треугольники

Анна Щербакова, как никто другой знает, что это такое — любить безответно. Она о такой любви читала не только у своих любимых авторов, но и выносила это на собственной шкуре. Она почувствовала каждой клеткой своего тела, что это такое — нуждаться в человеке, для которого ты не входишь даже в первую пятерку необходимых для счастья людей. Она чувствует опустошение каждый раз, когда Саша улыбается (не ей), губу нижнюю закусывая — то ли специально, то ли случайно, разницы нет никакой, — а Марк улыбается в ответ, руками крепко талию обхватывает и к себе прижимает. Её в миг прошибает и кислород из лёгких выбивает, когда она слышит смех Саши — ей только и остается наблюдать за их появляющимися совместными фотографиями, душить себя снами с присутствием знакомого силуэта с рыжими прядями и наслаждаться мимолетными касаниями перед прокатами. На фотографиях Аня как всегда солнечно улыбается, но эта улыбка совершенно не отражается в её глазах. Что-то в ней сломано. За ней тянется череда нездоровых, неразрешенных и уродливых мыслей. Она позирует и разрушается ради чужих высказываний о совершенстве. «Анюта, ты такая хрупкая!» — слышит она с трибун в конце своего маргаритовского проката и вскидывает руки вверх, окидывая взглядом пространство. «Хрупкая», не покидает её этот голос, когда она в очередной раз слышит ядовитые высказывания в свой адрес по поводу физической составляющей и незаслуженных высоких баллах; «Хрупкая», доносится до неё, когда она срывает своё выступление на чемпионате России, падает с четверного флипа и трясущимися руками касается бронзовой медали; «Хрупкая», шепчет ей её внутренний голос, вторгаясь в сон, и превращая всё в самый настоящий кошмар. У Ани, кажется, сердце скоро не выдержит. Запуталась во всём, как в паутине. Ей хочется облокотиться об чьё-то плечо, высказать всё накопившееся, и наконец-то вздохнуть полной грудью. И первый человек, в котором она видит искренность и неподдельное беспокойство о ней — это Саша. Саша пахнет приятно — цитрусами? — безопасностью и абсолютным превосходством. Она всегда близко к ней — сделай одно движение и можно коснуться прядей апельсинового цвета, но одновременно так далеко — и жизни не хватит, чтобы приблизиться. «Ты самая сильная», говорит Саша, целуя её в макушку, а та слабо улыбается, «Ты забираешь у меня все первые титулы, только сегодня тебе не очень повезло». Аня захлебывается по самые гланды, падая в бездну зеленых глаз и рыжих прядей. Готова сойти с ума от прикосновений, которые доводят до дрожи в коленях. — Олимпийскую медаль себе возьмешь? — лукаво спрашивает Саша, смотря искрящимися глазами. — Обменяю на твой поцелуй. Саша смеется, переводя все сказанное в шутку; только вот шуточной формы нет, да и Аня в принципе не умеет шутить — она больна ею, а вылечить никто не в силах. Щербакова тянется к огню, обжигается, еле сдерживает истерику и тянет ладони к яркому пламени снова. Марк, как обычно, радостный подходит к Саше, целует её в оголенное плечо так нежно и заботливо, так сладко, что аж приторно. Аню передергивает. Аня тонет и не замечает ничего вокруг. Она в очередной раз срывает элементы на тренировке, ощущает спиной холодный взгляд Тутберидзе, и даже то, как Глейхенгауз начал активно жестикулировать руками, приговаривая: «Не знаю я что делать, она сама на себя не похожа». Аня разбита на крохотные осколки и с несколькими заплатками на сердце. Анюта ничего не может поделать со своими чувствами. «Мы не выбираем в кого влюбляемся» — и плачет ночами в подушку, а утром скрывает все душевные терзания за привычной выученной улыбкой на устах. Она до невозможного влюблена в Сашу, та — счастлива с Марком, и это заставляет в очередной раз проклинать судьбу. В Олимпийский сезон она умирала и возрождалась, словно феникс — до сих пор ощущает на своих костях солёные слезы Саши, её разочарование во взгляде и дрожащий голос, пропитанный обидой. После — шоу Тутберидзе, благодаря которому она почувствовала, будто начинает новую жизнь — Саша одаривала её ласковой улыбкой, незаметно касалась, совершенно невесомо и не отрывала от неё искрящегося взгляда. Ане казалось, что все налаживается. Ей казалось, что она почти счастлива. А потом она в очередной раз собирала своё сердце по крупицам, видя совместные фотографии с Марком. Они держались за руки и счастливо улыбались друг другу. Обнимались так, будто боялись отпустить. Аня видит улыбку, появляющуюся на её лице при взгляде на него. В очередной раз отмечает, что та абсолютно потеряна в его глазах. Аня не замечает ничего и никого вокруг, кроме рыжей макушки с яркими глазами и заразительным смехом. И это медленно убивает её. — Ань, — в её мысли врывается нежный, тихий голос, — можешь помочь мне застегнуть? Аня поднимает голову и встречается взглядом с Камилой. Её пунцовые щеки заставляют Анюту улыбнуться. Щербакова, конечно, кивает. Как можно ей не помочь? Валиева поворачивается спиной к ней, и Аня сразу отмечает странную и довольно сложную застёжку, до которой та никак не смогла бы самостоятельно дотянуться. А еще замечает, что кожа у Камилы нежная, и покрывается мурашками, когда Аня невесомо касается её своими холодными пальцами. Она слышит запах малины, исходящий от её тела, которая мгновенно начинает щипать где-то на кончике языка. Приятно. — Всё готово, — изрекает Аня, в последний раз касаясь оголенного участка кожи. Камила сглатывает и пытается унять дрожь, так предательски охватившую её руки. Аня совершенно не замечает этого, поглощенная своими мыслями и складыванием вещей в рюкзак. — До завтра? — напоследок спрашивает Аня, направляясь к выходу. — До завтра… Слышит хлопок двери. — Анют… В лёгких Камилы оседают осколки чувств — губят и разрушают изнутри. Только Щербакова этого не замечает.