***
Повестка пришла через неделю. «Что-то задержались», - подумал Хосок. Остальных его друзей призвали дня через три. В день отъезда папа собрал все нужные вещи, а отец провёл серьёзную беседу, но Хосок не помнил, о чём она была, так как уже находился в прострации. На прощание родители крепко его обняли, взрослый альфа пожал ему руку, а папа, повиснув на шее, горько расплакался. — Пожалуйста, только выживи, — прошептал тот на ухо. Хосок не знал, может ли он обещать такие вещи. Как только он прибыл в военную часть, сразу же началось обучение. Ему выдали его винтовку, и он впервые в жизни держал в руках оружие. Его научили как стрелять, но тело до сих пор каждый раз содрогалось от выстрелов. Он всё схватывал на лету, его хвалили, приводили в пример, начальство гордилось таким солдатом. Интересно, чтобы они сказали, узнав, что каждую ночь Хосок тихонько плачет в подушку, потому что впервые в жизни не уверен в завтрашнем дне. На первый бой его отправили спустя месяц подготовки. Всю ночь перед этим он не мог уснуть, а утром в туалете его от волнения вырвало съеденным завтраком. Он молча ехал в грузовике с другими солдатами. Хосок смотрел на свои руки. Они немного тряслись. Подняв голову, он обвёл взглядом других солдат. К его ужасу, в их глазах был нечеловеческий страх, а он так хотел увидеть в них уверенность. Может быть, и в самом Хосоке она появилась бы. Но всё, что он видел - молодых альф, которые, так же как и он, были не готовы к войне. Кто-то от нервов постукивал ногой по полу грузовика, кто-то беззвучно плакал, кто-то просто как в трансе смотрел в одну точку. Но всех их объединяло одно - страх. Ещё за несколько миль до поля боя Хосок услышал звуки выстрелов. Ему даже показалось, что он почувствовал в воздухе гарь. Он зажал глаза, но звуки оружия становились только чётче, а все силы покинули его, как только грузовик остановился. Солдаты один за другим стали из него вылезать, а Хосок замер. Его кто-то подтолкнул, и, только после этого, он отмер. Выйдя на свежий воздух, он ужаснулся. Всё небо было в дыму. Воздух пропах порохом и смертью. От их совмещения становилось ещё хуже. Его опять подтолкнули, и он последовал за остальными солдатами. «Мы как живые трупы»- думал он. В какой-то мере это было правдой, потому что все они в течение нескольких часов ими станут. Пушечное мясо - вот кем они были. Перед собой Хосок увидел несколько укреплений и поле, исполосованное окопами, в которых пряталась пехота. Их встретил командир. Сказал пару слов напутствия и начал что-то говорить об их задании, но Хосок его не слушал. Всем было понятно: задание одно. Убивать. И они пошли. Пули бешено свистели над головами, от каждого взрыва земля в окопах осыпалась. Уши закладывало от шума, в котором перемешался крик, звук разрывающихся бомб и предсмертные стоны. Они с отрядом двигались по окопам. Бой имел позиционный характер, поэтому их задача состояла в том, чтобы отбить у противника территории. Просто немного переместить линию фронта. Хосок старался не смотреть по сторонам, но им слишком часто встречались трупы солдат. Одного он даже узнал - с этим парнем они жили в одном бараке. Знакомый альфа лежал в неестественной позе, а вместо живота у него было кровавое месиво. Все внутренности Хосока забили тревогу, и он подумал, что его снова вырвет. Но тут они остановились, и командир объявил о наступлении. И солдаты побежали, а Хосок как в трансе за ними. По ним открыли огонь, пару сослуживцев, бежавшие перед Хосоком, упали ничком. Где-то на критически близком расстоянии раздался взрыв, и Хосок упал на землю. Подняв голову, он увидел, как его товарищи, парни, с которыми он буквально вчера делил обед и ночлег, умирают. Издав предсмертные стоны, они замертво падали на землю. Их больше нет. Они не вернутся назад. Вся их прошлая жизнь стёрлась в один миг, когда маленькая пуля прошла сквозь них. Все их мечты, переживания, амбиции, чувства - всё это стало ничем. И в этот момент на Хосока обрушилась такая злость. Злость на то, что его товарищи умирают ни за что. Дрожащими руками он крепче сжал винтовку и открыл огонь, но Хосок не знал зачем это делает, ведь, стреляя, всё равно надеялся, что пули прорежут воздух, а не плоть. Всё-таки, его так и не научили убивать. И все эти бесконечные разговоры о бравой Англии и необходимости дать отпор врагу никак не пошатнули устои Хосока о ценности человеческой жизни. Даже если перед тобой стоит противник, он всё же продолжает оставаться человеком. Прекратив стрелять, Хосок ползком добрался до ближайшего окопа. Англичане его уже захватили, об этом свидетельствовали трупы немецких солдат. Хосоку надо было догнать своих, которые ушли вперёд. Звуки боя доносились откуда-то справа. Он побежал по искусно вырытому туннелю. И тут, когда окоп заворачивал на повороте, перед ним появился немецкий солдат. У Чона в один миг сердце в пятки ушло. Это был ещё совсем молодой альфа. При виде Хосока его глаза расширились, он в спешке начал перезаряжать свою винтовку. Делая это, его руки тряслись. А у Хосока в голове что-то отключилось, потому что он с молниеносной скоростью поднял оружие, которое тогда показалось неимоверно тяжелым. Он до сих пор помнит, как его дрожащие пальцы опустились на курок. И этот противно громкий звук выстрела. В тот момент он оглушил его лучше всякой бомбы. И конечно же, он помнит лицо солдата напротив. Оно слишком хорошо врезалось в память. Его большие глаза, на дне зрачков которых плескался страх. Его дрожащие потрескавшиеся губы. И пятно крови, постепенно расплывавшееся на его кителе. И солдат упал. В течении следующих секунд Хосок пытался справиться с шоком, а потом, придя в себя, он бросился к альфе. Тот ещё был в сознании. Из груди лилась тёмно-алая кровь. Его глаза, как у сумасшедшего, безумно бегали. Они пытались отыскать, за что можно ухватиться, но всё, что они видели перед собой - это плачущего Хосока. «Он совсем ещё ребёнок», - с ужасом подумал Чон. Вблизи, альфа казался ещё моложе. На вид ему было лет семнадцать. Хосок зажал его рану, с целью остановить кровь. — Боже, прости меня. Что я наделал. Он жал на рану, но кровь не останавливалась. Руки лишь только больше пачкались в ней. А глаза солдата в это время по-безумному смотрели на Хосока. Он пытался что-то сказать, но вместо слов, из его рта вытекала кровь. Он стал ей захлёбываться. Руками искал что-то на своей шее. — Нет, нет, нет, — тараторил плачущий альфа, чьи слёзы капали на лицо умирающего, — только не умирай. И тот в последний раз посмотрел на Хосока. Этот взгляд. Он так сильно врезался в сознание. Хосоку казалось, что даже если пройдёт сто лет, даже когда он будет пожилым стариком, даже когда забудет, как выглядели его родители, этот взгляд он всегда будет помнить. Он навеки замуровался в его сознании. Глаза молодого альфы больше не бегали. Они неподвижно смотрели куда-то вверх. Паника захлестнула Хосока. Всхлипывая, он отполз от ещё тёплого трупа. Все руки были в его крови. Он пытался её оттереть, но только сильнее размазывал. Горячие слёзы ручьями катились по щекам. Он ничего из-за них не видел. — Что я наделал? От всхлипов у него начала болеть голова. Облокотившись о земляную стену, он пытался успокоиться, но перед глазами до сих пор стоял этот безумный взгляд. Он убийца. Он убил человека. Убил ребёнка. Да, тот был врагом, он был угрозой для его страны, но что это меняет. Его первое убийство… Где-то вдалеке доносились звуки битвы, а Хосок продолжал сидеть и смотреть на мертвого парня. Он вспомнил, что тот перед смертью пытался отыскать что-то у себя на шее. Хосок осторожно подполз к трупу и, стараясь не смотреть в глаза, расстегнул первые пуговицы мундира. На шее у того висел серебряный кулон. Он аккуратно его снял. Он был натёрт до блеска. Хосок обнаружил, что кулон открывается. Внутри него была маленькая фотография. На ней был изображён красивый парень-омега, а на правой части кулона было что-то написано, видимо на немецком. Осознание происходящего мертвым грузом обрушилось на Хосока. Этот молодой белобрысый парень, видимо, был омегой убитого. Недавно остановившиеся слёзы полились с новой силой. Вот о чём он говорил - их учили убивать, учили тому, что враг плохой, он не заслуживает пощады. Но вот, перед ним лежит ещё совсем молодой парень, дома которого ждёт любимый. А он не вернётся. Хосок захлопнул кулон и аккуратно убрал его в карман. Он в последний раз посмотрел на убитого. Руки сами потянулись к его лицу. Он прикрыл ему глаза. — Спи спокойно. Он не помнит, как встал и как на дрожащих ногах куда-то пошёл. Весь остаток боя был как в тумане. Вроде он кого-то ещё убил, если честно он не помнит. Перед его глазами до сих пор стоял образ того молодого парня. Наступление закончилось. Они снова сидели в грузовике. Только из двадцати человек в живых осталось шестеро. Они тихо ехали обратно на базу. Совершив неимоверное усилие, Хосок поднял голову. У всех парней были такие потухшие глаза, что ему стало плохо. Когда они приехали на базу, их отвели в душ. Наконец-то он смог смыть кровь того мальчика. Перед сном командир им торжественно объявил, что сегодняшняя операция была крайне удачной, ведь они отбили у врага сто метров. Лучше бы он не слышал эту цифру. Сто метров… Это же расстояние от его дома до дома Хвиёна. Это расстояние он за минуту проходит. А тут, столько людей полегло за эти несчастные сто метров. Столько жизней за какой-то клочок земли. Хосок засыпал с мыслью о том, как он ненавидит войну. А ведь этот ад только начался…***
Последующие месяцы прошли для Хосока в тумане. Если по началу он до сих боялся смерти, то позже он её полностью принял. Он не знает, сколько человек он убил. Наверное много. Он перестал считать. Сбился на двенадцатом. Война прочно поселилась в его душе. В каком-то бою он отличился, и с рядового солдата его повысили до лейтенанта. Даже медаль за отвагу дали. Позже его перевели в другой взвод, которым командовал полковник Ким Намджун. Это был серьёзный двадцатисемилетний альфа, который был безжалостен в бою, но добр и снисходителен со своими солдатами. Хосок почти сразу же с ним подружился. Несмотря на то, что Намджун был выше по рангу, к Хосоку он относился как к равному. Они часто проводили время вместе: рассказывали истории из своих жизней, крутили самокрутки сидя у костра и делили один портвейн на двоих. Намджун стал чем-то вроде опоры для Хосока, человеком к которому он всегда может обратиться. В трудные минуты, когда отчаяние захлёстывало его с головой, фигура Кима не раз становилась спасательным ориентиром. Чон на него равнялся. Он поражался его хладнокровию, и стремился быть таким же. Он знал, что Намджуну было не очень приятно командовать стрельбой по живым людям, но выбора у того, как и у всех, не было. Вот так и прошли несколько месяцев. Англия то выигрывала, то терпела поражение на некоторых фронтах. Маленькая победоносная война превратилась в затяжную позиционную. Время шло, а люди до сих пор десятками погибали за несчастные сто метров. Хосок часто переписывался с родителями. Из-за постоянных налётов авиации им пришлось переехать на север. Также Хосок обменивался письмами с Хвиёном. Тот воевал где-то на юге Франции, в то время как Хосок был на северо-восточном фронте. Хвиён и родители были связующим звеном между его прошлой жизнью и нынешней. Связаться с другом Хосоку удалось не сразу. Только спустя три месяца ему как-то дошло письмо Хвиёна. В нём он сообщал, что почти все их друзья погибли в первые месяцы. На тот момент закалённый смертью Хосок воспринял эту новость спокойно. Недавно он получил новое письмо от Хвиёна. В нём он сообщал, что свой отпуск провёл в их родном городке. Он писал, что поле, через которое они ходили до дома, было усеяно кратерами от бомб, а многие дома и здания были разрушены из-за постоянных налётов. В их число входил и кабак, в котором молодые альфы так любили проводить время. Он был одним из первых зданий, в которое попала бомба. «Как иронично, - думал Хосок, - место, ставшее приютом их мечтаний и надежд, было разрушено первым». Сегодняшним вечером Намджун вызвал Хосока к себе. — Тебя повышают до командира, Чон, — он похлопал Хосока по плечу, — очень похвально получить это звание в двадцать два. Но у альфы внутри на это заявление ничего не отозвалось. Какая разница, капитан ты, полковник или обычный солдат, всё ведь одно. Новые погоны от смерти не уберегут, и война не закончится. Хосок через силу улыбнулся и пожал Намджуну руку. Он попрощался с ним и уже собирался выйти из палатки полковника. — Командир Чон, — окрикнул его Ким, — завтра готовится наступление, предупреди остальных. Хосок кротко кивнул и вышел. Их лагерь обосновался совсем рядом с линией фронта, на которой без перерыва сутками шли оборонительные бои. Отряд Намджуна только вчера сюда прибыл. Пройдясь по палаткам, альфа предупредил солдат о готовящемся наступлении. После обхода Хосок остался на улице и закурил. Он смотрел вдаль. Именно туда они отправятся завтра. Казалось, что оттуда доносились звуки боя и крики людей. Но, скорее всего, эта мелодия просто очень хорошо въелась в память Хосока. Он не знал, что правда. Постояв ещё немного, альфа направился в палатку.***
Снова он ехал в грузовике. Снова поле боя встретило его запахом гари и крови. Всё одно и тоже. Только винтовка в руках больше не дрожала - он справился с дрожью ещё на втором месяце. Теперь он среди первых всегда бросался вперёд. Солдаты поражались его мужеством, не понимая, что это чистой воды отчаяние и безысходность. В какой-то мере он смирился со смертью и не боялся её, но сердце до сих пор замирало, когда над ухом пролетала пуля. Перед наступлением Хосок засунул руку в карман штанов. В нём лежал серебряный кулон, который он забрал у того мертвого мальчика. Чон всегда брал его в бой - он был его талисманом и одновременно напоминаем того, что он убил того парня и оставил омегу в кулоне без альфы. Благодаря этому серебряному украшению, Хосок не забывает, с чего он начал. Его первое убийство. К сожалению, на войне работает принцип «либо ты, либо тебя». Именно из-за него, Хосок ещё не сгнил в пропитанной кровью земле. И придерживаться этого принципа он будет до последнего вздоха. Наступление началось, и всё опять пошло по заданному алгоритму. Пару выстрелов, перезарядка оружия и по-новой. Но в этот раз бой был ожесточённей. Пули бешено летали над головой, всё время врезаясь в чью-то плоть, а бомбы всё чаще взрывались где-то рядом. «Настоящая мясорубка», - думал альфа. Глубоко вздохнув, он выбежал из укрытия и, пригнувшись, побежал, отстреливаясь по дороге. Ни одни пули не брали Чон Хосока, в своём отряде он этим даже стал знаменит. Пересекая поле, он заметил солдата из их отряда, Минхёна. Это был альфа, который пошёл на войну, думая, что это романтично. Минхён был самым молодым из них, ему едва восемнадцать исполнилось. Думал, что пройдя войну, будет чем омег впечатлить. Как по-детски глупо. Но при этом они все любили Минхёна. Закалённые войной, с задубевшей душой, им было приятно видеть всегда жизнерадостного ребёнка, в котором каждый из них видел себя тогдашнего. И сейчас Минхён испуганно припал к земле, пока вокруг творился ад. Хосок быстро к нему подполз и обхватил того за плечи. Его встретили полные страха глаза. На миг Хосоку показалось, что он снова оказался перед тем парнем, которого он так рано лишил молодости. Слишком уж их глаза были похожи. — Командир, мне страшно, — почти плача произнёс парень. — Так, Минхён, держись рядом со мной. Хосок обхватил плечо парня и они вдвоём, пригнувшись, побежали. Тут совсем рядом с ними упал снаряд и их обоих отбросило на несколько метров. Больно ударившись, Хосок начал кашлять из-за попавшей в горло земли. Он почувствовал, как из головы течёт кровь. Проведя пальцами по виску, он и вправду обнаружил липкую жидкость на подушечках, но сейчас было не до этого. Встав он стал искать Минхёна, он лежал в нескольких от него метров. Молодого парня уже охватила паника. Подползя к нему, он поставил его на ноги. — Пошли, надо укрыться. Ведя под боком дрожащего Минхёна, Хосок почувствовал, что что-то не так. Он долго не мог разобраться в чём проблема, пока не засунул руку в карман - кулона не было. «Нет, только не это» - подумал альфа. Остановившись, он оглянулся назад. Кровь из головы стала заливать глаза, не давая видеть. Он отёр её грязной рукой, испачканной в земле. — Командир? - жалобно простонал где-то рядом Минхён. — Иди в укрытие, Минхён, я тебя позже догоню. — Но командир… Окончание предложения он не услышал, потому что побежал обратно, туда где их почти сбил снаряд. Нет, он не мог потерять этот кулон. Всё, что угодно, только не его. Он не знал, почему он так зацепился за эту серебряную побрякушку, но что-то в ней было. Со смертью того солдата, Хосок потерял частичку себя. Он убил этого ребёнка, и единственное, что от него осталось - этот кулон. Он не допустит его забвения, война не сотрёт его с лица земли, также, как и тысячи других солдат, он не позволит ему быть забытым. Он не даст уйти этому мальчику, так ничего и не оставив в мире. И тут он увидел блеск металла в чёрной земле. Он подумал, что ему сначала показалось. На дрожащих ногах он подбежал к источнику блеска. Это и правда был он. Хосок судорожно стал очищать кулон от земли. Видимо он выпал, когда их с Минхёном взрывной волной отбросило. Хосок на всякий случай открыл кулон, чтобы убедится, что это его. И вправду, там до сих пор была вклеена фотография этого омеги. Иногда ночами он долго смотрел на неё, представляя его и того убитого им парня. Они наверное могли быть счастливы. Спокойно бы жили где-нибудь в деревне, вели бы вместе хозяйство, по праздникам ходили бы на танцы. У них была бы красивая свадьба, омега надел бы белый костюм, который перешёл от его папы, а жених стоял бы у алтаря и влюблёнными глазами смотрел на него. Потом бы у них родились дети. Какими бы они могли быть? Наверное красивыми, но по вине Хосока, им не суждено было родиться. Он собственными руками уничтожил чьё-то счастье. Спрятав кулон обратно в карман, парень уже было встал, как его оглушил звук разрывающейся бомбы, она упала где-то рядом. На миг весь мир перевернулся. Взрывной волной его на несколько метров отбросило в сторону. Голова трещала, а в ушах был мерзкий звон. Он не понимал, что произошло, пока не почувствовал… …Боль. Адскую боль. Ни с чем не сравнимую. Он был в шоке от того, что такая боль вообще существует. Грязь забилась в волосы и глаза, но ему было плевать. Он не понимал, откуда исходит источник боли, потому что казалось, что она была везде. Но всё-таки в левой ноге её было больше. Он поднял кружившуюся голову, и посмотрел на свою левую ногу, точнее на то, что от неё осталось, потому что перед его глазами было кровавое месиво. Бомба упала слева от него и, видимо, ударная волна пришлась именно по этой части тела. Хосок продолжал смотреть на изуродованную ногу, её как будто пропустили через мясорубку. Кажется он даже видел свою раздробленную кость. И он закричал. Так громко, что сам удивился этим пронзительным звукам, исходивших из него. Слёзы градом лились из глаз, и он буквально захлёбывался от паники. Хосок видел много ужасов на войне, видел много крови, видел инвалидов без рук и ног, но кто же знал, что он когда-то испытает похожее. А боль всё нарастала, с каждой секундой становилась сильнее. К нему кто-то подбежал, кажется это был Минхён, из-за своих воплей он уже никого не различал. — Ка-капитан, Боже, н-нет, — заикаясь произнёс он, смотря на его ногу, — я-я позову на помощь. А Хосоку она была и не нужна, потому что казалось, что его уже ничего не избавит от этих адских страданий. Он так глупо надеялся, что боль уже достигла своего апогея, но становилось только хуже. Он орал, срывая связки. Нескончаемые слёзы лились по щекам, падая и смешиваясь с кровавой землёй. Он зажал рукой рот, чтобы остановить нечленораздельные вопли, вырывающиеся из него, но только до крови прикусил руку, вызвав тем самым новую порцию мук. Боже, как ему хотелось снова оказаться дома, в своей кровати. Хотелось, чтобы папа лежал рядом и гладил его волосы. Он всегда целовал Хосока перед сном, но повзрослев, альфа попросил отказаться папу от этой традиции, считая себя слишком взрослым для такого. Чёрт, как же он был глуп. Сейчас всё на свете отдал бы, чтобы почувствовать горячие губы папы на лбу. Но в данный момент взрослый омега был далеко, а Хосок лежал в грязи с кровавым месивом вместо ноги. И все было таким далёким. Тогда он был таким счастливым, но всё, что он сейчас чувствуют это боль, боль и боль. К нему кто-то подполз, это были санитары. Видимо Минхёну всё-таки удалось их привести. Его стали перекладывать на носилки, от чего боль усилилась втрое. Он так громко завопил, что рядом стоящего Минхёна пробрала дрожь. Он привык видеть в Хосоке героя, непоколебимого солдата, казалось, его ничто в этом мире не возьмёт. Но оказывается, все мы ничтожны перед лицом страданий. — Нет, пожалуйста, — всхлипывал альфа, — просто убейте меня, прошу. Каким-то образом, медикам удалось уложить его на носилки. В это время Хосок уже потерял сознание, толи от болевого шока, толи его разум специально погрузил его в небытие, чтобы не чувствовать всего ужаса. Его понесли подальше от поля, где до сих пор свистели пули и разрывались бомбы. Адская боль периодически пробуждала его сознание, но он опять его терял. Очнулся он только, когда лежал на холодном столе, а вокруг кружились доктора. — Немедленно вколите ему морфий, — крикнул кто-то. Хосок почувствовал как игла входит в его кожу и снова потерял сознание.***
Всё последующие было как в тумане. Он помнит, что его куда-то везли, вроде даже на самолёте. Его сознание просыпалось, получало новую порцию боли, и опять отключалось. В такие моменты рядом с ним всегда кто-то был, он вкалывал альфе морфий, который, хоть и немного, но приносил избавление от мук. Он не знал сколько времени прошло, перед тем как очнулся в белой палате. Она была настолько чистой и ухоженной, что слишком сильно контрастировала с грязными окопами, где Хосок привык воевать. Его мозги кажется превратились в кашу, потому что он не понимал, что тут делает. Альфа пытался вспомнить, события последних дней, в голове, казалось, до сих пор стоял противный звон. Он сел на кровати. На его ногах лежало одеяло. И тут осознание тяжелым якорем обрушилось на него. Дрожащей рукой он потянулся к краю простыни. Собираясь с духом, он ещё немного подождал и резким движением откинул её. За эти дни он настолько сорвал связки, что вместо привычного крика, из его рта вырвался только хрип. Он смотрел на свою левую ногу, точнее на то, что от неё осталось, потому что вся она ниже колена отсутствовала. Её просто не было. Был обрубок, но он мог поклясться, что до сих пор чувствовал там боль. Он слышал много рассказов солдат, которые, потеряв руку, клялись что до сих пор её чувствуют. Пришло время Хосоку оказаться на их месте. Он понял, что плачет только тогда, когда все предметы вокруг начали плыть. В этот раз он делал это бесшумно. Он с ужасом смотрел на свою культю, а в сознании проносились моменты его жизни. Он вспоминал, как бегал наперегонки в детстве. Хосок всегда в них побеждал, потому что бегал быстрее всех. Вспоминал, как они играли с друзьями в футбол. Да, они тогда все хотели стать профессиональными футболистами. И конечно же он вспоминал, как танцевал. В их городе проходили ежегодные танцы, и быть в паре с Чон Хосоком считалось для любого омеги победой. О, как он танцевал, как он двигался. И сейчас все эти моменты так некстати всплывают в его сознание. Его разум как будто специально перечислял всё то, что он больше никогда не сделает, потому что он теперь калека, у которого вместо левой ноги только обрубок. Да, лучше бы он умер. По больнице святой Марии разнесся нечеловеческий крик.