***
Они ехали в купе вчетвером: Драко, Грегори, Винсент и Пэнси. Путешествие началось потрясающе: дядя Гойла подарил ему редчайшего желтого скорпиона в стеклянном террариуме, так что друзья первый час только и делали, что разглядывали, восхищались и содрогались. — Как зовут?.. — спросила Пэнси у приосанившегося Гойла. — Вообще — Leiurus quinquestriatus, — гордо представил мальчик, — но я придумал ему имя получше. — Ну? — Салазар! — обьявил он после эффектной паузы. Паркинсон поперхнулась тыквенным соком. — Ты чего, совсем что ли? — кашляя, произнесла она. — Что? — обиженно спросил Грегори. — Ты назвал его именем великого Слизерина! — Драко тоже не сдержал смеха. — Ну даёшь. — Да, я хотел… как бы это… ну в честь… мы ведь все попадём на его факультет, верно? Гойл сконфузился. — Ага, и Слизерин, конечно, сквозь глубь веков будет весьма польщен, что ты назвал эту тварь в честь него, — смеялся Драко. — Ничего не тварь! — яростно принялся защищать «питомца» Грег. — Самый смертоносный скорпион в мире, противоядие до сих пор не разработано! Укус парализует жертву моментально, заставляя корчиться в страшных муках… — Кла-ас! — протянул Крэбб. — С каким наслаждением ты говоришь об этом, Грег! — недовольно сморщила носик Пенси. — Тебе вообще позволят его держать? Мальчик не обращал внимания: — …и яд — главный ингредиент зелья против укуса Василиска, — один грамм стоит семьдесят галлеонов! — Ух ты, может, добудем? — оживился Крэбб и аккуратно погладил стеклянную крышку террариума. — Ага, смею надеяться, моя жизнь стоит дороже семидесяти галлеонов, — ухмыльнулся самый старший из ребят. — А ты что, Крэбб? Или Ваш род совсем обнищал? — Может, я хочу сразить Василиска, — буркнул полный мальчик, и все четверо расхохотались. Время текло быстро. Гойл почти полчаса заботливо пристраивал стеклянный короб на багажную полку, отчего получил ещё порцию безобидных шуток. Каникулы были обсуждены, Шоколадные лягушки и Всевкусные орешки – съедены, поэтому ничто не мешало друзьям отдыхать, лениво глядя на проплывающий мимо пейзаж. Внезапно поезд качнуло, да так, что стеклянный террариум с Салазаром полетел с полки прямо вниз. Дальнейшее происходило как при Замедляющих чарах: Гойл сделал безуспешную попытку поймать террариум у пола; Пэнси с безумным криком отскочила и запрыгнула с ногами на сиденье, а Крэбб икнул и застыл, глядя, как скорпион несётся прямо на него, застыв к каком-то сантиметре от лица… благодаря Драко Малфою. Тот уверенным движением парализовал членистоногое новенькой палочкой из боярышника. Время вернулось на место, когда все выдохнули. Слава Мерлину, никого не задело осколками разлетевшегося вдребезги стёкла, а Салазар не успел натворить бед: все-таки, противоядие ещё не было разработано… — Драко, не может быть, ты умеешь колдовать?! — восторженно воскликнула Пэнси, держась за грудь. Малфой самодовольно ухмыльнулся. — Ну, это совсем простенькое заклинание… Драко, конечно, хорохорился: для мальчика, читавшего заклятия только в книгах и наизусть выучившего теорию без обращения к практике, любое заклинание было сложным, а Иммобулюс так вообще входил в программу второго курса. Он про себя удивился, как вообще смог произнести это правильно, не то что воплотить в жизнь, и сейчас от своего первого настоящего заклинания был в не меньшем восторге, чем Пэнси Паркинсон, но, конечно, демонстрировать этого не стал. — А нас за это не накажут? — с сомнением спросил Винсент, все ещё таращась на скорпиона. — Да ну тебя, не занудствуй! — радовался Гойл спасению. — Драко, ты гений! — Да, так и есть, — нехотя подтвердил его друг, — но эта магия не бесконечна, верно? Куда мы его денем? Все четверо уставились на разбитый террариум. — Можно восстановить его волшебством, но я не знаю, как!.. — воскликнула Пэнси сокрушенно. — Драко, может, ты? — и друзья с надеждой посмотрели на юного Малфоя. Однако Драко вовсе не был уверен в том, что сможет колдовать во второй раз, когда стрессовая ситуация и выброс адреналина остались позади. Тем не менее, пасовать было не в его традициях, поэтому он прочистил горло, готовясь взмахнуть палочкой. Хорошо, что не поленился выучить все заклинания «Курсической книги заговоров и заклинаний» (первый курс) Миранды Гуссокл! Внезапно дверь купе распахнулась, и на пороге появилась незнакомая девочка с просто необъятной копной каштановых волос. — Всем привет! Извините за беспокойство, вы случайно не видели жабу?.. — ищущим взглядом окидывая купе, поздоровалась она, — а то Невилл её потерял, и… Тут она заметила замершего Салазара, разбитый террариум и палочку в руках Драко. — Ух ты, магией занимаетесь? — и она без приглашения вошла в купе, присев рядом с посторонившимся Крэббом. — Давайте посмотрим. Казалось, Leiurus quinquestriatus не произвёл на неё ни малейшего впечатления. Отпрыски благороднейших фамилий немного опешили от столь бесцеремонного вторжения, но тем не менее дружелюбно поприветствовали девочку. Драко задержал на ней взгляд, на миг забыв о Салазаре: он был точно уверен, что ни разу не видел ее, хотя большая часть магических семей общались тесно. Новое, незнакомое, необычное и отличное всегда интригует нас, а она отличалась: от своих буйных волос и сверкающих живым умом карих глаз до непоседливой энергии девочка была кем-то, с кем Драко за свою недолгую жизнь никогда не сталкивался. Он снова прочистил горло: теперь ставки возросли, ведь предстояло колдовать не только перед друзьями, но и в присутствии этой странной гостьи, которая должна убедиться в том, что род Малфоев является одним из лучших в мире. С этой целью он ещё раз поднял палочку, повторяя про себя «Репаро, репаро....», и приготовился сделать взмах, как девочка предложила: — Давай я восстановлю террариум, а ты с помощью левитации поместишь его туда? Она подпрыгнула на месте, явно в нетерпении продемонстрировать свои таланты, и мальчик вновь подивился ее храбрости, а ещё раскованности: вот так, в обществе незнакомых ребят, не боясь ошибки... Он снисходительно кивнул, как будто позволял ей сделать эту работу, хотя на самом деле обрадовался: левитация казалось ему чем-то более легким, и с этим не должно было возникнуть проблем. — Тогда на счёт три, — спокойно сказал он и улыбнулся, заметив, как смотрели на них его друзья: со смесью удивления, интереса и немного зависти: очевидно, новенькая могла то, чего не могли они. — Репаро! — не дожидаясь, пока он посчитает, произнесла девочка, и разлетевшиеся стеклышки собрались в блестящий террариум без единой царапинки. — Круто, — не содержал восторга Грег. Пэнси поджала губы. — Он шевельнулся! — воскликнул Винсент. И правда. Действие заклятия обездвиживания начало проходить, и Драко не стал медлить: с помощью Вингардиум Левиосcа он уверенно направил скорпиона туда, где ему было самое место. — Молодец! — похвалила незнакомка, и все в облегчении выдохнули. — Неплохо сработались. Драко улыбнулся в ответ и протянул ей руку для пожатия: — Драко Малфой. — Он сделал акцент на последнем слове. — Гермиона Грейнджер. — Девочка выделила интонацией имя. Боковым зрением он заметил, как друзья переглянулись. Верно, такого семейства они не знали, но Драко кое-что вспомнил, и, все ещё держа ее руку, спросил: — Ты случайно не родственница того самого Гектора Дагворт-Грейнджера, который основал «Сугубо-Экстраординарное-Общество-Зельеварителей»? — О нет, не думаю, хотя ты второй, кто об этом спрашивает, — улыбнулась Гермиона, отпуская его руку, — мои родители — не волшебники. Драко подумал, что ослышался: — Что, прости? Но слух его ни разу не подводил, потому что как раз сейчас он отчётливо расслышал шёпот Пэнси: — О Мерлин, какое хамство! Драко переспросил: — То есть... ты г... маглорожденная? — Да, — спокойно подтвердила Грейнджер, — вроде бы так это здесь называется. Лавина противоречивых мыслей снесла сознание ребёнка, но первой все же была одна... — Грязнокровка… — прошептал Крэбб, и девочка обернулась на его голос. — Прости, я не расслышала.. — Уходи, — перебил ее Драко. Гермиона Грейнджер была совсем сбита с толку: — Что? Но... — Уходи. Что-то в выражении его лица заставило ее прекратить расспросы. Совершенно обескураженная, девочка пробормотала что-то в роде «Эм... ладно, пока всем, увидимся в школе...» и поспешно вышла из купе, а Драко бухнулся на сидение и ушёл в свои мысли, пока друзья, негодуя, обсуждали инцидент с грязнокровкой. — Нет, вы видели эту наглость? И нам придётся учиться бок о бок с этим? — Да, но хоть в Слизерин ее не возьмут, это точно... Мыслями он участвовал в другом разговоре: Малфой раз за разом прокручивал слова отца о том, какие неотесанные варвары — эти маглы, воры магии, эти ублюдки, эти... «ошибки природы». Что они глупы, но хитры и коварны, что они отвратительные существа, которых и людьми-то назвать нельзя... Отец лгал. Он тогда сразу же одернул себя: нет, не может быть... может, это он, Драко, тогда что-то не так понял? Но нет же, память у него была преотличная... а может, сама Гермиона решила таким образом неудачно пошутить? Мальчик смущённо поерзал на месте. Да, наверняка здесь какая-то ошибка, иначе и быть не могло, ведь эта девочка совершенно не подходила под определение отца… Когда его окликнули во второй раз, Малфой решил отложить эти мысли на второй план и потом в одиночестве спокойно все подумать. К сожалению, когда этот момент настанет после двух дней пребывания в школе, он окончательно убедится в том, что слова Люциуса не соответствуют действительности, но плохо переживет падение кумиров и уйдёт в отрицание, обратив свою ненависть на маглорожденных за то, что обмахнули его ожидания. Он не знал, что в тот момент в поезде гранитный фундамент его воззрений, возведённый отцом, впервые пошатнулся. *** Выйдя от Сивого, Драко чуть ослабил узел галстука и принялся размышлять. Первым желанием было шагнуть в ближайший камин и произнести название Трёх метел, но он, конечно, ему последовал. Зачем? Юноша остановился посреди каменного коридора. Рациональный и расчётливый, он и в этот раз решил послушать холодную логику, которая гласила, что ему это совершенно ни к чему. Но тогда откуда это нелепое желание обладать её палочкой? Что оно ему даст? Ничего. Драко задумчиво повертел на пальце фамильный перстень. Может, все-таки удастся использовать ее для личной выгоды? Например, шантажировать Грейнджер: не скажет или не сделает что-то, сломать палочку на ее глазах. Возможно. Он продолжил путь по коридору. Головная боль хромала рядом невидимым спутником, к которому он давно привык. Мимолётный взгляд на серебряные часы: ещё десять минут в запасе. Не имея намерения наведываться к девчонке раньше положенного, Малфой двинулся по коридору: давно нужно было кое-кого проведать. Разум подсказал, что сегодня для этого может быть не лучшее время, но он отмахнулся от его доводов, остановившись напротив одиннадцатой двери. Проявляющее заклинание — и она распахнулась, явив его взору тусклую тесную камеру. Вообще-то, все темницы были одинаковы, но здесь ощущение замкнутого пространства ощущалось особенно невыносимо: то ли из-за запаха железа и грязи, то ли из-за алых разводов на полу. Пенелопа стремительно отползла в сторону, но поняв, кто перед ней, выдохнула: — Малфой. — Кристалл. Медленно пройдя вперёд, Драко помрачнел, осмотрев девушку: с их прошлой встречи прошло около двух недель, но щеки впали еще глубже, а на месте грудной клетки красовались острые рёбра. — Ну как, хороша? — хрипло рассмеялась девушка с пола. Раньше сразу вставала. Юноша слегка улыбнулся: чувство юмора на месте, значит, не все потеряно. — Ты же знаешь, блондинки не в моем вкусе, — ответил он и, взмахнув палочкой, наколдовал два кресла. Здесь они почему-то получились кожаные бордово-красные. Секунду подумав, менять не стал. — Ужас, — прокомментировала Пенелопа, подползла к его творению и, оперевшись на подлокотник, кое-как встала, чтобы сразу рухнуть в кресло. Безмолвно наблюдая за этим, он тоже присел, следя, чтобы на лице не отразилось никаких эмоций. Две недели… — Рассказывай, — как обычно попросила узница, устроившись. — Что нового в мире? — «Ничего нового, Кэте. Мир по-прежнему рьяно готовится к самоубийству и столь же рьяно не желает себе в этом признаться». — Ты все-таки прочитал! — удивилась девушка, узнав цитату. — Ты же посоветовала, — пожал плечами юноша, — и мне было скучно. — Да, но я думала, что магловский писатель… — Да мне все равно, Кристалл. У книги нет крови. Салазар, сказал и скривился: фраза прозвучала как-то до нелепого пафосно. Надо прекращать общаться с Грейнджер. — У тебя как дела? — не дожидаясь, пока молчание затянется, спросил Малфой. Когтевранка рассмеялась — зло и весело одновременно. Гремучая смесь. — У меня? Малфой, какие у меня, к черту, дела? Ах да, — она сделала вид, что что-то вспомнила. — Утром я совершала моционы по Елисейским полям, затем отведала кофе с круассанами в Le malabar, и… — Trop stéréotypés. — Je m'en excuse, monseiur, tu t’attendais à quoi? Драко кивнул: — Pas trop mal. Девушка поклонилась. Она начала учить французский незадолго до того, как в начале мая ее схватили в компании двух гоблинов и притащили сюда. Кажется, хотела бежать в Бельгию. — Ладно, на самом деле, если тебе интересно, дела очень даже неплохо. У меня, если можно так сказать, каникулы. Обоняние Драко привыкло к грязи, но он все еще брезгливо озирался. — Что? — до него не сразу дошло. — Ах да, Беллатриса же на задании Лорда. — Да хоть у дементора в заднице, — откликнулась девушка, — главное, что не здесь. Так что я отдыхаю. А теперь и ты пришёл — ну прям Рождество. Драко криво усмехнулся, почему-то на миг отведя взгляд. Он не хотел применять к ней легилименцию, но иногда эмоциональный фон становился настолько сильным, что он просто не мог не замечать его. Как, например, сейчас, когда ее мысли просто переполняла, выливаясь через край, безумная… надежда. Девушка все ещё смотрела на него, он чувствовал, но продолжал изучать свои манжеты, будто нашёл на них несуществующее пятнышко. Сам виноват. Он сам виноват. Какой же это все бред! Он ничем не был ей обязан, он просто… Просто когда в конце апреля ее притащили сюда и бросили в камеру погибшего немногим ранее Уилсона, Драко не смог пройти мимо. Они не были хорошо знакомы: староста Когтеврана закончила Хогвартс, когда он был на третьем курсе, но все же… Что им тогда двигало? Желание позлорадствовать? Точно нет. Помочь? Тоже мимо, он же, мать его, не гриффиндорец. Наверное, всему виной это чёртово любопытство, которое однажды его погубит. Дерзкая и сильная девушка была почему-то отдана Беллатрисе, хотя та занималась самыми важными пленниками. Может, Пенелопа действительно что-то знала? Это вряд ли: с окклюменцией у неё дела обстояли не очень, и Драко каждый раз думал об этом, когда приносил девушке лекарственные зелья, еду и исчезающие одеяла. Но Беллатриса, кажется, не трудилась проникать в ее мозг после первой недели, так что его визиты пока что оставались незамеченными. — «Почему ты здесь?» — спросил он ее тогда. — «Потому что я грязнокровка, Малфой», — презрительно ответила Кристалл. Драко тогда подумал: это не повод. Должны же быть веские причины? Связь с Орденом Феникса, Поттером, нападения на Пожирателей смерти… Только потом он понял, что по уши в дерьме. Ведь раньше «потому что я грязнокровка» было для него вполне логичным аргументом. — Малфой? Драко поднял глаза: — Задумался. Девушка наградила его подозрительным взглядом. — Долго ее не будет? — нарочито равнодушно спросила она. — Хм… дня три-четыре, не меньше, — ответил Драко. Его снова захлестнуло волной чужих эмоций: «Хоть бы она умерла, хоть бы сдохла!» Драко усмехнулся: — Слишком громко думаешь. — А ты не подслушивай! — скорчила она ему рожу. — Кстати, почему без гостинцев? Драко прикоснулся ко лбу: — Извини, забыл. Дейзи сегодня доставит. — Забыл? — приподняла бровь когтевранка. Он вздохнул. В последнее время Драко часто не понимал, что и зачем он делает. Как будто был бездумной марионеткой, которая жила по написанному криворуким писателем сценарию. Зачем он вообще связался со всей этой благотворительностью? Это не может продолжаться вечно. Он не сможет ей помочь. Так не делает ли он хуже своими подачками? Раньше его опасения всегда были связаны с тем, что будет с ним, если об этом узнают. И только сейчас он подумал: а что тогда сделают с ней? — Извини. Я не планировал сегодня приходить. Лицо девушки потемнело. — Ты все реже и реже заходишь, — констатировала она задумчиво и посмотрела куда-то в пол, а он снова ощутил острый укол вины. Их отношения и приятельскими назвать было сложно, но сейчас он отчетливо услышал в ее голосе обиду. Это было странно. — Ну, у меня меньше времени сейчас, сама понимаешь — свой пленник… Какого черта он вообще оправдывается? — Ах, да, Гермиона. Как она? — голос Пенелопы сразу потеплел. — Да нормально, — отмахнулся юноша. Признаться, он был не в восторге от того, в какое русло свернул разговор. — Верю. Ей уж точно повезло больше. Драко фыркнул. — Рад, что ты называешь каждодневное созерцание меня везением, — отшутился он, — я передам это Грейнджер, а то она, кажется, не очень-то радуется. Кристалл улыбнулась: — Имеючи не ценим. Слизеринец бросил взгляд на часы: без двух минут восемь. Он встал, убрав своё кресло. — Уходишь? — поднялась вслед за ним девушка и сразу же рухнула назад: ноги плохо ее держали. — Наконец-то. — Да, дорогая леди, — усмехнулся он. — Провожать не надо. — Эй! Когда придёшь снова? — прозвучало ему в спину голосом, который лишь слегка дрогнул в самом конце. Юноша не обернулся. — Через неделю. А пока пришлю к тебе Дейзи. — Спасибо. Можно она останется подольше? — Нет. Негодование в голосе девушки вернуло ему твёрдость: — Я не понимаю, тебе что, жалко, Малфой? Он закатил глаза, обернувшись: — И из нас двоих ты с факультета Кандиды! Сама посуди: будет подозрительно, если Дейзи будут часто видеть здесь. — Этот эльф — единственное здравомыслящее существо, с которым я могу пообщаться, — буркнула девушка. — Ну спасибо, — усмехнулся Драко и наконец вышел. Они никогда не прощались. *** Оказавшись в коридоре, он изо всех сил подавил желание привалиться к стене. Окклюменция, встреча с оборотнем, а теперь и визит к Кристалл не прошли даром для его изможденного сознания, которое атаковал хаос прежде всегда сдерживаемых эмоций и мыслей. Драко тряхнул головой и вместо того, чтобы дать слабину, вызвал эльфа. Это заклинание выполнялось без палочки и невербально, но подчинялось только хозяевам дома, которых узнавало по фамильному перстню. — Что Дейзи мочь сделать для Вас, господин? — низко кланяясь, спросила эльфиха. — В ближайшее время нужно будет отнести мисс Кристалл Исцеляющее, Восстанавливающее, Успокоительное… дай подумать… Крововосполняющее и Питательное зелья. Дейзи кивнула. — Взять в лаборатории, сэр? — Да. — Что-то ещё? Драко на миг задумался: — Какую-нибудь нормальную еду и большое тёплое одеяло. Заберёшь его через три дня. — Будет сделано, сэр! Дейзи поклонилась, приготовившись к трансгрессии. — Подожди. — Да, господин? Драко нехотя добавил: — Я разрешаю тебе остаться с ней подольше. Пообщайтесь… если захотите. Глаза эльфа загорелись: — Спасибо, сэр. Драко лишь махнул рукой и отправился к девятнадцатой камере, пытаясь не думать о том, что он вообще творит.***
Она вчитывалась в девятую главу «Истории», кусая ногти. Вообще-то, этой дурной привычкой девушка раньше не страдала, но в нынешних обстоятельствах слово «раньше» стоило вычеркнуть из лексикона. Хотя, конечно, Гермиона понимала, что пока легко отделывается. Будь у неё клаустрофобия или парочка-другая нервных расстройств, она пребывала бы в гораздо более плачевном состоянии. Но после прошлой ночи, во время которой она не смогла дать достойный отпор Сивому, девушка решила, что нужно конвертировать эту уйму свободного времени во что-то полезное. Пока конечности совсем не атрофировались, она решила заняться спортом. «Спортом», конечно, было громко сказано. И до этого не особо занимавшаяся физической активностью девушка после почти трёх месяцев заключения с трудом выполняла простейшие упражнения. «Плевать,— успокоила она себя, когда не смогла сделать больше десяти приседаний, — не на Олимпийские игры собираюсь». Надо сказать, ее дилетантские тренировки очень помогли скоротать время до визита Малфоя. Однако день, как она чувствовала, близился к завершению, и спорт был уже не в силах отвлечь от хаоса мыслей: Гарри и Рон, Малфой, Волан-де-Морт, Малфой, Гарри и Рон, Сивый, Малфой… Было очень неприятно чувствовать себя обязанной одной из самых ненавистных персон в своей жизни, но факт оставался фактом: он ее спас. Неважно, каковы были его мотивы, она все равно чувствовала благодарность за то, что не оказалась изнасилована и укушена оборотнем. Гермиона стиснула виски с двух сторон, будто желая выдавить из головы это все и наконец обрести блаженный покой. К сожалению, сейчас это было невозможно, и девушке осталось только одно: прибегнуть к излюбленному методу — чтению. Внутренние часы подсказали вечер. Чем ближе был час встречи, тем больше буквы расплывались перед глазами, мешая вникнуть в содержание текста, который она и так прекрасно знала. Гермиона с досадой отложила том и уставилась в противоположную стену, где обычно появлялась дверь. От тревоги засосало под ложечкой: она ждала с нетерпением и одновременно со страхом. Не Малфой ее беспокоил (хотя, чего ради врать самой себе? он тоже), но перспектива услышать или не услышать новости о Гарри и Роне. Вдруг он решит утаить информацию? Разве он ей что-то обещал? Железная рука, казалось, никогда не отпустит сердце. Как долго может человек жить и сохранять рассудок в условиях постоянного страха? Но долго раздумывать над этим ей не дало характерное свечение каменной стены напротив. Внутренности скрутило в тревожный узел, и она сделала вдох-выдох, пытаясь успокоиться. «Господи, Гермиона, это всего лишь Малфой. Ты училась с ним семь лет, ты не должна его бояться!». Но тревога только усилилась, когда дверь проявилась и на пороге возник он. От колючего холода, которым несло от слизеринца, ей захотелось съёжиться под одеялом. Она невольно отступила на шаг и наткнулась на край кушетки, который подсёк ее ноги так, что она на нее упала. Малфой презрительно усмехнулся, и Гермиона решила не вставать. Вдруг удастся сделать вид, что она так и хотела? Вместо этого она украдкой рассматривала его, пока он запечатывал дверь и накладывал все нужные заклинания. Впервые после того злополучного дня, когда, посмотрев ему в глаза, она не нашла там никакого просвета, девушка решила снова изучить его, обратив взор прямо на юношу, а не куда-то в сторону. Чёрный костюм, как обычно, сидел на нем идеально. Рубашка ему в тон, галстук, подхваченный серебряной булавкой–мечом. Сколько же времени он проводит у зеркала? Грейнджер не любила тщеславных мужчин. На память сразу пришёл Кормак Маклагген — самовлюблённый холённый придурок с одними квоффлами и бладжерами в голове. Он тоже уделял своей внешности чересчур много внимания. Гермиона предпочитала содержание. Назвать Малфоя тупым язык не повернулся: в школе он был вторым после неё. Однако и ему, видимо, было не чуждо тщеславие. Гермиона, чуть прищурившись, оглядела юношу и нехотя признала, что любоваться было чем. Высокий, ростом с Рона, а может, и выше того, он держал себя с тем достоинством, которое сразу выдавало в нем человека уверенного. Он не был перекачанным здоровяком, но и худощавым его нельзя было назвать — недаром играл в квиддич столько лет. Прямая спина и широкие плечи ему тоже не вредили, а под рукавами пиджака угадывались вполне себе приличные бицепсы. Слишком строгий, слишком безупречный — он больше походил на статую, чем на живого человека, да и холодным был ей подстать. Единственное, что выбивалось из общей картины — слегка растрепанные волосы, словно он несколько раз запускал в них пальцы. — Мне, конечно, льстит столь явное внимание к своей персоне, но в приличном обществе так откровенно разглядывать людей — дурной тон. Гермиона вздрогнула: голос раздался прямо рядом с ней. Оказывается, он уже закончил свои манипуляции и какое-то время наблюдал за девушкой. Пойманная с поличным, она покраснела. — Быть Пожирателем смерти — дурной тон, — тем не менее парировала она. На лице Малфоя появилось нечитаемое выражение, и она приготовилась услышать ответ, но он, к ее удивлению, промолчал. Взмах палочки, серое кресло. Обыденно до оскомины, но что-то все же выбивалось из обычного распорядка. Что-то странное. Он. Всегда обычно спокойный, этим вечером Малфой явно нервничал. Исходящее от него напряжение было почти осязаемым, так что в камере будто стало труднее дышать. Гермиона удивилась сама себе: когда это она стала так чутко распознавать его настроения? «Ты проводишь с человеком каждый день, хочешь не хочешь заметишь изменения» — успокоила она себя и вновь склонила голову, продолжив беззастенчиво наблюдать. Тем временем он сел в кресло, но вместо обычной лениво-изящной позы закинул ногу на ногу, положив руки на колени, как будто не знал, куда их деть. Обычного «ну что, поговорим?» и дальнейших вопросов не последовало, что заставило насторожиться ещё больше. Гермиона приготовилась ждать, не желая нарушать тишину первой, однако спустя десять минут не выдержала и кашлянула, напомнив самой себе Амбридж. Честно говоря, смелой гриффиндорке стало откровенно тревожно и страшно находится в обществе этого человека, когда он вёл себя так подозрительно. Малфой поднял голову и устало спросил: — Что? Гермиона прищурилась в немом подозрении. Ее удивил не тон юноши, но его глаза — лёд в них треснул, обнажив под собой всю глубину развёрнутой бездны, в которой мелькали тени боли и ужаса, страха и непокорности, обречённости и ненависти. Она инстинктивно закрыла глаза, желая оградиться от этого немого откровения. Но потом сразу открыла, потому что привыкла смотреть своим страхам в лицо, потому что вспомнила вчерашнюю ночь и то, что он спас ее, какими бы ни были его мотивы... и потому, не успела она подумать и остановиться, с ее губ сорвалось простое слово: — Спасибо. Он дёрнулся и снова посмотрел на неё. Глупая! Конечно, благодарить своего палача за спасение от изнасилования и так достаточно странно, но выражение лица Малфоя — в один миг удивленное, в следующий — снова презрительное, ясно говорило ей о том, что сделал он это не по доброте душевной. — За что? — тем не менее спросил он, наверняка решив ещё больше ее смутить. Но не на то она была Гермионой Грейнджер, чтобы пасовать перед Малфоем. — За это, — достав из-под подушки Историю Хогвартса, девушка помахала ею. Он посмотрел на книгу немного растерянно, а потом пробормотал: — А, ерунда. Гермиона вернула том на место, утверждаясь в своём мнении о том, что с ним явно что-то не так. Он отвечал ей не как обычно язвительно, а как будто витал где-то далеко. Возможно ли, что он не играет? Надо попробовать по-другому. — Это моя любимая книга. Как ты узнал?.. Он возвёл глаза к потолку: — Я взял первое, что попалось под руку, Грейнджер. — Так значит, «История» — твоя настольная книга? Малфой насмешливо поднял бровь, и девушка поняла, что ответа не последует. Она сконфуженно замолчала. Вот и весь диалог. Браво, Гермиона, образец дипломатии! Впрочем, умирая, она будет знать, что хотя бы пыталась. Надо же. А ведь был момент, когда она думала, что они могли бы стать друзьями. Когда все могло сложиться по-другому... — О чем ты думаешь? — внезапно спросил он и досадно поморщился, как будто пожалел о том, что открыл рот. Растерявшись от неожиданного вопроса, девушка ответила прямо: — О нашей первой встрече. Ты, наверное, не помнишь... — В поезде. Ты искала жабу Долгопупса и зашла в наше купе. Гермиона даже не попыталась скрыть удивление: — Ты помнишь? — Не обольщайся, Грейнджер, у меня хорошая память, — мимолётом глядя на часы, ответил он. Гермиона фыркнула, немного даже радуясь, что все, похоже, вернулось на круги своя. Она замолчала, украдкой наблюдая его отсутствующий взгляд и подобие усмешки и знала, что он вспоминает, и, хотя на его лице не отразилось ничего, он смог в очередной раз ее удивить: — Я не хотел… этого. — Малфой повёл рукой в воздухе. Гермиона не знала, как реагировать на это откровение. Она понимала, что эти слова значили очень много, но пока не знала, как их воспринимать и доверять ли в полной мере. — Что ж, надо полагать, есть те, кому даже хуже, — нервно улыбнувшись, наконец ответила девушка и поджала колени к груди. И без того мрачный юноша напрягся ещё сильнее, выпрямляясь в кресле. Его настроение поневоле передалось и ей. Будь здесь электрические приборы, они бы дрожали и искрили. Наверное, стоило замолчать, но почему-то оказалось принципиально важным знать правду. Гермиона начала тихим голосом: — Он упомянул о порядках в ваших подземельях… Она запнулась на полуслове, вновь внимательно посмотрев на его лицо, силясь увидеть в нем смущение, отголоски вины, хоть что-нибудь… но оно, как всегда, оставалось непроницаемым. — Это правда? — Что именно? — раздраженно откликнулся юноша. Ему явно не хотелось поддерживать диалог. — Эти… «порядки». — Гермиона снова поёжилась. — Иногда. — процедил он. — А ты не… Даже не успев закончить фразу, она поняла, что совершила ошибку. Взгляд Драко облачился в такой лёд, что сам был способен замораживать океаны. И откуда столько холода, ненависти и презрения в восемнадцатилетнем юноше? Однако… за этим взглядом крылось то, что ее пристыдило. Девушке вдруг захотелось извиниться, но она, конечно, этого не сделала. — Нет. — наконец удостоил он ее ответом, и Гермиона поверила. Благодаря этому стало легче дышать. Она опустила ноги и обратилась к своим коленкам: — Спасибо. — Мерлин, Грейнджер, за что? — раздосадовано спросил Малфой. Действительно. — Ты помог мне, и… — Оставь. Я делаю это не ради тебя. Не то чтобы она принимала что-то на свой счёт, но все равно ответ немного уколол. Интересно узнать, а для кого. Неужели она подобралась к его мотивам? — И ради кого же? — У нас вечер откровений? — Мне просто интересно. Сам понимаешь, твоё поведение интригующе, — честно ответила девушка и позволила себе улыбнуться уголком губ. Совсем чуть-чуть. — Ради себя, Грейнджер, — лениво протянул слизеринец и снова взглянул на часы, — может, у меня где-то в уголке души затесалась совесть? Она на миг задумалась. — Совесть Малфоя… звучит, как оксюморон. — А может, это хитрость, уловка, — продолжил он рассуждать, не обратив внимания на ее комментарий. — Или наша умная девочка не думала об этом? — Думала, конечно. — серьезно ответила Гермиона. — Но ты, очевидно, блефуешь. Малфой изобразил подобие улыбки, не удостоив ее ответом. И снова воцарилось молчание. Сегодня она поняла, как чувствовал себя юноша эти два месяца, когда из раза в раз упрямо задавал ей одни и те же вопросы, а она так же упрямо их игнорировала. Однако, стоит заметить, ей он хоть что-то ответил, и даже, возможно, честно. «Ради себя». Это не то, что она ожидала услышать, но уже гораздо, гораздо лучше. Ведь если у человека есть совесть, значит, не все потеряно, правда? — Слушай, а когда ты понял, что все эти Лордовы идеи — дерьмо собачье? — Грейнджер ругается? — Я серьезно. — Я тоже, Грейнджер, — устало посмотрел на нее юноша. — Даже со своими гриффиндорскими мозгами ты должна понимать, что являешься последней, с кем я стану обсуждать что бы то ни было. Эти слова заставили девушку напрячься. Она внутренне сжалась от этой пощёчины слов, указавших ей своё место. — А я уже подумала, что с тобой можно по-человечески разговаривать. Целых десять минут. — Жаль расстраивать. Гермиона устало посмотрела в его лицо. Кто-то мог назвать его красивым: серые глаза, точеные черты; прямой нос, острые скулы, волевой подбородок… но картину портило это выражение надменности и превосходства, которое Гермиона просто не могла терпеть. И ведь нормально общались! Впервые за всю жизнь у них было какое-то подобие осмысленного диалога двух взрослых людей. Смирившись с тем, что все хорошее когда-нибудь кончается, Гермиона проглотила гордость. Не на такой ноте она хотела начать этот разговор, но в последнее время ее желания имели свойство не сбываться. — Малфой, послушай, я знаю, что мы всю жизнь были врагами… Юноша презрительно хмыкнул. Да уж, начало можно было и поменять, но уже что есть. — И ты меня не переносишь на дух… Он сощурился. — Могу заверить, что все наши чувства взаимны… — Какое счастье. — Но я вижу, что, как бы ты не строил из себя плохого парня, тебе это все нравится не больше, чем мне. Гермиона сделала паузу, чтобы перевести дыхание. Малфой посмотрел на неё с выражением насмешливого интереса, как на глупого ребёнка: что, мол, она сейчас ляпнет? От этого решимости немного поубавилось, и она закончила свою речь не так уверенно, как планировала. — Поэтому мы могли бы… ну… стать союзниками на это время, что ли. Малфой фыркнул, а потом возвел глаза к потолку, покачав головой, как будто она только что очень разочаровала его. Гермиона молча наблюдала за тем, как взгляд колючих глаз снова вперился в неё, будто пытаясь вытащить что-то из самой ее сути. — Да, конечно, Грейнджер, — откинувшись на спинку кресла, наконец произнёс он. —Всенепременнейше. С радостью. Язвительная насмешка на лице аристократа вмиг распалила Гермиону. — Да что тебя так злит во мне? Я правда не понимаю. Неужели до сих пор бесит грязная кровь? Он поморщился: — Во имя Салазара, Грейнджер, при чем тут это? — Тогда какого… а хотя ладно, к черту, — часто дыша, попыталась успокоиться девушка. — Малфой, я не хочу с тобой препираться. Мне правда это надоело. Вообще-то, я хочу попросить о помощи. Слизеринец усмехнулся. — Ты? Меня? И что же я могу сделать для леди? Гермиона проигнорировала издевательский тон: — Помоги мне сбежать. Растерянность и задумчивость, возможно, сомнения она ожидала увидеть на его лице. Но никак не злое веселье. — Да, конечно, хоть завтра. А после посидим в каком-нибудь кафе и выпьем сливочного пива за твоё здоровье. Ее сердце упало вниз. Туда, где ему самое место после такого унижения. В пыль. Она ставила на отказ девяносто пять процентов и собиралась встретить его хладнокровно, но его манера не оставила ей ни капли самообладания. — Очень остроумно, Малфой! Тебя забавляют мои страдания, да? Ты отвратителен… Юноша спокойно встретил ее вспышку. — Будь осторожнее в выражениях, когда хочешь обратить кого-то в союзники, — посоветовал он. Это насмешливое равнодушие было хуже ненависти. — Ты, никогда не знавший нужды и боли, лощённый пижон, думающий, что тебе все можно… Малфой встал навстречу к ней. Его движения были грациозными и обманчиво-медленными, расслабленными, но что-то животное внутри Гермионы, практически на уровне инстинктов почувствовало опасность. — Не советую… Гермиона сделала шаг назад и тут же рассердилась ещё больше за то, что на миг он смог ее напугать. — …сидишь тут, весь такой выглаженный, идеальный, в своём костюме… — разгорячено выпалила она продолжение своей тирады. Он недоуменно оглядел себя, будто ища в своей безупречной одежде недостаток, а потом, смахнув несуществующую пылинку с лацкана, ухмыльнулся: — То есть, если бы я был в помятой футболке или свитере с буквой «W», ты бы встретила меня с распростертыми объятиями? — Нет! — вспыхнула Гермиона, — ни за что! — Вот именно, — ответил Драко презрительно, отходя от неё. — Смотри на суть, а не внешность. Одень меня в тряпки Уизли — я останусь Драко Малфоем, надень на того дорогой костюм — и все спросят, где он украл де… Оборвала его занесённая над лицом рука. Он перехватил тонкое запястье и ледяным голосом проговорил: — Кто позволил тебе прикасаться ко мне, Грейнджер? — его стальной взгляд сковывал похлеще Петрификуса. Она дернула руку. Безуспешно. — То, что я тебя не пытаю, не означает, что я не могу, — приблизив своё лицо почти вплотную к ее, тихо продолжил Малфой. — Это означает, что в данный момент мне это не нужно. Но все может поменяться, грязнокровка. Девушка вздёрнула подбородок на это оскорбление, испытующе глядя на него. Он отвечал тем же. Черные озёра огня в ее глазах не мог потушить лед в его; лёд в его не плавился от ее пламени. Ни один не уступал другому в этой дуэли взглядов, но Малфой не зря так долго находился в обществе Пожирателей. Он видел гораздо более сильную ненависть, упрямство, ярость. Грейнджер опустила глаза на свое запястье. — Отпусти, — прошипела она. Он не отреагировал, внимательно смотря на неё. — Ты дура, Грейнджер. Разуй глаза! Или отчаяние совсем застлало тебе мозги? Вспомни, кто перед тобой, и в следующий раз десять раз подумай, прежде чем просить о помощи своего врага. Она изумленно уставилась на него, чувствуя, как жестокие слова ударили точно в цель. Какая же она..! Жгучие слёзы злости на саму себя грозили вот-вот политься, но Гермиона не могла допустить, чтобы он их увидел. Она дернула ещё раз: — Отпусти. Мне больно! Он резко разжал пальцы, и она, отшатнувшись, чуть не упала. Малфой отвернулся, взмахом руки от плеча насылая на неё «грим». Она растерянно села на кушетку, наблюдая за тем, как он проявляет дверь. А потом… «Идиотка!» — Малфой, подожди! Гермиона вскочила и бросилась к нему, остановившись в каком-то полуметре. — Что ещё? — раздраженно отозвался ее тюремщик. — Гарри и Рон… пожалуйста, скажи… что с ними? — она запыхалась так, будто пробежала марафон. Как можно было забыть? — О них не упомянули. — спокойно ответил юноша. Гордая осанка, широкие плечи, холодный взгляд. Ушёл. *** Солнце плавно завершало свою прогулку по небосводу. Гарри и Рон трансгрессировали в Хогсмид под мантией-невидимкой — успели до комендантского часа. До Визжащей хижины добрались почти без приключений (Рон умудрился наступить кому-то на ногу, но тот, слава Мерлину, не обратил на это внимания). Пробирались с невиданной осторожностью: ещё бы, им предстояло проникнуть на территорию Хогвартса, когда-то — их уютного дома, сейчас – грозной вражеской крепости. В тоннеле хижины, уже почти у Ивы, Рон пошутил, что сюда бы Живоглота, и оба истерически рассмеялись. Гарри нервничал. Безумно. План заключался в том, чтобы проникнуть на территорию Хогвартса и укрыться в Запретном лесу. Не самый лучший замысел, мягко скажем, но выбирать не приходилось, хотя в лесу водилось все, что только можно — от гигантских пауков и кентавров до оборотней и Пожирателей смерти. И тут ещё вопрос, кто страшнее. Хотя, вполне возможно, они так и не узнают ответ. Может, их повяжут здесь и сейчас, на выходе из тоннеля, о котором Снегг прекрасно осведомлён. Поджилки тряслись, хоть он и не показывал этого другу. Рона надо было держать в бодром настроении, и если он, Гарри, спасует — то Уизли размякнет окончательно. Поттеру все ещё приходилось каждую ночь делать вид, что он не слышит задавленных всхлипов. Тем временем они, наконец, дошли до конца. Рон левитировал какой-то камешек, нажав им на обездвиживающий сук, а потом, когда друзья выбрались, привёл Иву обратно в подвижное состояние. На удивление, их никто не ждал и не встречал. Гарри пытался не допускать параноидальных мыслей о всевозможных засадах и решил поверить, что им просто повезло. Под покровом темноты и мантии они добрались до Запретного леса. Гарри не мог не задуматься, что здесь, где тайн и магии подчас не меньше, чем в Хогвартсе, могут стоять какие-то защитные и оповестительные чары, когда они будут разбивать свой лагерь и окружать палатку различными заклинаниями. Но и тут все прошло как по маслу. Как только встал на место последний колышек, Рон вошел в палатку и сразу повалился на свою раскладушку. Гарри устал не меньше, но он все же заставил друга повторить план завтрашних действий. Все было предельно просто в теории и неимоверно сложно в исполнении, так что юноша провёл бессонную ночь, прокручивая все в голове. Под храп Рона он вспоминал Полумну и ее слова о Серой Даме — привидении башни Когтевран. Нужно было разыскать ее в огромном замке и расспросить, ни на что особо не расчитывая и избегая при этом встреч с жителями замка. Они решили не искать помощи у учеников, даже у «своих». Был риск обнаружения, и тогда столкновение будет неизбежно. Гарри не хотел подвергать опасности ничью жизнь. Однако искушение было невыносимо. Помимо всех дорогих друзей там была Джинни. Как идти одними с ней коридорами, удержавшись от взгляда, от слова? Может, в мантии-невидимке он сможет украдкой коснуться ее руки, и она почувствует, что не одна… Вся та нежность, подавляемая им, выплескивалась из него на подушку, и он впервые позволил ее себе. Джинни. Джинни. Джинни. Может, завтра он умрет, к чему эта показная черствость и твёрдость. Мокрые дорожки защипали щеки. Гарри беззвучно выдохнул, боясь разбудить Рона. Замечательное он, конечно, представлял зрелище — днём подгоняющий и подбадривающий друга, а ночью плачущий в подушку. Нужно успокоиться и думать о хорошем. Завтра тяжёлый день, нельзя быть уставшим и разбитым. Легко сказать. Как обычно безуспешно попрактиковавшись в окклюменции, он глубоко вздохнул и погрузился в сон. *** Ему снилось тепло. И вой вьюги за дрожавшими стёклами, которые сами напоминали ледышки со своими узорами, но в первую очередь — ему снилось тепло. Тепло шло от уютного камелька в маленькой гостиной Норы. Пламя бросало блики на рыжие волосы девушки, что сидела у его ног, а Гарри смотрел на этот удивительный танец огня с огнём, и его сердцу становилось тепло. Тепло разливалось внутри от каждого глотка заботливо приготовленного миссис Уизли горячего шоколада. Веселый смех периодически звучал здесь из-за шуток Фреда и Джоржа. Заколдованный тёплый снег шёл с потолка, оседая на горящей прекрасными огоньками ели, и подарках, и всех членах этой большой семьи. Джинни, которая сидела на полу, играя с Живоглотом; Молли Уизли, что пыталась незаметно сделать радио громче — оттуда доносился голос Селестины Уорлок; близнецы, которые тестировали на Роне свои очередные изобретения и помирали со смеху; Чарли и Билл, нашедшие время приехать со своих важных дел и тайных миссий и снова ставшие просто мальчишками — хотя бы на один вечер… Флёр, тогда ещё Делакур, которая, пусть и чувствовала себя немного неловко, но понимала, что ее место именно здесь… Гермиона, что присела поближе к мистеру Уизли, чьим легендам сначала только она, а потом и вся компания увлечённо внимала, так как у мужчины вдруг обнаружился незаурядный талант рассказчика… Артур рассказывал различные истории и мифы из летописей Волшебного мира, и Гарри, уже чувствующий приятную тяжесть сна на веках, подумал, что, веди у них в Хогвартсе Историю магии отец Рона, а не профессор Бинс, он ходил бы на уроки с куда большей охотой… Ему снилось тепло.