Останься

      Сумерки сползали по стенам, окуная комнату в багрянец — столь необъятный, что казалось, будто он проглотил солнце до последнего робкого луча, жавшегося под ставнями. В интимной тиши, нарушаемой лишь порывами летнего ветра, его ласка казалась особо чувственной на твоих щеках — горящих, пунцовых и вспыхивающих очагами искр под пальцами, что всё ещё пахли металлом.       Они поглаживали тебя трепетно и робко, словно боялись ненароком ранить. Твои же собственные сминали белоснежный ворот, скользили по груди и терялись в белокурых локонах, не находя покоя. Судорожно, лихорадочно даже, желая продлить этот момент смиренного единения до смыкающихся глаз и дурмана от запаха его кожи.       — …О чём ты думаешь?       Чуткий взгляд задержался на твоем лице — казалось, что Ниалл хотел впитать плавные черты все до единой и сохранить их в памяти на долгие века.       — О том, что мог стоять бы так с тобой всю вечность. И… о том, что меньше всего мне хочется оставлять тебя в одиночестве.       — Тогда не оставляй. Останься со мной.       — Ты ведь знаешь, что я не могу. Я обязан вернуться.       — Я… не об этом. Останься со мной сейчас.       Под бесстыжими пальцами жилка на его шее ощутимо напряглась, а с приоткрытых губ слетел приглушенный вздох — смиренный почти, словно он запрещал себе принимать и понимать твои намёки.       — Я уже с тобой.       — Не так, — ты поднялась на цыпочки, опаляя волевые скулы сбивчивым дыханием. — Не так, как мне хочется.       — То, как хочется тебе, — он отодвинулся, примирительно удержав тебя за оголённые плечи, — лишь сделает наше расставание ещё более тяжким, чем оно будет завтрашним утром. К тому же… я не хочу, чтобы ты потом жалела об этом.       — Я не пожалею.       — Связь со мной… это серьезный шаг, Никки. Я хочу, чтобы ты поняла, что я не вступаю в близость, если это не включает в себя полностью обоюдное желание быть друг с другом и вне, — Ниалл аж сглотнул, не веря, что и правда это говорит, — постели.       — Тогда это значит, что ты…?       — Хочу ли я быть с тобой, раз говорю об этом?       Ты кивнула, вновь встретившись с его глазами — необъятным океаном нежности, окружённой яркой зеленью. В них не было даже малейшего намёка на эротику, будто Ниалл был не способен испытывать что-то столь… порочное, как обычное физическое влечение. Или просто запрещал себе его.       — Хочу. Столь же сильно, сколько боюсь… потерять. Без тебя, — его пальцы тронула мелкая дрожь, — у меня вновь никого не останется.       Вновь.       Щемящая боль стиснула горло, разлившись в груди запоздалой тоской — казалось, что в одном слове расцвела вся многолетняя агония, спрятанная в его сердце. Растоптанном и разбитом на неказистые осколки, которые Ниалл протягивал тебе на ладонях. И если раньше его страхи колыхали в тебе раздражение, сейчас ты больше всего на свете желала залечить шрамы безжалостного прошлого и отдать ему всю себя.       Заметив твоё осунувшееся лицо, Ниалл притянул тебя чуть ближе и невесомо чмокнул в самый уголок рта, а потом и в подрагивающие веки.       — Не горюй о моём прошлом, Никки. Былое уже не исправить, а мёртвых — не вернуть с того света. Просто пообещай мне, что всегда будешь в безопасности, ладно?       — Ещё одно слово о моей безопасности, — ты шмыгнула носом, — и я точно стукну тебя по коленке. А потом и по второй.       Рокочущий смешок скатился с языка, подтолкнув волну мурашек пробежаться по затылку — так Ниалл смеялся исключительно в твоём присутствии. Губы его дрогнули в лёгкой улыбке, а следом игриво мазнули кончик носа — невесомо почти, словно тебя коснулся сам ветер.       — Вы только посмотрите на неё, так и норовит удержать меня от перелёта всеми способами. Не щадит ни моё сердце, ни даже тело.       — А вот и неправда. С твоим телом я ничего не успела сделать.        — Однако упорно пытаешься.       — Столь упорно, что я скоро потеряю веру в то, что ты и правда… разделяешь мои желания, — твои ладони огладили скованные плечи и слегка поднырнули под ворот, — и я всё это не придумала себе в голове.       Ниалл не отдёрнулся от твоей ласки, и ты продолжила попытки качнуть чашу весов в свою сторону.       — Возраст поумерил мой юношеский пыл. Я научился быть сдержанным и осмотрительным, особенно в вопросах… личных отношений и чувств.       — Говоришь так, будто тебе вся тысяча, а не триста, и мне скоро придется тебя хоронить.       — Меня, возможно, и нет, но вот мои нервы и терпение, — Ниалл беззлобно хмыкнул, — … с тобой рядом им осталось недолго.       Ты закатила глаза столь сильно, что они чуть не оказались на затылке.       — Нет, всё же по коленке тебе точно надо дать.       — Боюсь, твой удар может вывести меня из строя и тогда, — слегка прищуренный взгляд, — твои желания останутся без ответа уже по иным причинам.       — Ты переоцениваешь мои способности.       — Твоё рвение скомпенсирует отсутствие точности удара. Особенно при достаточном желании.       — Моё единственное желание сейчас, — твои губы спешно дотронулись до оголённой шеи, заставляя Ниалла оцепенеть, — это ты и… только ты. Всё остальное я ещё успею воплотить в реальность.       Его пальцы судорожно впились в бордовую ткань платья, а голос хриплым выдохом разорвал воздух.       — Оказывается, ты та ещё… соблазнительца. Того гляди и привяжешь меня к изголовью.       — В следующий раз, если будешь сопротивляться, то я так и сделаю, — поцелуи запестрели на его шее, долгие, страстные почти, сродни укусам, вырывая из Ниалла невнятные звуки, — и буду долго-долго мучить, пока ты не сдашься.        — Что же ты за грешная женщина… делать со мной подобное.       — Не похоже, чтобы ты был сильно против. Я бы даже сказала, что тебе, — особо пылкое прикосновение к разгоряченной коже отозвалось ответной дрожью, — нравится то, что я делаю.       Ниалл огладил твою открытую спину — нежно и смиренно, будто боялся дать волю тому, чего хотел, а следом притянул вплотную к груди.       — Нравится, но я хочу быть точно уверен, что ты понимаешь и принимаешь все последствия нашей связи. Что готова видеть во мне, — его голос упал на несколько тонов, — своего мужчину и возможного спутника жизни.       — Разве мои действия уже не сказали всё за меня?       — Искорка.       — Ладно-ладно, — ты буркнула в ямочку на ключицах, — я всё понимаю, полное согласие, доверие и всё в этом духе. Для тебя это важно.       Ниалл примирительно кивнул. Ты же, сглотнув, потянулась к его уху и чувственно прошелестела:       — Ты стал мне одним из самых близких и важных людей на свете, потому… Я согласна быть с тобой во всех смыслах этого слова. Телесно, духовно, безвозмездно.       Ты не видела, но могла поклясться, что с плечей Ниалла словно упал невидимый груз.       — Спасибо. Я… счастлив это слышать.       — Но клянусь, если ты задашь ещё хоть один уточняющий вопрос…       Ты не успела закончить — он отстранился, а следом прильнул к твоим губам, забирая любые остатки возмущений. Теплые, мягкие и безмерно ласковые, они не напирали, а лишь неспешно окунали в сладостные ощущения. Ниалл растягивал поцелуй, давая тебе время привыкнуть, а себе — отбросить любые сомнения. Он был невообразимо трепетен — казалось, что тебя касалось само солнце, кутая в пылкие объятия. Ты таяла, терялась и вбирала в себя желания, что читались даже в том, как он смотрел тебя — восхищенно, пронзительно и нежно, смазывая любые мысли.       Никто ещё не дарил себя тебе так, как это делал Ниалл. То не были просто поцелуи, а клятвы — быть рядом, защищать и ни за что не отпускать. Он перебирал игривые пряди и шептал твоё имя — сбивчиво, отчаянно, будто ты могла бы раствориться в его руках, сожми он тебя чуть сильнее.       Плащ, грузный и вычурный, соскользнул вниз. Под напором спешных пальцев зашуршала ткань, дернулись аккуратные пуговицы и вот уже ножны, жилет и белоснежная рубашка распластались по каменной плитке. Ниалл, обнажённый и приласканный закатными лучами, был прекрасен. Даже слишком, и ты позволила себе вдоволь насладиться игрой мышц под кожей. Шрамы и неказистые рубцы не смущали тебя — они не были уродством, а скорее доказательством духа и стойкости тела. Ты тронула один из них костяшками, и Ниалл дрогнул, прикрыв тяжёлые веки. Сглотнул, боясь, что ты передумаешь и покинешь его.       Но ты осталась, продолжая разглядывать и целовать отголоски былого, что зияли отметинами на рёбрах. Аккуратно, невесомо, желая забрать с собой всю боль, что они хранили, и оставить на их месте частичку себя.       Ваши губы вновь нашли друг друга — уже куда более требовательные, жаждущие. В платье стало душно, жарко, и ты недовольно тряхнула плечом, пытаясь сбросить его.       — Сейчас.       Ладонь Ниалла легла на лопатки, слегка смяв кожу. Пробежалась вдоль позвоночника, огладила очертания талии под корсетом.       — Стой смирно.       Ты кивнула, позволив опытным рукам избавиться от одежды, а поцелуям осыпать шею и скулы. Страха не было - лишь жгучее желание стать ближе, ощутить его всего.       Ты впитывала прикосновения, мечтая, чтобы тепло объяло тело без остатка - укутало в кокон, заполнив собой всё естество и вытеснив ядовитую горечь. Она была липкой и вязкой, как угольная смоль, и тебе чудилось, что её уродливые когти бороздят саму душу, желая разворотить её в кровавое полотно. До ошмётков и рвущей, ноющей пустоты.       Но пока Ниалл был рядом, столь родной и бесконечно нежный, никакая тьма не в силах была утянуть тебя в водоворот хаоса. Он укрывал от этой пугающей реальности, прижимая к груди и бесконечно целуя медь в волосах — так, как умел лишь он один, так, будто кроме тебя в этом мире не существовал никто и… ничто.       Немного отстранившись, ты потянула его в сторону постели и примирительно усадила на самый край. Его руки раскрыли для тебя свои объятия, призывая прильнуть ближе, но ты лишь качнула головой. На лбу Ниалла проступила лёгкая складка, внимательный взгляд мазнул по щекам, пытаясь уловить ход мыслей. Лишь когда ты опустилась на корточки, смахнув локоны в сторону, осознание тенью тронуло вытянувшиеся лицо.       — Никки, тебе не обяза-        Голос Ниалла завибрировал, перейдя в шелестящий хрип. Пальцы дрогнули, ухватившись за вязкий воздух, а следом легли тебе на голову. Поглаживая. Направляя. Аккуратно и неспешно, позволяя тебе привыкнуть, прочувствовать и принять его до конца, а ему — не скрываться от собственных желаний.        Тишина утонула в звуках, сладостных, как трель мелодичной лиры, сиплых, как потрескивающие поленья за спинами. Ты не видела, но чувствовала, как Ниалл метался под тобой, как его ладонь подрагивала на взбаламошенных волосах. Он весь горел, отдаваясь в твою власть, что толкала касаться его настойчевее, спешнее… глубже. Так, как его не касались уже долгие годы.        Лишь бы он знал, что ты была его, а он — твоим. Целиком и полностью, от самых кончиков пальцев до алых губ. Твоё имя скатывалось с языка сбивчивой молитвой, тягучей патокой, что обволакивала само сознание и толкала терпкое вожделение. Оно разливалось внутри, сметая и заполоняя собой всё без остатка, и тебе мерещилось, что ты пылала вместе с ним. До серого пепла и бликов от масляных ламп на коже.       Его бёдра качались тебе навстречу, подгоняя удовольствие, и вскоре он более не мог сдерживаться. Хваленая выдержка рухнула, и Ниалл весь согнулся, прижав тебя чуть сильнее и почти простонав что-то невнятное в висок. Дыхание его сбилось, став рваным и частым. Судорожным. Ты не отстранилась, прочувствовав каждую пульсацию и всплеск истомы, уцепившись за бортик. Ощущения взорвались, спутались и накрыли с головой, обдав волной нетерпимого жара.       На краткий миг всё словно померкло, воплотившись лишь в его руках, запахе и вибрирующем шепоте.       Ваши глаза встретились — в его, тёмных, прищуренных, плескалась столь явное восхищение, что впервые ты засмущалась происходящего. Ниалл нагнулся, чтобы притянуть тебя к себе и без колебаний накрыть припухшие губы, все ещё отдающие им. Ты слегка приоткрыла их, позволяя ласке стать распалённее, а поцелую — глубже и самую малость грубее.       Он целовал тебя так исступлённо, словно хотел отплатить за всё — не только за подаренные минуты близости, но и за само твоё наличие в его жизни. И ты отвечала ему, пылко, страстно, растворяясь в этом безудержном слиянии. Не только тел, нет, душ, сердец, миров, что однажды столкнулись в темноте крохотного приюта.       Горячие губы, обжигая, пробежали по груди, шее и зарылись в ключицы. Ниалл опустил тебя ниже, и ты прикрыла глаза, плывя от понимания, что вот-вот его ощутишь. По-настоящему, а не теряясь среди обрывков сновидений.       Ниалл качнулся, и ты последовала за ним, более не думая абсолютно ни о чем. Был лишь он, ты и шумное дыхание, что увязало в засыпающем багрянце. Мир перестал существовать, сжавшись до размеров одной кровати и ваших рук, что терялись средь прядей, оставляли борозды на влажной коже и сжимали друг друга. Ощущения обострились до предела, став заточенным кинжалом — казалось, что каждый толчок взрывал внутри столп искр, а следом окутывал полотном бесконечной нежности.       Тебя заполняло, обуревало и сметало. Ты парила в невесомости, а следом сгорала в пожаре, яростном, необъятном. Этот контраст был столь необычен, что ты выгибалась в его хватке, то ли мечтая остаться в этом мгновении навечно, то ли пытаясь черпнуть воздуха. Ниалл что-то говорил, но ты не слышала, полностью отдавшись пелене дурмана, опутавшей словно бы само сердце и соединив с его собственным.        Да и не нужны были вам слова — так, набор букв, что терялся на фоне яростных чувств. Он существовал для тебя, дарил всего себя, и ты внимала его безмолвным признаниям каждой частичкой одинокой души.       Движения смазались в сплошной поток. Вздохи сменились выкриками, потом мольбами, и, наконец, протяжными стонами. Твоими. Его. Дрожащая, задыхающаяся ты открыла глаза, когда последние рывки иссякли, а поток вечернего ветра обдал намокшую спину. Слова так и не слетели с языка, и ты просто прильнула к Ниаллу, позволяя очертаниям вновь обрести форму, а дыханию восстановиться.       — Всё хорошо? Ничего не болит?       — П… пить, — только и смогла пролепетать ты, — сухо в горле.       Ниалл спешно чмокнул тебя в губы и, переложив на простыни, потянулся за кувшином с чистой водой. Прохладная, свежая, она слегка отрезвила, и ты уже не чувствовала, что вот-вот упадешь в обморок.       — Спасибо.       — Это самое малое, что я могу сделать для моей Искорки.       Новое прозвище отдало усладой в груди, и ты невольно улыбнулась.       — Ты… точно не жалеешь о том, что произошло?       — Единственное о чём я жалею, так это о том, что не сделала этого раньше.       Ниалл рассмеялся, приглушённо и счастливо, а следом укрыл тебя одеялом.       — Я правда рад это слышать.       Долг отрывал вас друг от друга, но ты знала одно — пока он тебя ждал, у тебя всегда был дом, куда ты могла вернуться.