора, который показывает титры «Сумерек». Ощущение саднящих миндалин отлично дополняло чувство скованности, будто у меня затекло всё тело. Мне хотелось сползти с дивана, чтобы открыть кран и по привычке прошептать: «Куда ночь — туда и сон», хотя я не верю в вещие сны, приметы и прочие заморочки. Мне просто хотелось сглотнуть какую-то странную обречённость, сдавливающую мне гортань. Сон закончился, ощущение каких-то событий, перемен, обид таяло с каждым новым сердечным толчком. Совсем рядом спокойно стучало сердце Роберта. Меня пронзила догадка… Именно его я слышала во сне. Тупо, правдиво, до меня дошло, что я слышала стук ЕГО сердца. Ориентировалась на него, цеплялась за него, как младенец в утробе матери. Так трогательно… — Роберт… — просто произнесла я. Чтобы понять, что уже не сплю. Чтобы просто услышать свой голос: хриплый после сна и в преддверии ангины. Получилось тихо и очень беспомощно, вряд ли он даже услышал. Почувствовав очередную волну жажды, я всё же решила встать. Роберт мягко меня удержал. Этот ничего не значащий жест заставил меня вздрогнуть. Будто что-то лопнуло внутри меня, какая-то натянутая струна или тонкая скорлупа недоверия. — Я совсем тебя измучил. Сперва ночные бдения, теперь «Сумерки»… — негромко сказал он. В его голосе было реальное сожаление — это подкупало. — Не бери в голову, — хрипло вымучила я. — Мне никто не звонил? — робко забросив удочку ничего не значащего вопроса, я приготовилась к ничего не значащему ответу, надеясь только на то, что никаких совпадений с моими бредовыми сновидениями не будет. — Не знаю, может, кто-то и звонил. — Ты тоже заснул? — Нет. Я просто выключил твой телефон. По спине пробежал странный холодок. Я решительно не знала, как реагировать на дерзость этого мужского решения. В конце концов, ничего страшного он не сделал. Это так на него похоже… «Того Роберта, от которого твоя голова ещё не остыла, ты придумала сама», — мне на секунду показалось, что Дарина здесь, в комнате, хотя я совершенно точно знала, что она сейчас у себя дома, в Сибири. — Не знаю, что и сказать… — Скажи: «Спасибо» — этого будет достаточно. Мне хотелось бы видеть его лицо, но даже мысль о том, как свет торшера ударит по глазам… — Спасибо, Роберт Томас. Если в это время мне тщетно пытался дозвониться Алан Рэдклифф, я тебя убью, хорошо? — Убей меня нежно, — глухо отозвался Роберт, сдерживая смех. — Ты такая горячая… — Очень смешно… — Я серьёзно. У тебя, похоже, жар, — тоже мне, новость сообщил. Представив, как именно он это почувствовал, я испытала странное чувство. Надо бы отодвинуться… — Лично мне бы с такой температурой снилась как минимум пустыня Сахара. Давай я принесу тебе воды и термометр… — Не надо! — я почти вскрикнула, вцепляясь руками в его футболку. — Не надо, Роб… — Если ты боишься темноты, я свет включу… — Нет… — Боишься света и воды… Ба, да это же бешенство! — На твоём месте я бы не тискалась со мной — у тебя работы валом, не забыл? — ответила я намеренно колко, пытаясь отодвинуться. Но он продолжил удерживать меня. — Зараза к заразе не липнет. Или тебе неприятно моё общество? — Я об этом не думала. Просто не хочу заразить тебя. И хочу пить. — Тогда мне придётся встать и принести тебе воды, — констатировал Роб, даже не пошевелившись. — Или чаю? Или тёплого молока? Кофе? Несквик? Аспирин? Не хватало ещё гонять его, как мальчика на побегушках. В конце концов, я простудилась по собственной глупости. — Роб, прости. Мне… Кошмар приснился, — не выдержала я. Давай ты просто будешь лежать рядом, а? Пожалуйста… «Эротический кошмар с участием Тома Фелтона. Это уже клиника», — язвительно проговорила Кейти в моей голове. «Клиника — это твой любимый сериал», — машинально ответила я мысленно. Дурацкая привычка говорить сама с собой… — Да не вопрос, — я не видела лица Роба, потому что в комнате было темно. Но я совершенно точно знала, что он сейчас улыбается. Мне со страшной силой хотелось просто прижаться щекой к его тёплой груди, но я панически боялась услышать тот самый стук… Наверное, впервые в жизни я боялась своих собственных мыслей. — Дай сюда руку… Хамский тон Паттинсона… Я не знаю ничего, что выводило бы меня из равновесия быстрее. «И что заводило бы тебя сильнее», — сказала я сама себе только для того, чтобы не вспылить. Но руку я ему всё же дала, осторожно прижимаясь лбом к его плечу. — Зачем тебе? — За шкафом, — невозмутимо парировал он. — Господи, из чего ты сделана? Ты вся горишь, но у тебя холодные пальцы… Что внутри? Вулкан? Арктика? — Синтепон, — огрызнулась я, чувствуя, как ноздри вздрагивают от нового, незнакомого запаха. — У тебя сегодня вечер занимательной географии? — Знаешь, я думал об этом, пока ты дрыхла, и мне нравится, когда ты злишься… — Иногда нужно выходить из образа льва-мазохиста, Роб. Я не собираюсь быть тебе овцой. — Вот и не нужно, — его ничем не проймёшь, не стоит и пытаться. Впрочем, как раз сейчас голос Роберта дрогнул. А я… Пока он сжимал мои пальцы, я старалась не думать о том, что мне нравится запах его кожи. «Там в краю далёко-о-о-о-м, есть у меня овца-а-а-а», — глумливо и очень по-русски пропел Фелтон у меня в голове. Только тебя, дружок, здесь и не хватало… Между тем, Паттинсон изучал мою руку, как заправский хиромант. — Малыш, ты играешь на гитаре? — удивление, воодушевление и интерес. Гремучая смесь, Роберт. Не надо мной увлекаться, я более чем настроена увлечься тобой в ответ, и всё будет просто пипец, как сложно для нас обоих. — Откуда такие выводы, Карлсон? — попыталась отшутиться я. — Кончики пальцев, это ни с чем не перепутать… — У тебя твёрдая… Ммм… Я бы даже сказала, мозолистая ладонь. Это тоже профессиональное? Ничего не отрезвляет так, как словесный пинг-понг: непроизвольно приходится включать мозги. Но… Мне нравилось слушать его мягкий вибрирующий баритон, нравилось, что он называет меня небрежно-нежно… Его пальцы то переплетались с моими, то щекотно касались ладони. Мне всегда нравились его руки: длинные пальцы, отполированные ногти с узкими лунками, изящный изгиб запястий… Это самые красивые мужские руки, виденные мной в жизни. Одна мысль о том, что он касается меня сейчас этими своими очешуительными руками, нивелировала все доводы разума. Все эти ощущения вызывали во мне какое-то глубинно-первобытное желание закусить ткань его футболки, чтобы не выдать себя ни звуком, ни сбившимся дыханием. Сложное эстетическое удовольствие. Примитивные гормоны, бьющие в мозг… Но, Бог мой, как же мне не нравится называть вещи своими именами… Потому-то мне всегда проще сказать, что со мной происходить что-то непонятное, чем признать очевидное притяжение между нами. Ты мне не просто нравишься, Паттинсон. Нет. Ты нравишься мне до чёртиков. До дрожи в коленках и до полного беспамятства. На каком-то инстинктивном уровне мой мозг выбрал тебя главной переменной для уравнения, в котором ты — самец, я, прости, Господи, самка… И ничего не поделать -остаётся только привыкнуть. С тобой никогда не будет удобно, спокойно и уютно. Так могло быть с кем угодно, но не с тобой. Но это мне нравится ещё больше. — Я выслушаю всё, что ты обо мне думаешь, малыш. Но перед этим я всё же сделаю тебе чего-нибудь тёплого, хорошо? Мой боевой дух был основательно подорван его прикосновениями, и я согласилась. Зажмурившись, когда он мягко щёлкнул включателем торшера, я чувствовала его взгляд на своём лице. Предпочитая не думать, как выгляжу сейчас. — Послушай… Я лечу в Ванкувер. Это Канада. Быть может, ты… Он взял паузу, и я слышала, как он что-то размешивает в чашке. Мне нравилась его забота, и это ещё больше мешало мне сосредоточиться. Ванкувер… Год назад я летала в Торонто, чтобы повидаться с Аней. Этим летом меня зазывала в гости Сопова — птица редкая, угнездившаяся где-то на берегах озера Онтарио. Но скоро уже конец июня, а я ещё и не думала о поездке. Спасибо моим постоянным метаниям с квартиры на квартиру. — Вечер в стиле «Вокруг Света» продолжается, да, Роберт? У меня не было приличной учительницы географии в школе, но я в курсе, что Ванкувер — это где-то в Канаде. Причём тут я? Ещё одна пауза длиной в один щелчок электрического чайника и три водяных плюха. — Ладно, забудь. И что это было? К чёрту… Прямо сейчас, судя по сверхсоблазнительному запаху, Роберт варил мне кофе. Сделав над собой усилие, я встала и медленно пошла на аромат, щурясь даже от рассеянного света. В голове было ровно две мысли: «я похожа на зомби» и «это всё слишком мило, чтобы происходить со мной». Наверное, не стоило отказываться от любезно предложенного термометра, да и от аспиринчика тоже. Стянув резинку с волос, я изобразила что-то вроде хмурой улыбки. — Подумать только, сам Роберт Паттинсон варит мне кофе… — К твоему сведению, Роберт Паттинсон такой же человек, как и ты. И ничего человеческое ему не чуждо, — усмехнувшись, он снял джезву с плиты и разлил кофе в две чашки. — Я даже в туалете частенько бываю, представляешь? — пафосным шёпотом добавил Роб. — И не проси даже такое представлять, — фыркнула я, но ему уже удалось меня рассмешить- этот раунд он выиграл. Нырнув куда-то под стойку, он вынул на свет Божий початую объёмистую бутыль с жидкостью янтарного цвета. — Оооо… Да ты и попиваешь, я смотрю… — Малыш… — взгляд его странного цвета глаз скользнул по мне снизу вверх, завершаясь знакомым по сотням снимков тяжёлым прищуром. — Да об этом легенды ходят… — будто в доказательство сказанному, он вынул пробку и поднёс к губам узкое горлышко. На мгновение мне показалось, что его глаза — это золотистые глаза Эдварда Каллена. Кажется, я физически почувствовала, как кровь отливает от лица. Иллюзия рассеялась, оставив лишь мятный холодок под ложечкой. Долгий глоток. Улыбка. Красивый засранец с колючим подбородком и зловеще пунцовеющей стигматой губ. Роберт… Ах, Роберт… У меня зубы от тебя сводит. — Понятно. Кофе с коньяком, — голос предательски дрогнул и сошёл на нет. — Тебе точно не повредит. Кстати, зря поднялась — я принёс бы. — Не хочу эксплуатировать твоё чувство вины. — Оно так редко возникает, что на нём и пахать не грех, Стэсс… — Хочу послушать, как ты поёшь, — выдала я, неожиданно даже для самой себя. — Хочу почитать, что ты пишешь, — мгновенно среагировал он. — Да не проблема, я завтра собирался петь-играть в том же клубе, где мы…- он сделал многозначительную паузу, во время которой продолжил испарять мои мозги взглядом, — …познакомились. Садись. Роберт указал мне на высокий барный стул. — Это приказ? — мне было не до шуток, потому что я явственно чувствовала полное желание сделать то, о чём он меня просил. — Практически. Аромат кофе с пряной ноткой добавленного коньяка мне нравился. Мне вообще в кофе нравится запах, а не вкус… Мои рассуждения оборвались, когда он мягко положил ладони мне на плечи, осторожно разминая узлы затёкших мышц. Кожа покрылась мурашками, когда его дыхание замерло на моей шее. — Роберт, твои вампирские замашки меня…пугают. — Я не собираюсь тебя кусать, — он рассмеялся и сел на соседний стул, пододвигая к себе свою порцию кофе. — Знаешь, я напрасно терзаю тебя. Стэсс… — Роб коснулся губами чашки и тут же отпрянул, едва не обжегшись и невольно удлиняя моё имя. — Пей кофе и ложись спать. Я не хочу, чтобы завтра утром ты проснулась в ужасном настроении, с мешками под глазами, с насморком… — Перестань… — Угу. Перестану, как только отправлю тебя на боковую. — Ты можешь просто рассказать мне, куда идти. Нести меня не нужно, окей? Мне слегка неуютно, когда ты… «…ко мне прикасаешься», — произнесла я мысленно, в унисон с тем, как Роберт провёл кончиками пальцев по моей щеке. — Хо-ро-шо. И… не надо так вздрагивать, когда я касаюсь тебя. А то я и впрямь почувствую себя монстром, да в раж войду, — он выразительно щёлкнул зубами и улыбнулся. — Впрочем… Сегодня я проявлю чудеса благородства и уступлю тебе единственную кровать в моём доме. — …и поставишь меня в неудобное положение, — констатировала я. Роб, который только-только повторил свою попытку отхлебнуть кофе, фыркнул, едва успев вернуть чашку на блюдце, чтобы не расплескать напиток. Прикрыв глаза ладонью, он беззвучно рассмеялся. Этот неслышимый хохот тут же перешёл во вполне осязаемый громкий смех, заставивший меня покраснеть до корней волос. Чёрт… Чёрт! — Вообще-то… — начал было он, но тут же сорвался на очередной смеховой припадок. — Вообще-то сегодня я не планировал, но раз ты настаиваешь… Мне не оставалось ничего, кроме как ждать, пока он вдоволь насмеётся. — Повеселила…- выдохнул он, наконец. — Да какие проблемы? Я не в первый раз буду спать на диване, к тому же, спать мне совершенно не хочется. Посмотрю фильм, книжку почитаю… Не делай такое напряжённое лицо, я действительно умею читать. — Прекрати издеваться, Роберт. Я не сомневаюсь в твоих умственных способностях, — отпив кофе, я поперхнулась — коньяка Паттинсон явно не пожалел. — Кофе тоже отличный, слона с ног свалит… — В общем, вон та дверь приведёт тебя в спальню. Не ошибёшься? — Да уж, провожать меня не стоит. — Отлично. Люблю иметь дело со взрослыми девочками, — усмехнулся Роб. — Валяй, укладывайся, — он подхватил свою чашку вместе с блюдцем и собрался вернуться на диван. Умственные способности… — Роб… — мне стоило морального усилия подать голос: Паттинсон всё ещё улыбался, а у меня было многовато шансов спороть какую-то смешную ерунду. Он замер в полуметре от меня. — Слушай, я хотела спросить… Ты же был в Испании? — Мда… Кто бы говорил о занимательной географии. А ты как думаешь? Был, конечно. — В Мадриде? — Не только. В Барселоне, в нескольких пригородах и деревнях… Чего это ты вдруг? — А музей «Прадо»… — кривая усмешка, потянувшая вверх его губы, заставила меня замолчать. — Если ты хочешь спросить о жирном уроде, который Адонис, то да — я его видел. Это было самое большое разочарование в искусстве за всю мою жизнь. Ещё что-то? Вместо ответа я махнула рукой. Свободен. И с сожалением — ну почему именно это дурацкое чувство?! — проводила взглядом его спину до самого дивана. Чтобы всё с тем же сожалением уйти в душ уже через пару долгих, как глоток сладкого кофе, минут. Присев на бак для белья, я расслабленно откинулась назад, приникая затылком к прохладному кафелю. Сон, объятия, кофе с долбанным коньяком — все эти фрагменты одной жизненной мозаики заставляли мою голову кружиться, как старинная карусель. Мне даже казалось, что я слышу негромкую музыку… I should never think What's in your heart What's in our home So I won't You'll learn to hate me But still call me baby Oh love So call me by my name Кажется, под звуки этой песни мне суждено сойти с ума, не иначе. Ну что ты творишь, мистер Паттинсон? Зачем ты из меня душу вынимаешь? Тебе послезавтра лететь, а я останусь здесь с воспоминаниями о твоих руках и песнях. Оно тебе надо? Ну хочешь ты простого, ни к чему не обязывающего секса — так и скажи. Обещать не обещаю, но всё же… Это было бы честно. «Тебе было бы приятно услышать, ага?» — Дарина в моей голове была не на шутку рассержена. — «Тогда начни с себя. У тебя тоже есть рот, чтобы сказать обо всём, что ты думаешь. Айнэнэ, какие мы принцессы…» И что я ему скажу? «Роберт, ты мне нравишься, мне про тебя сказочный сон приснился»? Будет очень смешно, конечно же. Так тупо… Сбежать в душ и слушать пение Паттинсона, сидя под дверью, вздрагивая от собственных эмоций и накатывающего жара. Чувствовать себя одинокой маленькой девочкой, которая в сотый раз не знает, чего же она хочет. Он играл на своей гитаре, а я открыла воду и… Не заплакать у меня не получилось. Так просто… Сидеть, размазывая солёно-жгучие слёзы по лицу, роняя их зашиворот, оплавляясь, как свеча, раскалывая себя собственными мыслями… Накатило, да накатило с такой силой, что справиться с собой было просто нереально, немыслимо. Этим эмоциям хотелось дать волю, выплеснуть их широкой волной расплавленного воска, обжигающего ладони, застывающего, не успев причинить боль… Не хочу привязываться, не хочу… Не хочу ночных звонков и недозвонов… Не хочу играть в прятки с таблоидами. Не хочу отделять золу от чечевицы, слухи от правды. Не хочу вгонять в себя длинные иглы ревности, глядя на очередной пиар-ход. Не хочу даже думать, что ему от меня нужно и насколько сильна в нём эта потребность. Потому что за малиново-красным пологом желания может не оказаться ничего. Ничего… Только голые стены моей и его лондонской реальности. Совместный кофе, дежурные плоские шутки, холодная постель и боязнь, что газеты узнают и растрезвонят… Хотелось позвонить Дэну и если не поплакаться в его очередной фиолетовый кашемир, то послать его в задницу вместо благодарности. А ещё мне было смертельно страшно увидеть Фелтона. Не сейчас. Не сегодня… Мне всегда будет чертовски сложно выбирать между ними? Я хочу, чтобы ты был рядом, Роберт. Без объяснений. Впервые в жизни мне не удавалось отпустить печаль вместе с водой, с пеной шампуня, винтом уходящей в слив. Натянув джинсы и майку на мокрое тело, я снова уселась, пряча лицо в ладонях, пытаясь перестать плакать… Мне было сложно даже себе самой признаться в том, что я успела влипнуть за полтора дня. Большую часть этого времени мы растратили на пустой трёп и муторный сон. И прямо сейчас я лихорадочно пыталась придумать себе пути к отступлению, изо всех сил желая проснуться утром того дня, когда мне позвонил Дэнни и перенёс нашу встречу на два часа вперёд. Просто сказать ему, что я не могу, что я устала и что попрошу Алана помочь мне через приличное риэлтерское агентство. Или вообще собраться и уехать на недельку куда-нибудь в Уэльс, чтобы разгрузить голову, вспомнить жёсткие поцелуи ветра и нежный запах белого вереска пополам с бересклетом… Из пахнущего вереском тупика подсознания меня вывел негромкий стук прикрываемой двери. Чёртовы двери холостяцкой берлоги, запереть которые просто невозможно! Ладони от лица не отнимать, не дышать, не думать и не чувствовать… Даже если бы во всём Лондоне отключили свет, я бы спинным мозгом почувствовала, что передо мной стоит Роберт Томас Паттинсон. И будь я неладна, если прямо сейчас на его лице не цветёт очередная усмешка из серии «Эдвард Каллен сексуален». — Уходи… — Эй… Стэсс, ты уже и так достаточно мокрая. — Роберт, просто уходи, слышишь?! Он не стал препираться со мной, а просто отлепил мои руки от моих глаз. Посмотрев перед собой, я увидела, что он сидит на корточках. И действительно ухмыляется. — Нравлюсь?! — меня шокировал звук собственного голоса, похожий на глухой стук выпавшего из колючего зева каштана. Если мне и стоило на кого-то злиться, то уж точно на себя саму. Дура… — Очень. И ни звуком больше. Только танцующие желваки под похожей на грубый наждак кожей. Я смотрела на него, он на меня — мы заботливо сохраняли молчание, больше похожее на упругий ком, который кто-то заботливо уложил между нами. — Роберт… — сызнова начала я, но он покачал головой. — Не плачь… Этот самый Роберт того не стоит. — С чего ты… — слёзы всё катились и катились, не слушаясь ни слов Паттинсона, ни доводов моего разума. Он шумно вздохнул и положил мои ладони на свои колючие щёки. — Хочешь — открути мне голову, только перестань… — Заманчивое предложение, но… — с трудом, но мне удалось порадовать его грустной улыбкой Пьеро. — Зачем ты мне нужен без головы, а? — Ещё бы, я не смогу острить в своей обычной манере и доводить тебя до белого каления, малыш… — он почти не удерживал мои руки, просто позволяя мне чувствовать тепло его кожи под пальцами. Будто бы давая мне привыкнуть к этому ощущению. — Один вопрос. Всего один вопрос — и зануда-Роберт уберётся. Окей? — я кивнула, не отводя взгляда от его переменчивых глаз. — С головой я тебе нужен? Кивок. Усмешка, быстрое движение его кадыка и чуть приоткрытые губы… — А зачем? — ему действительно было смешно. Вот так запросто, смеясь, он уткнулся лицом в мои сведённые коленки, позволяя мне запустить пальцы в его русые волосы, цепко обхватывая затылок. — Кажется, ты обещал убраться после первого вопроса. Это уже второй. — Ты точно этого хочешь? — Тебя с головой? Он поднялся достаточно медленно, чтобы мои ладони успели обосноваться на его плечах, а мозги — сообразить, что я в очередной раз ляпнула что-то, более чем двусмысленное. — Нет. Чтобы я убрался… Его лицо было опасно близко. Так близко, что даже наши дыхания смешивались, заставляя мои губы вздрагивать. Как ни странно, эта игра нравилась мне. Он не собирался перепрыгивать в дамки, ему хотелось посмотреть, как далеко я зайду… А мне хотелось просто чувствовать его рядом. Он мимолётно коснулся кончиком носа моей щеки. Это прикосновение, слишком неслучайное и очень меткое… то ли Роберт перешёл на язык тела, то ли мне просто хотелось так думать. Ты же явно не из той породы парней, которые чопорно спрашивают разрешение на поцелуй, Паттинсон. Его умопомрачительные руки сомкнулись на моей талии сильным кольцом. — Хорошо. Давай я так спрошу: не против ли ты убраться отсюда вместе со мной? — У меня есть выбор? — Малыш, выбор есть всегда. Говоришь: «Да, не против» или «Нет, не против» — и мы сливаемся отсюда. — Я хотела…- Роберт поймал мои слова губами так, будто делал это сто раз до этого. Небрежно, коротко, будто боясь расплескать эмоции сразу, сейчас, не дав мне не то, что ответить на этот поцелуй — даже опомниться. — Меня. С головой. Я помню… — его губы на мгновение замерли в уголке моего рта, а потом снова прильнули к моим — изучающее, требовательно, настойчиво… — Помню, помню… — полушёпотом выдохнул Роберт. — Прости, но… Голову я потерял окончательно. Медленно, шаг за шагом он увлекал меня куда-то, превращая мою сегодняшнюю, такую непонятную мне самой жизнь в сплошную конкретику. Лондон. Кингс Кросс. Он и я. — Я убью тебя, Паттинсон…- прошипела я ему в ухо, когда он остановился на пороге спальни, прижимая меня к стене, но не размыкая объятий. Он рассмеялся. — Убей меня. Нежно… Я же уже согласился. Once I put my coat on I coming out in this all wrong She standing outside holding me Saying oh please I'm in love I'm in love Я не знаю, сколько было времени, когда… Когда мы с Робом, наконец, успокоились. В моей запрокинутой голове не было решительно ни одной мысли, только лёгкий стук возвращающегося в берега пульса. Ничего. Только звенящий вакуум медленно наливающихся усталостью вен, только отлив, который подхватывал меня, унося с собой…
Куда-то, где только предательская слабость и сон… Лёгкий сон сквозь бледный свет ночника где-то там, в изголовье. 
Перевернувшись на спину, Роберт позволил мне глубоко дышать, но уже через мгновение мне не хватало приятной тяжести его широкой груди. Прижавшись губами к его плечу, я тут же пожалела об этом, потому что отлив превратился в прилив. Впрочем, с Робом происходило ровно то же самое: это прикосновение заставило мучительно вздрогнуть не только меня, но и его самого. Его пальцы прошлись вдоль моего предплечья, спускаясь к запястью, заставляя мою ладонь устроиться на его плоском животе. Тёплая, чуть влажная кожа, лёгкая дрожь под пальцами. 
Мне не хотелось разрушать тишину первой. Я просто рассматривала его профиль, чувствуя, как меня обволакивает губительное тепло огня, который минуту назад, казалось, спал. В лице Роберта не было отстранённости и спокойствия: взмахнув ресницами, он закрыл глаза, пытаясь держать себя в руках. 
Каждый из нас понимал, что уже хватит. 
Каждый из нас хотел ещё. Ещё немного… 
Нам нельзя спать в одной постели: каждый раз касаясь друг друга, мы оба впадаем в лёгкое безумие. Или не такое уж лёгкое? Впервые в жизни меня пробирало буквально до дрожи от одной лишь мысли о том, что между нами нет ничего, даже тонкой, грубовато цепляющей кожу простыни. Однако оторваться от него у меня не было ни желания, ни сил. Меня с ума сводил даже лёгкий запах его кожи, смешанный с густым ароматом ночного Лондона. Гуляющий по комнате сквозняк заставлял меня прижаться к Роберту сильнее… Не выдержав, он обнял меня, зарываясь лицом в мои чуть влажные волосы. 
— Я не могу… — в его хрипловатом после долгого молчания голосе отчётливо слышалось желание. Ему хотелось секса и сигарет. 
— О чём ты? — бесцветно уточнила я. За это его «ай кааааээнт» мне хотелось превратить его в наглядное пособие по английской фонетике во всёй её великобританской консервативной красоте. Мне нравилось слышать его голос, ловить кожей вибрацию где-то там, в глубине его сильной груди, мерно вздрагивавшей сейчас совсем рядом. 
— Не могу уложить у себя в голове, как можно теперь лететь в чёртов Ванкувер. 
— Растяни вдоль спины, — шутка получилась не слишком весёлой. — И что значит ТЕПЕРЬ? 
— Теперь значит теперь, — он потянулся за сигаретами, даже не спрашивая. А мне было решительно всё равно, хотя я терпеть не могу запах сигаретного дыма у себя на волосах. В конце-концов, он в своей собственной спальне может делать всё, что ему вздумается. Устроившись щекой у него на груди, я смотрела, как он пытается одной рукой вынуть сигарету из запечатанной пачки, не переставая обнимать меня второй. — Чёрт… 
Не выдержав, я попросту перегнулась через него и, завладев сигаретной пачкой, достала ему сигарету. 
Dunhill Lights. Синяя пачка, белый фильтр. Легкий горький вкус. 
Запомню… 
Откинувшись на подушки, Роберт чиркнул зажигалкой и втянул первую, короткую порцию дыма. 
— Прости… — сказал он на выдохе, глядя на меня сквозь сигаретный дым. Я не стала уточнять, за что именно он просит прощения. 
— Мне хорошо с тобой, — слово «было» я сглотнула подальше, чтобы не портить момент. 
— Я знаю, — просто ответил Роб, улыбаясь одной из тысячи своих улыбок. — Знаю… 
Мне не хотелось думать, что будет утром. Впрочем, я совершенно точно знала, что просто поцелую его вместо приветствия. И что мне совершенно наплевать, будут ли у нас отношения, или это просто случайный порыв, обречённый стать воспоминаниями. Наверное, впервые в моей жизни всё было так просто и так быстро. 
Вместо тревоги — радость. 
Вместо раздумий — звенящая пустота разума. 
Не хотелось ни о чём его спрашивать: просто смотреть, как он подносит сигарету к губам и жадно, до западающих щёк, втягивает синеватую горечь, как коротким движением облизывает губы — от этого становилось совсем горячо. Мне не хотелось его удерживать, цепляться за него. Мне было хорошо просто потому, что мне хорошо… Смотреть, чувствовать, быть рядом. 
Я точно знала, что если он попросит меня не ждать его — я не буду. Так будет даже лучше, логичнее… Правильнее. 
Я смотрела на его высокий лоб, покрытый испариной, подавляя в себе желание коснуться его дрожащими пальцами, отбрасывая упрямый завиток волос. Роберт, Роберт… События последних часов сделали наше случайное знакомство слишком близким, но не отбили у меня желание узнавать тебя. Желание понимать тебя. Знать, что ты любишь на завтрак, о чём думаешь, когда тебе одиноко, что считаешь важным, а что — ерундой… 
— Какая я всё же скотина, — усмехнулся Паттинсон, затушив окурок в пепельнице и снова касаясь меня своими удивительными руками. — Я вторую ночь не даю тебе спать. 
— Скоро ты уедешь, и я смогу спать в своё удовольствие, не волнуйся. 
Он поймал меня за подбородок и коснулся большим пальцем моих губ. 
 — Ты волнуешь меня гораздо сильнее, чем тебе кажется. И я пока не знаю, как с этим жить. 
— Будь собой… Ты же слегка пофигист по жизни. 
— Да? — он смотрел прямо в мои глаза, и от этого было просто невыносимо хорошо. — Буду знать. А ты? Какая ты, Стэсс? О чём ты сейчас думаешь? 
Хороший вопрос. Отличный вопрос, Роберт. 
— Можно я совру что-нибудь типа: «об отпуске»? Я сейчас тускло соображаю, Роб. Потому что думаю о тебе, — его зрачки расширились и резко сузились. Кажется, мои слова упали куда-то очень глубоко. Рискуя потерять остатки самообладания, я обхватила его за плечи, прижимаясь максимально близко за мгновение до того, как он перехватил мою спину горячей ладонью, сокращая дистанцию ещё больше. — Ты определённо мой мужчина. Это тебя ни к чему не обязывает, но ты… 
— Не продолжай… Хочешь, я возьму тебя… С собой? 
Лёгкая двусмысленная пауза, разорванная коротким вздохом. 
Я не видела его лица, но каждое прикосновение его пальцев и даже звук его голоса отзывался во мне лёгкой дрожью слабости. Запах его волос, его кожи — всей этой ночи, которая была переполовинена нашей внезапной любовью, медленно сводил меня с твёрдой точки разума. 
— Паттинсон… Что ты творишь? — смотреть на него сверху было непривычно, но только так у меня был ничтожный шанс увернуться от его губ. — Что ты несёшь? 
— Я хочу забрать тебя в Ванкувер, даже если мне придётся вывезти тебя в багаже, — просто сказал он, закусывая губу. 
— На таможне тебя не поймут. Прославишься, как редкий извращенец… 
Он рассмеялся. Звук его смеха вернее всего возвращал меня в реальность. 
— Гулять со мной  по берегу Тихого океана… Хочешь? 
— Роберт… 
— Ты не представляешь, какая там красота… — он на мгновение прикрыл глаза. — Хотя о чём я, ты же была в Канаде. 
— А ты совершенно точно был у меня в паспорте, — констатировала я. — Интересно, зачем тебе это понадобилось, если ты мог просто спросить… 
Роберт приложил палец к моим губам. 
— Тссс… Не спросил. Проехали. Так что там насчёт Ванкувера? 
— Я ничего не могу тебе обещать, — только и нашлась я. 
— Я не люблю обещания. Я люблю жить так, как живётся. Даже если это означает много пить, ругаться матом и приходить на кастинг в рубашке с пятном от кетчупа. И я, чёрт подери, бываю очень непоследовательным. У меня дурацкий характер, я завишу от настроения и не всегда держу себя в руках. 
— Отлично! И с этим человеком мне должно захотеться лететь на край света?! 
— Конечно, — улыбка победителя на его губах нравилась мне всё больше и больше, хотя меня возмущала его самоуверенность. — Тебе же захотелось в постель к этому человеку на вторые сутки знакомства… 
— Ты хотел, чтобы я полгода делала вид, что ты меня не интересуешь? — я попыталась освободиться из его рук, но не судьба. 
— Бедный Фелтон, — фыркнул Роберт. — Полгода для меня — это слишком большой срок. У меня жизнь расписана поминутно, спасибо «Саммит». Поэтому я только «за». Тем более что я… — привстав, он коснулся губами моей шеи. Совершенно издевательски. — Я люблю непростых девушек и нетривиальные решения. 
— Сколько раз и в скольких интервью ты говорил это? 
— Какая разница? Сейчас я имею в виду тебя. Ты будешь препираться со мной и дальше? 
— Всегда считала, что ты выпендриваешься, но… Не хочу  препираться с тобой, Роб. 
Он улыбнулся практически покровительственно, вызвав ещё одну вспышку моего молчаливого возмущения. 
— Ты, я, Ванкувер. Лично мне кажется, что это звучит как музыка. Ни одного лишнего слова. 
Шелест холодных океанических волн, крупная галька, жёсткий ветер с запахом соли и тёплая ладонь Роберта… 
Его клетчатые рубашки, известные уже всему миру, но такие ненавязчиво-уютные…
Полная свобода творчества днём, когда он занят на съёмках или рыбные крекеры там, на площадке, сидя на стуле с его фамилией написанной на спинке… Чёрт, я буду сидеть там, невзирая на то, что меня возненавидит полмира, просто потому, что мне так хочется.
Сладкое рабство с наступлением сумерек, потому что  всем досугом слишком явно будет командовать он. Но чёрт… Не так давно мне стало понятно, насколько мне нравится подчиняться ему. 
— Паттинсон, дай подумать, а? Когда ты лежишь подо мной без единой нитки на теле, мне сложно принять какое-то решение. Может, завтра обсудим? — взмолилась я, чувствуя, как его ладони снова пускаются в долгое, похожее на стремительное падение ледяных салазок, путешествие по моей спине вниз. 
— Неа, даже не проси. У меня нет этого времени. 
Взгляд его зелёно-серо-голубых уникально переменчивых глаз был серьёзным. Как ему удавалось сохранять это спокойствие, в то время как я изо всех силы пыталась удержать мысли в русле беседы? Мне хотелось спать… И Роберта. Не знаю даже, чего больше. 
— Тогда я согласна, — сдалась я окончательно. 
— Имей в виду, передумать я тебе не позволю, — его губы пахли сигаретами, но сейчас меня это устраивало. Разжав их лёгким поцелуем, я почувствовала, что он не всё сказал, но отпрянуть не получилось. Мне казалось, что он отщипывает мою нежность — по кусочку, осторожно, будто боясь спугнуть. Будто у нас ничего ещё не было. Ему тоже хотелось узнавать… А мне хотелось быть разной для него. Запоминая вкус его губ, растворяясь в его тёплом дыхании, в прикосновении его шершавой щеки… Я перестала дышать и  слышать что-либо кроме: мне всерьёз казалось, что комната наполнена только неуловимым звучанием нашего медленного мягкого поцелуя. Роберт сам вернул меня в реальность, и закончил свою мысль. — Даже если мне придётся выкручивать тебе локти в аэропорту… — говоря это, он поймал меня за запястья.  
— Любишь применять силу? — на этот раз двусмысленность была совершенно осознанной. Впрочем, осознанию очень мешала  близость Роберта, его горячая грудь и болезненно свежие воспоминания о том, как мы совсем недавно… 
— Иногда, — загадочно подмигнув, он  улыбнулся и перешёл на вкрадчивый шёпот. — Не хочешь заняться… мной? — вместо ответа, я попыталась поцеловать его ещё раз, но он задрал подбородок, чтобы не дать мне этого сделать. — Скажи это… 
О нет, только не… Не надо играть со мной в Эдварда! 
Но даже умом понимая, я не смогла не подыгрывать. 
— Хочу… — ответила я таким же шёпотом, зная, что последует дальше. 
— Скажи громче. 
Прямо подо мной лежал Эдвард Каллен, каким его узнали сотни тысяч сумеркоманов. Ощущение гротескности происходящего зашкаливало так, что хотелось перекреститься. Но мои руки сейчас были в его руках… 
— Хочу, — послушно повторила я громче. И улыбнулась дрожащими от предвкушения губами. — Роберт… 
Он покачал головой и одним гибким движением уложил меня на лопатки, оказываясь сверху. 
— Напрасно ты так сказала… 
Раньше я никогда не думала о том, каким универсальным мог быть текст Майер. И каким клёвым актёром мог быть Роберт Паттинсон. 

 Как ни странно, я проснулась рано  — особенно по моим собственным совиным меркам. Сна ни в одном глазу, зато во всём теле — приятная ломота как напоминание о том, что ночь не прошла мимо. Впрочем, даже если бы моя слабая психика попыталась стереть все воспоминания о том, что было между нами, самая главная улика так или иначе была у меня в руках. 
Тело как улика. 
Роберт, спящий на двух третьих моей подушки, по-прежнему обнимающий меня  даже слишком крепко. 
Признаюсь, мне нравилось чувствовать его так близко, будто у нас общая кожа. От этого совершенно не хотелось вставать. Пусть даже с минуты на минуту началась бы Третья Мировая, я предпочла бы остаться рядом с ним, впитывая густой аромат его присутствия, слушая его дыхание, чувствуя какую-то неуловимую нежность в его сильных руках. 
Утренний свет — беспощадная штука. Он выхватывает всё, как великий разоблачитель предъявляя солнцу сонное лицо мира и человечества. Утро выдалось туманным: представив, как влажные липкие пальцы тумана, взбрызгивающего прямо сейчас мостовую самым мелким из огромного арсенала лондонских дождей, забираются под одежду, я тем более расхотела вылезать из тёплой постели. Я пыталась вспомнить, что именно планировала на сегодня, и нет ли у меня каких-нибудь ну совершенно неотложных дел, одновременно заново уютно укладываясь на груди спящего Роберта. 
В голове крутились ленивые мысли о Дэне, которому я была слишком ощутимо благодарна за все эти приключения. Настолько, что была совершенно не против позвонить ему… Впрочем, позвонить стоило уже хотя бы затем, чтобы узнать, чем закончился поход в кино с Кейт. 
Честно признаться, я никогда не питала иллюзий относительно Дэна. Это более чем рациональный человек с большими амбициями и яркой харизмой. Да, он всегда умел вести себя как прилежный львёнок с пушистым хвостом, но в части личной жизни это был тот ещё чудила. Он постоянно влипал в какие-то желтобрюхие истории, давая прессе пищу если не для большого скандала, то для высокого градуса публикаций. Идея с нашей провокационной пьесой была его: ему хотелось совершить очередной кульбит через голову, чтобы выбраться из амплуа пай-мальчика в затянувшемся на семь лет пубертате. «Понимаешь, бэйб, я благодарен Гарри Поттеру за многое. Но я буду ему благодарен ещё больше, когда он перестанет жать мне в плечах. Я немного взрослее и намного неправильнее, чем он. Не могу сказать, что эпатаж — моё второе имя, но мне всегда хочется быть более брутальным и менее интеллигентным, чем я есть. Ей-Богу, иногда я завидую Фелтону! Хотел бы я хотя бы месяц поносить его кислую мину а-ля Все-вокруг-дерьмо. Но что позволено Драко Малфою — табу для Гарри Поттера. И это меня угнетает», — выдал он как-то раз за чашкой кофе. Посмотрев мне прямо в глаза, он ждал какой-то реакции, но я только пожала плечами. Мне были знакомы его ощущения, когда ты постоянно не оправдываешь чьих-то надежд только потому, что ты — есть ты. Чертовски сложно не быть собой, потому и ответить мне было нечего. Юмор тут не годился, да и Дэн нуждался в простом молчаливом одобрении. Сейчас, когда он подпустил близко к телу Кейти, мне не оставалось ничего, кроме полного невникания. Я совершенно точно знала, что меньше, чем через неделю, она возвращается домой в Питер, поэтому искренне надеялась, что никаких глупостей не будет. Впрочем, в последний раз  я думала об этом вчера утром, когда пыталась понять, что же кроется за улыбкой Дэна. 
Наверное, впервые она была настолько непроницаемой. 
Как только мне удалось хотя бы мысленно оторваться от Роберта, он напомнил мне о себе, просто коснувшись губами моих волос. Такое вот импровизированное приветствие. Не знаю, что такого было в этом коротком жесте, но он показался мне таким важным… 
Таким пронзительным… 
— Доброе… — попыталась выговорить я, подняв  к нему лицо, но он молча перехватил эти слова поцелуем. Его лицо нещадно кололось, но было в этом что-то… Какая-то особенная перчинка, придававшая этому утреннему поцелую исключительный вкус. — Блин, ненавижу, когда ты рыжий… — зачем-то сказала я, когда дар речи ко мне вернулся, запуская пальцы в его тёмно-русые волосы. 
— Пока нет, но скоро буду. Думаешь, я в восторге от этого? — он хитро изогнул бровь. Его сонный голос вибрировал на самой нижней бархатной ноте. — Я вообще не фанат Эдварда Каллена. Он просто чёртов социопат… А за его, будь они трижды прокляты, золотистые глаза…  — он зевнул, на мгновение отворачиваясь к подушке, — я  вообще его ненавижу. Урода хренова… 
Поймав его лицо в ладони, я улыбнулась. Сейчас глаза Роберта были чистого зелёного цвета. Уставшие, с красноватыми прожилками на белках, рассеянно-сонные, но какие-то… лучисто-улыбающиеся. 
— У тебя глаза моего любимого цвета, Роберт. Хотя я до сих пор не могу понять, какие они. Просто… От них что-то ёкает внутри. 
— Это голод, — улыбаясь, констатировал он. — Такое тянущее ощущение… Тебе нужно хотя бы иногда есть что-то кроме моих басен и кофе с коньяком, иначе скоро при виде моей ангельской красоты ты упадёшь в обморок. Предположительно, голодный.  
— Что это за тонкие намёки, Паттинсон? Женщина, марш на кухню? 
— Женщина, — он беззвучно рассмеялся, откидываясь на подушки. — Поваляйся немного, Мужчина пойдёт завтрак сварганит. Отпустишь? 
Скользнув губами по его груди, я коснулась дыханием ямочки между его ключицами. Отпускать не хотелось, но он был прав — завтрак был бы нелишним. 
— Отпущу. Мужчина… 
Уже через минуту он натягивал джинсы, демонстрируя мне светлую спину с узкой ложбинкой позвоночника и гибкими тяжами косых мышц. 
— Роб, принесёшь мне телефон? 
Обернувшись через плечо, он улыбнулся, потирая колючий подбородок. 
— А что мне за это будет? 
— Всё, что  захочешь, — щедро пообещала я. 
— Слышала бы ты свой голос… Просто волосы дыбом. Сейчас принесу, окей.  
Мой мобильный ещё долго хранил тепло его руки. К чести Роберта, никаких шарад загадывать он мне не стал, ограничившись многообещающим и ёмким: «Потом». Оставшись валяться, пока Мужчина удалился на кухню, я включила телефон, надеясь не обнаружить неотвеченных вызовов от Рэдклиффа-старшего. 
Начальство всегда ищет меня в самый неподходящий момент. 
Но на этот раз была пара смсок  и всего один неотвеченный — от Кейти.    
Перезванивать, чтобы поговорить дрожащим после полубессонной ночи голосом? Нет, спасибо. Конечно, Катя вряд ли поймёт, что со мной не так, но это ещё больше запутает дело: первые пять минут будут потрачены на идиотские вопросы, после чего ни мне, ни ей не будет хотеться разговаривать дальше. «Ты не заболела?», «С тобой всё нормально?», «Что с голосом?». Нет, нет и нет. Перезвоню после завтрака, когда мягкая истома внутри уляжется окончательно, и я не буду чувствовать себя пионервожатой, которая пытается скрыть следы ночного костра, стоя на линейке перед бодрыми после здорового детского сна пионерами. 
Что там с смсками? 
Дэн: «Перезвони мне, как только изволишь врубить мобильный. И не смей так пропадать вообще!» 
Дэн: «Ох, какая подозрительная тишина!))) Я знаю, что вы там делаете!» 
Добрый проницательный Дэнни. Судя по времени, тебе было скучно в кино. Неужели не места для поцелуев? 
Он ответил после третьего гудка. 
— Слушаю, пропажа. Ты чего телефон вырубила? — голос моего приятеля не фонтанировал оптимизмом. Утренний Дэн звучал серо, устало и совершенно безрадостно. Стараясь не думать о причине подобного настроения, я усмехнулась сама себе, обхватывая свободной рукой подушку, всё ещё хранящую запах недавней ночи. 
— Я просто заснула, и его выключил Роберт… — в мою непринуждённую паузу вклинился смех Рэдклиффа, хоть немного сгладивший тягостное впечатление от его унылых интонаций. — Чего ржёшь, Дэн? 
— Боже, как ты говоришь… Сразу понятно всё. 
— Ещё раз: не поняла, ты о чём? 
— Я о твоём голосе. Колись, что у вас было там? 
— Всё, — сразу капитулировала я. 
— Мда… Сам не знал, что всё завертится, — с облегчением закруглил тему Рэдклифф. — И что дальше? Летишь в Канаду? 
— Угу, — подтвердив его догадку, я переложила мобильный из одной руки в другую, безуспешно пытаясь услышать, что же происходит за дверью. 
— Нет, я серьёзно спрашиваю, — настойчиво повторил Дэн. 
— А я серьёзно отвечаю. Я знаю, что у меня договор с твоим отцом, что у меня вид на жительство и прочее. Но я ненадолго. Да и работать я смогу там — инет ещё никто не отменил. 
— Да к чёрту работу! — трубка так и брызнула нервными нотками нетерпения. — Не сошла ли ты с ума, бэйб? Ты влюбилась в него, что ли? С первого раза? 
— Иди в задницу, Дэн! Что ты городишь такое… Да. Нет. Не знаю вообще. Я не хочу думать об этом, мне нравится, как есть. В конце-концов, я ничем не рискую… 
— Кроме собственной шкуры. В сателлитах у Этой звезды ой, как не сахарно. С его охрененным притяжением тебя просто расплющит к чёртовой матери! Ну куда ты гонишь, успеется ещё. Пусть сам валит в свой Ванкувер в этот раз. А потом… 
Странно, но у меня в голове будто тумблер переключился. Никого потом не будет. Быть не может. Есть только здесь, сейчас, сегодня, сию секунду… Лёгкий приступ паранойи, навеянный недавним сновидением. 
— Дэн, ты как столетний дед говоришь. Мы не жениться собираемся, а просто провести неделю в Канаде, и вообще — кто бы говорил, но только не ты,  Рэдклифф, который вечно ноет, что ему скучно быть всегда и во всём правильным мальчиком! 
— Неизвестно ещё, что хуже, бэйб. То ещё приключение, не хотел бы я быть на твоём месте. 
— А ты и не будешь. Ты будешь сидеть тут, работать у себя в театре, потом сходишь с Кейти на премьеру Поттера… 
— Стоп, стоп, стоп. Осади. Без меня меня женили не надо делать, окей? Мы просто сходили в кино, зачем ты начинаешь сочинять мне историю про пятерых детей с её глазами и моими ушами. Вы с Робертом так шикарно провели время, что ты упускаешь из виду одну маленькую деталь. Или ты прикалываешься надо мной? — злоехидство в знакомом голосе сменилось явной готовностью к смеху. 
Дэн ждал, а я не знала, что ему сказать. 
— Да нет, я даже спросить ничего не успела. Просто помню, как ты чирикал вчера… 
— Это вчера было. Ну, сама подумай… Мне почти двадцать лет, — перейдя на какой-то трагический шёпот, он стал серьёзен. 
— Ничего не говори больше, окей? Это решительно не моё дело, — мне было неловко. — Я не хочу делать подстав тебе, ты не будешь делать их мне. Я не собираюсь влезать в ваши отношения, Дэн. 
— Нет никаких отношений, не кипятись! Я вообще не понимаю, о чём речь, — нервно бросил он. — Может, и будут, года через четыре. И, знаешь, глядя на тебя, я рад, что не втюрился с первого взгляда. Ты взбесилась, по-моему. 
— Понятно. Всё сказал? 
— Всё. 
— Тогда клади трубку. 
— Только после тебя, ещё чего. Кроме того… Вы не собирались куда-нибудь вечерком? 
— Не знаю. А ты хотел поагитировать лично? 
— Нет, хотел с тобой повидаться. До вашего отлёта. Если что — маякни. 
— Маякну. И, Дэн… 
— Что? 
— Скажешь Алану? 
На том конце провода повисла очень напряжённая пауза. Подумав ещё немного, он выдохнул: 
— Окей, скажу. Да всё будет хорошо с этим, не парься. И с Кейти я поговорю сам. 
— Да уж, сделай одолжение… Спасибо, Дэнни. 
— Ты помнишь? Маякни, если что.

 От завтрака в постель я отказалась: они мог перейти в полное непотребство, потому я с неохотой вылезла из-под одеяла и отправилась завтракать в гостиную. Между нами была барная стойка, но я вспомнила слова Дэна: «его охрененным притяжением тебя просто расплющит».  И меня действительно плющило, ломало и крутило от мысли, что он так близко, что его можно взять за руку в любую минуту… Плющило, как крысу, нащупавшую кнопку удовольствия и бьющую по ней до полного истощения. Перехватывая его косые молчаливые взгляды, я не знала, куда девать глаза. 
Завтрак был незамысловат: яичница с беконом, тосты с джемом и жирное молоко. Но самой главной приправой был голод. В какой-то момент Роб просто отложил вилку в сторону и принялся наблюдать за мной, улыбаясь. 
— Что-то не так? — поинтересовалась я. У меня не было привычки набрасываться на что-либо, кроме новых книг, поэтому его внимание к моему маленькому ритуалу приёма пищи меня порядочно удивило. 
— Всё так. Я просто никогда не видел, чтобы голодный человек ел так сдержанно. Это… красиво. 
— То же самое могу сказать и о тебе вчера ночью. Ты будто из лесу вышел, — парировала я, отводя глаза. Потому что видела, как он краснеет. 
— В каком-то смысле да,  — негромко сказал Паттинсон.  —  Как там Дэн? Ты же ему звонила? 
— Считает, что мы чокнутые, — усмехнулась я. 
— В каком-то смысле да, — повторил Роберт. — Но лично меня это устраивает. Полностью. 
Спорить с ним мне хотелось меньше всего. Мне хотелось… Просто быть рядом: здесь и сейчас. 
Поэтому я предпочла отмолчаться, не спросив даже о планах на вечер. Какая разница, если он не последний? 
Роберт всё понял и молча взял меня за руку. Это было такое новое, такое острое ощущение… 
До дрожи в коленках.
До тянущей боли в затылке. 
До лёгкой тахикардии волнения и другой подозрительно-чувственной симптоматики на фоне самых тривиальных бабочек в животе — будь они прокляты всеми непростительными заклятиями мира… Время ползло медленно, словно впервые в жизни надумало повиноваться моим желаниям. Сегодня было ни разу не тринадцатое число, но мне везло просто катастрофически. Было страшно думать, какими неудачами можно расплачиваться за такое везение в будущем. Впрочем, я никогда не любила заглядывать в будущее далеко: никто не застрахован от того, что завтра будет хуже, чем сегодня. Да и жить секундой гораздо интереснее. Стала бы я приезжать в Лондон при первой возможности, не будь во мне этого вот авантюризма? Кажется, мы только-только познакомились с Дэном, когда мне довелось нарваться на волну удушливой критики со стороны бывших эмигрантов. Им категорически не нравились описываемые мной реалии, будто каждый, кто уезжал из родных мест, обязан всю жизнь нести на себе мерцающий след далёкой Родины. Мне же гораздо больше нравились современные и не очень английские реалии. Именно Дэн помог мне устроиться на курсы по культуре, чтобы облегчить погружение в атмосферу пьесы, фабулу которой придумал он сам. И мне решительно не было дела до того, что думают о моём творчестве те, кто так и не научился если не любить мир, то хотя бы изображать настоящих англичан. Мне предстояло научиться этому, и перспектива эта меня радовала. Роберт в три звонка отменил свой утренний спортзал, хотя я даже не думала его об этом просить. — У меня мало времени, если учитывать то, что я собирался поиграть сегодня. Не против, если я побренчу немного? — он спросил это исключительно ради соблюдения какого-то эфемерного приличия, поэтому даже не думал дожидаться ответа. — Я с удовольствием послушаю тебя, Роб, — отлепиться от него хотя бы на мгновение было единственно правильным решением. — Хотя я никогда не была поклонницей твоего таланта ни в кино, ни в музыке. Рассмеявшись, он закусил губу. — Ты будешь. Обязательно будешь. Чувство лёгкого смущения заставило меня плотнее закутаться в клетчатый плед, превращая кресло в некое подобие укрытия. Мне меньше всего хотелось вздрагивать каждый раз, когда Роберт посмотрит на меня, но шансов у меня не было: в его взгляде было слишком много всего сразу. Это был тяжёлый взгляд из-под полуопущенных век. В нём не отражалась едва заметная улыбка его губ, и от этого мне становилось не по себе во всех смыслах. Потому что Роберт умел быть поразительно разным, болезненно непохожим на самого себя. И во всех своих пересменках он был чертовски убедителен. Вынув гитару из кофра, он осторожно коснулся ладонью гладко отполированной деки. Инструмент отозвался глухим приятным звуком дерева, будто узнав руку хозяина. Перехватив левой рукой гриф, Роберт изящным движением узкой кисти взял барэ на втором ладу, одновременно касаясь тонкими пальцами правой руки напряжённых в молчаливом ожидании струн. Звук был похож на сдавленный стон и радостный возглас одновременно. В очередной раз подняв на меня глаза, он дал улыбке полную силу, будто почувствовав моё замешательство. — Я напишу для тебя песню. Я сведу тебя с ума раньше, чем ты запомнишь припев, — тихо проговорил Паттинсон, отводя глаза. К его скулам подступил удушливый румянец, будто подтверждая вескую важность сказанных им слов. — Ты это серьёзно, Роберт? — спросила я, удивляясь даже звучанию собственного голоса. Вместо ответа он запел тягучую, как домашний ирис, «I`ll be your lover too». I'll be your man 
I'll understand
 And do my best to take good care of you
 Yes I will 
You'll be my queen
 I'll be your king
 And I'll be your lover too
 Мало кто из поклонников сумеречной саги знает, что эту песню написал не Роберт Паттинсон, а ирландец Ван Моррисон, создатель кельтского соула. Ещё меньше народу знает, что от этой песни в исполнении Паттинсона у меня дрожат коленки. 

 Derry down green 
Colors my dream
 A dream that's daily coming true
 When day is through 
I will come to you
 And tell you of your many charms

 You'll look at me
 Whit eyes that see
 And melt into my waiting arms
 And so I come
 To be the one
Who's always standing close to you 
Сейчас, когда он сидел в трёх шагах от меня, просто прислоняясь спиной к стене, прикрыв глаза и талантливо подражая авторской манере исполнения, будто проталкивая напряжённый голос сквозь узкий просвет связок, мне хотелось зажмуриться. Чтобы понять, что именно видит сейчас сам Роберт. Мне не хотелось слышать никаких двусмысленных подтекстов. Ничего, кроме звука его голоса, то взлетающего до напряжённого стона, то ниспадающего до гортанного хрипа… 
Reach out for me
 So I can be 
The one who's always reaching out for you
 You'll be my queen 
I'll be you king
 And I'll be your lover too Мне всегда нравилась гитарная музыка, но эта… Роберт гипнотизировал меня своей сдержанной манерой играть. Струны под его изящными пальцами были готовы лопнуть, хотя видимых усилий он к ним не прикладывал вовсе. Кажется, он во всём был такой — действовал невидимо, но необратимо. Я не знала, что чувствую к нему. Но это было остро приятное чувство. — Роберт… Он молча открыл глаза, убирая руку со струн. Потом улыбнулся, отставляя инструмент в сторону. Мгновение, и он неуловимо изменил позу, приосанившись. Состроив гримасу, он придал своему лицу ассиметричность, поразительно роднящую его с не так уж давно отыгранным гением сюрреализма. В роли Сальвадора он точно смотрелся просто божественно. — Ты что-то хотела спросить? — расслабленно поинтересовался он. — Не знаю. Вполне возможно мне просто хотелось… Произнести твоё имя. Или привлечь твоё внимание. — Без проблем. Мне кажется, в ближайшее время у тебя этого добра будет даже с избытком, — отшутился он. — Обещаю тебе… — Не надо! — тут же оборвала его весёлость я. — Не понял? — Не надо мне ничего обещать, иначе мне придётся надеяться… На тебя. Он просто подошёл и сел рядом. — Помнишь, что за тобой должок? — спросил Роберт, беря меня за подбородок. — Одно желание… Расскажи мне о том, что тебе снилось тогда, когда я в сотый раз пытался не ржать во время просмотра «Сумерек», чтобы не разбудить тебя… — увидев моё замешательство, он коснулся губами моего виска. — Пожалуйста… Я не ожидал от себя такой мягкотелости, но пару раз мне хотелось разбудить тебя… — Зачем? — Потому что мне казалось, что тебе снится кошмар, — усмехнулся он. — Так и было, Роб. Но если ты хочешь — я расскажу… Только обними меня, ладно? Он обнял. Я рассказала. Не видя его лица, пряча своё у него на груди, то и дело касаясь пальцами его губ, которые каждый раз отвечали на прикосновение чуть влажным поцелуем. Он не прерывал меня ни разу, даже когда речь шла о Томе Фелтоне. Просто слушал, сохраняя молчание и спокойствие: даже его сердце где-то у меня под щекой стучало гулко и ровно, всего пару раз ускорив свой ритм. Я не приукрашивала, не ударялась в подробности, не пыталась сохранить пугающую реалистичность сна. Мне просто хотелось быть честной. Чтобы у нас не было секретов друг от друга. Только не сейчас, не в самом начале. Хотелось начать с чистого листа, чтобы дать себе шанс на обретение чего-то нового. Возможность просто держать его за руку, не думая ни о чём, быть такой же лёгкой, как и сегодня утром — ни единого облачка мысли на голубой подложке чистой эмоции. Шептать его имя, когда непозволительно хорошо или слишком плохо, чтобы он мог знать… Мог разделить радость и грусть, удовольствие и боль. Если захочет. Дурацкие сны часто оставляют горький осадок в глубине нас, неуловимо меняя реальность. Вот и мне казалось, что я всё ещё не могу проснуться, чтобы осознать себя саму. Это чувство напоминало какую-то неукротимую жажду, пульс которой затихал только тогда, когда губы Роберта в очередной раз мягко касались моих пальцев. Даже когда я умолкла, исчерпав своё красноречие, он не сказал ничего. Мне казалось, я слышу движение его мыслей, хотя больше всего мне хотелось понять, о чём же он думает. — Один вопрос, — его голос звучал так, будто он смертельно устал говорить. Мне было стрёмно смотреть ему в глаза, и я молча кивнула, хотя моего согласия не требовалось — он всё равно спросил бы. — Ты рада, что всё оказалось так, как оказалось? Или это было Чёрт-подери-какое-большое-разочарование? — Я рада, что проснулась у тебя на плече, Роберт. И я только сейчас понимаю, как мне не хватало тебя там, хотя я практически ничего о тебе не знаю — кроме того, что рассказал мне ты сам во время того дорассветного разговора… — … когда ты больше смотрела, как я курю, чем слушала меня? — в его словах была слышна улыбка. — Я и не надеялся, что всё получится именно так. Мне было сложно принять то, что совершенно незнакомая девушка нравится мне всё больше с каждым колким словом, сказанным в мой адрес. В этом плане ты превзошла саму себя… «Авада Кедавра» — пафосно произнёс он, рассмеявшись. — Хочешь, я подарю тебе палочку Седрика? — Ты же сказал, что у тебя её нет! — я понимала, что ещё долго буду фильтровать мысли, чтобы понять, придумала это или это на самом деле было со мной, с ним, с нами. — Я так сказал? Что ж, я умею быть гнусным вруном, если того требует ситуация. Она у меня есть. Если хочешь — она будет твоей. — Она… разве, она не дорога тебе как память? — О Седрике? — фыркнул Роб. — Боюсь, это не самая лучшая роль. К тому же, артефакты должны быть в надёжных руках. А я — тот ещё раздолбай. Всегда сможешь привести приговор в исполнение… — Прости, Роберт. — Ты правда смогла бы сказать это живому человеку, у которого есть к тебе чувства? И к которому чувства есть у тебя? — Перестань, это был сон… Повторения которого я не хотела бы ни за что на свете, — взмолилась я, поймав в ладони его колючие щёки, глядя в его глаза, ставшие однозначно зелёными и слишком серьёзными. — Перестань, Роберт… — Хорошо, малыш… — примирительно ответил он, но не улыбнулся. — Надеюсь, у нас всё будет намного проще и до непростительных заклятий дело не дойдёт. Чёрт, если бы не ты, я бы и не вспомнил столько мелких подробностей из мира Поттера! Я не слишком люблю эту историю и нечасто вспоминаю своё в ней участие. А ещё… Пока ты болтала с Дэном, я заказал тебе билет в Ванкувер. — Но… — Не обсуждается. Или ты думаешь, что я действительно что-то скрываю от тебя? Думаешь, у Кристен есть хоть один повод звонить мне, а у тебя — думать об этом? — его брови поползли вверх от деланного удивления. — Милая, думаешь, даром за ней везде таскается некто Ангарано? Знаешь, кое в чём я ему завидую… — в его голосе было столько мечтательности, что у меня закололо где-то там, за левой ключицей. — Они уже четыре года вместе. Моему уму это самую малость непостижимо. — С тобой такого не приключалось, Звезда мирового масштаба? — С тех пор, как я стал этой самой звездой, отбоя от желающих нет. Но что мне с того? — он играл со мной, явно напрашиваясь на расспросы, но мне этого не хотелось.  — Действительно. Сейчас у тебя золотое время: ты нравишься всем, потому можешь выбрать ту, которая нравится тебе. — Я выбрал. Не знаю, смогу ли быть по-ангарановски интересен туеву хучу времени, — дурашливо исковеркав слова, он будто готовил меня к очередному удару в самую чувствительную точку моего сердца. — Но я очень надеюсь, что если нет, то… Всё закончится быстро. — Авада Кедавра… — чуть слышно повторила я. — Я выбрал тебя. И если хочешь, я расскажу тебе о себе всё, что знаю сам. Дам тебе все козыри, чтобы ты знала, как уничтожить меня… — Ты законченный мазохист, Роберт. Но я хочу знать, как сделать тебя счастливым. — Просто будь рядом, — он улыбался, позволяя мне касаться его лица короткими нежными движениями дрожащих от волнения пальцев. — Завтра, когда шасси самолёта оторвутся от взлётной полосы Хитроу, — он взял паузу, чтобы я смогла оценить первое несовпадение, которое лично меня только порадовало. — Когда меня попытается напрячь очередная стюардесса, и я попрошу у неё плед в обмен на автограф. Просто будь рядом со мной под этим квадратом колючей ткани, продолжай доверчиво спать у меня на плече. И… Я буду счастлив. Мне сейчас очень нужно что-то простое, человеческое, ни разу не сумеречное. Мне нужен человек, с которым я мог бы быть сам собой, а не Робертом-смотрите-кто-идёт-Паттинсоном. — Когда ты успел заказать мне билет? — Где-то между яичницей и щелчком чайника, — сразу же успокоил меня он. — Я же предупредил, что всё более чем серьёзно. Имеет смысл вещи собирать, а не разговоры разговаривать. Впрочем, я всё равно не отпущу тебя от себя прямо сейчас. Кстати, мне казалось, что тебе нравится мужская самостоятельность. Не так? — Так. Мне чертовски нравится твоя способность принимать решения, Роберт. Даже при условии, что ты ущемляешь мою свободу, решая за меня. Знаешь… — я смотрела в его улыбающиеся глаза и чувствовала какую-то невесомую лёгкость. — Приехав сюда и попав под тёплое крылышко Алана, я дала себе одно обещание. — Ненавижу это дурацкое слово… — он поморщился так выразительно, что я не смогла не улыбнуться. — Я обещала себе, что не буду влюбляться. Вообще. Ни в кого. Что каждый раз, когда накатит, буду рвать на части саму себя и сбегать куда-нибудь на Аланды… — Хоть не на Фолкленды, — иронично заметил Роберт, касаясь губами моего лба. — Дурость какая… Разве можно что-то писать, играть, думать, если ничего не трогает и никто не греет? Думаю, нет. Это работа на износ сердца. — …и вчера я думала об этом побеге, — закончила я намекать на обстоятельства. — Судя по тому, что ты ещё здесь… — лёгким кивком он предложил мне продолжить фразу. В светлых глазах Паттинсона мелькнула хитрая искорка. Породистое английское лицо, нервная линия искусанных губ, небрежная улыбка которых заставляла меня проваливаться всё глубже, теряясь от его мрачноватого обаяния. — … я разбила все свои обещания. И тебе ничего не хочу обещать. Видишь, какая я нелогичная, непостоянная… Роберт не дал мне закончить полный список моих недостатков. — Моя любимая, — просто сказал он, притягивая меня ближе. — Этого достаточно. — У тебя всё так быстро…- по-ханжески покраснела я. — Я живу в ускоренном темпе. Не в восторге, но так приходится. Я не знаю, что со мной случится завтра. Сомневаюсь, что когда-то брошу актёрство. Надеюсь, что в один прекрасный день просто перестану быть поводом для массовой пубертатной истерии. Как тебе такая перспектива? Не пугает? — Нет. Я же… Знаю, с кем связалась… Подумать только, я сама была не против этой повышенной скорости. Воспоминания о ночи, проведённой рядом с Робом, заставили меня вздрогнуть. И дать ему повод обнять меня чуть-чуть крепче. — Дэн тебя просветил, не иначе. Он тот ещё паникёр, — Роберт легко рассмеялся. — Ещё вчера он сам спрашивал у меня совета в одном очень щекотливом деле. Хотя я точно не специалист… — Как отшить и не обидеть маленькую девочку? — этот вопрос дался мне не слишком легко, потому что в этой истории я чувствовала себя за что-то ответственной. — И что ты? — А что я? Я бы на его месте так и сказал: «Подрастёшь — сочтёмся». Если он ей дорог — она поймёт. Не думаю, что он собирается пропасть с её горизонтов насовсем. Просто пока она его пугает — он не знает, как себя вести и что делать. — Мне жаль, что они встретились раньше, чем стоит… — Кто знает, к чему ведёт это знакомство? Просто… Традиционно Дэн предпочитает крутить романы с девушками постарше. Его самого. Ну… пока так. — Давай не будем о них, а? — взмолилась я, подстрекаемая совестью. — Хорошо… — он взял меня за руку, сплетая наши пальцы. — Давай поговорим о нас… Это его «о нас», помноженное на сегодняшний музыкальный вечер в пабе и на завтрашний перелёт в Ванкувер, звучало музыкой. Песней моего беспокойного сердца, которое впервые в жизни отстукивало какой-то бравурный марш. И было, чему радоваться. Мне не хотелось метаться, не хотелось ничего выбирать. Мне хотелось посвятить целую Вселенную красоте его рук. Для начала… У меня не было запасных выходов, альтернатив и камней за пазухой. У меня были только тонкие лезвия его поцелуев, тонкий лёд его слов, тонкая нить наших отношений. Между нами всё было именно так — тонко и ново… Будто до этого момента моя жизнь была подёрнута удушливой полиэтиленовой плёнкой, не пропускающей, звуки, запах и даже цвета. Мой персональный кошмар длиной в полгода закончился. А Роберт… Для нас с Робертом всё только начиналось. Дивное ощущение тепла его руки, его расположения, его лёгкого дыхания стоило всех разбитых обещаний в моей жизни.