Ущерб защиты

Людмила Васнецова вышла из мотеля уже в наушниках. Эта привычка осталась с Канады, с тех пор как они с Яшей выходили на пробежку каждое утро в межсезонье. Ему как спортсмену нельзя было растерять форму, а ей просто нравилось ощущение ветра на лице и то как подскакивало настроение после бега. Люда уже почти не скучала по нему, а вот когда решила уезжать, её тошнило от самой себя. Почему, ну почему она не может ужиться с добрым, надёжным и знаменитым Яном, а тянет её к слабохарактерному элементу весьма среднестатистическому со всех сторон. Когда осознание накрыло её, Люда истерически хохотала, а потом проплакала весь день. Она любила его. И пусть иногда они с Серёжей ссорились, но она любила его мягкий характер и позитивный подход к жизни. Даже её мама с неохотой признала, что они дополняют друг друга — её муж спокойно жил работой психотерапевта, не сталкиваясь с враждебным миром, а она могла управлять семьёй и воспитывать детей как считала нужным. Люда понимала что уехала с такой стремительностью не от него или от дочек, а потому что свободолюбивая от природы она чувствовала себя погребённой заживо под горой домашних обязанностей которые никогда не кончались. Рутина, рутина, рутина. Будто кошмарный день сурка. Одно и то же, день за днём — приготовить, постирать, постирать, приготовить. Положить всем еду три раза, помыть посуду, погладить семь стопок вещей, убраться. Не то чтобы семья отдалялась неё, нет. И мужу и дочкам было что-то нужно каждый день, но в этой бесконечной беготне она незаметно потеряла жизнь. Когда ещё в России та злосчастная хоккейная шайба устроила ей сотрясение, Люда вдруг поняла что давно уже не чувствует вкуса к жизни, нет красок в ней, нет будущего, нет смысла к чему-то стремиться. А Ян — весёлый, жизнерадостный, яркий, и перемены, к которым привёл переезд, сделали всё в тысячу раз лучше. Её сердце билось, наконец, глаза горели! У неё был любимый человек, богатый и щедрый настолько что ей не нужно было работать. И много свободного времени для всего чего пожелает душа. Поначалу её мозг агонизировал из-за необходимости многих предыдущих лет постоянно быть на ногах, справляясь с тысячей мелких дел. Но она заставляла себя перестать и когда наконец успокоилась то первые недели Люда не делала вообще ничего. Её максимумом стала поездка до какого-нибудь красивого национального парка. Потом жизнь вошла в норму. Она познакомилась со многими людьми, приобщилась к спорту и к путешествиям по стране и работала над планом открытия небольшой компании. Всё это было прекрасно, и всё же кого-то постоянно не хватало. Люда вернулась в Россию сразу же как написала записку для Яши, и не смогла зайти в собственный дом. Вернее, физически она смогла бы, даже ключи скорее всего подходили, но Людмила не чувствовала морального права вернуться к семье. Она бросила их так легко и не собиралась возвращаться никогда. Разве примут они её обратно после такого? Разве на их месте она простила бы себя? В наушниках певец рисковал сорвать голосовые связки чтобы женщина не слышала навязчивых мыслей, которые как маятник качались между «тварь дрожащая» и «право имею». То есть между «вернуться» или «не возвращаться». Даже если они простят её, тогда со временем она снова утонет в том от чего бежала. Разве же это хорошее решение? Здесь вообще есть хорошее решение? Люда снова, как и вчера, и за день до того, сказала себе что обдумает это завтра, но кого она обманывала. Она уже месяц тут, живёт в комнате мотеля и бесцельно ходит по окрестностям, держась на расстоянии пушечного выстрела даже от своего района. Когда Оливия Ньютон-Джон допевала «Physical», Люда свернула в парк. На центральных дорожках всегда было до ужаса много народа, как и сейчас. Торопились бизнесмены с трубкой у уха, сплетничали старушки, прогуливали студенты, мамаши катили коляски, дети роняли мороженое и начинали реветь. Люда свернула от всего этого в сторону — туда, где обитали только собачники и бегуны. В голове была блаженная пустота пока она смотрела вперёд или разглядывала зелёные листья. А если появлялись мысли… «Завтра.» — думала она, «Я решу это завтра», но завтра, как и синие горы, только убегало вдаль. Виктор Цой в наушниках уверял что ей нужны перемены, и она больше не могла ему возражать. Она сделает что-то решительное сейчас же, когда вернётся. * И вот, почти два часа спустя у её привычного, почти родного мотеля стоял чужеродный автобус. Каждый его сантиметр был разрисован гигантскими цветами, радугами и пацифистскими знаками. Ржавенький бок и разбитая фара сообщали что он повидал многое. Подумать только, автобус хиппи, который внутри наверняка переделан под дом на колёсах. Люда была поражена нахлынувшей болезненной ностальгией. Она долгое время была хиппи как по сообществу так и по духу. Много лет она и «Имаго» разъезжали на каникулах по разного рода лесам и окраинам мелких городов. Они назвали себя так, поскольку «Имаго» означало «бессознательный стереотип, определяющий направленность восприятия человека», а они, хиппи, как раз были одним ходячим стереотипом для всех остальных. Ещё «Имаго» означало какую-то там стадию развития насекомых и их символом стал мотылёк. Ну почему же у них в свое время не было такой вот чудесной машины. Они побывали и в горах, и на водопадах, и в Карелии. К концу школы компания разжирела до такой степени, что приходилось занимать в электричке три соседних купе, набиваясь по шесть-восемь человек в каждое. Потом она вышла замуж и закономерно стала проводить всё больше времени с семьёй. Но и эта жизнь не была плохой, если бы не стала настолько пресной! Как же всё это было непросто. Они с «Имаго» виделись реже и реже. А потом её друзья уехали как обычно, не имея с собой телефонов, но уже не вернулись в город. Почему только она не поехала с ними тогда?.. Люда подошла ближе чтобы рассмотреть рисунки на машине. Шурша гравием, какой-то мужичок копался под автобусом, чем-то звякал, потом, заслышав шаги, по плечи выехал лёжа на деревянной доске с колесиками. Фонарь на его голове ярко осветил день. — Толик, брат, притащи ключ. Тут ржавчины как в… А… — Он уставился на неё. Ну, зарос бородой, ну патлы отрастил хоть куда, но это был всё тот же… — Костик?! — Люся?! Он быстро выехал из-под машины совсем и вскочил на ноги. В городе его, пожалуй, приняли бы за сбежавшего сумасшедшего — русые волосы ниже плеч, борода, повязка на голову, длинный балахон в клетку почти до пола, индийские штаны и тапочки с носками. Тапочки! К тому же, он подводил глаза. — Люся Гордиенко! — Уже Васнецова, ты же был на свадьбе. — Помню только самое начало. — Честно признался её старый друг. Из-за печальных обстоятельств прошлого его улыбка спазматичеки подергивалась если была слишком широкой. Это происходило и сейчас. — Боже, Люсиль, я тебя и обнять не могу, весь в машинном масле. — Он тут же заорал, сложив руки рупором. — Эй, народ, сюда, смотрите кто к нам приехал!!! Они находились во внутреннем дворе п-образного здания. Весь второй этаж с внутренней стороны окружал общий деревянный балкон с верёвочной лестницей (ещё утром её не было здесь, это точно). Из нескольких комнат на балкон вывалились люди, много знакомых, и, брезгуя нормальной лестницей, спустились по верёвочной. — Ох! —Люда чуть не свалилась, когда её давняя лучшая подруга подлетела с визгом, кидаясь ей на шею. — Люськааа! — Наташка, ну совсем не поменялась! Как будто только вчера виделись. Наташа всё ещё была вечно молодой, низкой и светловолосой. Когда-то давно они учились в одном классе, сидели за одной партой. Потом, это они организовывали всю работоспособность «Имаго». Чтобы все собирались вовремя, чтобы хватало снаряжения, билетов, чтобы никто не потерялся. Самой главной, очень условно, среди них считалась Римма, но она оставалась главой только номинально, с радостью уйдя в травы и эзотерику. Сначала они были её замом (Люда) и замом зама (Наташа). Их все так и звали — зам-замы. «Где зам-замы? Кто-нибудь видел зам-замов?» Вокруг вдруг собралось ужасно большое количество людей. — Куда ж ты на столько пропала-то. — Сокрушалась Наташа. — Это я пропала? Как бы я вас нашла? Почему не завести хотя бы один телефон на всех?! — Возмущалась, наконец, Люда. Эти годы были одинокими. — Это же анти-экологично! К тому же, родственники большинства из нас ежедневно звонили бы, уговаривая вернуться и жить «нормальной жизнью». Мы пробовали. — Цивильная жизнь тебя не пощадила. — покачал головой Костя и со священным ужасом указал на неё. — Это что, пиджак? — А это тот же лоскутный балахон что и пять или десять лет назад? — В свою очередь спросила она. — Возможно! — Разойдис, молодеж! — Кто-то уверенно, но плавно проплывал через толпу, которая теперь её окружала. Люда почти задохнулась. — Римма, и вы здесь! Как я скучала! Римма пришла к ним из каких-то верхов просветителей хиппи. Она была среди тех кто продвигал движение по стране, а потом заебался и захотел быть частью сообщества, а не решать чужие косяки. Благодаря Римме их бесструктурные сборища стали организацией со сводом правил. А когда она окончательно отошла от дел их «главаря» то посвятила себя траволечению и прочей магии. — Пока ещё здесь, просто повезло застать меня на этом свете. — Не надо снова, вы всего-то на пять лет меня старше. А авто-то, авто откуда? — Наше, коллективное, на общак! — Гордо сказал Толя — Это ни хухры-мухры, автобас советского производства, сами его переделали в дом на колесах, красили сами. Когда-то Толя был странным пятиклассником, который увязался за ними. Теперь он был совсем на себя не похож. Видимо он не путешествовал с ними постоянно, поскольку его костюм выглядел наиболее «цивильно». — Ну что, поехали с нами? — С ходу предложила Наташа и хлопнула её по плечу. — Мы теперь автономная коммуна, работа есть на всех и всё делим на всех, палатку тебе дадим. На Алтай поедем, потом до Уральских гор! Ну как? И Люда была здесь ни при чем, Вселенная будто бы сама вручила ей решение. Свободный путь, чтобы спокойно дать себе время распрощаться с прошлыми отношениями, длившимися почти год и принять решение насчёт своей семьи, со всех сторон непростое. — А поехали! Её сердце снова билось. * Сергей Алексеевич Васнецов, психотерапевт с чутким и добрым сердцем, сегодня не мог сопереживать клиентам в полной мере. Он был хорошим специалистом и наладил дело за эти годы. Пациенты шли сегодня один за другим, накатывая словно море. Море, которое хотело утопить. Они даже не замечали что что-то идёт не так. Принимали его пустой взгляд за обдумывание их проблемы, переспрашивания — за внимание к деталям или какую-то особую методу. Сергей бы никогда не поступил с пациентами так невнимательно, но сейчас тонул в том, что происходило в его собственной жизни. Известно что излечивать души людей не смог бы толстокожий человек, эдакая машина для убийств. Но кто бы ещё осознавал что он тонко чувствовал мир не только во время сеансов. Он был эмпатом, что значило поразительно точное распознавание чужих эмоций и способность интуитивно знать что поможет человеку. А также давало такие бонусы как склонность к зависимостям. Склонность к депрессиям. Уязвимость. Это ли не страшное проклятье — любое влияние мира на себя воспринимать в сотню раз острее. Сейчас он почти мог почувствовать как рассыпается пол под ногами, или как всё что он видел подёргивается по краям словно кривая киноплёнка. Ещё вчера всё было неидеально, да (противоречивые мысли о прошлом и жене преследовали его с тех пор как хоккеист объявился в их квартире) но мир был стабильным. Он знал что будет завтра, через неделю, и через месяц. Его главными переживаниями были мысли о том как убедить суд расторгнуть его первый брак в одностороннем порядке. И хочет ли он его расторгать. Додумался, называется. Антонов ввалился в его кабинет как к себе домой в один из перерывов: — Серёга, чё тухлый такой? Пока стоматолог достал из-за фоторамки его фляжку, отхлебнул, сел на пациентский стул и отхлебнул снова, Сергей успел только тяжело и заторможенно сказать: — От меня Оксана ушла. Антонов подавился и долго кашлял. Только спустя несколько секунд Сергей понял что Андрей просто немелодично ржал. — Где же я это уже слышал! Тоже был психотерапевт, тоже друг мой, только от него к хоккеисту ушла жена… Где же это было… Да! На этом самом месте год назад. Ты так годовщину справляешь, я не понял? — Тебе лишь бы посмеяться над чужим несчастьем! Иди… отсюда куда шёл. — Смягчил формулировку Сергей. То насколько толстокоже его друг относился к любым ситуациям делало больно. С другой же стороны, это он был тем кто никогда не позволял ему раскиснуть. — Так я сюда шёл! — Значит иди куда-нибудь ещё! Тоже мне, друг называется. — Эй, Серёга, ты чё. Ну я же наоборот пытаюсь в юмор, сгладить ситуацию, все дела. Давай, рассказывай чё там вообще произошло. — Он сделал ещё один серьёзный глоток водки и лицо сделал таким же серьёзным. — Я весь внимание, вот даже маску медицинскую снял. — Она просто уехала, представляешь? Две недели назад мы обсуждали список гостей на свадьбу, думали как скажем об этом детям, а она уехала. Да мы даже в салон с платьями сходить не успели. — Он болезненно скривился будто вот-вот расплачется. — Дай-ка мне. — И выпил немного тоже. — Ну за новым платьем ты можешь и один сходить. — Подмигнул Антонов и тут же исправился. — Молчу-молчу. Сбежавшая невеста, значит? Неужели Оксана могла вот так, хладнокровно тебе изменить? Какая женщина! — Тьфу-тьфу-тьфу на тебя, Антонов! Ты думай головой что говоришь. Они оба поплевали через левое плечо. — Фух! — Заметно выдохнул Антонов. — Значит не она! Значит ты ей? — То что ты на этой теме повёрнут не делает всех такими! Никто никому не изменял, не врал, ничего! Просто… — Психотерапевт откинулся в кресле, сгорбившись. — Помнишь её мужа, олигарха? — Который чуть твою контору не прикрыл, и едва вас не выселил? Ещё б не помнить. — Ну так вот, он своими угрозами и появлениями довёл Оксану до невроза. — А ты, значит, назначил ей не то лечение, она стала слишком счастливой и упорхнула в лучшую жизнь? — Я не могу назначать лечение. — Терпеливо в который раз пояснил Сергей. — Это делает психиатр, а я психотерапевт, Антонов. — А, детали. — Отмахнулся Андрей — Ну хорошо, значит ты, как психолог, поговорил с ней по душам… — Психотерапевт — не психолог. * — Слыш, ты тут о своей невесте ноешь или приехал читать лекцию о том как отличать всяких «пси»? — О невесте. — Нехотя признал Васнецов. — И нет, я с ней не поговорил. Совсем. Кажется, я не заметил в каком она состоянии, потому что был слишком занят своими переживаниями. — Он отпил ещё глоток и, закрутив флягу, отдал обратно. — Убери от меня это, а то ещё три клиента сегодня. Хорош же я буду воняя на них «Белочкой». — Могу хоть к себе на этаж. — Подтвердил Антонов — Чтобы на всякий случай. — Поставь на место. — Угрожающе сказал Сергей и Антонов все-таки поставил, а потом пропел: — «Если к другому уходит невеста, то неизвестно кому повезло!» Народная мудрость фигни не скажет, Серёга. — Ещё раз скажешь про «к другому» и я тебя тресну. — Пообещал он. — Она уехала в безопасное место чтобы начать жить заново. — Конечно. — Сказал Антонов и в его голосе явственно слышалось сомнение. — Что, и даже трубку не берет? — Она вообще не смогла оставить номер чтобы её муж не нашёл. А главное, нет, ну ты представь! Написала мне что между нами ничего не возможно, потому что я, якобы, живу прошлым, что она надеется что я прощу её потому что любит меня… — Ух нифига… — … Как друга. — Да, вот это птица обломинго. Да не переживай так, женщины существа отходчивые. — Ты наверное хотел сказать «находчивые». Оксану теперь точно не найти. — Дорогу, дорогу королю каламбуров. — Медленно и саркастично поаплодировал Антонов. — Вот что ты паришься? Не вернётся — найдёшь ещё десять таких. Ну, пять. — Исправился он — Ещё одну, это точно. Ты теперь раскрученный специалист, не то что раньше, много клиенток из элитного мира будет проходит через этот — Он оглянулся — М-да, кабинет лучше бы подновить. — Как ты не понимаешь! Других таких нет. — Здрасте приехали. — Будто бы удивился Антонов. — А от кого это, интересно, я две, две последние недели выслушивал «Люся то», «Люся сё», и вообще «Люся самая лучшая»? Если ты и Оксанины мозги промывал своей бывшей, неудивительно что она сбежала. — Мы с Людмилой, между прочим, ещё женаты! — Воскликнул Сергей уязвлённо. Он и правда много говорил о ней дома. — А что, совсем плохо если говорил, да? — Серёга! — Вцепился в волосы Антонов — Не «плохо», нет. Это не то чему подойдёт такое мягкое и приличное слово. — Ну я же о ней говорил как о маме для девочек. — Промямлил Сергей — В этом смысле… — Ты, трололо, хоть бы определился сначала кто тебе на самом деле нужен, так и страдал бы вдвое меньше. — Кто это говорит? Похоже, у меня проблемы со слухом. — Съехидничал Сергей, вспоминая о многочисленных интрижках Антонова, который к определившимся точно не относился. — Я-то себе жену выбрал. — Ничуть не смутился Андрей. — Ну хорошо, вот ещё вариант — езжай в восточную страну где разрешены гаремы. — Дурак. — Сказал Сергей. — Я не знаю. Я совсем не понимаю что делать. Вроде люблю Оксану, а вроде и нет, и вроде забыл Люсю, но как будто люблю её. И если ты сейчас пошутишь про «сходи к психотерапевту»… Может Антонов бы так и сделал, но по линии офисной связи раздался щелчок, а потом голос Тамары: — Сергей Алексеевич, к вам Оленков, записан. Антонов железобетонно заявил: — Значит так, мы с тобой сегодня идём в бар. — Не угадал. — Это ты не угадал, Серёга. Ты свою кислую морду видел? Иллюстрации к главам «депрессивен» и «агрессивен». А водка у нас лучший психотерапевт страны, подольше тебя работает. — Как я потом в таком виде домой приду? Это тебе легко, у тебя один сын и тот взрослый, а Пуговка, между прочим, только ходит в садик, ей шесть. Каким примером я буду для неё если… — Ты когда придёшь она уже наверняка спать будет. Так, никаких возражений. К тому же, к тебе уже ломится олень. — Он Оленков! — Только и успел возразить Сергей. Его снова ждал длительный час чужих жалоб и стенаний когда нельзя было даже незаметно взглянуть на часы. Для всех нужно быть понимающим, для всех проявить участие. А он, проведя две недели в постоянных эмоциональных метаниях по поводу бывшей жены, потерял свое будущее и совершенно не знал что делать. Ему нужно было перестать чувствовать всё это хоть на время, нужно было поговорить. «Как же я устал. Бар так бар.»