Цветы на ветру

      Первым делом, ещё по дороге к гостиной, Камиллу поймала профессор МакГонагалл, чтобы вручить ей её яйцо и поздравить. Камилла терпеливо поулыбалась ей.       Профессор выглядела не слишком трезвой, зато слишком, несвойственно ей весёлой.       В гостиной все тоже были уже почти полностью пьяны — куда сильнее пьяны, чем профессор. Камилла нашла Гермиону, недовольно сидящую в кресле у камина явно чтобы ждать её. Хотела сесть рядом, но Гермиона тут же встала.       — Пошли отсюда, — сказала она с отвращением в голосе.       Камилла, всё ещё с яйцом в руках, покорно пошла за ней.       В Гермионе она была уверена — они друг в друга часто кидали финиты во время тренировок перед испытанием.       — Ты не думаешь, что мне не надо, там, показаться им, принять поздравления, всё такое?       — Им уже ничего не надо. Фред и Джордж протащили огневиски.       — Ладно…       Они вышли из гостиной — а следом за ними в ещё не закрывшийся проём тут же выскочил Рон.       Вот уж кого она надеялась не встретить.       Они с Гермионой остановились, выжидающе глядя на него.       — Гарри, прости меня, — произнёс он с опущенной головой.       Камилла вспомнила совет Виктора и его лицо в тот момент, когда он этот совет давал.       — Рон, — максимально строго сказала она. — Почему ты не поверил мне? Почему ты начал… это делать?       Рон печально замер с опущенной головой. И молчал. Молчание начинало становиться гнетущим.       — Почему ты предал Гарри в момент, когда ему больше всего нужна была помощь? — по-настоящему сердито спросила Гермиона, глядя на него холодно и осуждающе.       Рон всё ещё молчал. Камилле снова захотелось плакать. Но плакать сейчас было нельзя.       Гермиона нахмурилась и сложила руки на груди.       — Рон, если у тебя были причины, расскажи их, — почти приказным тоном заявила она.       Рон очень тяжело вздохнул.       — Я… позавидовал, — медленно и виновато сказал он.       — Чему? — зло и горько спросила Камилла, стараясь не думать о своих чувствах. — Тому, что меня опять хотят убить?       Происходящее ощущалось странно. Обычно Рон был куда более многословен — особенно в те редкие моменты, когда чувствовал себя неправым.       — Призу в тысячу галлеонов.       Сейчас слова он произносил так, как будто ужасно не хотел говорить вообще ничего, но их из него вытягивали клещами.       — Который выиграет Виктор Крам, если не попытается защитить меня от смерти.       Она говорила слишком зло. Она знала это. Она не должна была так с Роном. Но это вырывалось против воли, она не могла это сдерживать, у неё не получалось, у неё едва получалось снова не сорваться и не упасть в слёзы.       — Ты выиграл первое испытание наравне с Крамом.       — Потому что на Каркарова наложили империус, — ответила Камилла. Быть спокойнее и мягче не получалось никак, с каждым мгновением это становилось всё хуже.       А Рон молчал. Молчал, опустив голову. Не удивился, не встрепенулся, не начал расспрашивать про империус — ничего.       — Причём здесь это? — ещё сердитее переспросила Камилла. — Я несколько раз сказал тебе, что не кидал своё имя в кубок. Я понимаю, что ты позавидовал, но почему ты не поверил? Ты же знаешь, что мне не нужны деньги, я мог бы просто отдать их тебе, если надо. У тебя не было ни единой хоть сколько-то разумной причины не поверить мне!       — Я позавидовал, — повторил Рон странным тоном. — Тысяча галлеонов и слава.       — Рон! — зло воскликнула Гермиона. — Это мы уже выяснили! Почему бы тебе просто не сказать правду, почему ты не поверил Гарри? Это что, настолько хуже предательства?       Рон поднял глаза — и взгляд у него был странно обречённым.       — Я позавидовал, — повторил он.       — Рон! Это не причина не поверить! Что с тобой, это на тебя вообще не похоже!       Щелчок. Это ощущалось как щелчок — осознание после слов Гермионы.       И плакать резко перехотелось, и злость ушла.       Камилла резко вскинула палочку.       — Финита.       И Рон сел на пол с пустым взглядом.       Гермиона с ужасным непониманием посмотрела на Камиллу.       — Что?..       — Финита, — на всякий случай повторила Камилла, направив палочку на Гермиону. С той ничего не произошло, и можно было продолжить. — Директор Каркаров сказал на всякий случай обработать финитой всех однокурсников. Он подозревает, что профессор Грюм мог не снять с кого-то империус после того урока.       — Но зачем ему это?       — Не знаю, — честно сказала Камилла. — Но что с Роном?       Рон не вставал и сидел с совершенно пустым взглядом.       — Рон! — почти что крикнула Гермиона.       — Сбегай за профессором МакГонагалл? — предложила Камилла.       Если, конечно, профессор согласиться принять что-то отрезвляющее.       Гермиона бегом побежала прочь.       Камилла села на пол и заглянула Рону в глаза.       — Рон, — мягко сказала она, поражаясь тому, куда делась вся её злость. — Всё хорошо, ты не виноват. Ты можешь мне что-нибудь сказать?       Рон молчал и смотрел в пустоту.       Камилла взяла его за руку. Рука была горячая и никак не двигалась, позволяя Камилла делать с ней всё, что она хочет.       Камилла некоторое время тупо смотрела на расслабленную руку Рона, а потом ущипнула его за кисть. Как она думала, очень больно.       Он даже не дёрнулся.       Вообще не пошевелился.       Она прекратила щипок, и на расслабленной руке Рона остался белый, наливающийся синим след.       Не изменился даже взгляд.       Раздался топот ног, и прибежала взволнованная Гермиона.       — Профессор МакГонагалл празднует с другими преподавателями, и она уже… не в состоянии. — Гермиона вздохнула. — Мадам Помфри там же. Я не знаю, правда, насколько она в состоянии…       — О Боже, — вздохнула Камилла. — Я видела профессора МакГонагалл почти только что, она ещё была адекватная…       Она посмотрела на золотое яйцо, сиротливо лежащее на полу.       — Что нам делать?        Камилла вздохнула. Она совершенно не хотела просить их, но это был её друг, что бы ни произошло, и было непонятно, что с ним…       — Экспекто Патронум! — строго и уверенно сказала она, погрузившись в воспоминание о том, как Виктор поцеловал её в лоб перед соревнованиями. — Виктор, пожалуйста, очень тебя прошу, поднимись к гостиной Гриффиндора, и, если директор Каркаров свободен, попроси его пойти с тобой, пожалуйста, это важно!       Серебристый олень улетел куда-то в сторону озера и дурмстрангского корабля.       — А разве они не празднуют? — спросила Гермиона, садясь к ним на пол.       — Да, но у них запрещён алкоголь.       — У нас так-то тоже, — недовольно сказала Гермиона, посмотрев на портрет, закрывающий дверь в гостиную. Полная Дама на портрете отсутствовала — с тех пор, как они вышли, она успела куда-то уйти.       Камилла ненадолго задумалась.       — Ну, у них нет близнецов Уизли. И директор Каркаров… ну, он не такой, как профессор МакГонагалл. То есть… я не хочу сказать, что он хуже или лучше, но… — Гермиона внимательно слушала. — Профессор МакГонагалл не будет… решать наши проблемы, — наконец сумела произнести Камилла, найдя слова. Звучало плохо и поэтому неправильно. — Я не о том, что директор Каркаров сам ходил смотреть на драконов и потом искал способ победить дракона для Виктора. Я о том, что он… — Она не могла сказать Гермионе о том, что он разрешил ей жить на корабле, потому что она девочка и, по его мнению, не должна жить с мальчиками.       Это было ещё сложнее от того, что в корабле Дурмстранга все знали об этом. Сложно было скрывать от друзей то, чего не скрываешь от соперников.       — Между прочим, наши преподаватели могли помочь тебе с драконами, — возразила Гермиона. — Я имею в виду, не просто показать их. Ты самый младший, эти испытания на тебя не рассчитаны, и ты не хотел в этом участвовать. Почему профессор МакГонагалл не придумала для тебя способ? Профессор Грюм подсказал заклинание, даже несмотря на то, что профессор Каркаров его подозревает. Но он мог сделать больше! Профессор Дамблдор мог помочь тебе, как профессор Каркаров Виктору!       — Ну, сейчас мы уже не можем не подозревать профессора Грюма, даже если не знаем, зачем ему это.       Гермиона посмотрела Рону в лицо.       — Но разве это мог быть империус? — спросила она. — Ведь, если снять империус, то человек просто… начинает вести себя нормально? Я не понимаю, почему мы такие спокойные! — внезапно всплеснула она руками.       — Потому что он не умирает, — вздохнула Камилла. — И ему не становится хуже. Поэтому мы можем сидеть и просто ждать помощи.       — Наверное, — согласилась Гермиона.       Они помолчали.       — Он выглядит так, как будто не в сознании, — снова начала Гермиона. — Но одновременно он в сознании.       — Я никогда такого не видела, — согласилась Камилла.       Послышались жёсткие мужские шаги и ругань на болгарском — Камилла уже научилась различать языки, на которых говорили в Дурмстранге. Просто амулет-переводчик переводил их все, а вот на каком конкретно с ней говорят, Камилла долгое время не понимала.       — Чёртова школа, неужели нельзя нормальную построить? — ругался директор Каркаров.       — Ну вот, видишь, они способны прийти, — обрадовалась Камилла.       Каркаров и Виктор подошли к ним, и Гермиона с Камиллой встали.       — Что опять произошло? — Каркаров был неудивительно недоволен.       — Как вы сказали, я кинула в него финиту, — виновато ответила Камилла. — И он… сел на пол и не реагирует.       Каркаров наклонился над Роном и продиагностировал его заклинанием. Помахал перед его лицом рукой, проследил за тем, как Рон не реагирует на его движения даже взглядом. Потряс его за плечо.       — Поздравляю, это действительно был империус, — сказал он. — Длительный. И он всеми силами ему сопротивлялся. Тем более, что, похоже, империус не контролировал каждое его действие, а состоял из размытых приказов вроде «веди себя как обычно». У него не хватало воли снять этот империус, как Камилла, но он, тем не менее, очень старался. Предупреждая ваши вопросы: нет, финита не сделала хуже. Если бы наложивший империус человек просто снял его, было бы то же самое. Этого не было бы только в одном случае: если бы перед снятием империуса наложивший его приказал бы ему забыть об империусе.       — И что дальше? — испуганно спросила Гермиона. — Он придёт в себя?       Каркаров вздохнул.       — Хороший вопрос. Обливиэйт. — Ничего не произошло, Рон продолжал смотреть в стену пустыми глазами. — Это первый шаг, — пояснил Каркаров. — Ему в любом случае надо забыть всё, что произошло, потому что это борьба его мозга и в том числе память о борьбе вызвала такое помутнение рассудка. Обливиэйт частично возвращает мозг в состояние, которое было перед стираемым воспоминанием… это сложнее, но пока скажем так. Но, как видите, он всё ещё в этом состоянии, так как не всё так просто. Теперь, если после круциатуса он всё ещё не придёт в себя, то это необратимо. Круцио!       И под красным лучом круциатуса Рон так же продолжал смотреть в стену.       И это был ужас, которого Камилла никогда раньше не испытывала.       Она смотрела, как её друг просто смотрит в стену под пыткой и не способен даже среагировать на боль, и понимала, что это ещё долго будет сниться ей в кошмарах. То, как он просто смотрит в стену. Ужаснее дракона, ужаснее дементоров. Ужаснее василиска, ужаснее сгорающего Квиррелла, потому что это был её друг, и это было хуже смерти — то, что с ним происходило. Хуже всего.       Гермиона вцепилась в руку Камиллы, а Виктор подошёл сзади и взял её за плечи.       И в этот момент Рон наконец откинул голову и закричал.       Каркаров опустил палочку, Рон затрясся на полу молча, Гермиона кинулась к нему, а Камиллу удержал за плечи Виктор.       Рон оттолкнул Гермиону, снова сел и посмотрел на них безумным взглядом, постепенно обретая сознание. Он, наконец, моргнул. Потом ещё раз. Потом тряхнул головой и спросил:       — Где я?       — В коридоре у портрета Полной Дамы, — взволнованно и быстро пояснила Гермиона, стоя перед ним на коленях. — С какого момента ты ничего не помнишь?       — Был урок у профессора Грюма, — медленно сказал Рон. — Он учил нас сопротивляться империусу. А дальше… Я как будто спал?       — Если мы вызовем британский аврорат, это что-то даст? — спросил Виктор.       — Виктор Крам? — удивился Рон, переводя взгляд на него.       Виктор его проигнорировал.       — Нам нельзя звать британский аврорат, — медленно ответил Каркаров. — Мы не сможем доказать, что империус наложил Грюм. Вернее, что он его не снял. Потому что кто угодно мог воспользоваться моментом и наложить второй империус. А вот круциатус у нас в доказательствах не нуждается. Да, он был необходим, но в этой стране он является преступлением, если его накладывает не аврор. Или не целитель, но целители тоже им обычно не пользуются. Помимо этого, нам придётся объяснять, почему вы позвали нас, а не своих преподавателей… почему, кстати?       — Потому что они… слишком активно празднуют, — со вздохом призналась Гермиона. — Со спиртным в больших количествах.       — Что празднуют? — тут же спросил Рон.       — Победу Гарри над драконом.       Рон уронил голову на руки.       — Опять? — горестно спросил он.       — Опять, — согласился Каркаров. — Вставайте, молодой человек. И давайте разделимся: вам ваша подруга Гермиона перескажет всё, что вы пропустили, а вот Гарри Поттера мы забираем на военный совет. Вернём завтра утром.       Гермиона нахмурилась.       Рон встал.       — А вы вообще кто? — уточнил он.       — Игорь Каркаров, директор Дурмстранга. А вы, молодой человек, кто?       — Рональд Уизли, — хмуро ответил Рон, смотря на Каркарова настороженно. Помнил, что он был Пожирателем Смерти.       — Всё хорошо, — сказала ему Камилла. — Гермиона тебе всё расскажет.       — И ты пойдёшь с ним? Он же Пожиратель Смерти!       — Рон! — воскликнула Гермиона. — Он же тебя спас!       — Аж два раза, молодой человек, — строго сказал Каркаров. — В первый раз — когда сказал проверить, не наложен ли на вас империус. А во второй раз — сейчас. Так что лучше сначала разберитесь в ситуации, а потом уже возникайте.       Гермиона тоже смотрела осуждающе, и Рон покраснел.       — Пошли, — сказал Виктор, отпуская Камиллу. — Только надень свою мантию, нас не должны видеть вместе.       Камилла послушно надела мантию-невидимку, а Рон остался с Гермионой.       Они шли молча, и Виктор сжимал её руку. Очень крепко. Каркаров шёл быстро, широкими резкими шагами, Виктор старался идти тише, и поэтому они отставали. Камилла могла бы идти быстрее, но Виктор всем видом показывал, что не надо.       — Всё будет хорошо, — тихо сказал ей Виктор, когда они очень сильно отстали от Каркарова.       Камилла вздохнула, смотря под ноги.       — Понимаешь, это… каждый раз. Каждый раз я надеюсь, что всё будет хорошо. И оно… оно бывает. Но ведь каждый раз это всего лишь шансы. И Рон ведь мог не очнуться.       — Мог, — согласился Виктор. — Но очнулся. Я… понимаю, что это всегда… страшно. И я понимаю, что директор Дамблдор и ваши преподаватели не заботятся о вас так, как… должно. Слушай, а переведись в Дурмстранг, а? — почти умоляюще предложил он. — Не как Гарри Поттер, а как Камилла. Обещаю, там не будет преступников. Или мы их сразу поймаем. И не будет такого, что мы не сможем вызвать аврорат. И всё будет хорошо. На тебя не будут накладывать непростительные на уроках, это запрещено учителям. Ученикам можно, но только на дуэлях, и кроме авады. И василиски у нас не ползают, и дементоров нет…       Камилла твёрдо сжала его руку и серьёзно посмотрела на него.       — Волдеморт, — просто сказала она. — Если не я, то никто, ты же помнишь пророчество.       Виктор замолк так, как будто его выключили, и дальше к кораблю они шли молча.       Каркаров снова встретил их в кабинете с чаем. Они сели и молча стали смотреть на него.       — Большое спасибо, — наконец желчно сказал директор, — что теперь я влип в сумасшедшие преступные интриги Дамблдора по самые уши.       Камилла даже не могла возразить, что директор Дамблдор не виноват — ведь на самом деле профессор был прав, это всё было совсем не его делом, а из-за неё его теперь даже могли обвинить в преступлении. И профессор Грюм правда был сторонником директора Дамблдора и героем войны, он был из его людей, и он раньше был аврором и имел большие связи. Это действительно было так.       — Тогда не занимайтесь этим, — спокойно сказал Виктор. — Я сам разберусь. Я сам в это влез, и это моё дело.       — Но это не… — начала Камилла, но Виктор крепко сжал её руку и сказал:       — Я сам так решил.       Каркаров посмотрел ему в глаза очень серьёзно.       — И сдохнешь, — спокойно сказал он. — Это Великобритания. И гражданская война в ней не закончилась, как видишь. И даже перемирие лишь иллюзорно. И ни у Тёмного Лорда, ни у Дамблдора нет и никогда не было по-настоящему своих. И чужих они тем более не будут защищать, жертвы среди мирного населения их не интересуют. Ты видишь — сын Молли и Артура Уизли, членов Ордена Феникса, ближайших сторонников Дамблдора. Он ведь мог не очнуться. А что до того, что мы могли вызвать авроров — всем Лестрейнджам срок до пожизненного добили знаешь за что? За то, что их нашли накладывающими круциатус на Фрэнка и Алису Лонгботтомов. Лонгботтомы так и лежат в местной больничке уже тринадцать лет — вот такие же овощи, как Уизли был. Официальная версия — их запытали для этого состояния Лестрейнджи. Но так не бывает, ты сам понимаешь. А кто наложил на Лонгботтомов империус и зачем Белла и остальные пытались его снять, я до сих пор не знаю. Не было, понимаешь ли, возможности спросить. И, надеюсь, не будет. Сын Уизли, Виктор. Ближайших к Дамблдору людей. Ты хочешь так же? Или мгновенную смерть?       Виктор смотрел на него не менее серьёзно.       Камилла не могла переварить сказанное. Она… не знала… этого. Ей не говорили.       — Существуют вещи, ради которых нужно рисковать, — сказал Каркарову Виктор.       Каркаров побарабанил пальцами по столу.       — Знаю, — сказал он. — Это-то и страшно.       Они надолго замолчали, и видно было, что это что-то серьёзное. Очень серьёзное.       Но Камилле было что сказать, и она всё-таки решилась нарушить гнетущую тишину.       — Виктор, — негромко сказала она. — Если ты рискуешь только из-за меня, то не надо. Я того не стою.       — А это не тебе решать, — отчего-то сердито сказал Каркаров. — Это решать Виктору. А мне решать, буду ли я рисковать ради Виктора, и он тоже может говорить всё, что угодно, а решать всё равно мне. И я уже решил. Но можно мне, чёрт возьми, побыть недовольным по этому поводу?       Виктор почти весело фыркнул.       — Можно, — сказал он.       — Отлично, — желчно сказал Каркаров. — Хоть что-то мне в этой жизни можно. Но твоего отца я обо всём проинформирую в полной мере. Ты уже совершеннолетний, но всё ещё учишься в школе, и я всё ещё директор. И всё ещё мне решать, о чём стоит информировать твоих родителей.       — Я регулярно пишу ему и обо всём честно рассказываю, — возразил Виктор. — Но ему будет интересно узнать вашу точку зрения.       — Чудесно. А теперь перейдём к делу. Есть вероятность, что это не Грюм, но она крайне мала. Поэтому исходим из того, что это Грюм. И он уже узнал, что империус с Уизли снят. А дальше есть варианты. Либо он пойдёт обливиэйтить Уизли и всех, кто успел с ним проконтактировать. Тогда он быстро узнает, что обливиэйтить там уже нечего, сотрёт им память о своём визите и на этом успокоится. Это хороший вариант, и при этом варианте мы ничего не теряем. Возможно, он наложит на Уизли империус второй раз, но тут уже просто есть финита, и ничего сложного, от кратковременного империуса с ним ничего не случится. Либо он ничего не сделает. Он предположит, что Уизли побежал рассказывать обо всём Дамблдору, и предпочтёт намёками выяснить что-то у Дамблдора. Дамблдор с его проницательностью пойдёт разбираться с Уизли, выяснит, что тот ничего не помнит, и попытается выяснить, кто наложил на него обливиэйт и круциатус. И это плохо, потому что с его умом он быстро выйдет на то, что это мы, и что Камилла живёт у нас, и что мы знаем её настоящую личность. У Дамблдора на Камиллу очевидно большие планы, и ваша свадьба, молодые люди, в эти планы не вписывается. Что он сделает — я предположить не могу.       Камилла покраснела, но постаралась думать о деле, а потому, хоть спрятала взгляд, но достала Карту Мародёров, развернула и открыла её. Виктор тут же перегнулся ей через плечо, а Каркаров встал и уставился на неё.       — Что это? — хрипло спросил он.       — Карта Хогвартса, которая позволяет узнать, кто где находится в данный момент. Насколько я знаю, раньше она принадлежала моему отцу, и была создана им и его друзьями. Вот, смотрите, Аластор Грюм в своём кабинете. Только… что там делает Бартемиус Крауч?       — Турнир обсуждает, очевидно, — зло сказал Каркаров. — При всём моём неуважении к этому старому хрычу, не верю, чтобы он баловался тем, запреты на что так рьяно охраняет. Дамблдор тоже в кабинете… Уизли и Грейнджер вместе в гостиной Гриффиндора… Всё выглядит спокойно, и вряд ли за такое короткое время он успел бы что-то натворить? Вероятно, как раз потому, что у него Крауч в гостях. Тайной Комнаты на этой карте нет, да?       — Создатели о ней не знали, — сказала Камилла. — А что нам делать?       Каркаров ненадолго задумался, снова барабаня пальцами по столу. Виктор крепко держал Камиллу за руку. Чай остывал на столе, к нему никто так и не притронулся. Точка Бартемиуса Крауча на карте расхаживала туда-сюда, а точка Аластора Грюма сидела на месте.       — Сегодня был долгий день, — наконец сказал Каркаров. — Идите спать. Виктор, напиши отцу и дай Камилле зелье сна без сновидений. Если появятся мысли, сообщайте мне. Карту… карту оставьте у меня на столе, я ещё долго спать не пойду, хоть посмотрю, чем наш Грюм заниматься будет. Серьёзно, идите спать. Вы должны быть максимально бодрыми, чтобы быть способными защищаться от… кого угодно.