Пленница

Когда на восемнадцатилетнего волшебника обрушивается вся горечь, вся мерзость жизни, распластанная на полу его родного дома, обрушивается руками его семьи — он не всегда может принять это хладнокровно. Пытки. Убийства. Смерть. Драко Малфой не был особо эмпатичным человеком, но оказывается, до этого он просто не знал, что такое боль. То, что человеческая жизнь, что-то уникальное и бесценное, обрывалась, как хрупкая нить, под смех и улюлюкание, било его каждый раз, как в первый. Жестоко и наотмашь. Никогда в жизни он не подумал бы, что будет пропускать все через себя. Ум подсказывал: это отребье, грязнокровки, отбросы общества, но сердце с некоторых пор перестало ставить чистоту крови во главу угла. Это были люди. Живые люди. Недолго… Поэтому большую часть последних шести месяцев он проводил, как в тумане — тщательно убирал из памяти все, что происходит, не видел отцовские деяния, не помнил лица…. старался не запоминать, но они все равно отпечатывались у него на сетчатке глаза и являлись во снах. Поначалу помогал алкоголь, но поняв, что теряет уже самого себя, он мгновенно перестал. Благо, организм, закаленный годами спорта, недолго мстил ему за эту слабость. Поэтому Малфой начал абстрагироваться от происходящего самостоятельно. Мама заметила его отрешенность, расфокусированный взгляд и непроницаемый вид, но больше — никто. Хорошо. Тёмный Лорд появлялся редко. Драко пока не был хорошим легилиментом, хотя поколения волшебной крови давали некоторые преимущества в виде различных способностей, ему приходилось каждый раз выворачивать себя наизнанку, практически насиловать себя перед этими редкими встречами. Он пытался искренне думать так, как было угодно ему. Или хотя бы не пропускать на поверхность сознания мысли, за которые его, Драко, кинули бы в камеры их подземелий вместе с грязнокровками. Он до тошноты запускал в себя два пальца и вытаскивал старую грязь: ненависть к маглам, идеи превосходства чистой крови над грязной, презрение ко всем, кто этих взглядов не разделяет, желание угодить отцу… Он пытался думать так искренне, что это почти получилось, ведь когда-то такое мышление не было притворным. И он презирал себя за это. Семье и тем более Пожирателям (внутри он все же разделял их, хоть и понимал ошибку), которые превратили его поместье в проходной дом, не было видно его внутренних терзаний. Одна мать, кажется, что-то понимала, но она сама, очевидно, научилась отрекаться от реальности так давно, что изменения в сыне вряд ли привлекли бы ее внимание. Отец… Драко с горькой усмешкой видел, как наконец его плечи ссутулились, как походка потеряла вальяжность, а речь — растянутость. В общем, все те вещи, которые Драко перенял у него и тоже потерял навсегда. Люциус понял наконец, что он в этой игре — лишь пешка, никак не ферзь и не слон. Он, чья кровь славится пятнадцативековой чистотой, стал презренной фигурой, которой даже не жаль пожертвовать. И сделал такими же своих жену и сына. И все ради чего? Однако гордыня и спесь, холимые и лелеемые сорок пять лет, не могут уйти бесследно. Люциус по-прежнему верил в то, что мир надо «зачистить» и все свои оставшиеся силы бросал на выполнение этой миссии. Искренне желая вернуть расположение Лорда, он так же пытался узнать какую-нибудь полезную информацию от взятых в плен. Отец придумал систему, по которой узника будут пытать и вводить в заблуждение, пока он не выдаст все, что ему известно. У каждого обреченного был свой пытающий. Когда «клиент» умирал, пытающий брал себе следующего. Беллатриса, Люциус и Нотт-старший работали с самыми важными и значимыми, теми, кого легче расколоть физически, чем морально. С членами Ордена Феникса, участниками подпольного сопротивления Министерства. Драко пока умудрялся избегать этого. То советовал вместо себя какого-нибудь Пожирателя, то притворялся, что так презирает грязнокровок, что ему плохо находиться с ними в тесной камере. Иногда Драко боялся, что они действительно могут выиграть. И что тогда? Нет. Даже с самим собой нельзя допускать такие мысли. Его голова — ненадежный сейф. Нарцисса не участвовала в пытках, отец понимал, что она не сможет и будет приносить больше вреда, чем пользы, однако это не мешало ему заставлять ее присутствовать в зале при прибытии новых пленных. Как сегодня. Не успев войти в мраморный зал, он понял, что их навестили егеря: отвратительный запах уже в коридоре заставлял глаза слезиться. Впрочем, когда он вошёл, кое–что другое чуть не заставило его глаза слезиться тоже. Малфой моментально включил блок, но тут туман не мог помочь. Эти лица он знал слишком хорошо, чтобы застлать их мглой. Драко стиснул зубы. Поттер. Да, его голова явно побывала в улье, но то, что это он, сомнений не было. Драко был врагом гриффиндорца шесть лет, а врагов мы порой знаем лучше, чем друзей. Да и компания не оставляла сомнений. Белая как мраморные стены позади Грейнджер в грязных руках оборотня. Вырывающийся окровавленный Уизли. — Что Вы с ним сделали? — шипел Люциус. — Это не мы! Таким нашли! — Похоже на жалящее заклятие. — Хм… — Не важно! Я уверена, это он! —кричала тетя, закатывая рукав. — Я должна вызвать моего Господина… Беллатриса ликовала, ведь преподнеси Лорду Поттера на блюдечке с золотой каемочкой, они будут усыпаны почестями до конца своих дней. Драко ее радости не разделял. Привычная со школы злость на трио поднялась в его душе. «Не могли, что ли, спрятаться нормально? Попасться егерям, у которых кулаки больше, чем мозги? Да вашу ж мать!» — Мы нашли в палатке очки! — воскликнул кто-то из егерей и нацепил Поттеру их на нос. Сивый лапал Грейнджер и облизывался. Малфоя передернуло, он поспешил отвернуться и столкнулся взглядом с отцом. — Драко. — Да, отец. — Ты же все понимаешь. «К сожалению.» — Да, отец. — Нам нужно опознать Поттера. Я почти не сомневаюсь, что это он, но лицо… Ты знаешь его лучше любого из нас. Драко прикрыл глаза. Чёрт. Сказать правду — Поттеру конец. Драко, конечно, ненавидел его по-прежнему, но понимал, что он — единственный, кто может уничтожить Лорда. Гриффиндорцу нельзя умирать. Пока. Он собрал все спокойствие, что было в его душе. Напустить брезгливо-равнодушный вид. Отшутиться. Если узнают про обман — убьют. Рисковать жизнью ради шрамированного? Он точно сошёл с ума. Малфой подошёл к школьному врагу. «Что Вы сделали с этим бедолагой? Разумеется, это не…» Но все слова вылетели, когда они посмотрели друг другу в глаза. Драко неслышно выдохнул. Одновременно: непоколебимость, обречённость, презрение, просьба, страх. Страх не за себя. За тех двоих. Драко забыл, что собирался сделать. — Н-не знаю… Не уверен, — ответил он выжидающим родственникам. — Да ты погляди хорошенько! Подойди к нему поближе!.. Драко послушно сделал вид, что пытается разглядеть Поттера в незнакомце, который, конечно, был отлично знаком. — Не знаю. — А это что,— взволнованно воскликнула мама. — та грязнокровка? Грейнджер? Я видела ее у мадам Малкин!.. Драко поспешно отошёл от Поттера. — Не знаю… Может… Дальнейшее было как в тумане. Узнавание. Меч. Безумная Белла. Пытки. Грейнджер кричала так, что барабанные перепонки грозили разорваться, но он просто молча стоял и смотрел, следя за тем, чтобы на его лице не дрогнул ни один мускул. Драко отлично знал ощущения от заклятия боли. Но он был закалён им с детства, а вот Грейнджер, судя по всему, испытывала Круциатус впервые. Он удивился, как она сразу не потеряла сознание. Наконец, тетя с ней закончила. Полумертвая однокурсница лежала на полу. Драко пытался не смотреть, но не мог отвести взгляд. Внизу ее имя кричали Поттер и Уизли. Она была грязнокровкой? Да. Она была невыносимой заучкой, высокомерной гриффиндоркой, подругой золотого мальчика, которую Драко презирал все эти годы? Да. Но он не хотел этого. В рамках школы их ненависть казалась закономерной и правильной, не перетекая в ничего больше, чем пара оскорблений да пустяковых заклинаний. Но это?.. Они все же жили в одном замке, ели в одном зале, болели на одном стадионе. Это было странно. Да, он ненавидел их всех, но он знал их с детства, они были людьми, его знакомыми. Неправильность, немыслимость происходящего била по нему обухом. Дальнейшее было невозможно представить даже в самых смелых мечтах. Поттер и Уизли вырвались. Тётя схватила Грейнджер и прижала кинжал к горлу. Появился Добби — Добби? — и свалил на них люстру. Беллатриса швырнула девушку в сторону, ее подхватили парни. Добби трансгрессировал. Волна облегчения, накрывшая Драко, даже испугала его. А потом он увидел, что за секунду до трансгрессии Люциус успел дернуть Грейнджер за локоть. Ее рука выскользнула из пальцев рыжего в тот самый момент, когда эльф с громким хлопком пересек расстояние. Какое? Сто километров, тысячу? Никто не знал. Известно было лишь одно: Грейнджер не успела улететь с ними. — Черт, отец! — воскликнул Драко, и все ошеломлённо уставились на него. Что он сказал? Что? — Надо было схватить Поттера! Зачем нам эта чертова грязнокровка?! —нашёлся Драко, крича так искренне, что все поверили. Почти. Люциус молчал. Его гнев затопил комнату, грозя всем присутствующим захлебнуться в нем. — Как посмел ты говорить так с отцом?! — воскликнула Беллатриса. Разумеется, он не смел. И знал об этом. Он никогда не допускал открытого неуважения. Позволить себе такое обращение- и Круциатус обеспечен. — Извини, отец. Это было недостойно. — Верно, — процедил Люциус. — Я понимаю его досаду, — попыталась встрять мама. — Поттер был у нас в руках. Я и сама была близка к какому-нибудь ругательному восклицанию. Отец стряхнул ее руку с плеча. — Хватит расшаркиваться! — воскликнула взбешённая Беллатриса и повернулась к девушке. — Я расчленю её. Драко замер. «Ну и черт с ней!» — подумал он в порыве, но здравый смысл подсказал, что она ещё может быть нужна Поттеру для победы. Да и он пока не стал такой тварью. — Тетя, я надеюсь, ты позволишь мне разделить с тобой это удовольствие, —сказал он презрительно, — но она может быть полезна. Грязнокровка —лучшая подруга Поттера. — И без тебя знаем, — бросил Люциус. — Девять часов, желтая гостинная. Нарцисса умоляюще посмотрела на мужа, но тот проигнорировал её. Драко спокойно ответил: — Хорошо, отец. Быстрым шагом Люциус покинул зал.