Прокляты любить

Эребор сверкал ярче обычного в этот день. Целых два месяца ушло на то, чтобы вымыть колонны с мылом и натереть до слепящего блеска золотые и малахитовые жилы, что щедро струились по стенам Горы. В коридорах и залах стояла тишина, которая могла бы показаться зловещей, если бы не улыбающиеся до ушей гномы, стоящие на балконах и мостах, которые кидали перед нашей процессией бархатные лепестки цветов. Мы шли по упавшим нежным цветам, давя их своими расшитыми золотом и серебром сапожками. Как печально, зато невероятно красиво. Безумно красиво. Безумно печально. Двалин то и дело косился на нас, но не говорил ни слова. Он всегда был немногословным, хотя, кажется, видел и слышал больше других. Иногда даже чересчур много. *** Несколько месяцев назад.  — Сделаем привал здесь, — объявил Торин, когда наш отряд оказался на заброшенной ферме. Волшебник, что, как оказалось, сопровождал гномов в этом походе, был против. Ему не нравилось это место, но Торин, покосился на почти падающую из седла Луану, и решил всё-таки остановиться. Волшебник, а его звали Гэндальф, настолько расстроился, что решил побыть в одиночестве. И я его понимала. Не всегда происходит так, как мы хотим. И почти всегда это расстраивает, но чаще злит. — Я помогу тебе спуститься, — Торин подошел к пони Луаны и протянул руки, в которые она свалилась без сил. — Простите, что задерживаем вас, — сказала она, смущенно отстраняясь из его объятий. — Я бы проехала ещё. Ничего страшного. — Нет, это хорошее место для отдыха, — сказал Торин, поворачиваясь к моему пони, но я уже спрыгнула сама, потому что было бы глупо и унизительно оставаться в седле и ждать, пока о тебе вспомнят. — Бомбур, ты готовишь обед, — крикнул Торин, поняв, что его помощь больше не требуется. — Соберите ветки для костра. Фили и Кили, вы следите за пони. — Я с удовольствием помогу Бомбуру, — сказала Луана, потягивая затекшую спину. — В этом нет необходимости, — отрезал Торин. — Отдыхайте. Выезжаем на рассвете. — Но мы же должны как-то помогать, — не отставала моя ответственная сестра. — Тогда мы пойдем собирать ветки. — Ну хорошо, — сдался Торин. — Помогите Бомбуру, если так хочется. Луана тут же побежала узнавать у толстячка, что есть в запасах и чем она может помочь. Я же осталась рассёдлывать пони и снимать тюки с вещами. — Я сделаю, — Двалин перехватил из моих рук тюк со свёрнутыми одеялами и поставил на землю. Потом принялся снимать другие сумки. — Я и сама могу, — сказала я, расстегивая подпругу. Он хмыкнул и отошел к пони Луаны, а сам то и дело поглядывал на меня — справляюсь ли. Конечно, это было непривычно для гномки седлать пони, носить оружие, да и вообще ехать куда-то верхом. Я понимала его недоверие, и поэтому старалась делать всё как надо. Не зря же напрашивалась в патрули с дядей. Поняв, что проблем у меня с расседлыванием не возникло, Двалин в минуту освободил второго пони от седла и вещей, перехватил поводья обоих и отвел в сторону. — Спасибо, — крикнула я ему вслед, но он то ли не услышал, то ли просто не захотел ответить. — Он не очень-то дружелюбен, да? — весело спросил, проходящий мимо Бофур. Он нес собранный хворост к уже разоженному костру. Этот гном всегда носил шапку, даже спал с ней. Я подумала, что это его талисман или же подарок любимой женщины, а может и мамы. Но спрашивать о таком было бы невежливо. — Кто? — не сразу поняла я. — Двалин, — он кивнул в сторону лысого гнома. — Мы с ним и не друзья, — пожала я плечами и отправилась вместе с Бофуром к костру. — Но вы правы, он немногословен. — Кто немногословен? — всполошился мужчина из народа хоббитов, что тоже каким-то образом притесался к отряду. Звали его Бильбо Бэггинс, и был он тих и скромен, предельно вежлив, но не в меру любопытен. Вот и сейчас он влез в чужой разговор, даже не заметив, что этим смутил и меня, и Бофура. — О, мистер Бэггинс, а я тебя и не заметил, — улыбнулся гном и сунул ему хворост. — Вот, помоги. А я ещё принесу. Бильбо шатнулся под тяжестью веток, но устоял, а Бофур развернулся и был таков. — Так о ком вы говорили? — с любопытством спросил Бильбо, шевеля носом, потому что один сучок так и норовил влезть ему в ноздрю. — О Двалине, — сказала я, беря у бедного хоббита половину веток. — Абсолютно с вами согласен, — поторопился сказать мистер Бэггинс. — Я его даже немного побаиваюсь, если честно. Знаете, когда он только пришел ко мне в Бэг Энд, он едва ли представился, а уже съел весь мой обед, будто я его приглашал и мы давние знакомые. И ещё он не ответил ни на один мой вопрос! А весь поход не обмолвился со мной ни словом. — Мне жаль, мистер Бэггинс, — искренне пожалела я хоббита. — Могу только посоветовать вам не обращать внимания, как это делаю я, например. — О, — только и сказал Бильбо, потому что мы уже подошли к костру и свалили на землю нашу ношу. — Бомбур, вам помочь чем-нибудь? — спросила я, глядя на копошащихся над огромным котлом сестру и гнома необъятных размеров. — Вот, — гном указал на уже разрезанный сыр и хлеб, а ещё яблоки. — Раздайте пока всем. Пусть перекусят до ужина. Я подхватила корзинку и пошла обходить отдыхающих гномов. — Присядь, — я даже не поверила своему счастью, когда Торин обратился ко мне с такой просьбой. Сердце подпрыгнуло и заклокотало где-то под языком. Я послушно опустилась на развороченный камень рядом с ним и начала крошить кусочек хлеба, чувствуя ужасное смущение и трепет от близости этого мужчины, к которому испытывала такую тягу, словно он был водой, а я выброшенной на берег рыбой. — Вам, наверное, тяжело дается поход, — сказал он, покуривая трубку и посматривая в сторону костра. — Всё в порядке. Мы с Луаной не жалуемся, — быстро проговорила я, улыбнувшись. Было почти больно от ощущения счастья. Он заговорил со мной. Он попросил сесть меня рядом! — Твоя сестра выглядит утомленной, — я перевела взгляд с хлеба в своих руках на костёр. Луана действительно выглядела уставшей. Бледнее обычного она то и дело вытирала лоб рукавом и сдувала с глаз выбившиеся рыжие локоны. — Она выдержит. Она сильнее, чем кажется, — уверила я его. — Я хотел спросить тебя кое о чем, Туала, — помолчав, произнес Торин, севшим вдруг голосом. — О чем? — я повернула голову в его сторону. Он казался напряженнее обычного и от этого ещё более мужественнее. Я даже залюбовалась им, забыв, как дышать. — Связывают ли твою сестру какие-нибудь обязательства с другим гномом? — Торин наконец-то посмотрел на меня, и моё сердце заметолось как бешенное. — Я хочу знать, есть ли у неё жених или гном, которому она обещана? Когда его слова дошли до моего сознания, я почувствовала, что во мне что-то сломалось — стало вдруг трудно дышать. — Нет, — выдавила я из себя, быстро опуская голову, чтобы он не прочитал на моем лице разорвавшую меня в клочья боль. — Нет, у неё никого нет… — Это хорошо, — в его голосе послышалось такое облегчение, что я не выдержала и вскочила на ноги. — Мне ещё надо отнести хлеба вашим племянникам… — выпалила я, подхватывая корзинку. — Прошу прощения… Я унеслась со стоянки со скоростью ветра. Моё лицо пылало, а сердце готово было лопнуть. Забежав за деревья, я схватилась за грудь и согнулась пополам, чувствуя, что сейчас умру. Это не может быть настолько больно! Что это? Почему? За что? Я с трудом взяла себя в руки, чтобы не разреветься. Не хватало, чтобы все донимали меня вопросами, почему я хожу с распухшим носом и красными глазами. Когда я успела стать такой размазней? Чтобы хоть как-то снять напряжение, я вынула меч, который остался при мне с момента нападения на караван. Дядя сам выковал его для меня — не тяжелый и не легкий, точно по моей ладони. Острый, как бритва. Быстрый, как стрела. Я его и назвала так — Стрела. Размахнувшись, я снесла трухлявый пень, потом ещё один и ещё. Я не жалела ни кусты, ни деревья, ни заросли малины. Когда я развернулась для очереного удара, нацеленного на тонкий ствол молодой липы, мой меч со звоном ударился о преграду. Я тут же отскочила, собираясь защищаться от незванного гостя, но, увидев, кто это, выдохнула. — Вы меня напугали, Двалин, — я опустила меч. — Подними меч, — сказал он, перехватывая обеими руками топор и делая мне пригласительный жест. — Нападай. Во мне ещё клокотала невыплеснутая боль, поэтому я с удовольствием приняла его предложение потренироваться. Наше оружие скрестилось. Но мне не хватало его силы. Он с легкостью отбросил меня, а потом снова и снова. Он отбивал мои удары так, словно играл, а я отлетала то влево, то вправо, жестко падая на колени или пятую точку. Вместо внутренней боли пришла злость. — Ты слишком слабая, — сказал этот безжалостный гном. — Ты пытаешься использовать свою силу, а должна использовать силу противника. Ещё раз! Я подскочила, не совсем понимая, что это был за совет. — Когда ты бьёшь, не пытайся пробить защиту врага, — продолжал говорить Двалин. — Дай мечу скользить и самому найти беззащитное место. В твоем случае — это единственный шанс выжить. Двигайся быстрее. Я последовала его совету. Мой меч скользнул по лезвию топора и чуть не полоснул по локтю Двалина, но тот был проворнее. Свободной рукой, он перехватил моё запястье и вывернул, заставляя выронить меч и развернуться всем телом на сто восемьдесят градусов. Он прижал мою спину к своей груди, приставив топор к горлу. — Ты мертва, — сказал он и откинул топор.– Когда перед тобой противник, превышающий тебя в силе и росте, — сказал он, не давая мне вырваться, — целься в уязвимые места. Сюда, — Его пальцы коснулись моей шеи. — Сюда, — он резко надавил своим коленом мне на ногу, и та подкосилась, но он не дал мне упасть. — Или сюда, — его ладонь опустилась мне на низ живота и скользнула ниже. Моё тело напряглось, кожа вспыхнула от внутреннего жара и ярости. Я нагнулась и с силой дернула головой назад. Мой затылок тут же взорвался болью, послышался хруст, и я испугалась, что проломила себе череп. Двалин сразу отпустил меня, выругавшись так, что я даже половины слов не поняла. Я провела ладонью по волосам, крови не было. Тогда я зло посмотрела на гнома. Он с хрустом вправлял свой нос. — Ублюдок, — прошипела я в его сторону. Он хмыкнул, поднимая топор и убирая его за пояс. Меня трясло от злости за то, что он облапал меня. Хотелось врезать ему и бить до бесконечности, пока он не будет умолять меня простить его. Я даже меч подняла и не убрала в ножны, размышляя над тем, проткнуть гнома сразу или порубить на куски. А он тем временем достал курительную трубку, набил табаком и закурил, присаживаясь на поваленное дерево. — Полегчало? — спросил он, поглядывая на меня из-под кустистых бровей. И взгляд был такой спокойный, понимающий, что я даже расстерялась, осознав, что действительно перестала убиваться по своему разбитому сердцу. Я убрала меч в ножны и села рядом с гномом, опустив голову на руки. Он протянул мне свою трубку и я впервые попробовала табак. Втянув в себя горький дым, я вдруг поняла, что не могу его выдохнуть. Грудь обожгло огнем, я вытаращила глаза и закашлялась, а Двалин усмехнулся, отобрал у меня трубку и похлопал по спине так, что я чуть легкие свои не выплюнула. — Темнеет, — сказал он. — Возвращайся на стоянку, девочка, и не забивай голову глупостями. — Я не… — начала было возмущаться я, как вдруг воздух прорезал крик Фили. Он кричал что-то о троллях, Бильбо и Кили. Двалин подскочил, выхватывая топор и бросаясь на голос, а я за ним. *** Чем ближе был торжественный зал, тем сильнее Луана сжимала мою руку, и тем быстрее и больнее билось мое сердце. Мысленно я возносила Махалу молитвы, чтобы он сжалился надо мной, чтобы сделал так, чтобы я ничего не почувствовала, когда увижу Торина и передам ему руку своей сестры, но, то ли мои молитвы были недостаточно хороши, то ли Махал желал посмотреть на мои страдания, потому что, как только мы вошли в зал, мой взгляд остановился на короле гномов, и меня не стало. Не стало ничего вокруг — ни моей сестры, ни нарядных гномов, заполнивших зал, ни эскорта, ни стен, ни потолка, ни праздничных стягов. Остался только он. Наверное, я бы так и осталась в оцепенении, если бы вдруг не зазвучала торжественная музыка, заставившая меня вздрогнуть и прийти в себя. Торин смотрел на Луану таким взглядом, что даже, если у меня и оставалась тонюсенькая надежда, что когда-нибудь он и на меня вот так посмотрит, то сейчас эта надежда истаяла окончательно. Я прикусила себе щеку до крови и медленно прошествовала с сестрой к Торину. — Ваше величество, — поклонилась я, перехватывая руку сестры и перекладывая в отрытую ладонь Торина. Лишь на мгновение мои пальцы коснулись его кожи. Но как же горячо. По моей коже пробежали мурашки, и мне пришлось сжать пальцы в кулак, чтобы унять дрожь. — Благодарю, Туала, — сказал Торин, улыбнувшись мне. Впервые он улыбнулся только мне. В первый и последний раз я постаралась навсегда запомнить эту улыбку, которая принадлежала только мне и была подарена лишь мне. Я отступила в сторону и простояла, словно истукан, всю церемонию, всеми силами удерживая на лице улыбку. А когда все перешли в соседний зал, где были накрыты богатые столы, первым делом я выпила за молодых, заливая вином ошметки своего сердца. — За короля и королеву Эребора! — За прекрасную жену короля! — За молодых! — За вечную любовь! Когда гномы уже настолько развеселились, что вряд ли заметили бы моё отсутствие, я сбежала вниз, в старые священные кузницы, где должен был состоятся обряд первой брачной ночи новобрачных. Я знала, что мне нельзя туда заходить. Знала, что это священное место и его нельзя осквернять своими глупыми мыслями. Но я ничего не могла с собой поделать. Я должна была видеть то, чего у меня никогда не будет. Хотя бы взглянуть одним глазком. Хотя бы мысленно, на крошечную долю секунды представить себя на месте сестры. Это дало бы мне сил жить дальше. Наверное…