ฅ^•ﻌ•^ฅ
Просыпается Минхо раньше будильника, но из кровати не вылезает. Утыкается в потолок (любимое занятие), в мысленном споре с самим собой доказывает, что повседневная рутина должна быть в радость, а не тягость. Преследующая усталость лишь с непривычки, и стресс от экзаменов никто не отменял. Телефон оживает ровно в шесть, спор выиграть не удаётся, из-под одеяла приходится всё же выбраться. На улице щебечут птицы, а весеннее солнце едва согревает. Минхо сильней давит на козырёк кепки, прячет глаза, направляясь вниз по улице. Мысль остаться дома, сославшись на боли в спине, мелькает на секунду, но Ли не поддаётся. Минхо попал под колёса автомобиля в восемнадцать. Пока одноклассники готовились к поступлению, зубря школьные предметы, он заново учился базовым вещам: ходить, стоять и сидеть, терпя ужасные судороги вперемешку с острой болью по всему телу. Два долгих года просыпался, не зная, откажет сегодня позвоночник раз и навсегда или наступят хоть какие-то улучшения. Минхо любил танцы, часами наблюдал за уличными танцорами, с восторгом смотрел на тех, кто поступил в Сеульский национальный, мечтал сам оказаться в тех же стенах. Мечтам суждено остаться мечтами. Больница осталась позади, но никто не предупредил, что начать сначала совсем непросто. Как в фильмах не вышло, у Минхо не было и нет запасного плана. Родители требовали определиться, рисовали радужные картинки, в которых любимый сын на протяжении года готовится к экзаменам, успешно справляется и поступает в престижный университет. Ли в противовес ничего не придумал, пришлось соглашаться. Может быть, выйдет определиться в процессе, удастся найти что-то интересное. До выпускных экзаменов чуть больше полугода, Минхо так ничего и не нашёл. Справа, на огромной скорости, проносится велосипед: Ли вздрагивает, сбивается с шага, желая вжаться в стену и оказаться как можно дальше от места, где существуют хоть какие-то средства передвижения. Мама заботливо записала в вечернюю академию, несмотря на название посещать её всё равно приходилось с утра, Минхо был против, утверждал, что вечернее время — лучший вариант. В ответ ему твердили о системе «как в школе». Поэтому теперь с восьми утра до трёх часов дня (с учётом обеда) Ли торчит в стенах академии. — Эй, хён! — рядом появляются два парня и Ли в эту же секунду готов завыть волком. — Просил же не называть так. — Да ладно тебе, — хохочет один из спутников, и слегка бьёт Минхо по плечу. Старший тихо вздыхает, мысленно отсчитывает до пяти, потому что не может позволить себе срываться на «одноклассников». Особенного из-за того, что те в очередной раз напомнили о больной теме: возрасте. Минхо старше всех в своём классе как минимум на три года. Парни продолжают перебрасываться историями из жизни, глупыми советами на тему отношений, а Минхо молча сверлит дорогу под ногами, решая, что ни в какую библиотеку сегодня не пойдёт — хватит с него. К тому моменту, когда последнее занятие оканчивается, Ли, развалившись на парте, пялится в окно, наблюдая, за стайками птичек в воздухе. Загадывать прожить следующую жизнь точно так же: повиноваться инстинктам, лететь куда захочешь, не задумываясь, что положено делать в конкретном возрасте. Улица встречает тёплым ветром и непривычным гулом толпы. Минхо потягивается, подставляет лицо солнцу, жмурится. Перспектива провести время на улице в окружении натуральных звуков, а не мерзких чаек и моря из колонок, радует, как никогда. Ли поправляет лямку полупустого рюкзака, направляясь в противоположную сторону от дома — к его маленькой тайне и убежищу. По пути заворачивая в подвальный магазинчик, с глупым названием «Котошоп». У кассы очередь из мужчины и двух школьниц. Минхо лениво окидывает их взглядом, поджав губы, становится рядом. Из разговора, который он слышать не хочет, но всё же слышит, становится ясно — выпускницы, а значит им по восемнадцать. Ли сжимает и разжимает правую руку, пытаясь сконцентрироваться на гуле кондиционера, воскрешает в памяти сегодняшние занятия, но тщетно. Скользит взглядом по выглаженной форме, задерживаясь на логотипе школы; смотрит на сумки, которые явно тяжелей его старого рюкзака с тетрадками; на изнурённые лица, невольно вспоминает себя в эти же годы. В груди вязкой жижей расползается зависть, смешивается с уже давно живущей внутри обидой. Минхо всё ещё ощущает себя восемнадцатилетним. Только вот окружающие ожидают другого: думают, он будет соответствовать цифре в паспорте. Ли не знает как это — соответствовать, ведь жизнь остановилась тогда — в восемнадцать, началась заново совсем недавно. Ли чувствует себя бракованной куклой в порванной упаковке среди длинноногих Барби и понятия не имеет, как ситуацию исправить. Кассир лениво пробивает товар, сгребает махом всё в однотонный пакет. Минхо подобное обращение с чужой едой, пусть и кошачьей, возмущает, но тирада погибает внутри. Магазин продаёт товары по низкой стоимости, а Ли не может тратить слишком много: ведь если кто-то прознает, придётся опять выслушивать реплики о правильном поведении в двадцать один год. Из магазина Минхо рвётся вперёд. Улица уже привычно заканчивается каменной стеной, по периметру которой рассажены карликовые кусты и невзрачные цветы. Оглянувшись и убедившись, что лишних глаз нет, Ли открывает первую баночку с кошачьей едой. Из куста неподалёку высовывается мордашка. Минхо расплывается в улыбке от уха до уха, выжидает, но кот не приближается. Спустя пару минут, и один трагичный вздох, отходит подальше. Натягивает кепку до глаз, сбегает на соседнюю улицу. Минхо любит животных больше, чем людей, но кошачьих особенно. Неуловимая грация в движениях, лёгкость при беге, изящность даже когда те просто едят, и взгляд — умиротворённый. Ли повидал много котов и кошек разных возрастов: некоторые тяжело болели, кто-то потерял зрение, а везунчики жили домашней жизнью, но взгляд каждого ушастого неизменно оказывался глубоким. Если в мире появятся учителя, способные обучить кошачьему языку, Минхо в этой очереди встанет самым первым.ฅ^•ﻌ•^ฅ
Джисон задерживается, что для него абсолютно нормально. Вечером он забыл о существовании будильника, а после ночного аниме-марафона сил проснуться оказалось слишком мало. Когда удаётся выползти из комнаты на часах семь вечера. Мама скользит неудовлетворительным взглядом, сжимает губы в тонкую полоску, отрицательно качая головой. Хану, на самом деле, немного стыдно, но больше радостно — отца нет дома, был бы скандал. Умывшись, Джисон возвращается в комнату. Стягивает джинсы со стула, под ним же находит футболку, чёрная толстовка оказывается под подушкой, и Хан отмечает, что спать так гораздо мягче. — На заметку, — бормочет Хан, пересчитывая монетки, — лайфхак. На улице тепло и тихо. Джисон вдыхает поглубже, жмурится и трусцой отправляется к магазину с кошачьей едой. Хан живёт в районе, территория которого забита частными домами различной комплектации: в наличии даже несколько заброшенных и парочка таких, где ворота пищат, если к ним подойти слишком близко. Поэтому вокруг всегда много живности. Когда Джисону было десять, популяция ушастых сильно выросла. Приезжал начальник приюта для бездомных животных и долго рассказывал о грязи, бактериях и испорченном имидже района. Решение нашлось быстро: переловить и усыпать. С того года подкармливать бродяжек запретили, но Хан плевать хотел. Отсиживался дома только в праздники и выходные дни, потому что могли с лёгкостью поймать. Даже несмотря на лишь усиливавшуюся аллергию, продолжал упорно помогать бродячим пушистикам. В магазине Джисона знают, он захаживает стабильно раз в неделю. Кассир приветливо кивает, пробивает товар, делая небольшую скидку. Из-за плотной маски на лице дыхание сбивается моментально и, когда удаётся добраться до первого закоулка, лицо по цвету похоже на помидор, а лоб взмок. — Я вернулся, — сипит Джисон. У кустов, совсем не обращая на Хана внимания, копошатся две кошки. Подойдя ближе, Джисон замечает блеск металлической баночки, крышка которой звонко стучит об асфальт, пока пушистики усердно пытаются перевернуть её в исходное положение. Удивление сменяется испугом. Нащупав пластиковый край в кустах, Хан тянет его на себя — тарелочка. Вытряхивает остатки из неизвестной банки, смешивая со свежей едой. Кошки урчат, Джисон старательно пытается повторить за ними, но получившийся звук больше походит на собачье рычание. Хан затихает и упирается подбородком в колени. Кроме него никто не подкармливает бродяжек, он в этом уверен. Впору переживать не подсыпали ли в корм отравы. Шум крышки мог привлечь ненужное внимание, кто знает, что у людей на уме. — Кто бы вас не накормил, он чертовски глупый, — бормочет Хан. Джисон проходится ещё по нескольким улицам, и везде находит маленькие баночки с остатками еды. С каждой новой находкой убеждаясь, что кто бы это не делал, намерения у него не плохие, хоть смекалки и не достаёт. Ничего страшного, если попадёт ему или таинственному незнакомцу, но за пушистых боязно вдвойне: у них нет защитников. Устав, Хан присаживается на бордюр, упирается взглядом в куст, из которого торчит рыжий хвост. Джисон бегло оглядывает территорию и не находит никаких признаков кошачьего корма: видимо незнакомец не заходил сюда или Хан его обогнал, сокращая дорогу, перескакивая через заборы и стены, попутно собирая в волосах венок из сухих кустовых веток. Спустя десять минут так никто и не появляется. Кот пристроился под боком, довольно напевал понятную только ему колыбельную. Хан методично почёсывает то левое, то правое кошачье ухо, размышляя, что делать с тайной усатой столовой, которая такими темпами перестанет быть тайной и его точно выселят из этого района, как прокажённого. Телефон вибрирует в кармане толстовки, посылая по телу неприятный разряд. Джисон неохотно набирает ответ, с извиняющейся улыбкой смотрит на рыжего ушастика. — Мне пора возвращаться. Кот мяучит в ответ, вьётся между ног, выпрашивая долгожданное лакомство. Этой традиции уже несколько лет, она прижилась, когда Хан знал не так много бездомных котов в округе. — Итак, — начинает Джисон. Подпрыгивает на месте несколько раз, проверяет, шнурки и резко срывается с места. Кот несётся следом, очень быстро догоняет и перегоняет Хана. Финишная прямая — поворот на следующую улицу. Победивший всегда получает порцию хрустящих вкусняшек. Когда поворот совсем близко, Джисон запоздало замечает тень на тротуаре, но затормозить уже не успевает. Рыжий пушистик уже сидит у столба, задрав мордашку кверху. Когда в голову приходит верная мысль — закричать, Хан уже врезается в какого-то парня. Ли автоматически пытается уйти от столкновения — делает шаг назад. Пятка ноги упирается в бордюр и лишь спустя миллисекунду, Минхо понимает, что сейчас упадёт назад. Джисон спотыкается первым, тормозит коленями и ладонями прямиком по асфальту. Ли приземляется на клумбу, удар она смягчает, но боль неприятным напоминанием расползается по всему позвоночнику. Хан растерянно оглядывается на Минхо и выкатившийся из пакета кошачий корм, как раз именно такие Джисон совсем недавно выкинул в мусор. Минхо напрягается, прислушивается к каждому нерву в сломанном теле. Позвоночник гудит, запястье саднит из-за ушиба. Ли не хочет думать о том, что могло произойти, приземлись он на асфальт. Одному чёрту известно, что придётся придумать, если он вдруг окажется парализован посреди улицы с горой кошачьего корма вокруг. Впервые за долгое время собственное желание — подкармливать бродячих котов — кажется по-детски глупым и ничего нестоящим. — Я помогу, — раздаётся неловкое со стороны и Минхо встречается взглядом с Джисоном. В тёмных глазах плещется забота, обеспокоенность и немного паники. Толстовка сползла с плеч, оголяя тонкие ключицы, обтянутые смуглой кожей. Волосы в беспорядке, постоянно лезут в глаза, поэтому Джисон смешно выпячивает нижнюю губу вперёд и пытается сдуть непослушные прядки. Минхо чувствует, как шею охватывает пожар, готовый перекинуться на уши и щёки, стань эта ситуация более неловкой. Собрав металлические баночки в пакет, Джисон протягивает руку Минхо. Поднявшись Ли старается отряхнуть сырую землю так, чтобы не оставить следов. Параллельно придумывая оправдания перед родителями, если застукают по возвращению домой. — Эм, — снова неловко выдаёт Хан, — всё нормально? Твоя еда осталась целой. Минхо чувствует, как пожар на шее ликующе вопит и перекидывается сразу на щёки. Джисон прячет улыбку, но вызванной реакцией доволен донельзя. — Судя по тому, как ты тут скакал, кошачья еда — твоя прерогатива, — шипит Минхо и слышит в ответ смех. Из-за заразительного смеха Ли сам невольно растягивает губы в улыбке. Джисон излишне трагично прикладывает руку ко лбу, потом к сердцу, всеми силами пытается изобразить на лице неописуемую боль, пришедшую вслед за репликой Минхо. — Тогда, в качестве извинений, — Хан протягивает пакет с собранными баночками, — позволь помочь зализать тебе раны? — Фу! — моментально реагирует Минхо, вновь получая искренний смех. Джисон смотрит с искренней добротой, сочащейся из глаз светло-серым туманом. Неловкость всё ещё витает в воздухе, смешивается с румянцем на щеках. — Ну так что? Минхо очень сильно не хочет возвращаться домой, только не сегодня. — Идём. По пути до аптеки Хан без умолку трещит о котах: как кормить, где прятать одноразовые миски и куда выкидывать пустые банки. Джисон до ужаса живой и неугомонный: закончив говорить об одном, переключается на другую тему; Ли толком не успевает обработать предыдущую информацию, как уже пора принимать следующую. Ещё немного и мозг с шумом заглохнет, похожий на старый, едва работающий, компьютер. Джисон просит подождать его у входа в парк, а сам уносится в аптеку. Минхо, с вымученным вздохом, приземляется на самый край, со свободной стороны отгораживает себя рюкзаком. После сегодняшнего ещё год не будет общаться с кем-то таким же энергичным. Вообще с кем-то. Хан кажется странным: активный и взбалмошный; гремит, стучит, несётся вперёд, как водопад, чтобы в итоге разбиться о камни. Вернувшись, Джисон отдаёт небольшой набор влажных салфеток, тут же с азартом возобновляет прервавшуюся историю. Ли оттирает руки от земли, слушает в пол уха, наслаждается приятным ветерком, несущем на себе смесь звуков. Из мыслей вырывает запах перекиси и недовольное шипение Хана. — Неплохо тебе досталось, — комментирует Минхо. — Ерунда, — стиснув зубы, бормочет Джисон. Ладони, которыми он тормозил, теперь оттёртые от пыли и грязи, кажутся слишком болезненными. С короткими, но глубокими царапинами и стёртой на пальцах кожей. Коленям тоже немало досталось, а джинсы можно смело выкидывать. — Давай помогу, — качает головой Ли, вытаскивая из прозрачного пакета коробку с пластырями. — Спасибо. — И тебе спасибо, что не задавил меня, — усмехается Минхо, — я нагнулся погладить рыжего малыша, а ты буквально свалился мне на голову. — Точно! Первый! — вскрикивает Хан, вскакивая со своего места. — Я должен ему вкусняшек. — Первый? — Я знаю всех местных котов, — гордо отвечает Джисон, ударяя израненной ладонью по груди и тут же неприятно морщится, — бродяжки, поэтому не хотел придумывать имена — привяжусь. А потом их стало так много, что я начал путаться, решил называть порядковыми номерами. — Руку давай, — напоминает Ли, отдирая с пластыря защитную плёнку. — Так, может быть, и мы познакомимся? — Хан протягивает руку вперёд. — Меня зовут Хан Джисон. Мне девятнадцать лет, в прошлом году я окончил школу, пропустил поступление в университет и теперь подрабатываю в круглосуточном магазине. Минхо с ответом не спешит, терпеливо клеит пластырь за пластырем, давит подобие улыбки. Джисона молчание не смущает, свободной рукой он обрабатывает разбитое колено, изредка морщась от боли. — Я… — начинает Ли, когда заканчивает клеить пластыри, договаривает уже тише, — Ли Минхо. Мне двадцать один. — Ли-Мин-Хо, — растягивает Джисон, будто пробует на вкус буквы, — ты старше. Мне быть повежливей? — Нет, — морщится Ли. — Тогда, можно просто хён? Минхо кажется, что ему по голове прилетело чем-то тяжёлым. — Как хочешь. — Отлично, — радуется Хан, — тогда, хён, расскажи, почему ты начал кормить бездомных котов? Многие их недолюбливают, называют переносчиками болезней и грязи. Я раньше не соглашался, даже до споров доходило, но глупо отрицать правду. Ли вспоминает увиденных сегодня пушистиков, их внимательный взгляд, местами грязную шерсть и не может не улыбнуться. Во взгляде Джисона проскальзывает та же задумчивость, нечастый гость при первых знакомствах. Минхо почему-то уверен, что Хан прожил вполне счастливую школьную жизнь, а с его близкими не случалось непоправимо ужасного. Но тяжесть, смешивающаяся в зрачках, находит отклик в Ли и старшему от этого некомфортно. Джисон создан для улыбок и смеха, а не отчаянной серьёзности и боли из-за неисправимости ситуации. — Как думаешь, почему бродячие животные чаще всего вертятся у помоек, заброшенных домов? — продолжает Джисон. — Они нуждаются в банальных вещах: воде, еде и тепле, но вынуждены опасаться людей. Кусты неподалёку шуршат. Из них высовывается чёрный кот. Его ухо пробито металлическим кольцом, отчего оно загибается вниз. Пушистик поднимает нос к воздуху, принюхивается, смотрит прямо в глаза. — Что с ним? — интересуется Минхо. — Не знаю, он уже появился тут с этим кольцом. Подойти невозможно: удирает даже от намёка на шаг в свою сторону. Ли разглядывает чёрного кота, невольно вспоминает себя. Он тоже не выбирал такую судьбу, не выбирал произошедшее. Но рядом с ним всегда были люди, помогающие, прощающие и заботливые. У бездомных животных нет никого кроме себя. — Я с ранних лет хотел заботиться о животных. — Минхо вероятно пожалеет о сказанном, но слова сами текут рекой. — Мне их действительно жаль. Но у меня всё не было времени, то ещё находились причины. — Теперь всё иначе? Джисон вновь тепло улыбается, его глаза чуть прикрыты из-за бьющего в лицо ветра, но теперь вместо тяжести в них проглядывается понимание. — Иначе, — соглашается Минхо. Два долгих года Ли только и делал, что думал: как ему не повезло, как больно и страшно пришлось, как сложно. Даже когда всё, казалось бы, вернулось в норму, Минхо продолжал цепляться за прошлое и жалеть себя. Совершенно не задумываясь о том, как тяжело родителям и тем единственным друзьям, пытавшимся остаться рядом. — Спасибо за помощь с пластырями, Минхо-хён, — благодарит Джисон. — Мне уже пора. Ещё увидимся. — Конечно, — неловко откликается Ли. Чёрный кот снова тянет нос к воздуху, принюхивается, прислушивается. Пахнет переменами, люди говорят, что так пахнет весна.