Космос рвется наружу

Вселенная, как ни крути, была права, упрямо сводя их. Страшно представить, что было бы достанься они кому-то кроме друг друга. Да, вместе пока получалось с трудом. Но они оба старались изо всех сил. Пусть и каждый в своей неподражаемой манере. Не выматериться от души, когда утром, на днях, вместо пачки сигарет в кармане обнаружилась упаковка мятных леденцов, не вышло. Жаль, Вали поблизости не было ― успел свалить на работу. А то Артем бы уточнил так ли плохо сосет и предложил бы еще бананами затариться. На них как-то сподручнее тренировать глубокий заглот. Но орать в тишину пустой квартиры было тупо. Хотел быть зожником не только на словах ― получи, распишись, сука. Нет, все-таки их союз явно заключен на небесах. Так точно и тонко улавливать заебы друг друга еще надо постараться. И если пару дней назад Артем готов был матом отстаивать свое право на курение, то прямо сейчас разгрызая очередной леденец, был благодарен чуть ли не до слез. Кто бы ему позволил курить в центре на стоянке, где за чересчур громкий вздох повязать могут. Даром, что он всего лишь возле тачки завис, высматривая Валю на ступеньках охуеть какого стратегически важного здания. Ну, или не очень. Артем в таких тонкостях не разбирался. Его волновали вещи куда приземленнее. Например, когда там Лебедев уже закончит. Забились же с неделю назад на футбол сгонять. Парни в качестве извинения за то, что сдали его с сотрясением еще до поездки на дачу, подкинули билеты на матч. А Артем что? Взял и предложил сходить сразу после визита в больницу. Нет, доктор-то ничего плохого не сказал, чтоб кутить как в последний раз… Но сбить градус напряжения, что Валя с ним возится из чувства вины, хотелось. Конечно, тот мог из тех же соображений и на свидание согласиться, но… трахать из жалости точно бы не стал. Как и подкидывать леденцы. И… Знакомый синий китель мелькает в дверях, Артем руку вскидывает, привлекая внимание. Не только Вали. Кажется, менты рядом косятся с каким-то нездоровым интересом. Но как же похуй. Все отходит на второй план, стоит тому оказаться рядом. Непривычно серьезному ― в фуражке, с портфелем в руках. Такому, что хочется дурачиться, лишь бы улыбнулся хоть уголком губ. Сам Артем скалится широко, дерзко. Зубами сверкает: ― Разрешите украсть вас на вечер, товарищ полковник? Взгляд у Лебедева строгий, снизу-вверх скользящий. Скептичный. Мол, и что мне может предложить чертановская гопота? Но отвечает он вполне благосклонно: ― Разрешаю. Конечно, разрешал он совсем не то, но удержаться невозможно. Артем за лацканы кителя ближе тянет, впиваясь в губы голодным поцелуем. Пытаясь движением губ, языка передать ― соскучился пиздецки. Так, что никакой матч не нужен, а Валя рядом очень даже. В темных глазах напротив отсвет бесконечной, как сама вселенная, любви. Такой, что приходится зажмуриться, лишь бы... А вот за галантно распахнутую дверь тачки он еще ответит. Одного мимолетного взгляда достаточно, чтоб понять. И нет сомнений как именно. Вопрос только сколько раз. Но ничего, они обязательно разберутся к взаимному удовольствию. Пока, выруливая со стоянки, Артем то и дело косит на Лебедева. Тот бумагами шуршит, вчитывается, чуть хмурясь. Не залипнуть на него такого почти нереально. Как все-таки причудливо складывается жизнь. Скажи ему кто еще полгода назад, что… На колено вдруг опускается тяжелая ладонь, мягко сжимая. ― Тем, за дорогой следи. Все-то товарищ полковник видит, все-то замечает. Сдержать короткий смешок не выходит: ― Валь, ты сейчас вот вообще не помогаешь. Горячая рука тут же исчезает, и как бы не хотелось вернуть ее обратно, а Лебедев прав. Одно его присутствие отвлекает. А уж прикосновения… Может, ну его, матч этот? Дома на диване в обнимку глянут, на стадионе-то пообжиматься не выйдет. Да и дорога туда-обратно сколько времени займет… Но должно же у них быть хоть одно нормальное свидание, блин! Большую часть их встреч даже свиданиями-то не назовешь. Угу. Зато сблизили они как ничто другое. И пора бы уже обвыкаться с этой близостью. А еще приучать к ней окружающих. Остаток пути до дома больше молчат. Валентин раз или два смеряет его задумчивым взглядом ― Артем краем глаза замечает ― но молчит. Что бы он там не думал, озвучивать не спешит. Ну и ладно. У него самого язык так и чешется поделиться свежими новостями, но приходится сдерживаться. Нет уж. Вечером сообщит в торжественной обстановке. А сейчас Тема торопливо цепляет поводок к ошейнику ― пока они с Чарой прогуляются, Валя как раз переоденется и перекусит. Та поскуливает, вперед тянет, стоит только оказаться на улице. Приходится прибавить шагу по дороге к ставшему почти родным пустырю. Отпускать ее все еще боязно, но она так рвется к своим, что отказать невозможно. Знакомые собачники тут же обступают со всех сторон. Но ему нечем их порадовать: они с Валей последние пару дней нормально не виделись. Тот возвращался за полночь и сразу ложился, исчезая до его пробуждения. Так что о том, как продвигается дело, Артем не знал. Конечно, можно было потрясти следователя. Но тот бы точно послал. Ласково, чтоб не напрягать Лебедева, но все-таки. Вот он и не дергался: с Чарой гулял, пил прописанные таблетки, работал. И теперь только плечами жмет на очередной вопрос, клятвенно обещая все разузнать и рассказать. Ну, и передать Лебедеву привет, куда ж без этого. А тот, уже в машине, коротко глянув, роняет негромко, но веско: ― Что-то ты сегодня подозрительно тихий. ― Все-то вы подмечаете, товарищ полковник! ― рот едет в широкой ухмылке. Пока он постепенно набирает скорость под медленно, но верно тяжелеющим взглядом. ― Да, не напрягайся так, Валь! Никакого криминала, только доброе и вечное, правда. ― Уже боюсь. Артем головой дергает коротко, чуть раздражаясь: ― А ты не бойся, а наберись терпения. Позже расскажу. ― Буду очень ждать. И как-то у него это так мягко выходит, что Артем сам мгновенно успокаивается. Он просто беспокоится. И к этому тоже пора привыкнуть. Что все у них общее ― и желание заботиться, и беспокойство, и необходимость быть рядом. И тяга к справедливости, ага. ― Как там дело продвигается? ― Лучше, чем ожидалось. На днях будет первый допрос. Удовлетворение в его голосе резонирует с собственным, усиливая в разы. Кто знает, как долго тянулась бы бумажная волокита, если бы не Валя. Не, так-то он с пацанами тоже… ― Я был тогда не прав. Без ваших доказательств делу не дали бы ход так быстро. А теперь его совсем скоро смогут передать в суд. Куда там любой романтической чуши, признаниям и прочим соплям! Кому они вообще нужны, когда Валентин смотрит проникновенно и хвалит, пусть завуалировано, пусть вскользь, но… ― Могу передать благодарность личному составу? ― Можешь. Но только вместе с просьбой больше не влипать никуда. Ну, что тут будешь делать, а. Артем только глаза закатывает и кивает отрывисто. Промолчать сложно, сложнее любых извинений, но… Стоит теплым губам легко скользнуть вдоль челюсти, целуя, как его попускает. Точнее клинит совсем по-другому. Потому что Валя переплетает их пальцы в очереди на трибуну, привычно мягко оглаживая большим пальцем ладонь, и сил сдержаться и не поцеловать его жадно горячечно едва хватает. Правда, уже на трибунах Артем все же крадет быстрый поцелуй. Губами чувствуя улыбку. Матч смазывается до череды касаний. В особо напряженные моменты ладонь сама собой ложится на его горячее крепкое бедро, сжимая. И Валя, сдавшись, время от времени накрывает ее своей. А Артем тянет его за руку вверх, победно подскакивая под очередной гол. Радость пьянит, и как же хочется разделить ее на двоих! Поцелуями, лаской передать искрящееся под самой кожей чувство безграничного счастья. Не от победы даже. От того, что они здесь и сейчас рядом. Что Валентин за руку держит, что улыбается мягко, едва заметно, и ему явно так же хорошо, как Артему. Да как можно было решить, что он не… Дорога до дома застывает в памяти яркими вспышками светофоров, неоновыми всполохами вывесок, подсвечивающих строгий, но любимый профиль. Путь до квартиры отдает горячечным предвкушением во всем теле ― только выдержки не хватает. И он буквально впечатывается в Валентина в лифте, приникая к губам с кусачим, жадным поцелуем. Мелькает запоздалая мысль: все почти как тогда. Только они с Валей больше не незнакомцы, а самые близкие в целом свете люди. Кажется, между ними снова искрит так, что легко разогнать сонный полумрак прихожей, освещая путь вперед, к спальне. Но Артем чуть отстраняется, в теплые темные глаза всматривается. Горячая ладонь на шее заземляет. Напоминает, что торопиться некуда. И у них есть все время мира. Вот только как не спешить, когда… ― Чур, я первый в душ! ― Вперед, ― легкий шлепок по заднице придает ускорения, отдавая тянущим предвкушением в пах. Будь его воля, он бы каждый палец обласкал по очереди, согревая дыханием и… Возбуждение закручивается горячими спиралями внизу живота, разгораясь под теплыми струями воды. И скрыть стояк не помогает даже обмотанное вокруг бедер полотенце. Валя его такого ― влажного, разгоряченного у дверей в спальню ловит, целуя невесомо, легко. Дразнит обещанием большего. Вот только Артем никогда терпением не отличался. И пусть медленных, неторопливых движений ладонью по члену до обидного мало, но от мысли, что Валя увидит его такого ― с искусанными губами, раскрасневшегося, надрачивающего себе в попытке хоть немного сбить напряжение, кроет особенно. Хочется, чтобы он смотрел. Взглядом по коже скользил жарко, ласково, осязаемо. Хочется… ― Вижу тебе и одному неплохо, а, Тем? Хныкающий стон сам срывается с губ, стоит встретиться глазами с горящим темным взглядом. Вот как он так всегда подкрадывается, что… ― Но с тобой будет еще лучше, отвечаю. Лебедев хмыкает едва слышно, нарочито медленно приближаясь ― и стоит кровати прогнуться под его весом, Артем, наконец, выдыхает. Воздух жжет легкие, кожу покалывает от напряжения ― ждать дольше невозможно, невыносимо. Да блядь, он и так ждал все эти дни, недели! Так мечтал прикоснуться, прочувствовать, просто быть… Горячее крепкое тело опускается сверху. Лебедев по бедру ладонью проводит с нажимом, чуть отводя ногу в сторону. Заставляя раскрыться сильнее. И смотрит. Так, будто не видел ничего прекраснее. Будто тоже скучал ― да, конечно, скучал, как он мог не ― мысль теряется, тонет в горячечном удовольствии. Его ладонь накрывает подрагивающий кулак Артема. Задавая издевательски медленный темп. Лаская так, что у него реально пальцы на ногах поджимаются от... Он и забыть успел, каково это ― сдыхать от необходимости кончить и одновременно желать, чтоб горячечное, безумное длилось и длилось. Но Валя напоминает каждым движением, прикосновением, поцелуем. Заставляя выгибаться навстречу, пока горячие губы терзают шею укусами, а пальцы, ох блядь, да, плотным кольцом обнимают член. Дыхание сбивается окончательно, Артем только стонет негромко, вдалбливаясь в ласкающий кулак. И как же хочется самому скользнуть ладонью или нет губами по его крепкому подтекающему смазкой члену. Как же хочется проследить каждую венку языком. Или... ― Валя, Валь, пожалуйста, ― голос срывается, кажется, Артем скулит, но как же восхитительно похуй. Его реальность сжимается до ощущения родного тела под ладонями. До острого желания быть рядом. Ближе, чем когда-либо. ― Хочу тебя. Лебедеву дважды повторять не надо ― щелкает крышка смазки, и его прошивает острым, почти болезненным предвкушением. Не зря столько ждал, не зря… Не он один. Валя сквозь зубы выдыхает. И взгляд его жаркий, пронзительный буквально в постель вжимает. Такой, что боль затирается, теряется. И Артем словно загипнотизированный, его ближе тянет, губами по губам мажет. Непривычное, чуть жгучее ощущение растяжения постепенно сменяет удовольствие. А стоит внутрь скользнуть уже двум пальцам, как-то так хитро потирая, его буквально перетряхивает от удовольствия. ― Б-блядь, Валь!.. Ногти по плечам скребут ― он нахрен их все расцарапает если… Если… ― Только не останавливайся! Я, блядь, с-сдохну, если ты… ― воздуха не хватает. И он долго дрожаще стонет, ощущая, как от непривычной ласки внизу живота теплом разливается наслаждение. А член буквально к животу прижимается, оставляя влажные следы. ― Хорошо тебе? А будет еще лучше. Оседает с нежными, мягкими поцелуями на шее, плечах. Артем и не сомневался. Да как можно сомневаться, когда Лебедев так смотрит? И ласково, медленно трахает уже тремя пальцами, разводя их внутри, костяшками выглаживая и… Вдруг презерватив по члену раскатывает, отстранившись всего на миг ― целую блядскую вечность ― и осторожно внутрь скользит одним долгим движением. Заполняя, растягивая под себя так, что, кажется, каждый вздох отдается во всем теле дрожью. Под плотно зажмуренными веками пляшут цветные пятна, страшно даже чуть глубже вдохнуть ― так идеально ощущается его член внутри. ― Артем, посмотри на меня. Румянец заливает щеки, по шее стекает вниз. Казалось бы, что такого, но… У Лебедева во взгляде влажно мерцают галактики. И Артем с головой проваливается в бархатную черноту, обещающую бесконечно многое. Кажется, он встречает каждое движение, подаваясь бедрами навстречу, кажется, стонет негромко, ощущая, как под кожей кипятком разливается почти болезненное удовольствие. Не оставляя ни одной связной мысли. Кроме стучащего вместе с пульсом в висках «Мой, мой, мой…». ― Твой, ― отзывается вдруг Валентин, заставляя шумно выдохнуть ― сам не заметил, как вслух выдал. ― Как и ты мой. С каждым движением становится все сложнее разобрать, где кончается он сам и начинается Валя. Горячие вздохи опаляет губы, они больше дышат, чем реально целуются. Но от того, как жарко, влажно мешается их дыхание, накрывает все сильнее. И стоит только Валентину податься вперед, осторожно целуя, Артем простреливает таким удовольствием, что сдержать громкого вскрика не выходит. А потом, потом не остается ничего кроме быстрых, сильных движений внутри ― почти болезненных, но таких… Валя дотрахивает его сквозь оргазм в погоне за собственным удовольствием, и видеть его такого ― разгоряченного, отпустившего контроль, невыносимо желанно. И Артем за шею его обнимает, мягко скользнув языком по приоткрытым губам. Сжимаясь инстинктивно, когда тот вдруг с тихим выдохом замирает глубоко внутри. А потом еще долго не может в себя прийти ― перед глазами расплываются цветные пятна, отдышаться никак не выходит ― о том, чтоб перевернуться и речи не… Валя гладит по бокам беспорядочно, ласково. И в груди что-то глухо болезненно лопается. Прорываясь наружу полузадушенным воем. ― Тем?.. Что такое? Болит где-то? Вот как ему объяснить, если сам толком… Артем головой трясет. И замирает, ощущая, как горячие руки обнимают, ближе притягивают. Валентин удерживает, чуть укачивая. Сухие губы утешающее касаются лба, волос, успокаивая. А ведь всего этого могло бы не быть, если бы он… Нахлынувшее напряжение потихоньку отпускает, и он выдыхает почти свободно. Осторожно обнимая в ответ и коротко благодарно целуя в плечо. ― Ва-аль, ― отчего-то шепотом. ― Помнишь, я рассказать хотел? Так вот. Приходится чуть отстраниться, но Артему слишком важно видеть его реакцию. Слишком важно чувствовать поддержку. ― Я несколько раз на посты про приют для собак натыкался. Им вечно волонтеры нужны ― корм закупить, животных к ветеринару отвезти, ну и всякое по мелочи. Я им вчера написал и предложил помощь. Буду сублимировать в общественно полезную деятельность, вот. Молчание затягивается, а потом Валентин обнимает мягко, но надежно. Вот откуда он только такой взялся по Артемову душу, а? ― Тем, я тобой горжусь. Если захочешь, ― его голос звучит непривычно глухо, отдавая тянущей болью глубоко под ребрами. ― Будем помогать вместе. ― Спрашиваешь еще. Конечно, захочу! Валя только улыбается в ответ едва заметно, вдруг подозрительно сощурившись: ― Про сублимацию от Юльки нахватался? ― Не, от Хэкона. Он, конечно, странный, но и дельные вещи говорит. Иногда. Усмехаются синхронно ― не всем так везет, как им друг с другом. Но родственная душа на то и родственная, чтоб подходить идеально только тебе. Главное, вовремя это понять. И принять. Ведь если у вас все общее ― от собаки до судьбы, глупо противиться законам вселенной. Уж им-то не знать.