Свидание вслепую

Об Эдгаре Джомфру Лавона была наслышана. Не то что бы она поддерживала Отомстителей, оставлявших после себя по всей Америке кровоточащие следы в виде подорванных фан-клубов, вовсе нет. Первое время Лавона думала, что если их когда-нибудь поймают, она снимет длинные чёрные перчатки и придушит главаря собственными руками. Тот, кто покусился на жизнь Dethklok, заслуживал смерти. Но потом, когда улёгся приступ праведного гнева, Лавона задумалась. Бросить вызов самим Dethklok — это, конечно, сильно. А сильных — не только физически — мужчин Лавона обожала. Сама-то она нежно любила Dethklok — а больше всего их лидера, Нэйтана Эксплоужена. Эксплоужен занимал все её мысли с юности, Эксплоуженом Лавона бредила, ни могла ни дня прожить, чтобы не поглядеть на его спрятанную в кармане комбинезона фотографию и не поцеловать сшитого из мешковины идола в штаб-квартире «Succuboso Еxplosion». Но с недавних пор, когда по всем новостям заговорили о таинственной группировке, подложившей бомбу в кофейню «Duncan Hills», Лавона задумалась. Её всегда привлекали твёрдые, упорные натуры — как Нэйтан. И лидер Отомстителей вполне мог оказаться таким. Об Отомстителях знали все — даже в ООН страны собирались, чтобы предупредить друг друга о неизбежных терактах — но их не засекала ни одна камера, их белый фургон не замечали на радарах. Неуловимые невидимки, они беззвучно сеяли хаос и собирали последователей, наводя ужас на всех фанатов Dethklok. Значит, ими управлял человек, всю жизнь привыкший прятаться в собственной тени. Какая-то часть Лавоны яростно негодовала — как же так можно, не любить Dethklok, которых обожает весь свет?! Но другая часть, рациональная и прагматичная, признавала — для того, чтобы объявить войну Dethklok — и всему миру — несомненно, требовалась недюжинная смелость. Возможно, даже бесбашенность. Та же бесбашенность, которая двигала Лавоной, когда она собрала таких же сумасшедших фанаток Нэйтана и создала «Succuboso Еxplosion». И это…привлекало. Лавона даже поймала себя на мысли, что стала куда меньше думать о Нэйтане. У неё было только имя — Эдгар Джомфру — звучавшее так, будто за обе щеки набрали еды и пытались говорить. Но имя ничего не значит, когда в комплекте с ним идёт такой характер — готовая идти по головам к своей цели Лавона знала это, как никто другой. Она не раз жалела, что мама дала ей дурацкое имя, которое значило «милашка», а не назвала какой-нибудь Брунхильдой. Лавона хотела приводить окружающих в исполненный почтения ужас одним своим именем, но каждое утро приходилось строить перед зеркалом злое лицо, наводить демонические брови и поливать лаком воинственный начёс. Кто знает, вдруг Эдгар Джомфру, мозг Отомстителей, как про него говорили, страшным и грозным был только внутри. Но даже если бы Эдгар оказался каким-нибудь некрасивым ботаником, Лавоне он уже нравился. В той жестокости, в том упрямстве, с которым он мстил за брата, убитого в катакомбах Мордхауса, было что-то романтическое. А Лавона любила романтику — в том мрачном, готическом духе, который она впитала из новелл Гофмана и Шамиссо. И хотя сердце Лавоны было занято прекрасным и недоступным Нэйтаном, Эдгар вполне мог стать второстепенным героем её романа. Вот она невольно и представляла Эдгара похожим на Эксплоужена — высоким, плечистым, трагически бледным и обязательно черноволосым. Порой бурная фантазия девушки дорисовывала к его облику очки — раз он главный умник среди Отомстителей — но против этого аксессуара Лавона ничего не имела. Всё-таки, сам Нэйтан страдал близорукостью, а очки придавали его устрашающей внешности что-то милое и беззащитное. Иногда Лавона ловила себя на мысли, что Эдгар мог быть ей полезен. Возможно, секте следовало запастись его спермой — будущей колонии эксплоуженитов понадобятся учёные. Пока её с Нэйтаном дети с грозным кличем пойдут осваивать новые территории, учёные будут придумывать всякие стратегии, тактики, выводить новые растения или чем они там занимаются в своих лабораториях. Одним словом, делать всё то, в чём сама Лавона была не сильна — она вообще была склонна к творчеству, а не к технике. Конечно, она старалась отбирать в секту самых красивых, самых умных и самых лучших. Но Лавона невольно меряла по себе и не допускала, чтобы сектантки были хоть в чем-то лучше неё, далеко не идеальной. Сосуды, наполненные будущим, грозились пойти трещинами — и Лавона поняла, что нужно разнообразить генофонд. Сила и красота — это, конечно, хорошо. Но когда в комплекте с такими качествами идут мозги, это ещё лучше. Остальные сектантки не сразу согласились отдавать свои драгоценные матки под потомство какого-то террориста, про которого даже их лидерша ничего не знала, но Лавона умела настоять на своём. — Мне нужно его семя, чтобы вывести армию умников, которые будут обслуживать Эксплоуженов-воинов! — выкрикнула Лавона, воздевая руку к тёмному потолку в фирменном жесте Нэйтана. Раскосые тёмно-серые глаза её вспыхнули, словно Лавона смотрела на огонь, и этот взгляд, словно заряд живительного электричества, передался восторженно завизжавшим сектанткам. Лавона торжествующе хмыкнула — теперь осталось разыскать логово Отомстителей и уединиться с их лидером. В мощи своих женских чар Лавона не сомневалась. Да, из всех мужчин на свете она любила одного Нэйтана и берегла для него свою девственность. С обычными высерками дело дальше поцелуев не заходило. Она не могла допустить, чтобы семя недостойного осквернило её матку, предназначенную вынашивать эксплоуженитов, сверхлюдей, которые должны были воскресить человечество после того, как мир падёт под натиском всадников Металлопокалипсиса. Перед демонической, недоброй красотой Лавоны обычно никто не мог устоять — но если рядовые парни сжимались в трусливом восторге, то мужчины постарше и поинтереснее поджимали губы с видом истинных ценителей. Главарю Отомстителей она точно понравится. А если он будет сопротивляться… Лавона хмыкнула, поглядев на чехол с чреслоизвлекателем. Однако сходу применять столь грозное оружие к наверняка нежной натуре — а каким ещё может оказаться умник? — даже беспощадной Лавоне показалось как-то слишком жестоко. Но медлить было нельзя — совсем скоро Отомстители планировали нападение на святую святых — Мордхаус, обитель Dethklok. Возможно, Лавона сможет запудрить Джомфру его умные мозги, втереться в доверие к Отомстителям и проникнуть в Мордхаус под покровом темноты. А там она разыщет Нэйтана и получит главный ингредиент сверхчеловека. Она не позволит себе облажаться, как в прошлый раз, когда щупы чреслоизвлекателя вонзились в гитару Мёрдерфейса. А ведь ради этого провала Лавона чуть было не рискнула жизнью. Поэтому Лавона отобрала четырёх самых рослых и красивых сектанток — если Эдгару не понравится она, у него будет выбор — и отправилась на переговоры. Обитель Отомстителей она вычислила скоро. Туда толпами сбредались люди, похожие на зомби — бывшие фанаты Dethklok. «Только не вздумай говорить ему про секту, если не хочешь выставить себя чокнутой фанаткой», — сказала себе Лавона, когда кривая лесная тропинка вывела их к вросшему в землю бункеру. Об Эдгаре Джомфру Лавона твёрдо знала только одно — к Dethklok и их фанатам он питал лютую ненависть. Но Лавона — не обычная фанатка. Она будущая мать колонии сверхлюдей, потомков самого Нэйтана Эксплоужена. Она — лучшая. Лавона не раз с лёгкостью убеждала девушек в правильности своей идеологии, однако никогда не пробовала рассказать о секте мужчине. Но убеждала себя, что Эдгар точно проникнется и возьмёт её в свои ряды. Всё-таки, оторвать член вокалисту Dethklok — это жестоко. За распахнувшимися с жутким лязгом железными дверями стоял пацанёнок в криво сшитой маске из человеческой кожи. Тонкие ручки вполне уверенно держали арбалет с туго натянутой тетивой — и хотя девушки выглядели далеко не безобидно, арбалет тут же опустился. — Мне нужен ваш лидер, — отчеканила Лавона, нисколько не смущаясь того, какими металлическими нотками звенел немецкий акцент в её голосе, но украдкой сглотнула. Она ожидала увидеть кого-нибудь более угрожающего, под стать затерянному в глухом лесу месту, чем пацана, который поправил пришитые к мёртвой плоти погнутые очки и кивнул. — Веди меня к нему, — прибавила Лавона, уперев в стройные бедра обтянутые длинными перчатками руки. Мальчик оглядел затянутых в чёрную кожу девиц из-под неровных прорезей маски и кивнул в темноту — мол, проходите. Смелости у Лавоны немного убавилось, но она вытерла о траву запачканные в лесной грязи сапожки и шагнула вслед за подростком. Паренёк провёл их в тёмный просторный зал и остановился, растерянно попятившись. Лавона недоумённо приподняла тонкие изогнутые брови. Но, попривыкнув к мраку, разглядела светившийся инфернальной зеленью экран компьютера и силуэт человека, сидевшего за ним в кресле с высокой спинкой. Эдгар слышал их шаги, но не обернулся — Лавона видела только его затылок. — Вы Лавона Суккубосо, — произнёс этот человек прежде, чем та успела открыть рот и представиться. — Вы напали на Нэйтана Эксплоужена, когда он расстался с девушкой. Вы перепрыгнули через охрану, как… птица. Я думал, вы хотели убить Нэйтана Эксплоужена. Но вы… — он сделал паузу, заставляя сердце Лавоны бешено заколотиться в тисках облегающего комбинезона, — ваша цель выше. Не могу сказать, что одобряю её. Я бы стёр Dethklok и память о них с лица земли. Но мне нравится, с каким упорством вы к своей цели идёте. У Эдгара оказался низкий, но звучный бархатный голос, шуршащей змеёй проникавший прямо в мозг — самый красивый голос, который Лавоне приходилось слышать. Она даже не сразу разобрала, что он говорит и замерла, забыв о торжественной речи, которую так долго готовила. — Да, мне нужен Нэйтан Эксплоужен, — наконец, почувствовав безмолвную поддержку соратниц, глухо потребовала она, — но я не получу его и того, что мне нужно от него, без вашей помощи. Я знаю, что вы собираетесь напасть на Мордхаус, и прошу… прошу, — она запнулась, поняв, что Эдгар не собирается оборачиваться. — Возьмите меня в ваш отряд. А после того, как я заполучу от Нэйтана то самое, вы можете делать с ним всё, что хотите. Она не просила, она чеканила эти слова — твёрдые, с металлическим привкусом, как вырвавшиеся из ружья и уже начавшие остывать пули. Лавона никогда не позволяла себе быть слабой. Женственной. Некоторое время тишину нарушал только ритмичный перестук клавиш под пальцами Эдгара — он что-то набирал на компьютере, и зелёное сияние, изливавшееся из экрана, разгоралось всё сильнее. Ядовито-неоновый луч выхватил из темноты очертания его головы — как Лавона и думала, волосы у Эдгара были чёрные, затянутые в длинный хвост. Вперив в его затылок неподвижный взгляд, она сглотнула насухую. Неужели он окажется таким же… таким же, как Нэйтан? — Что ж, я согласен, — произнёс Эдгар, и в его голосе, заставлявшем Лавону так же трепетать от восторга каждой клеточкой, как будто это был гроул Эксплоужена, промелькнула неловкая усмешка, — но с одним условием. — Говорите же, — потребовала Лавона, — у меня нет секретов от моих соратниц. Эдгар не отвечал — как будто замялся, не в силах найти подходящих слов. А потом над его головой глухо грохнуло и заскрежетало, как заводящийся механизм, и Лавона увидела длинные тросы, спускавшиеся с потолка к его креслу. Следом что-то зажужжало в кресле, и Эдгар наконец повернулся к гостьям — вместе с компьютером. Теперь зелёный свет падал на его лицо — лицо, которое Лавона рисовала в фантазии так часто, но представляла совсем другим. Кресло и компьютер оказались инвалидной коляской. Лавона не подала виду, но всё в ней содрогнулось — от жалости и подкатившей комом к горлу брезгливости. Совсем не таким мерещился ей главарь Отомстителей, чьё имя заставляло фанатов Dethklok замирать от страха и ненависти. Эдгар был бледным, черноволосым, широкоплечим и в очках — но ничего больше в его наводящем отвращение облике не совпадало с фантазией, в которую Лавона успела поверить. Когда-то это обрюзгшее, постаревшее от скорби и лишений лицо с длинным острым носом и широко расставленными тёмными глазами, наверное, было если не красивым, то по крайней мере, способным внушить интерес. Полные, твёрдо очерченные губы, окаймленные кольцом чёрной бородки, наверняка целовали не одну девушку. Иссохшие ноги, безжизненно свисавшие с сиденья, были сильными и крепкими, а разжиревшее, дряблое тело — мощным и подтянутым. Однако и сейчас — Лавона не могла не признать это — в нём было какое-то злое обаяние. Харизма злодея, которого хочется ненавидеть и обожать одновременно. Но втыкать в этого человека щупы чреслоизвлекателя было слишком жестоко. Взгляд Эдгара метнулся по стоявшим за спиной Лавоны сектанткам — крупным, как на подбор, с закрученными в высокие прически белокурыми волосами. Лавона специально отбирала таких — прекрасных, но не способных затмить её мрачную, инфернальную красоту. Эдгар смотрел без восторга — напротив, с холодным любопытством исследователя. Но когда он переводил взгляд с нахмуренного в ожидании бледного лица Лавоны чуть пониже, в вырез стратегически рассегнутого комбинезона, она невольно поджималась и цепенела. На её грудь Эдгар пялился с вожделением подростка, который только-только начал различать в одноклассницах что-то интересное. Лавона специально расстегнула комбинезон так, что грудь из него чуть ли не вываливалась, но сейчас ей захотелось поднять молнию до самого подбородка. Лишь бы Эдгар перестал смотреть на неё так — как залетевшую на северный остров яркую птицу. И всё же, долго глядеть на них Эдгар не смог — он вдруг покраснел, как ботаник-подросток, и отвёл взгляд. Лавона не хотела признавать, что великий и ужасный лидер Отомстителей оказался задротом-девственником. — Теперь вы понимаете, почему я должен сказать это вам по секрету, — пояснил он, дождавшись, когда Лавона вдоволь на него наглядится. Всё это время, что лужей засыхающего мазута тянулось неловкое молчание, Эдгар тоже разглядывал её — исподлобья, украдкой, но так же жадно и пристально, как и всякий мужчина, что встречался Лавоне до этого. Лавона знала о своей красоте, но ещё никогда взгляд мужчины не вгонял её в такое смущение. — Подойдите ко мне, — наконец попросил он, снова толкая Лавону в омут своего голоса. Словно ребёнок, ведомый дудочкой Гамельнского крысолова, Лавона на негнущихся ногах подошла к креслу. На мгновение в её горящей от волнения голове промелькнула мысль, что если бы Эдгар мог встать, они бы оказались одного роста. Но высокой Лавоне пришлось наклониться, чтобы губы Эдгара смогли обжечь её ухо несвежим дыханием: — Если вы займетёсь со мной любовью, я приму вас в ряды Отомстителей. Лавона стояла к подругам спиной, и обрадовалась, что те не видели, как вытянулось у неё лицо. Скажи это другой человек, Лавона бы расхохоталась и отказала, не раздумывая. Но сейчас она поджала нижнюю губу, всегда недовольно выпяченную, и кивнула. Она никогда не думала, что однажды в ней проснётся жалость к обиженному жизнью существу. Нежные чувства Лавона презирала — а в любви, словно демон-суккуб, признавала только похоть и страсть. Но Эдгару она искренне захотела помочь. Хоть как-то скрасить его существование в этом мрачном бункере, ненадолго отвлечь от мести, которая давно стала целью и смыслом жизни. В конце концов, Лавона шла сюда, чтобы получить его семя. Да, она не была готова к тому, что он окажется таким. Совсем не готова. И теперь, чувствуя, как потеют ладони в кожаных перчатках, понятия не имела, что делать. Ведь она первый раз в жизни так близко видела человека в коляске. Но Лавона не собиралась останавливаться на полпути. Все-таки, пусть Эдгар и обманул её ожидания, Лавоне он всё равно нравился — за мозги. — Ждите здесь, — коротко кивнула она замершим в ожидании сектанкам и попятилась, давая Эдгару развернуться и проехать вперёд. Он никак не отреагировал на её ответ — лицо его, хмурое, даже злое, по-прежнему оставалось непроницаемым, словно серый булыжник. Но по тому, как судорожно Эдгар сомкнул пальцы на рычаге коляски и суетливо дёрнул его, не с первого раза настроив нужный режим, Лавона поняла — он волнуется не меньше неё. Коляска с глухим жужжанием тронулась с места, и Эдгар с Лавоной, окруженные облаком зелёного света, направились в темноту. — У нас ещё есть время, — предупредил Эдгар дрожащим голосом. — Вечером Dethklok устраивают вечеринку в честь презентации нового альбома. Я уже нашёл проход на территорию Мордхауса. У Отомстителей тоже будет праздник. Сегодня, — он рвано вздохнул, глядя перед собой и не видя, с каким интересом подняла брови Лавона, — я наконец-то убью их всех. Столько времени я ждал этого момента, столько времени считал камни в тюрьме, пока вынашивал этот план, — с восторгом выдохнул он сквозь сжатые зубы, и Лавона услышала, что он слегка шепелявит. — Теперь ещё и вы согласились помочь мне. Я могу назвать этот день лучшим в своей жизни. Он говорил, ни разу не обернувшись к Лавоне, которая всё сильнее бледнела с каждым словом — страстно и неразборчиво, как безумец. Возможно, страсть к мести была единственным сильным чувством, что поддерживало в Эдгаре хоть какое-то желание жить. Лавона не отвечала — послушно шла рядом, стараясь не отставать — коляска ехала быстрее, чем идёт человек. От гнилостной сырости, которая нравилась только живущим по углам мокрицам, зябли обнажённые плечи, но Лавона не жаловалась — Эдгар был в лёгкой футболке. Зелёный свет разогнал полумрак соседнего помещения — глаза Лавоны, успевшие привыкнуть к темноте, выхватили из болотно-светящейся мути узкую кровать и стол, заваленный чем-то тёмным, металлически блестящим, вроде деталей оружия. Но внимание Лавоны привлекло не это. А маленькая фотография, пригвожденная к бетонной стене напротив стола. Приглядевшись, девушка узнала на чёрно-белом снимке строгое лицо менеджера Dethklok. В один глаз Оффденсена кто-то вогнал ножницы, из другого глаза, разрывая бумагу, торчал нож. Лавона боязливо повела плечами — она и не подозревала, что Эдгар, этот больной, безобидный на вид программист, окажется настоящим психопатом. И пока он пристраивал коляску поближе к кровати, снова покосилась на фото. Она не знала, кому Эдгар мстил за убитого брата. Но теперь поняла, кого он на самом деле жаждал убить сегодня вечером. — Эм, вы...можете мне помочь? — окликнул её Эдгар тихо, даже застенчиво — голосом, который никак не мог принадлежать сумасшедшему, способному месяцами обдумывать план кровожадной мести и собирать толпы таких же озлобленных последователей. Эдгар сидел на краю, опустив сиденье на уровень кровати — и беспомощно смотрел на Лавону поверх очков. — Я могу и сам, — заметив её смущение, он снова вспыхнул до корней волос, снял тяжёлые очки и принялся машинально протирать их подолом замызганной футболки. Наверное, чтобы не смотреть на испуганно нахмурившуюся Лавону. Если бы она только знала, чем тут можно помочь… Серые глаза Лавоны метнулись к тощим, сухим коленям Эдгара, на которых жалко болтались слишком широкие брюки. Она не хотела думать, как он обычно забирался на кровать — сползал ли на пол, чтобы подтянуться на руках и затащить следом бесполезные, мешающие ноги… Но от одного вида Эдгара, который подслеповато сощурился, надвигая очки, эти мысли лезли в голову сами, против воли, и Лавона с ужасом ощутила, как щиплют нос закипающие слёзы. Стоять столбом было просто грубо. Лавона, превозмогая тонувшее в жалости отвращение, приблизилась к коляске и приобняла Эдгара — очень осторожно, боясь толком прикоснуться. Она без труда перепрыгнула через стоящих у сцены плечистых клокатиров, но поднять Эдгара и усадить на кровать при всём желании бы не смогла. — Аккуратно, — прошипел Эдгар, когда Лавона нечаянно притронулась к складкам жира у него на спине, — хотя если хотите доломать меня окончательно, то пожалуйста. Девушка тут же отдёрнула руки — ей, в чьём окружении никто не говорил о своих слабостях, слышать это было неловко. Но под ладонями, в районе поясницы, и вправду туго пульсировало горячее пятно. Лавона вздрогнула, попытавшись представить, каково это — жить, каждый день превозмогая такую боль. Теперь она поняла, почему Эдгар смотрел на весь мир с такой злобой. Эдгар выглядел больным и был им, и Лавона чувствовала, что месть была единственным лекарством, способным хоть немного заглушить боль. — Когда мы с братом возвращались с концерта Dethklok, какой-то пьяница врезался в нашу машину, — процедил Эдгар, пока Лавона со всей заботой, на которую только была способна, помогала ему пересесть на кровать, — машина всмятку, брат, как говорят в новостях, отделался испугом, а я... Он тяжело вздохнул, опуская взгляд на угловатые колени, придавленные массивным животом, и прошептал, вперив взгляд в пустоту: — И с девушками я с тех пор не встречался. Тонкие брови Лавоны сдвинулись в болезненной гримасе сочувствия. Нежно склонившись к Эдгару, она погладила его по обтянутому чёрной футболкой плечу. Плечо было мягким, но не дряблым — под слоем жира прятались мощные мускулы человека, который мог плыть в ледяной воде с привязанным к спине ребёнком. — И я боюсь, что этот раз будет последним, — признался Эдгар, покосившись куда-то вбок, хотя только что пялился на Лавону, не в силах налюбоваться. Лавона не дала ему продолжить — боясь разреветься, она решительно взяла Эдгара за подбородок, чувствуя, как тонут пальцы в мягкой плоти и скользят по ней — и вцепилась поцелуем в его растерянно полуоткрытые губы. Эдгар сначала растерялся — Лавона и сама не ожидала от себя такого натиска — но с усилием разомкнул вечно стиснутые зубы и позволил языку девушки скользнуть внутрь своего рта. Тяжёлая рука нерешительно улеглась Лавоне на спину, и девушка краем уха услышала шорох сминающегося одеяла — то Эдгар свободной рукой затаскивал на кровать ноги, мешавшие сесть поудобнее. Закрученная в две косички бородка щекотнула шею Лавоны — то Эдгар неловко, но жадно подцепил её нижнюю губу, пытаясь взять инициативу в свои руки. Целовался он неумело — но не как ботаник, проспоривший главному задире на школьной вечеринке в «Правду или действие», а как человек, медленно вспоминающий премудрости телесной ласки. От его губ пахло вином и дешёвым фастфудом, но целоваться с ним было приятно — Лавона, которая последнее время развлекалась только с тряпичным идолом Эксплоужена, не боялась быть неуклюжей. От набитой тряпками куклы Эдгар не так уж и отличался — пока Лавона нетерпеливо поддевала край его футболки, он сидел, положив руки ей на талию — неподвижно, как каменный. Только когда Лавона, так и не снявшая перчатки, коснулась его щеки, Эдгар брезгливо поморщился. — Можешь снять перчатки? — попросил он в коротком перерыве между поцелуями. — Сегодня твой праздник, — выдохнула Лавона, поймав его растерянный взгляд за очками. — Я сделаю все, что захочешь. Стянув перчатки, она провела тонкими пальцами по шее Эдгара. Колючки щетины воткнулись в нежные подушечки, и девушка слегка улыбнулась. — Я уродлив, я знаю, — увернувшись от поцелуя, вздохнул Эдгар, должно быть, приняв её улыбку за гримасу жестокой насмешки. — Неправда, — Лавона с трудом смягчила свой металлический голос и прижала палец к пухлым губам Эдгара. — Признайся, в молодости ты был симпатичным. Губы Эдгара чуть изогнулись в конфузливой улыбке, но глубокая морщина между сдвинутыми бровями так и не разгладилась. — Мне всё равно не сравниться с Эксплоуженом, — возразил он, заставив Лавону фыркнуть. Вся её возвышенная, почти рыцарская любовь к прекрасному Нэйтану отошла на второй план, померкла и съёжилась. — Вовсе нет, — пылко заверила Лавона, стискивая его пухлые щёки. — Ты мне нравишься. Эдгар усмехнулся. — Тебе нравятся мои мозги, не заставляй меня обольщаться. — Наверное, я и в самом деле похожа на зомби. Я слышала, ты зомбируешь фанатов музыкой Dethklok, превращаешь их в Отомстителей. Можешь считать, я тоже в твоей армии. Она снова огладила щёки Эдгара дрожащими пальцами, растрепав небольшие бакенбарды, и поцеловала прежде, чем он успел возразить. Что она ещё могла сделать, если Джомфру в самом деле нравился ей? Не только за мозги. В конце концов, Нэйтан тоже был полноватым — и Лавона искренне не понимала, что может быть привлекательного в подтянутом прессе. В мягкости Эдгара было что-то уютное, обволакивающее — и хотя обхватить его у Лавоны не хватало рук, она прижалась щекой к шумно вздымающейся груди и выдохнула. — У тебя прохладные руки, — заметил Эдгар, когда Лавона осмелилась приобнять его, на этот раз с боков. — Это приятно. — Так легче? — спросила Лавона, закатав широкую футболку ему подмышки и уложив ладони на пылающую поясницу. — Немного, — прислушавшись к ощущениям, согласился Эдгар и на мгновение прикрыл глаза. — Она всегда болит. Можешь не обращать внимания. — Ну уж нет, — покачала головой Лавона, бережно, самыми кончиками заледеневших пальцев поглаживая его болезненно прогнувшуюся спину. — Я постараюсь быть аккуратной. Да, Эдгар и близко не походил на Нэйтана — но Нэйтан был далеким и недоступным, а Эдгар был здесь — тёплый, живой и такой неуклюжий, будто занимался любовью в первый раз. Когда проворные руки Лавоны всё-таки стянули с него футболку, обнажая бледное, оплывшее тело, Эдгар немного осмелел — ровно настолько, чтобы очень осторожно потянуть вниз молнию на её комбинезоне, который обтягивал стройное тело девушки туго, как латексная перчатка. Под комбинезоном Лавона не носила бюстгальтера — к чему эта сбруя, которая стесняет дыхание? — и её груди, подтянутые свежие груди молодой девушки, тут же опустились в ладони Эдгара тяжёлыми мячиками. Тонкие чёрные брови его удивлённо приподнялись — медленно, будто не в силах поверить в реальность сидевшей перед ним женщины, Эдгар огладил мягкие груди, похожие на мешочки с творогом, боязливо коснулся застывших на холоде торчащих сосков. В этих прикосновениях не было нежности — скорее, невинный интерес инопланетянина, который встретился с неизведанной формой жизни — но по коже Лавоны всё равно рассыпались колючие бусины мурашек. Она поёжилась, сбрасывая с плеч лямки комбинезона, и подобралась поближе. Застенчивое любопытство, с которым Эдгар разглядывал её тело, смешило Лавону, но смеяться ей показалось невежливым и грубым — может быть, секса у Эдгара раньше не было никогда в жизни. И всё-таки Лавона не удержалась. — Ты первый раз видишь женскую грудь? — сам собой сорвался вопрос с её капризно изогнутых губ. Ей стоило большого труда изображать роковую женщину, каковой Лавона никогда не была. Но если внешне она ещё крепилась, не изменяя своему демоническому облику, то внутри от этих совсем нехитрых ласк всё содрогнулось в предвкушении незабываемого восторга. Её никогда не касались так нежно. Так тонко. — Нет, но… — Эдгар легонько стиснул её грудь у основания, как игрушку-антистресс, и едва заметная улыбка тронула его строго поджатые губы. — Это было так давно, что я успел всё позабыть. Наверное, когда мы с братом ещё учились в Гарварде. Он замолчал, не желая нарушать разговорами интимную тишину, и приподнял её груди, словно взвешивая. Блестящие карие глаза подёрнулись мечтательной поволокой — как у скульптора, который задумчиво переминает глину, ещё не зная, какая идея кроется в липком грунте. Лавона не торопила его — всё-таки, настолько нежно с ней обращались первый раз. И хотя она задумывала это свидание как изнасилование, выгодное для обоих, она расслабилась и постаралась не думать о подругах, что ждали её, наверняка недоумевая, зачем она ушла с главарём Отомстителей. Да и чувствовать прикосновения Эдгара Лавоне нравилось — в отличие от мужчин, с которыми она развлекалась раньше, у него были мягкие ладони человека, который никогда не занимался физической работой. — Так ты… не девственник? — вернулась Лавона к мысли, которую Эдгар, нерешительно поглаживая её грудь, озвучил так безразлично, словно этот факт ровно ничего не значил. — Я же не всегда был таким, — Эдгар мягко улыбнулся, поглядел на неё исподлобья и потянул за молнию, окончательно расстёгивая тесный комбинезон. — А похоже? Лавона застенчиво прикусила губу — почему-то ей вдруг стало неловко из-за того, что с предыдущими парнями, которые внешне были ничуть не хуже Нэйтана, выходила только какая-то нелепая возня. Может быть, те парни были слишком молоды — Лавона немного побаивалась мужчин старше себя. Но с Эдгаром, который наверняка приходился Нэйтану ровесником, Лавона чувствовала себя легко и комфортно. Да, поначалу неловко было просто-таки ужасно, но она честно старалась не обращать внимания на его болезнь, то и дело заставлявшую Эдгара сдавленно шипеть и сдвигать натруженные страданием брови. Но боль в готовой надломиться пояснице не помешала ему спустить комбинезон Лавоны и отстраниться в немом восхищении. Вдоволь полюбоваться Эдгару она не дала — перехватила пухлое запястье, едва сомкнув пальцы, и уложила его ладонь себе между ног — туда, где всё уже давно мокло, изнывая от ожидания. — Оу, — выдохнул Эдгар, запустив руку ей между ног, и глаза его округлились, готовые вылезти из орбит. — Ты специально готовилась? Для меня?.. — Нет, просто волосы за молнию цепляются, — сдавленно рассмеялась Лавона, стараясь звучать адекватно, а не так, будто возбуждение сносило ей крышу. Чаще всего ложь скрывают за улыбкой, но Эдгар не столь часто общался с людьми, чтобы заметить кривоватую улыбку Лавоны. Конечно, она готовилась. Лавона отвернулась, чтобы стащить высокие сапоги и снять комбинезон — надевать его на такое ответственное дело было большой ошибкой. Куда легче она чувствовала себя в армейских штанах и берцах. Но кожаный комбинезон был красивым и главное, сексуальным. Таким же сексуальным, как залитый лаком начёс, который опасно колыхался и грозил развалиться при неосторожном движении — волосы у Лавоны были жёсткие и непослушные. Краем уха она уловила тяжёлое сопение — то Эдгар пытался согнуться, чтобы развязать шнурки на ботинках. Покрасневшее от натуги лицо вспыхнуло ещё больше, и он виновато поглядел на Лавону из-под бровей, будто просил прощения за свою медлительность. Несколько прядей выбились из тугого хвоста, и на мгновение мрачное лицо Эдгара показалось Лавоне почти миловидным. Она уже не спрашивала, помочь ли ему — выскользнула из комбинезона, как линяющая змея, развернулась, сминая одеяло окончательно, и распустила предусмотрительно слабые банты шнурков. Эдгар сдавленно поблагодарил её и потянулся к ремню, надеясь хоть что-то сделать самостоятельно. Но присутствие девушки делало его пухлые пальцы ещё более неуклюжими, и Эдгар злобно выдохнул сквозь зубы, когда тяжёлый живот, который он не смог обхватить, податливой массой растёкся по тощим коленям. Вид обнажённой Лавоны, чья бледная кожа тускло светилась в зелёном сиянии компьютера, лишил его последних остатков самообладания. Но Лавоне уже не было неловко за свою красоту. — Позволь, я попробую, — тихо произнесла она, прикасаясь к мягкой складке бледного жира, и невольно заметила, что от металлических ноток в её голосе остался лишь взволнованный хрип. Она ни разу не встречалась с парнями настолько полными, что им приходилось поддерживать живот, чтобы дотянуться до собственного члена — но в этом было что-то необычное, экзотически милое, и к горлу Лавоны ни разу не подкатила брезгливость, когда она помогала Эдгару расстегнуть ремень. Тот краснел, сопел и только хуже делал своими подсказками, но Лавона не отступала — возбуждение было сильнее. Она почему-то не удивилась, увидев, что под брюками на Эдгаре нет белья, но он зачем-то поспешил объясниться — Перелом спинного мозга, — прошептал он, пока Лавона стягивала с него брюки отвратительного табачно-коричневого цвета. — Некоторые рефлексы мне, эм…сложно сдерживать. Лавона хотела попросить его заткнуться и не сбивать ей настрой этими неуместными замечаниями, но решила, что слова будут здесь лишними — и, приставив палец к недоумённо вздрогнувшим губам Эдгара, заставила его улечься на спину. Он подчинился, позволяя Лавоне устроиться сверху, но вместо того, чтобы придержать её за талию, спрятал ладони под поясницу. — Так легче, — снова пояснил он, и длинная вертикальная морщина рассекла его лоб. Лавона только вздохнула — таких разговорчивых партнеров у неё никогда ещё не было — и подхватила низ его живота, чтобы увидеть, не зря ли пришла сюда. Только сейчас она всерьёз испугалась, что член Эдгара окажется таким же мёртвым, как его бесполезные, неподвижные ноги, но нет — он ждал её, готовый войти. Понадобилось всего лишь несколько ласковых движений, чтобы он воспрял окончательно. — У меня ещё не всё сдохло, — нервно усмехнулся Эдгар и судорожно выдохнул. Карие глаза почернели от удовольствия, на высоком лбу — лбу техно-гения — выступили крупные капли пота, отливающие зелёным в свете компьютера, как осколки пивной бутылки. — Просто я давно про него не вспоминал. Знаешь, больше думал о мести. — А стоило бы вспоминать почаще, — мягко упрекнула Лавона, раздвигая его карикатурно тонкие бёдра. — Смотри, как он обрадовался ласке. Эдгар честно попытался приподняться, чтобы проверить правдивость её слов, но массивный двойной подбородок и вздымающийся бледным холмом живот мешали ему толком разглядеть даже сидевшую между его ногами Лавону. А Лавона, сдвигая сухие складки крайней плоти к истекающей смазкой головке, поняла — вот он, шанс намекнуть. — У нас с тобой могли бы быть прекрасные дети, — задумчиво заметила она словно между прочим. — Умные, как ты, и красивые, как я. Кто знает, сколько миров они смогли бы покорить. Особенно, если в новый мир их поведут эксплоужениты. Эдгар растянул губы в уже знакомой Лавоне гримасе, за которой пытался скрыть раздирающую на части боль. — Да я как-то никогда не думал о детях. Когда твой брат на пять лет младше, можно сказать, он как ребёнок. — Все вы, мужчины, вечно говорите, что не готовы даже к отношениям, — Лавона сурово сдвинула брови. — Вы просто не хотите признать, что завидуете нам, женщинам. Страдаете, что не можете привести в мир новую жизнь. А такие, как ты, сублимируют в творчество. Ты хочешь создать жизнь, но ты не можешь вдохнуть её в сверхзвуковое оружие. На мгновение она забыла, что говорит это не очередной новенькой последовательнице, а мужчине — мужчине, который давно уже забыл о женском внимании. Лавона прикусила губу и замолчала, очень жалея о своих резких словах, но Эдгар не разозлился — а крепко задумался. — Пожалуй, так и есть, — произнёс он после недолгого молчания, в то время как Лавона, виновато потупившись, поглаживала его по животу, и хитро прищурился, — теперь я понял, почему ты согласилась. В твоём плане есть просчёт, и я был нужен тебе, чтобы его исправить. Ведь член Эксплоужена не сможет жить отдельно от тела. Лавона замерла и нахмурилась, машинально скользя пальцами по чужой дряблой коже. Признаться, об этой части своего великолепного плана по порабощению мира она как-то не подумала. — Но это не только расчёт, — поспешно заверила она сардонически усмехнувшегося Эдгара, — ты понравился мне заочно. — Замолчи, — взмолился Эдгар сквозь стон. — Я больше не могу. Приступай. Ты же пришла только за этим. Лавона и сама уже больше не могла терпеть — и, вцепившись острыми ногтями в мягкие бока Эдгара, медленно опустилась на его замерший в ожидании член. Тишина, густая и липкая, окутала их плотным коконом — не было больше ни ждущих за дверями подруг, ни Убийцы в серебряной маске, который за стеной невозмутимо точил нож, готовясь к нападению, ни подростка с его арбалетом. Лишь тяжёлые вздохи Лавоны, хриплое дыхание Эдгара и ритмичные шлепки дрожащих от волнения тел. Ни с кем больше у Лавоны не заходило так далеко — но она, через боль насаживаясь и поводя сильными бёдрами, нисколько не жалела. Ей ещё ни с кем не было так хорошо. Лавона наконец-то нашла себе равного. На мгновение ноги Эдгара вздрогнули и ожили, словно по мёртвым нервам пустили электрический ток — он захрипел и обмяк, закрывая глаза, и в этот же момент вскрикнула Лавона, чувствуя, как её лоно обжигает горячим и липким. Теперь в ней плескалось будущее. С жутковатым хлюпающим звуком она отстранилась, не замечая, что по бёдрам стекают белые ручейки, и расслабленно упала рядом с уставившимся в потолок Эдгаром. Он улыбался — счастливо и безмятежно, словно боль не разрывала годами его поясницу, словно их с Лавоной свела не сумасшедшая цель, а любовь, как всех нормальных людей. Словно мрачный бункер с низким потолком был супружеской спальней, светлой и уютной. Эдгар, как и Лавона, тоже жил фантазиями. И не сомневался, что подросток с арбалетом был его братом. — Я приду, — прохрипела Лавона, — и приведу ещё четверых. Шумно выдохнув, она поцеловала Эдгара, заправила слипшиеся чёрные пряди за его забавно торчащие уши — как думала, на прощание. Лавона уже хотела рывком подняться с кровати, испариться, оставив Эдгара недоумевать, была ли это очередная фантазия, которую он выдумал себе в утешение, или реальная женщина. Но неожиданно сильные руки обхватили её и притянули к тёплому боку. — Ты не уйдешь, — произнёс Эдгар и сурово сдвинул мокрые брови. Крупные капли испарины скатывались по побагровевшему лбу. — Мы отправимся в Мордхаус вместе. А пока я должен исправить твой план.