ฅ^•ﻌ•^ฅ
Новый день начинается сумбурно. Минхо проспал, оставил кошелёк дома, паста в ручке закончилась, а любимая кепка погрязла в бачке для грязного белья и пахнет теперь соответствующе. Солнце светит настолько ярко, что глаза до слёз покалывает и щиплет. Ли со всей скрупулёзностью обдумывает просидеть обеденный перерыв в кабинете, но всё же сбегает на улицу. И зря: удача сегодня не на его стороне. Отойдя от злосчастного здания метров на пять, Минхо спотыкается о слишком высокий тротуар, задевая при этом женщину, которая начинает причитать так громко, что окружающие оборачиваются и задерживают взгляд слишком долго. Когда на пути, наконец, появляется ушастик, силы совсем на исходе. — Прости, Первый, я проспал и оставил кошелёк дома, поэтому сегодня без вкусняшек. Кот, повернувшись к Минхо, смотрит внимательно, а после звонко мяргнув, укладывается рядом, подмяв под себя лапки. Ли готов пищать от радости, а невзгоды сегодняшнего дня кажутся уже не такими огромными. — Погладь его, хён, — Минхо вздрагивает, чувствует, как кончики ушей начинает жечь. Кот подскакивает, с радостным урчанием уносится к младшему. — Как дела? — Неплохо, — кивает Ли, натягивая на лицо улыбку, — прости, но мне нужно возвращаться. Джисон выглядит расстроенным, но лишь кивает и улыбается в ответ. Изо дня в день Минхо пытается провернуть придуманный план. Прячется за грузовиками; крадётся через кусты, как шпион из второсортного боевика; намеренно удлиняет или укорачивает привычный маршрут; оставляет коробки с едой в тех местах, где никогда не бывают коты. Несмотря ни на что — Джисон находит. И всегда искреннее улыбается, приветствует, задаёт ничего не значащие вопросы. — Минхо-хён! — Джисон снова появляется напротив будто из воздуха. На голове бардак, рядом кот, урчащий громче мотора еле работающей машины, которую собирали всем двором, а она, проехав три сантиметра, заглохла. — Как дела? Ли упирается взглядом в асфальт: хочет то ли завыть, то ли заплакать от досады, то ли закричать, как те чайки из видео для релаксации. Посмотреть в глаза страшно, потому что Минхо знает: стоит увидеть улыбку младшего и планеты остановятся, примутся двигаться в другую сторону, мир погрязнет в наводнениях, ураганах и землетрясениях. — Отвратительно, — бормочет старший, встречается взглядом с Джисоном и замирает. Планеты не останавливаются, даже траекторию не меняют. Солнце по-прежнему светит так же ярко, на небе полный штиль. Но Ли каждой клеточкой тела чувствует, как органы сделали сальто и перемешались: ведь сердце явно стучит в голове, а не в положенном месте. Когда-то давно Минхо слышал: достаточно пяти секунд, чтобы влюбиться в незнакомого человека, но никогда не верил. Перебирал в уме друзей, подруг, одноклассников, но упорно не понимал, как человек способен вызвать настолько сильные эмоции за короткий промежуток времени. За пять секунд можно только успеть улыбнуться, если додумаешься, конечно. — Повезло, что я знаю, как поднять настроение. Хан тянет старшего за руку в тень деревьев к длинной лавочке. Усевшись поудобней, вытягивает из небольшого пакета сэндвичи, завёрнутые в пластиковую упаковку. Минхо забирает один, медленно жуёт, морщится — пресно. — Спасибо, — неловко благодарит Ли, привычным движением натягивая на глаза кепку. — Ерунда, — отмахивается Джисон, — это всё равно уценёнка из магазина. Минхо давится, кашляет и бьёт себя рукой по груди. Хан заходится в приступе смеха, пока сам не давится собственным презентом. Краснеет ещё больше, но бьёт себя почему-то по бедру. — Не переживай так, всего лишь коробка пришла открытая. Минхо улыбается, он тоже хочет быть таким — свободным от устоявшихся правил и норм. Откашлявшись, младший вновь забирается в пакет, теперь достаёт оттуда небольшую коробку с соком. — Не говори, что и это уценёнка. — За свои кровные купил, — хихикает Джисон, — хотя магазин тот же самый. — Почему подрабатываешь? — Ну, причин несколько, хотя все они несерьёзные. Я ведь не поступил в университет, лучше работать, чем родителям глаза мозолить. — Пожимает плечами Хан. — А вторая — коты. Их надо на что-то кормить, не просить же деньги. Минхо закусывает губу. Его недавние мысли будто озвучены другим голосом, из-за чего сказанное кажется ещё более правильным и логичным. Ли чувствовал себя точно так же, пока проходил лечение. Понимал, что родителям не в тягость навещать его каждый день, тратить огромные суммы на лекарства, которые могут и не помочь. Но чувство собственной ничтожности, вперемешку с виной за произошедшее продолжали маленькими птичками клевать мозг — верно сводить с ума. — Тяжело? — Не знаю. Лучше так, чем оказаться там, где должен был. — А что делаешь? — аккуратно интересуется старший. — Сижу на кассе, иногда раскладываю товары, раз в две недели принимаю коробки на склад. Магазин круглосуточный, да и большой: работа найдётся. Все деньги уходят на пушистиков, поэтому иногда хожу на разовые подработки: грузчик, доставщик и всё такое. Минхо отрывает взгляд от неровного асфальта под ногами и смотрит на Джисона. Младший сидит чуть сгорбившись, щурится из-за яркого солнца. Футболка задралась выше локтей, обнажая сплетающиеся между собой небольшие царапины и ссадины. Хан не тощий, но и обилием мышц не отличается. Жилистый, в меру собранный, как из пластилина вылепленный. — И надолго это? — Только этот год. Потрачу каждую секунду на безделье и развлечения. Ли морщится, вскрывает коробку с соком и чуть отпивает. Язык вяжет, как от съеденной черноплодки, даже сладкий сок не избавляет от неприятной горечи. — Безделье и развлечения. — Ты должен меня понять, — удивляется Джисон. — Как только школа остаётся позади, на тебя смотрят совершенно иначе. А после университета жизнь переворачивается с ног на голову. Работа, подобающий внешний вид и поведение по правилам. Целый список того, что ты должен к определённому возрасту. Я этого не хочу. Кажется, что слова, Ханом сказанные, прибивают к земле, как огромные гвозди и не позволят подняться ещё долго. Минхо молчит: в голове, как и на душе, совсем пусто. В пятнадцать он мечтал скорей стать старше: поступить в университет, заниматься любимым делом. Та жизнь выглядела замечательной, несмотря на трудности. — И что же ты делаешь? — Джисон смотрит неуверенно, сминает в руках пустой пакет, снова чуть улыбается. Старший чувствует детскую обиду за себя и собственную жизнь. — Безделье и развлечения разве не должны включать в себя какое-то хобби или любимое занятие? Ты ведь работаешь, заработанное тратишь на котов и так каждый день. Чем ты отличаешься от взрослого, которым так не хочешь становиться? — Ну-у… Минхо понимает, что ведёт себя глупо. Как обиженный ребёнок, пытается доказать Джисону, что его мысли и выбранный путь ничего не стоят. Ли стыдно и из-за этого он злится ещё сильней. Старший смотрит на собственные руки, пальцы мелко подрагивают, чтобы это скрыть, Минхо сильней сжимает упаковку из-под сока. Боль и обида смешиваются в причудливый микс. Сверху вишенка на торте — время, которое уже не вернуть. — В пятнадцать я часто представлял университетскую жизнь. Посещать интересные занятия, участвовать в различных мероприятиях, завести друзей, влюбиться и расстаться. Взрослеть, как и сотни людей вокруг. Жить, наслаждаясь сегодняшним днём, а не думать о бессмысленности выбранного пути и будущего. Разве это не естественно? — Хён. Ли опускает голову ниже, радуется, что не оставил любимую кепку дома. Он не любит смотреть окружающим в глаза, не хочет видеть в них ожидания, сравнения или разочарование. — Мои мечты, желания и цели были стёрты в одну секунду — развалились, даже не начавшись. Один год гораздо короче, чем ты себе представляешь. Старший закрывает глаза, глубоко вдыхает. Чувствует, что от него всё ещё пахнет больницей, уколами и таблетками. За долгие два года запах фенола въелся в каждую клеточку тела. А если присмотреться, то на руках и спине найдутся следы от фиксирующих ремней. Даже под правой ступнёй наверняка скопилось немного гипсовой крошки. Минхо выбрасывает картонную упаковку в урну, разворачиваясь к Джисону всем телом. Хан смотрит прямо в глаза, но без былой уверенности и вечной твёрдости. Солнце прячется за потемневшими облаками, в воздухе пахнет приближающимся дождём. Ли понимает: следовало остановиться ещё в начале монолога. Вероятно, после этого Джисон возненавидит его или, как минимум, не будет безосновательно добр, но так даже лучше. — Тебе не хватит одного года. Мало даже двух или пяти. До тех пор, пока будешь считать своё будущее бессмысленным, таким оно и останется. Минхо чувствует, как возвращается осознание собственного возраста, которое рядом с Джисоном пропадало, уступало место детской вере в непобедимое добро и счастливый конец для всех во всём мире. Хан отворачивается первый: складывает в пустой пакет упаковку из-под сока и сэндвича. Хмурится, покусывая нижнюю губу и, не подымая глаз, тихо прощается: — Прости, мне надо идти. Минхо не знает, как отвечать и должен ли он вообще что-то говорить. Нутро свербит чувством вины, Ли понимает, что всего-навсего завидует. Джисон счастлив, потому что давно понял, чего точно не хочет от собственной жизни. У Ли нет даже этого, поэтому последнее, что Хан должен слышать — порицание от чужого человека.ฅ^•ﻌ•^ฅ
Отбив финальный чек на кассовом аппарате, Джисон аккуратно пишет в самом углу дату и вклеивает его в пухлый журнал учёта. За окном ни души, время только три часа, а смена заканчивается в пять. Хан измотан: мысли не формируются в чёткие предложения, из-за чего собственную работу приходится проверять за собой же. Колокольчик приветственно звенит, Джисон дёргается, натягивает на лицо улыбку и расслабляется, когда видит сменщика. — Привет, — выпаливает Хан. — Доброе утро, — сменщик потягивается, заканчивает вторую часть предложения звонко зевая, — я встану на кассу, протри пол и топай домой. Джисон радостно кивает, возвращает журнал с чеками на место и уходит в подсобку за шваброй. Мысли роятся в голове беспорядочной кучей, больше похожие на несвязные образы. Хан старательно игнорирует картинки связанные с Минхо, но порой задумывается слишком сильно, не замечает, как снова возвращается к услышанным словам. Ли выглядит недоступным и холодным. Совсем не смотрит в глаза, а если и смотрит, то недолго. Говорит всегда коротко и быстро. Джисон разглядывал профиль старшего так внимательно, что, если попросят сделать набросок карандашом, он справится с закрытыми глазами, не прогадав ни на миллиметр. Минхо нереальный: с высокой переносицей, волосами цвета созревшего пшена, большими, влажными будто от слёз, глазами. Мягкой улыбкой, изредка появляющейся на губах. И таким взрослым подходом к жизни. Джисон хочет знать о старшем всё — начиная с любимого времени года, заканчивая планами на старость, но не уверен, что заслужил такую роскошь. Пол ярко блестит под светом магазинных ламп, и Хан встречается взглядом с собственным отражением. У него для Минхо сотни вопросов: куда он собирается поступать, какие экзамены хочет сдавать; что за несчастный случай; как зовут его родителей и есть ли у него дома кот. Но задавать их страшно и неловко. — Джисон? — сменщик хмыкает, хитро улыбаясь, — влюбился что ли? — Чего? — Хан чувствует, как по щекам расползается жар, — ничего не влюбился, просто задумался. Джисон под звонкий смех подхватывает ведро и уносится в дальний угол. Промыв последний ряд, он оглядывает зал и довольно хлопает в ладоши. Звук песком рассыпается по чистому полу, оседает в фундаменте. — Отлично, — раздаётся выкрик из подсобки. — Раскидай на столиках флаеры, и чтобы я тебя тут до завтра не видел. На флаерах изображён товар с зеленными ценникам, а рядом подпись, объясняющая, что вырученные за эти товары деньги, будут переданы в приюты. Джисон откладывает себе один, теперь у него для Минхо найдётся ответ.