Формула любви

В кабинете взгляд мужчины задерживается на подсобке, напоминавшую ему теперь комнату для чего-то тайного. Он смотрит в разукрашенное узорами от мороза окно; Белые хлопья, падающие с неба – как подарок от самой природы, в любое время суток привносящий в обыденность чуточку волшебства... Нравилась зимняя пора. Зима всегда преображает город, делает его чистым, нарядным и немного таинственным. Из университета Персиваль выходит последним, если не брать в счет уборщиц, работающих здесь дольше всех. Порывистый и холодный ветер неприятно тащит его волосы сначала в одну сторону, потом в другую. Благо ему удается дойти до автомобиля и не замерзнуть. Папка с тетрадями отправляется на соседнее сидение и Грейвс выезжает со стоянки, держа путь в кафе. Черный бентли останавливается напротив небольшого заведения, путь от которого до университета падать рукой. По странной въевшейся привычке, Персиваль проверяет в кармане наличие телефона и бумажника, лишь после вытаскивает ключи и покидает автомобиль, возвращаясь в холодную локацию. До кофе он доходит быстро, а потому не успевает замерзнуть и сейчас. Кафе встречает его сдержанным стилем и приятным, даже вызывающим голод запахом выпечки, которую Персиваль безумно любит. Среди небольших копаний и парочек, сидящих за столом и обсуждающих свои личные проблемы, Персиваль находит знакомый силуэт. И он идет к одиночному столику. Чувство глубокой удовлетворенности, которое читалось на его лице гармонировало с походкой. – Ты снова заказал мне напиток, – бодро произносит мужчина и снимает с себя пальто, разместив на рядом стоящую вешалку, а затем садится напротив Криденса. – Большое спасибо. Глоток горячего чая приятно обжигает горло после времяпровождения на улице в холодную пору, пусть мороз так и не успел охладить его. Его внимательный взгляд теперь принадлежит Криденсу, как и все внимание. Здесь никто не посмеет отвлечь их друг от друга. — Слишком много кофе т-тоже плохо, поэтому я заказал вам чай. – вяло улыбается Бэрбоун, отложив телефон на край деревянного стола. Ему не нужен телефон, чтобы уйти от реальности, с учителем ему нечего не нужно было в такой момент, кроме его самого. — Мне нравится это заведение. — Персиваль окидывает взглядом интерьер, но речь шла вовсе не о нем. – Люблю выпечку, а здесь так приятно ею пахнет. Еще с юности я предпочитаю ирландскую кухню. Персиваль тянет холодную ладонь к руке Бэрбоуна и заботливо накрывает ее своей. Хотелось рассказать что-то о себе, а затем так же узнать что-то о нем. Тогда, Персиваль продолжает: – Моя мать работала пекарем и могла хвастаться своими умениям в этом. Мне безумно нравился ее хлебно-масляный пудинг и шоколадный торт. – он делает паузу и улыбается, смотрит в кружку, где одиноко плавает лимон. – В него она добавляла пиво. Персиваль усмехается от приятных юных воспоминаний, о которых говорил крайне редко и далеко не всем, поскольку это было мало кому интересно. – Хочу угостить тебя блюдом ирландской кухни. Признаюсь, я не идеальный повар, но тебе понравится. – договаривает мужчина и подтягивает к себе руку Криденса и приподняв ее до уровня своего лица оставляет на ней влажный след от тонких губ. Его не смущали мысли о его провокационных действиях в библиотеке, он сделает это вновь. — Масляный пудинг? Н-не знаю что это, но звучит вкусно, — кончики губ парня поднялись в нежной и искренне улыбке. — Я с-удовольствием буду ждать от вас блюдо ирландской кухни, мистер Грейвс, — обещает парень. Торт съеден лишь наполовину и отставлен в сторону, как и чай, которого не хотелось допивать. А когда теплые и мягкие губы коснулись чувствительной кажи на запястье, Бэрбоун начинает глотать воздух, слегка опешив. К ним тихо подходит невысокий мужчина с меню, протягивает переплетное изделие в руки подростка и кивнул головой, отходит от их столика. Поблагодарив официанта, меню Криденс протягивает учителю, предоставляя ему полный выбор блюд. — Закажите, пожалуйста, я выйду покурить, — предупреждает парень. Из кармана пальто, висящего на спинке стула, он достает мятую пачку сигарет. Криденс встает на ноги, легонько огладив ладонью чужую, взрослую руку. Персиваль принимает у Криденса меню и одобрительно кивает на предупреждение о выходе. Табачных запах, который теперь приносил на себе Бэрбоун, вызывал привыкание, совсем как сама зависимость. Прикосновение рук Криденса вызывает легкую усмешку. Они делают ходы, будто бы в шахматах, и кто знает, когда наступит шах и мат. Парень уходит, оставляя Персиваля на едине со своими высокими мыслями в голове. Интересно, о чем он думал? На улице ему вновь приходится встретиться с холодным, терпким ветром. Холод трезвил мозг. Они оба сегодня перегнули палку в школе, и, возможно, нужно немедленно это прекратить, чтобы не заметили их странные, во всех смыслах, отношения. А Криденсу этого не хотелось. Ему нравился азарт, нравилось испытывать чувства, что их могут увидеть... это давало особых эмоций. Нравилось и то, что он – скучный, никчемный парень, оказался важен, для самого обожаемого всеми учителя университета. Порядком надоели вечно грызущие мысли о собственном ничтожестве, и лишь Персиваль Грейвс, учитель математики, вернул в него завалявшиеся в глубине подсознания, положительные эмоции, коих всегда было не так много. Персиваль Грейвс дарил то, чего ему так не хватало – любовь и заботу, поддержку, даже в таких странных и неприемлемых, со всех сторон, отношений. Криденс молил судьбу, чтобы их счастье не оборвалась как самая тонка нить – слишком быстро. Открытая книга манила вкусными картинками блюд, и только сейчас, гладя на них, начинает просыпаться голод. Грейвс делает незамысловатый заказ – салат из копченого цыпленка. Из всех представленных салатов он представлен наиболее сытно, а потому на него и пал выбор. Грейвс терпеливо дожидается внимание от официанта и отдает ему свой заказ, когда тот подходит. Неужели так волнуется, думает Персиваль, дожидаясь перекура Криденса, даже косит взгляд в сторону крупного окна, но увы, с данного ракурса увидеть своего мальчика не получается. Тогда, Грейвс возвращается взгляд на стол. При нем Бэрбоун уже выходил курить, а ещё все также запинался в словах. Интересно, такое происходит только между ними? Меню Персиваль отправляет на край стола, возможно, они закажу что-нибудь еще, но почему-то казалось, что салата будет достаточно. Просиживать здесь все пять часов желания не было, пусть кофе и было неплохим для беседы местом, для Грейвса и, вероятно, для Криденса, приятной локацией окажется его квартира. То место, где они будут принадлежать лишь друг другу. Криденс возвращается в кафе, и его уже не так тревожат чужие взгляды, как оно бывало, когда он сюда приходил. Они его вообще не тревожили. Все его внимание забрал бессовестный, до невозможности красивый мужчина, за чей столик он шел так уверенно и непринужденно. На лице впервые за долго время плясала счастливая улыбка, а внутри плескало удовольствие и возбуждение, опьяняя юный разум так быстро, что робкому и скучному Криденсу пришлось уступить место для Криденса, желающего этого мужчину прямо здесь и сейчас. Он подсаживается к учителю, наплевав на мнение окружающих: пусть думают о чем хотят, пусть шепчутся и обсуждают. Ему свезло больше, этот человек не даст его в обиду, точно нет. На краю стола лежит меню, и Криденс забирает его, прикрывшись им, словно щитом, так, чтобы никто из посторонних не видел их лиц. Ему не хотелось делиться этой особенной любовью с внешним миром. Терпкий запах уже знакомых сигарет улавливается быстро, стоит лишь Криденсу вернуться к столу. Задумчивый, но в тоже время серьезный взгляд Грейвса провожает Бэрбоуна ровно до того момента, пока тот не предпочитает сесть уже ближе. Это служит для мужчины своеобразным сигналом о переходе на новый этап их запретных отношений. «чувство доверенности» — так бы он описал этот этап, если бы его попросили. Несмотря на взбученность, румянец на щеках парня все же появляется, скорее от наводящих мыслей, чем от того, что он делал. Криденс наклоняется ближе к лицу мистера Грейвса, и неожиданно, даже для себя, неумело целует в губы, наплевав и на то, насколько сильно мужчина не переносит запах, а теперь уже и вкус сигарет. Думать об этом совершенно не хотелось, он слишком долго держал все в себе, слишком долго был отвергнутым, что упустить возможность поцеловать этого мужчину казалось для него смертельным грехом. Персиваль поддается ему в поцелуе, дает какое-то время вовлечь в поцелуй, а уже через полсекунды делает это сам. Поцелуй получается не долгим, но и этого хватает Грейвсу, чтобы почувствовать всю прелесть влюбленности юноши. Он спокойно сглатывает слюну с привкусом никотина, удовлетворяясь содеянным. — Мистер Грейвс, мы не сдержали обещание, — шепчет Криденс, нехотя отстраняясь от любимых губ мужчины. — Это точно, — приглушенно усмехается Персиваль, медленно в подтверждении кивнув головой. Закрывающая от посторонних взгляд книга дает ему понять о задумке Криденса, и Грейвс совершенно точно ее понимает. В нем больше не существовало стыда за содеянное, будто это что-то плохое, от этого на душе наступило спокойствие. Он опускает ладонь на ногу учителя, рядом с пахом, сжав тонкими пальцами плоть, подтянулся к ухе мистера Грейвса, и совсем-совсем тихо, почти беззвучно прошептал: — Мне бы хотелось оставить засосы на вашей шее. Опущенная Криденсом рука на ногу вынуждает Персиваля обратить туда свое внимание. Бэрбоун наглел с каждой минутой, и это нравилось мужчине, нравилось то, как в Криденсе происходили изменения. После сказанных «дразнилок», Бэрбоун отстранился, отложив меню обратно на край стола. Ожидал съедения заказ, принесенный минутами ранее, и как ни в чем не бывало, Криденс приступает к еде. Грейвс дал ему право быть несдержанным с ним, дал право быть смелее. — А еще, я хочу сходить с вами куда-нибудь. Куда угодно! — Криденс поднимает взгляд на Персиваля, улыбается. — Завтра у меня выходной, у вас тоже, почему бы и нет? На произнесенные парнем желания Персиваль реагирует двояко: с одной стороны в нем металось дикое удивление, с другой — приятное удовлетворение. Не зря позволял себе творить пошлости в библиотеке. Все это дало должных результатов и сладких плодов, вкусить которых уже было невтерпеж. Получается, и шею он показывал юноше не просто так, значит, хотел этого, хотел услышать эти слова, повторить их на действии. — Специфичные, Криденс, у тебя, однако желания, — с некоторым упреком в голосе отвечает Персиваль, прежде чем снова поднимает взгляд на Бэрбоуна. — Оставить на моей шее засосы, сходить в театр... – Персиваль выгибает бровь и оглядев один раз зал наклоняет голову к виску парня, поцеловав его в весок. После непродолжительных ласок Персиваль думает, о том, что удивить Криденса поцелуем не получиться. Уже нет. Тот будто бы проверяет его выдержку, высказывая свои мысли вслух — Чего тебе хочется больше: сходить на спектакль или увидеть как под твоими губами краснеет моя шея? – продолжает он с невозмутимым лицом, и следуя примеру парня, берет столовый прибор и пробует принесенное блюдо. — Не только шея. И не только моя, — упорно завлекает Грейвс, косо посматривая на Криденса. — Второй вариант звучит интереснее. Невольно, Криденс поворачивает голову на мистера Грейвса. Не стоило строить догадки, чтобы понять — они хотят одного и тоже. Его острый взгляд пристально всматривается в чистую шею мужчины, как же хотелось оставить на ней свой след! Обозначить мужчину как партнера, показать окружающим, что вот, Персиваль Грейвс – его мужчина. Его, и больше ни чей. Очень уж хотелось отдаться в сильные руки. — Мне нравится твой выбор, — бодро отзывается Персиваль. — Как полагаю, это взаимно. Сегодня последний день спектакля в театре, на которого Криденса тянуло всей душой. Он никогда не был в подобных приличных заведениях, да и кто бы его пустил? Мама быстрее в комнате запрет, чем позволит собственному сыну выйти на улице дальше дома или школы. Это его, конечно, огорчало. Все же, его выбор, очевидно, падает на преподавателя. Пусть они проведут время так, как захочет мужчина, в конце концов, это будет лучшим исходом событий. Впрочем, Криденсу тоже хотелось уединения. В своих откровенных мечтах, он желал ощутить тепло тела мистера Грейвса, вслушиваться в его томных вдохи и сладко-строгий голос, рычание на ухо и пошлые словечки о том, насколько, невзирая на шрамы, красив он без одежды. Ему банально хотелось услышать, что он хорош, красив и любим. Большего от этой жизни Криденс и не ждал. Персиваль Грейвс подарил ему шанс на любовь, на пылающие чувства, на приятную и колкую эйфорию. Этому мужчине, парень готов отдать себя, свою заботу и цветущие, как прекрасные цветы в саду, чувства. Парень сделает все, чтобы мистер Грейвс чувствовал себя счастливее. — Давайте пообедаем для начала? Вы наверно очень проголодались за четыре пары. Можете рассказать о себе получше? Откуда вы, мистер Грейвс, и почему решили переехать в этот город? Персиваль тянет в рот кусочек нежного мяса, что так превосходно гармонировал со слегка сладкой приправой. Даже удивительно, что в кафетерии качество еды практически сравнимо с ресторанным, разве что в разы дешевле. Его взгляд вновь устремляется на Криденса, когда тот озвучивает новое желание. Мужчине казалось, он уже говорил о себе, но вскоре припоминает что нет, и это действительно было неправильным. — Я родом из Штатов, Лос-Анджелеса, — начинает свой рассказ мужчина, вытирая рот салфеткой. — Первое время не плохо справлялся в офисных делах, работал бухгалтером. Мне нравилось работать с цифрами и девушками. Влечение к тому и другому вскоре утомило, мне требовались перемены. Он поглощает еще один кусочек сочного и сытного мяса, и будто бы задумывается о подлинностях своей истории. Упоминать период личной жизни ну очень не хотелось, по крайней мере при Криденсе, да и кому захочется знать излишние подробности личной жизни партнера? Вот и Персиваль считает, что никому. Мужчина продолжает: — Давний знакомый посоветовал ехать сюда, считая. что из меня здесь может выйти толк. Но офис больше не нуждался во мне, а я в нем. Тогда, я принял решение вести точные науки. Я люблю строгую дисциплину, — Персиваль демонстративно отставляет от себя практически пустую тарелку, а затем бросает внимательный взгляд на Криденса. — Послушание и честность. О строгой дисциплине, кажется, не стоило так громко говорить, поскольку в университете неоднократно нарушал ее но лишь из-за и для одного человека – Криденса. — Большинство тех, кто просил моего внимания оказывались наглыми лжецами с отвратными помыслами. Однако, Криденс, я не вижу в тебе такого человека. Надеюсь, я прав. — рука Грейвса тянется к щекам подростка и проводит по ней тыльной стороной пальцев руки особенно нежно. Впалые скулы выглядели слишком маняще, Персиваль не мог налюбоваться этим лицом, хотелось навсегда запечатлеть этот притягательный взгляд. Нет, он точно не видит в нем каверзного человека, желающего как-то навредить его жизни. Подростковое влечение, которое вскоре пройдет, либо выльется в настоящую любовь. Тем не менее, Персиваль дает шанс и ему, и себе — полюбить. Грейвс убирает с чужой щеки руку, и не отрывая своего взгляда от манящих карих глаз Бэрбоуна, берет его ладонь в свое владение, опуская после на свою шею. Ладонь Криденса все еще была холодна, но это не имело значение, они оба еще успеют отогреться. — Что же, твоя очередь, как насчет тебя, Криденс? — Как вам сказать... у меня не настолько интересное прошлое, как у вас. До четырнадцати лет я проживал в приюте, а потом меня приютила женщина, очень строгая и озлобленная. Она не может иметь детей, поэтому берет их из приюта. Помимо меня из детей у нее взяты две девочки, я самый старший. — рассказ длился неловкий, Криденс часто краснел, и уже сейчас переживал: а стоило ли рассказывать об этом мужчине? Может было лучше соврать про хорошую жизнь? Уже не важно. — Еще, у меня никогда не было партнера. Одно время подрабатывал редактором, — грустно признается Криденс, с захлестом новой стыдобы. Как это он в свои девятнадцать ни целованный (разумеется, до мистера Грейвса), стыдно! — Криденс, неужели мои слова тебя расстроили? — в тон его спрашивает Персиваль, слегка наклоняя голову вниз. Он улавливает грустный взгляд юноши и это не приносит удовлетворения. В конце концов он лишь предупредил. — Не забивай себе этим голову, — поглаживая спину Бербоуна, продолжил он. По мнению мужчины, оба достаточно вкусно и сытно поели, оставалось лишь решить куда следовать дальше. Пойти в театр было неплохим, можно сказать занимательным решением, но Персиваль не совсем разделял к этому интерес. Музеи, театры, выставки... все это наводило на него скуку. Ради интереса Криденса он бы пошел, если бы тот сдержал свои пошлые мысли. А сейчас никакое балетное выступление не вызывает жгучего интереса как получить на своей шее метки от Криденса. Едва ли представляешь фееричные моменты, как хочется скорее покинуть это заведение, и будто бы по волшебству очутиться в квартире. — Тебе действительно так хочется посетить театр?... Или мы можем найти занятие куда поинтереснее. — в его голосе был оттенок едва скрываемого нетерпения. Грейвс подзывает к себе официанта, когда замечает его присутствие и оплачивает обед, которым они так плотно наелись. Усталость после рабочего дня спала на «нет», вероятнее всего так действовала интимная атмосфера, витающая над ними еще с момента прибывания в небольшой коморке университета. Хотелось не только получить от Криденса видную метку на своей шее или например, царапины на теле он когтей, но и его эмоции, что будут переполнять его в этот вечер. Персивалю не хватало лишь одних смущений Бэрбона, словно желая глоток воды, одолевала жажда видеть и слышать Криденса, когда его сильные руки будут исследовать каждый миллиметр юного тела. — Не хочу, чтобы этот день оставил в тебе хоть каплю грусти. Поверь, я не допущу этого. Как и не допущу того, чтобы и ты остался без метки. — уголки губ Персиваля расплываются в широкой улыбке. — Нет, мистер Грейвс, я хочу провести время с вами, а где, это уже не важно, — хмыкает Бэрбоун. Квартира встречает хозяина приятной телу теплотой, в какой-то момент даже стало жарко, так что Персиваль поспешил снять с себя снежное пальто и повесить его на крючок. Ему нравились ухаживания со стороны Криденса. Взять туже помощь в кафетерии с пальто. Но то, что тот оплатил сам за себя не дав сделать это мужчине, опечалило. В ответ Персиваль делает то же самое: помогает снять Криденсу верх. Обувь обоих он ставит на обувную подставку, чтобы те элементарно не мешались под ногами, но больше всего мужчина желал сохранить порядок. Не смотря на ведение холостятского образа жизни, квартира Персиваля всегда находится в полном порядке. Он мимолетно осматривает свою квартиру, лишний раз убеждаясь, что все убрано, и только затем приглашает Криденса пройти в глубь квартиры опустив свою руку на его лопатки. Персиваль подталкивает юношу вперед, и они оказываются в гостиной, где для обоих совсем недавно впервые, но безуспешно проходил урок математики. Минуя гостиную, Грейвс приглашает Криденса в свою небольшую, но достаточно уютную, освещенную большим окном спальню, где центром идиллии являлась кровать. Мужчина подводит, а затем толкает Бербоуна на застеленную постель и тут же располагается над его телом. Он расставляет согнутые в колени ноги и близ головы Криденса руки, на которых бугрились мускусы, и судя по великолепным трапециевидным мышцам, раньше мужчина явно качался. Грейвс убирает руки от изголовья Криденса, чтобы высвободить свое тело от доставляющего дискомфорта пиджака, который в спешке снятый отправляется на край постели и, расстегнуть рубашку, открывая Криденсу доступ к «холсту». Он будто хвастает своим чистым телом и в моменте уголки его губ расплываются до хищной улыбки. Взгляд мужчины скользко изучает юное безгрешное тело, к которому он склоняется достаточно близко, но с едва допустимым расстоянием. — О Господи, Криденс, моя шея все еще чиста, почему ты допускаешь этого! — склоняясь к уху в полушепоте сладко-низкого голоса дразнит Грейвс Криденса, чья рука уже тянулась под ткань кофты парня, желая его без остатка полностью исследовать. Он поднял голову. Растерянность и страсть были в его темных глазах, пытливо вглядывавшихся в прекрасное лицо Криденса. Его настойчивые пальцы двинулись вниз и, безо всякой силы Грейвс давит на низ живота Бэрбоуна. И облизнув пересохшие губы, отрывисто выдыхает ему на ушко, как бы дополняя свои слова порцией соблазняющих звуков. Руку, что настойчиво принялась изучать худое тело, Грейвс убирает и дарит внимание второму уху Криденса, заботливо-нежно убрав за него прядь темных волос. Другое ухо, в которое он настойчиво шептал Бэрбоуну дразнящим тембром голоса, подвергается поцелую и даже слабому укусу за мочку. Мысли о неправильности происходящего уже давно, без остатка покинули голову мужчины, не оставив место поводу для сомнений в их непростом выборе и, может быть далеко не правильных действиях, но это не имело никакого смысла. Ведь они хотят этого, хотят нравится друг другу больше, чем сейчас. Его пальцы оглаживают контур лица Бэрбоуна, затем касаются его слегка пухлых губ, к которым у Персиваля развилась, будто бы никотиновая зависимость. Грейвс не поднимает голову, дает Криденсу полный доступ к своей шее, которую тот так рьяно рвался разукрасить. Криденс никак не мог поверить, что все это – результат его желаний, что это вообще с ним происходит. Его щеки воспылали алым цветом, о хочет... он очень хочет это тело. Ладонь парень укладывает на массивную шею мужчины и уже не собирается себя сдерживать. Один за другим на шее Персиваля начали появляться темно-бордовые следы, неровные, округленные, влажные... Сию же минуту, белая, хлопковая рубашка учителя, соскальзывает с сильных плеч, небрежно падая на пол — Вы прекрасны, мистер Грейвс , — шепчет мальчик, будто это большая тайна и не дожидаясь инициативы от преподавателя. Он привстает на локти, мгновенно снимая с себя водолазку, бросив ей совсем рядом, на край кровати. Перед мужчиной открылся вид на бледное тело, покрытое малым количеством шрамов. Многочисленные поцелуи жарких губ, после которых по коже пробегали болезненные импульсы по всему телу, но в тоже время это доставляло удовольствие. С ума можно было сойти или он уже сошел с ума. На каждый укус тело отвечало податливо, мужчина только и подставлял чистые участки тела, а когда Криденс принуждено снял с него рубашку, ее Персиваль вовсе отбрасывает на пол резким движением руки. От того, как ярко реагировало тело на прикосновение юных губ Грейвс часто прикрывает глаза, лаская и зарываясь в волосы Бэрбоуна. — Прекрасен, благодаря тебе, — соглашается Персиваль, опустив возбужденный взгляд на свою ярко расписанную грудь, затем обратно на «художника». Он глядит на него, будто видит насквозь. Осторожно, будто боясь обжечься, он трогает Криденса руками за талию, но кожа была прохладна. Прохладна и гладка на ощупь. А его лицо было прекрасно, заметна и та уверенность, которая противоречила тому Криденсу, которого мужчина привык видеть в университете. Персиваль бы и подумать не мог, что такое выражение лица будет у студента, поведение которого никак не гармонировало с происходящим сейчас. Не отрывая от него взгляда, Персиваль придвинул губы к его животу и лизнул кожу медленным и уверенным движением. Он прижался губами, кусая некоторые участки тела, вплоть до груди. Пальцы рук преподавателя скользнули по плечам Криденса, вниз по юному телу. — Как ты красив, мой мальчик, — Грейвс прикладывает палец к его губам, слегка на них нажав. – Я в этом не лгу. И я рад, что сделаю это первым. — Персиваль улыбнулся. Улыбка, выдававшая порочные мысли, мысли о том, на что можно решиться лишь в темноте. И его пальцы пошли вниз по чужому подбородку, ладони оглаживали шею, плечи, вниз по груди, медленно, дразняще. Они остановились у него на талии. Персиваль стал сминать его кожу на талии, ощущая плоть под руками — его плоть. Мужчина целует парня короткими поцелуями в губы, языком проникая в полость рта. Охватив лицо парня ладонями, Персиваль целует его, исследует. Осторожно расстегнув штаны мальчика и проделывая тоже самое со своими, Персиваль освобождает их от ненужной одежды. Если под ней и было белье, Грейвс его не заметил. Просто штаны вдруг оказались на ковре, а они —голыми. Преподаватель целовал грудь, шею, плечи Криденса. Языком водил по коже, ощущая его вкус, аромат, наполняя им себя. Они целовались почти невинным соприкосновением губ. Сильные мужские руки трогали ягодицы Криденса, дразнили его. И Грейвс водит языком взад-вперед там, где кончался живот и начиналось другое. Его пальцы двинулись ему между ног, скользнув внутрь. Персиваль целовал его бедра, а затем выпрямился, не отнимая рук, наклонился и стал целовать парня долго, медленно, в такт движением пальцев. Медленно и нежно, вдоль всего тела. — Криденс, пожалуйста, расслабься. Не хочу делать тебе больно, — шепчет Грейвс, разводит ноги Бэрбоуна и медленно вдвигается, осторожно. Криденс свихнулся. Будто свирепому льву, от отдавал себя мужчине на съедение, отдавался полностью, и телом, и душой. От каждого нового прикосновения горячих губ преподавателя, тело непослушно бросало в дрожь, становилось неподатливым. С уст выходили снисходительные стоны, очень тихие, почти неслышные. Сдерживать стоны входит в привычку, когда занимаешься рукоблудием в семье, где это под строжащем запретом. — Х-хорошо, мистер Грейвс, – тяжело выдызает Криденс. Он закрывает глаза, готовится отдать мужчине свою девственность. Сердце бешено колотилось в предвкушении. Внутри все словно взорвалось красочным фейерверком. Вошедшие в него пальцы развеяли остатки разума. Рука, до этого мирно лежащая на животе, как ошпаренная цепляется за массивное плечо, сжимает крепко-крепко. Втора рука свободно гуляет по сильному и горячему телу мужчины; ведет по груди, задевает чувствительный, розоватый сосок и спускается все ниже. Ниже. Ниже. Теплая ладонь охватывает крупный горячий член, медленно -медленно оттягивает крайнюю плоть, и оглаживает большим пальцем, алую, словно самый вкусный леденец, головку. Персиваль не спешил, он с особым терпением наблюдал за всеми действиями Криденса, уже второй раз позволив ему коснуться своего члена. Однако сейчас ласки будет недостаточно, и совсем скоро Грейвс не разрешает парню трогать его пах: он останавливает движение его руки и тянет её к изголовью, касаясь возбужденной плотью его живота. Пальцами рук мужчина направляет головку к анальному колечку, и первая попытка войти оказывается неудачной, дырочка по - прежнему оказывается тугой. Опытности мужчине хватало, что все же позволило головке с естественно выделяемой смазкой войти внутрь парня. Он приподнимает голову, встречаясь с Криденсом взглядом, изучающего его личика. Мужчина желает, нет, жаждет, услышать с уст мальчика стон полон наслаждения, а потому приходится ограничить себя от поцелуев в губы, поцеловать которых хотелось не менее больше. Грейвс берет его за бедра, проникает внутрь ровно до половины. Быстро, но плавно. Член приятно ощущает всю узость внутренних стенок, так плотно его сжимающих, чем провоцируется глухой стон со стороны Персиваля. Давно он не ощущал нечто подобное, уже забылось насколько это хорошо. Грейвс тянет руку, ведет ладонью и слегка надавливает пальцами по низу живота парня, поднимаясь все выше, выше, выше... Ладонь настигает шеи студента бессильно вовлекая её в объятия. Ловкие пальцы охватывают чужой подбородок, а большим пальцем Персиваль нажимает на пухловатую нижнюю губу, вторгаясь в его рот. Палец касается языка Криденса, жмет на него, всячески играясь, затем мужчина убирает руку, прильнув к мальчику всем своим разгоряченным телом. Губы жадно охватывают кожу на его плечах, а корпусом Грейвс двигает вперёд, позволив члену войти глубже. Криденс ощутил облегчение, когда из ануса вышли крупные пальцы мужчины, а собственный член, продрог, обильно выделяя смазку. Но, когда, взамен пальцам, вошел толстый, горячий член, тело охватила внезапно тягучая, но такая приятная боль... Ножками он сжимает бедра мужчины, выгибаясь и прижимаясь всем своим хрупким, как фарфор, телом, к теплой груди мужчины. По щекам побежали одинокие горячие слезы, из-за пелены которых лицо мистера Грейвса казалось ему размытым, но очень узнаваемым. — М-мистер Гре... Ах! Мистер Грейвс, пожалуйста, п-поцелуйте меня, — на выдохе после бесконтрольного стона просит Криденс. — Как скажешь. — похотливо улыбается Персиваль, склоняясь над ухом юноши. Утратив контроль, он прижался губами к губам, а потом торопясь и задыхаясь, принялся целовать его виски, щеки, подбородок, уже не желая помнить, что назад дороги не будет, что каждое прикосновение, каждая секунда этого душного безумия становится неисправимой. Он уже было подумал, что сделал все неправильно, но тут же, подхваченный страстью, погрузил пальцы в его волосы, закрыл глаза, и еще раз углубленно поцеловал его в губы, подчиняясь неизбежному. Он готов был все отдать за эти мгновения покорности, которые дарил ему Криденс, еще не осознавая своей власти над мужчиной. Зато власть мужчины над ним была столь безбрежна и желанна, что Грейвс с трудом вспомнил, что должен быть осторожным и нежным, первым и единственным, тем самым, о котором Криденс мечтал и которого станет любить и желать всю жизнь. Взглянул в знакомое лицо, почему-то эти дрожащие и сомкнутые в преддверии счастья глаза и ждущие поцелуев губы заставили его вспомнить о глубине падения, которое без возврата привяжет их друг к другу, а потом сломает жизнь обоим Его пальцы все еще грубовато сжимали кожу Криденса, а дыхание разбивалось о юное тело, соблазняющее его грехопадением и счастьем на смятой простыне, но сознание неизбежного краха прорывалось ледяными вспышками сквозь сплошную огненную пелену и медленно возвращало в тишину, нарушаемую его громким и тяжелым дыханием. — Обхвати руками мои плечи, — диктует мужчина, предоставляя свою широкую спину как опору. Он уже предполагал, что его спина станет новым чистым холстом для пальцев Криденса, и честно говоря, его это вполне удовлетворяло. — Похоже, сегодня ты намерен раскрасить мое тело, я прав? Персиваль не дает ему ответить. Примыкает к губам, нагло и особо жадно врываясь языком в чужой рот, сплетая их языки в страстном танце. Его напористость ослабевает, когда в тело Криденса следует новый толчок, не быстрый и не глубокий. Член входит практически до половины и на этом Грейвс останавливается. Дальше идти еще рано, не хотелось резкими движениями допустить лишнюю боль. Он первым прерывает долгий поцелуй, и, в заданном умеренном темпе движутся его берда, едва ли касаясь чужой плоти. Влажные и алые от поцелуя губы овладевают плечом Бербоуна. Мужчина впивается зубами в кожу, словно вампир, жаждущий ценной для него крови, сопровождая укус легким касанием губ. Решая не отставать от желаний Криденса, Персиваль берется целовать юное тело там, до куда только мог сейчас достать. Под раздачу попала грудь парня, приобретённая ярко - красные, а местами и темно - бордовые оттенки. Грейвс давал себе волю, не затрагивал лишь шею, что была самым открытым местом. Насколько бы не хотелось принадлежать друг другу, в обществе их любовь не поймут. Однако все это компенсировалось многочисленными укусами ключиц, груди, плеч, и это было далеко не пределом — Дай мне знать, когда привыкнешь. — Персиваль с особой нежностью водит пальцами по щеке Криденса, плавно скользящий к гладкой, девственно чистой шее. Он не подумал бы, нет, он никогда бы не подумал, что сплетет свою жизнь с подростком из университета. Точно уверенный, что жизнь поплывет по пути обычного русла, это было так очевидно... Видно, корабль, именуемый «судьба» свернул не в ту сторону, если сейчас он в одной постели с юношей, в которого влюбился как засыпают люди: сначала медленно, а затем сразу. Хотел ли он связать свои узы с подростком? Точно нет. Однако Криденс заставил думать его иначе. Мальчик, привлекавший исключительно плохих парней, тех, кто готов был использовать его как объект для насилия (и Персиваль не сомневался, что именно такие ребята оставили на мальчике, на ЕГО теперь мальчике следы побоев, (об этом он начал догадываться недавно). Отныне, думает Грейвс, все будет иначе. Тяжело и удовлетворительно выдыхая и обжигая кожу на шее Криденса, Персиваль полностью подчиняет себе юное тело, отбрасывая все «за» и «против» В комнате витала интимная обстановка: яркие стоны блаженства и удовлетворения мешались с приглушенным скрипом кровати. Казалось, время подчиняется лишь им, что в мире не существует никого, кроме них. И наслаждаясь этим, мужчина стареется растянуть удовольствие. Подумать только, как складно закрутился их роман, и как смело они оба приняли этот грех на душу, вопреки неправильности, с точки зрения общества. Это их один большой шаг в общее для них будущее. Оставалось лишь верить, что оказался верным. Пока его влажные губы исследуют груди, ключицы и плечи своего возлюбленного студента, бёдра держались ритму. Но уже после фраз Криденса, Персиваля охватила эйфория власти и чувство некоторого доминирования. Все заканчивается, когда властное, но лишенное сил тело мужчины падает в бок, а грудная клетка то поднимется, то опускается. Мягкая подушка оказывается идеальной подстилкой под голову, после изнурительных действий, так хотелось лежать и не вставать. Особенно рядом с Криденсом, которому, к сожалению, вскоре придется покинуть этот дом. — Я сделал тебе приятно или больно ? — повернув голову в сторону парня спрашивает Грейвс. — Только честно. После вопроса он сразу поворачивается в его сторону, убрав руку под подушку. Уже и забылось насколько холодно и ветрено их встретила погода на улице. Хороший секс согревал очень эффективно, в этом сомнений не было. Вторую руку Персиваль тянет к лицу Бэрбоуна, чтобы провести пальцем по его нежно- бледной коже на плечах, и делает это, вовсе не обращая внимание на шрамы. Вернее, он обращал на них внимание, но не находил в них нечто ужасного. Со временем, он поможет парню избавиться от плохих воспоминаний. — П-приятно. — страстно выдыхает Криденс Персивалю в лицо, с еле открытыми глазами.Он опускает ладонь на чужую щеку, огладив большим пальцем скулу мистера Грейвса, улыбнулся. Их секс не казался парню страшным грехом, о коим твердила матушка, напротив, для Криденса это был акт милостыни. — Приятно слышать, — мягко произносит мужчина, ласкаясь под тонкими пальцами подростка, словно от теплых лучей весеннего солнца, и опираясь на локоть, он приподнимается, оставив влажный след губ на щеке Криденса, и ещё один на шее. Персиваль глубоко увяз в запахе юноши, и осознавая для себя это, отпускать его не хотелось ещё сильнее. Т как же жаль, что невозможно придумать отговорку, чтобы проснувшись однажды утром, ощутить рядом с собой тёплое, желанное и страстно любимое тело. Или... все же возможно? Это мог бы быть сложный математический проект на двоих, думает Персиваль, поддаваясь проницательному взгляду Криденса. У него такие глаза... Которых Грейвс видел лишь в журналах у красивых медийных личностей. — Я что-нибудь придумаю для того, чтобы хоть одну ночь мы провели вместе, — шепчет он Криденсу на ухо, убрав за него темную прядь волос. Часа вполне хватит, чтобы приготовить обещанное блюдо и хорошо поесть. Но прежде стоило принять душ и смыть с себя остатки страсти. — Мы успеем плотно поесть. Я ведь обещал. А сейчас, мой мальчик, нам нужно посетить душ. — Персиваль искренне улыбается, и делать это начал все чаще. Одарив Криденса благородным поцелуем в губы, мужчина встает с постели и с гардероба достаёт два белых махровых полотенца, одно из которых отправляется в сторону подростка. — Я люблю вас, — признается Криденс, медленно, лениво встает с постели. Его тело тонуло в смеси белой жидкости; на животе, груди, бедрах... пожалуй, душ и правда был необходим.