***
Девушка вскочила на кровати. Тяжело было сделать первый вдох. Как будто после длительной истерики, Ален сидела на кровати, тяжело захлёбываясь воздухом и иногда икая. Спустя пару минут дыхание пришло в норму и взгляд сфокусировался на чем-то большем, чем просто белая простынь, укрывающая её тело. Она подняла взгляд выше и увидела дверь обычную деревянную, наверное, скрипучую. Слева от неё была тумбочка с графином воды, стаканом и стул. Дальше у другой стены стояла также кровать и стул. В противоположном по диагонали углу стоял маленький стол с тазом с водой и полотенцем. На той, соседней кровати кто-то тоже лежал. Комната была совершенно маленькая и казалось можно было слышать дыхание человека рядом. Ален попыталась встать, но ноги словно ватные не слушались её и совсем не двигались. Взгляд упал на руки и с удивлением увидел чистые ладони и пальцы. Она не понимала. Хотя логично. Она, наверное, в каком-нибудь госпитале. Где перед тем как положить на застиранные до дыр простыни, её предварительно обтерли или искупали. Девушка протянула руку к волосам и отметила, что они такие же мягкие и податливые, как это бывает после их мытья. Последняя попытка встать на ноги не увенчалась успехом, а лишь отдалась болью в ребрах и спине. Ален почти смирилась со своей беспомощностью, как тут же почувствовала невероятное желание пить. Хотелось выпить всю воду мира. А графин со спасительной водой был так далеко. Точнее в зоне досягаемости, но не для обессиленной Ален. Она уже хотела рассерженно опуститься на кровать, как тут же открыли ту самую деревянную дверь. Скпипучая. Блондинистая макушка воровато проскользнула внутрь, но туловища не показалось. Человек осмотрел пациента на той кровати и хотел было уже уйти, как вдруг резко повернулся в сторону Ален и с удивлением чуть не вскрикнул, но ударился затылком о дверной косяк. Теперь был видно кто посетитель. Арлетт лучезарно улыбнулся и тут же прошёл внутрь. Кажется, теперь Ален поняла, что тот второй человек на кровати это Микаса. Эрена вряд ли оставили бы среди всех. Наверное, заперли опять в подвале. А Микаса в тот раз не хило получила… Парень устроился на стуле рядом с Закклай и внимательно смотрел ей в глаза. В его взгляде плескался одновременно восторг, удивление и какое-то сожаление. — Как ты себя чувствуешь? — Так будто по мне титан рукой прошёлся. Армин стушевался, видимо понимая насколько глупо прозвучал его вопрос. А он вообще-то гений компании! Девушка поздно осознала, что этот юмор с парнем не прокатит и тут же поспешила исправиться. — Я имею ввиду, что уже вполне хорошо. Блондин тут же заулыбался и быстро заморгал, осматривая комнату. Скорее всего он был тут и уже не раз. Просто из вежливости сделал вид, что здесь впервые. Ален уже хотела сказать, что хочет побыть одна, как резкая боль в горле напомнила о жажде и она попросила Армина спасти её от сухой смерти. Через минуту в проёме появилась ещё одна голова. Шатен также воровато оглядел внутренности комнаты и пристально вглядывался в Микасу. Затем заметил Армина и Ален. Ещё немного помявшись в дверях, он зашёл внутрь, тихо поприветствовал очнувшуюся и так и продолжил неловко стоять у двери. Как будто боялся чего-то. Хотя Ален Закклай стоит бояться в любом состоянии… — А что произошло? И где остальные? Ален не нашла ничего лучше, как заговорить о произошедшем. Это вполне себе нормальная тема для разговора. И никого не смутило бы это логичное любопытство. Вот только она просчиталась. Эрен тут же поник и кажется стиснул зубы от злости. Улыбка Армина стала какой-то натянутой. — Конни сейчас с майором Ханджи. Микаса, как видишь, здесь. Саша сегодня прибудет из Троста, а Жан на дежурстве у вашей двери уснул. Так что все целы и невредимы. Армин начал немного скованно, но к концу мини-рапорта даже немного засмеялся. У самой Ален чувства облегчения не возникло. Скорее наоборот. Хотелось спросить ещё чего-нибудь, но она боялась. Казалось, один неверный вопрос или даже слово могут испортить и разрушить и так последнюю ниточку на которой ещё теплилось их общение. Но вдруг сомнения рухнули и необъяснимое желание взыграло внутри. — А отец знает где я? Глупо-глупо-глупо. Откуда им знать. Они даже не друзья. И сейчас разговор идёт чисто из солидарности и вежливости. Не будь здесь Армина, Эрен бы слабо кивнул и ушел бы. Удивительно, что его волновало состояние Микасы, он ведь обычно такой весь независимый. Хотя может это прикрытие для заботы? Непонятно. Дверь снова приоткрылась. Внутренне Ален уже возмутилась от этой наглости. Всё таки здесь не проходной двор. В комнату вошёл Жан. В отличие от первых двух он не осматривался, а сразу прошёл в помещение. Он посмотрел на Армина и они оба кивнули друг другу. Эрен продолжал стоять в стороне безмолвно и, лишь когда Кирштайн прошёл поближе к Микасе насторожился. Хотя чего бояться? Здесь же все свои. Жан внимательно посмотрел на брюнетку и, не заметив каких либо признаков того, что она очнулась, отошёл к столу с тазом. Он оперся бедрами на столешницу и скрестил руки. Парень выглядел недовольным и даже слегка раздраженным. Ален никак не могла определить, что именно его расстроило: то что Микаса ещё не очнулась или общество ребят, скопившихся в этой маленькой комнатушке. Она чуть повела плечом, как от холода и уже хотела обратиться к Армину с ещё каким-то глупым вопросом, как парень встал, хлопнув ладошками по коленкам. Он что-то пробормотал про здоровье и настроение, видимо пожелание о выздоравлении, кивнул Эрену и они оба спешно покинули комнату. Они остались втроём. Точнее вдвоём, ведь Микаса спала беспробудным сном. Хоть она спит всегда очень чутко, это её состояние и рёбра, сломанные во-имя-спасения-Эрена, наверняка, очень измотали её и единственным спасением от боли был сон. Жан так и стоял на месте, не двигаясь даже, когда ребята выходили. Он вперил свой сосредоточенный взгляд в пол и молчал. Ему, конечно, лучше молчать, потому как, когда говорит несёт полнейший бред. Но эта тишина была такой затяжной и напряжение, казалось, можно будет сейчас разрезать ножом. Ален решила не обращать на него внимания, полагая, что пришёл он вовсе не к ней, а к Микасе. Сторожил всю ночь… Странный. Точно дурак влюблённый. Микаса, все знают, любит Эрена и в своё сердце никакого Кирштайна, естественно, не пустит. Закклай даже хотела ему посочувствовать. Эта неразделённая любовь, хуже любой болезни. Она хотела уже прилечь поудобнее, как он дёрнулся в её сторону, но как ошпаренный или оскорбленный чем-то выбежал из комнаты. Сумасшедший. Похоже крыша совсем поехала. И это он говорит, про Эрена суицидника? А сам-то?!***
В волосы и плащ забилось куча травинок. Казалось, Ханджи Зое со своим помощником Моблитом родились где-то в земле, раз так проворно пробирались сквозь все эти колосья. Ален чертыхнулась про себя, когда ударилась ногой о какой-то камень. Эта привычка ругаться и кричать от боли внутренне появилась у нее ещё с детства. Отец, Дариус Закклай, хоть и был любящим и заботливым, но иногда казалось в него вселялся демон. Бабушка говорила, что со смертью Дианы он стал невменяемым и время от времени впадал в безумство. Наверное, это единственное, что могло бы объяснить его поведение. Он был строг и требователен. Дома Ален не могла даже и пикнуть о боли. Чувство, что она должна решать все проблемы сама, появилось в ней ещё давно. Плакать она тоже разучилась. Да и времени на это не было. Раз в год на могиле матери можно было бы и позволить себе эту роскошь, как слёзы. Но почему-то не шло. Никак. Совсем. Словно внутри засохший колодец. Да и эмоций особых она уже не испытывала. Просто апатия. Ко всему. Сигнала от Ханджи ещё не было, но внутреннее предчувствие, что они уже близко не покидало. Интересно, как там Саша? Она от голода не померла? Усмехнувшись собственным мыслям, девушка продолжила путь. Они приблизились к перелеску. Очень хотелось бы, чтобы отряд Леви остановился именно здесь. Дальше переться согнутым в три погибели вообще-то не очень удобно. Конни, наверное, тоже слюной истекает по долгожданной еде. Армин… А Арлетт скорее всего безумно волнуется за друга. Ален хоть и не внимательная, но наблюдательная. За три года кадетки и последующих два, почти три, месяца службы в разведке невозможно не заметить, как эта троица держится друг за друга. Эрен выступает в роли лидера. Армин словно сдерживающее звено и гениальный стратег. А Микаса хоть и сильна телом, но они нужны ей, чтобы быть сильной морально. Кстати, как там Микаса? Они хоть и не подруги, но внутреннее переживание темноволосой девушки Ален разделяла. Ей труднее всех, она ведь считает себя в неоплатном долгу перед ним. Да и не перед ним одним. Прямо какой-то синдром благодарности. В последний раз Закклай заметила в глазах Микасы признательность капитану Леви. Он и правда зачастил её спасать и успокаивать. Прямо личный психолог с доставкой на дом. А как там мой личный психолог? Стоп. Мой?! Нет-нет-нет и ещё раз нет! Он просто придурок, который постоянно видит её в момент слабости. И точка. Но всё же… Хотелось бы верить, что он в порядке, как и остальные. Чисто с военной точки зрения! Он ведь хороший боец и лидер из него дельный. Да, чисто со стороны выгоды для разведкорпуса. Только в этих соображениях. Тогда почему таких переживаний нет за Микасу или того же Эрена? Наверное, дело в том, что в Микасе Ален уверена как в том, что она девочка. А Эрен… Как однажды выразился капитан: регенерирует не хуже долбаной ящерицы. Так что нечего за него переживать. И за Жана тоже. Говно, как говорится, не тонет. За этими мыслями девушка и не заметила, как они оказались уже в перелеске. Майор наконец подала знак и можно было выпрямиться. Спина. Какое блаженство ходить нормально. И как только у титанов шея не затекает? Есть же ползучие. Этим тварям всё не по чём. Саша, завидев Закклай, тут же подбежала и обняла её. — Боже мой, как я рада, что ты живая! — Вообще-то на эшафот вели только Эрвина. А мы с майором живы и здоровы. Наоборот, я думала ты тут с голода помираешь, — Ален была тоже рада её видеть, но боль в спине не отпускала, а Блаус, кажется, не знает меру объятиям. Конни, Микаса, Армин, Жан и Саша окружили капитана Леви и внимательно читали указ. Они все разом подскочили на месте и заорали от счастья. Конечно, от капитана потом всем прилетело по морде, кроме Микасы. Ален отшатнулась от бушующий восторженными лицами компании и присела на пенёк. Как удачно он тут оказался. Спустя несколько минут они затихли и внимательно слушали Зое. Она продолжила свой рассказ лишь в повозке. Ален устроилась на вожжи рядом с Армином. Впереди скакали Жан и Моблит, сзади в самой телеге сидели Ханджи, капитан Леви, Микаса, Конни и Саша. Слушать рассуждения майора было интересно, но и пугающе. Всё же, как ни посмотри на эту ситуацию, следовало думать в первую очередь о безопасности драгоценной жопы Йегера, который опять вляпался в очередное дерьмо. Теперь ещё и Хисторию с собой втянул. Естественно, его винить не за что. И Ален в какой-то степени ему даже сочувствует, но ощущение, что будь всё иначе и сила титана досталась бы к примеру Микасе или капитану Леви, то таких казусов не произошло бы. Анализируя сейчас всё случившееся, раз уж есть на это время, девушка понимает, что с силой титана адекватных людей не бывает. Райнер с биполярным расстройством, кажется. Бертольд вообще выглядит как зашуганный кролик, хоть и шпала два метра ростом и любого человека завалить может на лопатки. Энни… Энни нелюдимая и странная. Наверное, она не хотела сближаться с людьми. Странная жизнь у них, у этих монстров. Имир, скорее всего, единственная более менее нормальная. Хотя многие ребята из 104 поспорили бы с этим заключением, но по крайней мере она вела себя как человек. Искала выгоды себе — да, с кем не бывает. Язва? Это черта характера, хоть и порочная. Зато она с психикой стабильной и знает, что такое личные границы. Даже с Хисторией она была отстранённой. Навязываться кому-то она не хотела, да и не видела смысла. В ней по крайней мере чувствовалась сила и выносливость, способность здраво оценить ситуацию. Ален даже с ней подружилась бы за время кадетки. Но видно, что им не по пути. Так и произошло. Жаль… Может, если бы не сила титана, они были бы подругами и Ален побывала бы на их с Хисторией свадьбе. Хах, забавно. На Хистории столько ребят хотели жениться. Да за неё даже Армин переживал! И что она такого делала, чтобы быть интересной парням и не только… Кирштайн, что скакал на лошади впереди, повернулся немного в сторону, чтобы проверить как там повозка. Сначала кивнул Моблиту, а затем посмотрел на Армина и Ален. Половина лица осветилась факелом и только теперь девушка заметила, хотя на таком расстоянии, скорости и тьме было странно это увидеть, рану на его щеке. Скула посинела, как будто кто-то его легнул сковородкой. Она уже хотела спросить, но поняла — придется кричать, чтобы он услышал. А в нынешней ситуации это последнее, что должно её волновать. И действительно, почему это её беспокоит? Некоторое время она пыталась удержать своё любопытство на попе ровно, но не выдержала и обратилась к Армину. — Откуда у Жана синяк на щеке? — Что? — Парень не сразу понял вопроса, так как в его голове всё ещё мелькали отрывки речи майора и паралельно он гнал лошадь во всю прыть. — Ах, щека? Это его Хичи приложила. — Хичи? — нет, это не укол ревности, просто о пленниках и перебежчиков со стороны полиции им не докладывали. — Да, девушка одна из Военной полиции. Вы с ней, кстати, немного похожи. Они с Марло хотели меня типо арестовать, но сами угодили в плен. А потом Жан уговорил Леви принять их в команду. — С чего это Жану нужно? — Не знаю, но они нам здорово пригодились. Подсказали где взять информацию. И где охрана плохая. Хотя знаний для обычных новобранцев у них больше чем достаточно. Ален пыталась переварить информацию. Двое из военной полиции переходят на сторону разведки без видимой на то причины и выгоды. Всё настолько непонятно и смешно, что девушка даже пропускает на лице усмешку, привычно приподнимая брови и улыбаясь одними уголками губ. Вернув себе обычное безразличное и уставшее выражение лица она поднимает взгляд выше и замечает, что Жан также смотрит на них с Армином. Освещённая сторона лица показала усмешку и тут же скрылась во тьме. Кажется, Ален пора немного отдохнуть. А то уже ухмылки всякие мерещатся. Поэтому она устраивается на плече Армина и смотрит на копыта лошадей. И правда надо отдохнуть.***
— Вот это пир!!! Ален, наверное, впервые за это время так счастливо кричала. Они с Сашей уже захлебнулись бы в слюнях, если бы колкий комментарий Жана не долетел до их ушей. — Только давайте не сожрите друг друга. А то мы уже почти расправились с офицерами и добыли кусочек. Вот ведь! Как хотелось ему вмазать, но она увидела следующее: в одно мгновение Саша Блаус, как сумасшедшая оголодавшая собака, набросилась на общий кусок мяса. Конни держал её сзади, а Жан пытался вырвать еду. С одной стороны это казалось весьма забавным. С другой донёсся крик Кирштайна. Саша ему чуть руку не отцапала. Её вырубили походу. Жаль. А могла бы поесть как нормальные люди… Хотя нормального здесь вряд-ли можно увидеть. Только Марло и некоторые офицеры выглядели адекватными и трезво смотрели на еду. Парень удивился этому безумию. Конечно, это тебе не военная полиция, где пьют портвейн и заедают вяленой говядиной. Свой кусочек Закклай смаковала и наслаждалась. Общая какофония звуков её не касалась. Единственное, это соседство с Йегером немного напрягало. Он всё же псих. В этом она уверена на все сто процентов. Когда всё уже поели за столом завязался спор. Жан выказал недовольство пылкостью Марло. У всех перед глазами был вечно напыщенный Жан, но Ален чувствовала на каком-то ментальном уровне, что этот блондин с самомнением больше чем Колоссальный титан, сейчас пытается скрыть своё беспокойство. Такое ощущение, что он, как курица с яйцом, боится, ведь птенец Марло может сдохнуть. Ален не разделяла мнения Жана. Марло прав, он сам выбирает себе жизненный путь и, вступив в разведку, он всё этим сказал. А эти речи о самоубийцах… Разведчики в принципе самоубийцы, раз посвящают сердца собственной смерти. Снова драка. Ален с удовольствием замечает бездействие Микасы. Она как будто торжествует и наслаждается, что оба придурка встряхнут мозги и поймут, что драка их тоже всеобщая показуха. Об отношениях Жана и Эрена Ален тоже думает иначе чем остальные. С какой стати Кирштайну беситься с сумасбродных речей и идей Эрена. Вывод один: он понимает и осознает ценность жизни, хоть и сам пошёл в разведку. Жан не хочет допускать и мысли, что такие придурки, но родные придурки, могут помереть. С кем тогда Жану собачится? Ну есть в запасе ещё Конни, Саша и Ален. Но такого идиота как Йегер, он уже вряд-ли найдет. Торжество ещё больше окутывает Закклай, когда она видит, как в драку вмешивается капитан Леви. Получили своё оба. И по заслугам. Наверное, пора оказать медицинскую помощь. Эрена подхватывает Армин и утаскивает с «поля боя». Жан всё ещё лежит мордой вниз и Ален не может не пропустить комментарий в его сторону. Она опускается на корточки напротив его лица и со слащавой улыбкой Чеширского кота говорит: — Мне позвать мамочку, чтобы тебя полечили? Жан в ответ что-то яростно хрипит, но эту бессвязную речь совершенно невозможно разобрать. Хотя по горящим глазам можно понять, что без матов не обошлось. Проглатывая очередной смешок, Ален поднимает парня над землёй. В момент торжествующее настроение сменяется злостью. — Спрингер, мать твою! Так и будешь смотреть или всё же поможешь. Он не пять килограммов весит. — Мать мою не тронь! Иду я. Коротышка понуро отпускает голову вниз и с сожалением осознает — от этой бестии он отделаться не сможет. Поэтому с повиновением скромной овечки он подхватывает Жана с другой стороны и ведёт в сторону выхода. Да… Вечеринка удалась.***
Слишком. Слишком много всего произошло за эти сутки. И если идя сюда под покровом темноты, создавалось мнимое спокойствие и надежда на хороший исход, то сейчас с 9 выжившими товарищами говорить о хорошем исходе всё равно что радоваться на похоронах. Ален сидела около Саши, Конни поил её из своей фляги и вообще очень о ней заботился. Армин казалось в трансе. Его словно прошибло чем-то. Нелегко парню приходится. Стал титаном. Сожрал своего бывшего товарища. Выбрали его, а не командира Эрвина. Жутко. Ален встала и решила пройтись по стене. Кажется она сломала руку, при падении во время превращения Колосса. Глаза щипало и всё лицо стягивало от запекшейся крови. Воду стоит экономить, но терпеть это просто невыносимо. Тем более эти взгляды капитана Леви уже достали. Сам не лучше выглядит ещё и важничает по поводу её боевого внешнего вида. Конечно, она не так замаралась как тот же капитан, но ощущение грязи и запах крови неприятно оседало на подкорке памяти. Она его запомнит и надолго. Теплилась надежда, что всё это: смерти, страдания, ранения, боль, решения, выборы и жертвы мечтами были не зря. Флок стоял где-то сзади и кажется пытался скрыть накатившие слёзы. Его можно понять. Ален ему даже завидует немного. Он хоть как-то может выпустить пар и выразить свои чувства. У девушки всё это бушевало внутри. Она смывала с себя не только грязь и кровь, но и боль, всю вселенскую усталость, ненависть к этой титаньей братии и наконец гнев. Гнев на то, что чёртов Эрвин Смит со своими дурацкими идеями нихрена не стратег. Ничем не лучше Хистории. Хотел умереть благородной смертью. Ну и вот что из этого. Получите — распишитесь, как говорится. Нет, Армин тоже необходим для будущего разведкорпуса и всего человечества. Но благородностью от смерти Эрвина Смита и не пахнет. Верно сказал Флок, он демон. А демонам нет места в нашем мире. Мыслительный процесс прервал плащ, который какой-то невообразимой тяжестью опустился на плечи девушки. Но теплый и такой уютный. Тоже испачкан в крови. Следом с плащом положили и ладони. Такие же теплые, даже горячие. Ален обернулась. Жан стоял не твердо и почти шатаясь. Он опирался руками на девушку. Не самую подходящую опору он выбрал. Сейчас оба как свалятся со стены и на двое выживших в Сигансине меньше. Закклай поспешила присесть, а вместе с ней и Кирштайн. Он тяжело сглотнул и опустил одну руку, а одну оставил на её плече. Говорить не хотелось, да и в горле как-то пересохло. Из-за всего произошедшего хотелось просто умереть. Но это глупо, ведь жизнь далась им такими колоссальными усилиями. Умереть хотелось лишь от тяжести ответственности, которая тяжёлым грузом легла на плечи этого десятка везунчиков. Хотелось, потому что боль была невыносима. Жан тяжело вздохнул и взглянул на небо. Плохо. Это слишком маленькое слово для описания столь сильного испытываемого чувства. Где-то на заднем фоне слышались хрипы Саши и глупые шуточки Конни. Армин и Флок продолжали быть неподвижными и тихими. Как статуи. Ален в каком-то необъяснимом порыве потянула Кирштайна за рубашку. Хотелось плакать. Очень. Он обнял крепко, будто бы сам в этом нуждался, но не решался сделать первый шаг. Она знает его как резкого парня, который на все нюни и слёзы говорит: «Не время». И вот сейчас окутанная теплом плаща и в объятиях своего недруга Ален дала волю чувствам. Долгожданные слёзы покатились из глаз. Жан не шептал успокаивающие слова, не гладил по спине в теплом жесте, а просто застыл. Может быть он испугался этой стороне личности девушки, с которой он никогда не сталкивался. А может просто не знал как реагировать в подобной ситуации. Думать об этом хотелось в самую последнюю очередь. Поэтому Закклай заливалась слезами, стоявшими в горле вот уже несколько лет. Никто не подходил и не охал от данной сцены. Все понимали, что нервы на пределе. Это давно забытое чувство горячих мокрых дорожек на щеках, свербение в носу и икота безумно, но радовало Ален. Наконец первые шевеления со стороны парня. Он мягко отстранил её от себя и начал вытирать ей слёзы. — Ну всё. Хватит. Шепот, граничащий с тишиной, возымел эффект нового любимого успокоительного. Ален, как натренированная зверюшка, тут же послушалась и стала дышать глубже. Пелена слёз медленно сходила с глаз и она наконец разглядела его лицо. В царапинах и ранах поглубже, на виске большой кровоподтёк. В отличие от неё его не особо заботил его внешний вид, по причине чего он сейчас во всей своей красе с грязью и кровью смотрел на неё с самым страдающим выражением лица, которое она когда-либо видела. — У тебя руки дрожат. И правда. Когда он медленно вытирал слезинки и отстранял ладонь на несколько миллиметров можно было почувствовать мелкую дрожь. Не от холода, так как они были тёплыми. Скорее от стресса. — Это тебе кажется. Но продолжал вытирать уже сухие щеки и это теперь граничило с каким-то нежным поглаживанием, чем простым проявлением внимания. — Жан… — зрительный контакт восстановлен, — спасибо тебе… Желваки парня заходили ходуном и он не в силах что-либо говорить просто кивнул. Ален снова обняла его и проговорила: — Спасибо… Ещё несколько минут объятий и неугомонная девчонка вновь заговорила. — Тебе ведь тоже хочется… Поплакать. У тебя так сердце стучит и ты дышишь часто. Жан бы, тот Жан который был в кадетке, сейчас усмехнулся и сморозил бы очередную колкость. Но этот Жан, прошедший через всё это вселенское дерьмо, молчит. Оно и понятно. Если скажет хоть слово, то точно расплачется. Не по-мужски это. Он просто поддержал боевую подругу. Он не должен… Ну нет. Реветь как девчонка, он точно не будет. Кирштайн он и в Африке Кирштайн. Всегда будет терпеть. Боль, слёзы, ненависть, обиду. Он будет терпеть. Но этот взгляд… Она смотрит точно в душу. Так умел только Марко. Не глазами смотреть. Да и не смотреть вовсе, а чувствовать. Он отвернул голову в сторону. Вот же идиотка. И на кой черт он решил строить из себя принца спасителя, чтобы эта придурошная выпустила пар и наконец поплакала?! — Не хочешь? Ну не может он ей врать. Именно ей и не может. Всем кругом врёт. Врёт Йегеру, Микасе даже Армину соврал. Тогда, когда сказал что верит ему. Да. Где-то внутри теплился огонек надежды, но он человек реалист. Он взвесил все за и против и понимал — сейчас они все умрут. Но реальность теперь далеко не такая. Прямо как у героя дёшевого романа. Он точно не умрёт. По крайней мере до конца книги. Поэтому он обречённо опускает глаза вниз. Ален понимает это. Не хотелось показывать свою слабость. Но она уже её открыла перед ним. Так почему бы и ему не сделать тоже самое? Он ведь переживает. Тот же Марло. Этот придурок, с которым он спорил в столовой, чёрт бы его побрал, сейчас спит мёртвым сном. И ведь не похоронен даже с честью. Хотя это последнее о чём он может думать сейчас. Жан знал. Знал, что тот погибнет. Потому что Жан реалист. Он не строит ложные надежды.***
Трудный. Очень трудный день. Так хочется поскорее прилечь на кровать. Правда, она не очень то и мягкая. И одиночеством насладиться не удастся. И день только начался… Ален смотрит в безоблачное синее небо и хмурится от слишком яркого света солнца. Кажется, она зря выбрала именно эту локацию на сегодняшнюю внеочередную уборку. Слишком жарко. Пусть уже начало сентября, но хочется верить, что скоро можно будет принарядиться в плащи и куртки, а не сгорать заживо на этом пекле. Её сегодняшнее задание наливать воду в вёдра своих сослуживцев. Видите ли капитану Леви приспичило убираться именно сегодня. Спасибо, хоть не в дождь. Вытирать пот со лба не было смысла. Через минуту всё равно будет мокрым. Кажется, за один только час она набрала 100 литров. Друзья и другие кадеты то и дело пробегали мимо, забирая полное ведро и оставляя чистое. Уборка вовсе не генеральная, но с Леви уборка проходит, как марафет перед смертью. Сам капитан намывал окна на верхнем этаже здания, нависая над стеклом при помощи УПМ. Он конечно, ловкий, но свалиться с шести метров, как-то не очень хочется. Микаса только что отнесла Леви ведро наверх, потому что надо идеально чистое окно! Он точно больной… Эрен старался отчистить пол в столовой до блеска, хотя в деревянных полах разве такое возможно. Конни балансировал на двух стульях в надежде дотянуться до потолка и смести пыль, при этом не шлёпнуться на своё прекрасное личико. Саша уже по третьему кругу протёрла всю мебель в общих комнатах, чтобы не дай бог где-то пропустить пылинку. Армин по примеру капитана намывал окна, но с другой стороны здания. То и дело сменяли друг друга, то подстраховать надо, то помочь перетаскивать мебель, если это было необходимо и намазывать на углы стен средства от крыс и тараканов. Да, хотя в этом здании жил самый чистоплотный человек на Парадизе, но никто не отменял того факта, что здесь не жили уже несколько лет и вывести всякую дрянь, появившуюся здесь за время отсутствия человека, не так то просто. А Жан… Жан к слову ничего не делал. Он, конечно, стоял рядом с Эреном и подбадривающе кивал, говоря какой он дурень раз пропустил в каком-то там углу грязь. Они, кстати, с недотитаном уже успели три раза поссориться, дважды подраться и семь раз получить по башке от капитана. С окна. Ведром. Ален набирала уже которое по счету ведро и обессиленно поставила его рядом с колодцем. Всё. Сил нет. Она упала, точнее присела спиной к колодцу попой на песок и, вытянув ноги, тихонько застонала. — Боже, как же это прекрасно! — Что прохлаждаешься, Закклай? Жан, будто стена, стоял над ней и закрывал этот еле уловимый прохладный порыв, которым веяло от леса. Закатив глаза и рассерженно цокнув, Ален слабо пихнула его ногой в сторону. — Жан, не повышай градус. Тут и так душно. Ладошкой девушка решила помочь себе и создать мнимую иллюзию ветерка. Жан не отошёл и даже с места ни капельки не сдвинулся, только на корточки присел. На нём, как и на самой Ален, была форменная рубашка, белые штаны, сапоги по икры и ремни для быстрого закрепления УПМ. Только в отличие от неё он не выглядел измотаным и таким жалким. Девушке абсолютно не нравился такой расклад. Почему капитан назначил именно его следить за выполнением работы. Хотя Жан мог спокойно сидеть в тенечке, изредка поглядывая в сторону здания, он добросовестно выполнял своё поручение, иногда даже помогая беднягам сокурсникам. Про такого, как он, говорят: истинный лидер. Но ему всего 19 и он сволочь с самой обворожительной улыбкой на районе. Нет. Он не нравился всем и каждой, просто уж очень походил на местного Лавиласа. Ален, конечно, не отрицала его харизматичность и даже некоторые таланты, но всё также внутренне ненавидела его за эту вечную ухмылку, что не сходила с лица даже сейчас. — А что рядом со мной тебе становится жарко? — Идиот. Много чести. На улице 35 градусов, если не больше. А ты говоришь, рядом с тобой. Да сейчас от любого человека будет слишком густой запах. — она, конечно, победно усмехнулась, но завидя недоверие в его глазах и мальчишеский азарт, тут же вспыхнула правдным гневом. А зря. От этого ещё жарче чем от смущения. — А ты, идиотка, в такую жару не додумалась ничего на голову нацепить? И правда. Даже в косынке сейчас было бы намного лучше. На голове самого Жана была какая-то шляпа. Говорили, ему кто-то из офицеров подарил. Странная вещь. Ему не идёт. Сосредоточенный взгляд на шляпе, Жан уловил, хмыкнул себе и снял её. Покрутил немного в руке и надел на Ален. — Бульк, — усмехнулся парень и кивнул на колодец сзади девушки. — Кажется, тебе прибавилось работы. — Да, пора! — согласилась девушка и, хлопнув по коленкам руками, уже собиралась встать. Жан стоял рядом и наблюдал картину маслом: Ален Закклай, гроза 104 корпуса кадетки, сама грациозность и аккуратность, сейчас хуже пьяного старика шаталась, только от того что встала. Она закрыла глаза ладонью, потому как в глазах всё резко потемнело и в ушах зазвенело слишком громко. Кто-то сказал бы, что Кирштайн садист и сволочь, не помогающая девушке, но он просто наслаждался этим её упорством и гордостью, которую она так отчаянно пыталась не уронить. Она уже потянулась к очередному ведру, как споткнулась и полетела вниз, прям на выставленные в ряд железные ёмкости. Всё загремело. Одно из вёдер прикатилось к ногам Кирштайна и упёрлось ему в сапог. — Эй, ты там живая?! Он стоял на некотором расстоянии, а сам колодец закрывал ему вид на распластавшуюся на земле девушку. Он взял ведро в руки и подошёл к ней. — Вставай. Я тебя на себе тащить не собираюсь. — Слабак. — донеслось до него тихое оскорбление. — Это я то? Ты вообще в курсе сколько ты весишь? — Всё равно слабак. — У тебя солнечный удар, идиотка. Додуматься же надо. В такую жарень и на улице работать. Его гневные отчитывания никто не слушал. Ален была слишком увлечена собственным звоном в ушах и яркими зайчиками перед глазами. А остальных слушателей в округе просто не нашлось. Все были заняты своими делами.***
Неудобство положения полусидя теперь понятно. И кто только придумал посадить её под дерево? Хотя тут очень хорошо. Прохлада леса, тень и спокойствие. Она полностью открыла глаза и увидела базу неподалёку. А вот чуть ближе она увидела не меньше чем призрака ну или видение. Жан Кирштайн выполнял ЕЁ работу! Рубашка теперь не выглядела также безупречно как до этого. Рукава закатаны до локтей и сильные мышцы с силой накручивают цепь на оголовок. Рядом с чувством восхищения, ведь она никогда не рассматривала его так, появилось чувство благодарности. Хотя… Если она не выполняет работу, камень в его сторону. Она решила не злоупотреблять своим положением обморочного больного и поспешила встать. После отдыха в глазах не темнело и резко не светлело. Всё прекрасно. Она решительным шагом направилась в его сторону. Он был в той самой шляпе, которую ранее дал ей. — Как самочувствие? Парень не отвлекался на подошедшую, а продолжал накручивать цепь. Девушка наклонилась к колодцу и достала полное ведро показавшееся на поверхности. Она поставила его в сторону к другим уже наполненным и смочив в нем руки обтерла лицо и шею. Вода слишком быстро испарилась, зато прохлада и нежное стягивание кожи осталось. Жан как заворожённый смотрел на происходящее. Ален прикрыла глаза и подставила лицо жаркому слабому ветру. На голову опустилось что-то мягкое и нагретое. Девушка тут же открыла глаза и подняла руки к верху. Перед ней стоял Кирштайн и всё также странно смотрел ей в глаза. Да, вот что жара делает с людьми… — Зачем? — Чтобы опять в обморок не свалилась. Ловить не буду. — Как будто до этого ловил. Бока, как нарочно, заболели именно в этот момент, напоминая о не совсем мягком приземлении. — Это я на будущее. Отдыхай пока. Я все вёдра уже наполнил. Только сейчас до Ален дошло, что прошло немало времени пока она очнулась. Часа два точно. Солнце стояло в зените и пекло больше чем нещадно. Парень уже скрылся где-то в здании. Жопа Йегера, казалось, повторяла все движения тряпки, которой он водил по крыльцу их временной базы. Значит, уборка в здании подходит к концу. Леви и Армина с УПМ не видно, следовательно, окна уже помыли. Возможно не все, но обед это святое. Как чувствовала. Саша крикнула что-то вроде «Скорее, а то умру!» или «Сейчас титана сожру», что означало начало обеденного перерыва. И правда в столовой жизнь кипела. Хотя людей было и не так много, человек 40 от силы, здесь было слишком жарко. Даже каменные стены замка не спасали от внутренней температуры неминуемо стремящейся вверх. Да, день и правда очень трудный…***
Страшно. Страшнее не было даже в битве за Сигансину. Идти против титанов — безмозглых тварей, которые жертвы чьего то эксперимента, это одно. Но идти против живых людей… Не тех, что с помощью сыворотки превратились в гигантское чудище. А живых, обычных, настоящих! Это действительно страшно. Армин уже говорил, какого это — убить человека. Капитан Леви зачитал речь про победу любой ценой. Но как можно убить такого же человека как ты сам? Пусть враг, пусть плохой, но он тоже человек! Разве тебе решать будет этот человек жить или умрет? Фраза капитана больно врезалась в разум: «Либо тебя, либо его, третьего не дано». Ощущение, что по венам течёт грязная кровь. Ощущение, что ты итак убивала людей, но лишь в титаньем обличии. Ощущение отвращения к самой себе. Именно это чувство, ощущение оседало на подкорке памяти. Ничтожество, которое пало слишком низко. Так про себя считала Ален. Все тоже были в шоке от того, что сидят теперь как на пороховой бочке, в ожидании войны с Марли. Война не пугала. Пугал тот факт с кем её вести. Трудно сохранять хладнокровие, когда пальцы трясутся как от холода и коленки подгибаются от слабости. Слабая. Ален не любила самокритику и никогда не обвиняла себя в большем чем была виновна. Но только сейчас она поняла, как сильно жалела себя и свой разум, не позволяя себе констатировать очевидное — она слабачка. И почему она только пошла в разведку? Зачем вообще пошла в армию?! Ах, да точно! Чёртовы принципы её мамы и обещание бабушке. Защитить этот мир любой ценой. Наверное, если бы бабушка видела её сейчас она бы ни за что не брала с неё клятвы… — Поклянись мне, дочка. Поклянись, что защитишь мир любой ценой. — Да, бабушка. Я клянусь. Только пожалуйста не умирай. — Запомни эту клятву. Мир не спасти от гибели. Но можно защитить от угрозы. Твой мир это я и папа. Ты обязана защитить этот мир. Ты сильная. Твоя мать этого желала! — Да… Да, бабушка! Сильная. Только вот ни бабушки ни отца больше нет. Стоит ли вообще продолжать бороться? Или всё бросить и зажить спокойной жизнью. А что? Дом у неё есть, отец позаботился. Деньгами она тоже обеспечена. Нет. Это не то ради чего она шла в разведку. Здесь она не ради клятвы, данной давно умершим. Здесь она ради себя живой. А значит должна идти вперёд. Как там Эрен говорил?Поражение — это смерть. Победа — жизнь.
Услышав шаги сзади, девушка быстро вытерла слёзы. Сейчас всем нелегко. Незачем грузить кого-то ещё и своими проблемами. Море обманчиво. Только что было невероятно жарко, а спустя несколько минут, как только скрылось закатное солнце, стало намного холоднее. На небе будто разбрызгали все темно синие и фиолетовые краски. Очень красиво. Помогает отвлечься. Человек рядом не спешил садиться, так и завис над ней за спиной. Ветерок теперь обдувал не приятным бризом, а ночным холодком. От такого констраста температур девушка поежилась. Строительство новых поселений и в первую очередь новой штаб квартиры разведки, а ныне самого популярного подразделения армии Элдии, уже шло полным ходом. Так что крыша одного из почти законченных зданий отлично подходила для одинокого размышления и самобичевания. Только вот человек за спиной разрушил это мнимое спокойствие, как карточный домик. Отталкивать и прогонять незванного гостя вовсе не хотелось. Только капелька разочарования и раздражения ощущалась. С другой стороны она была даже немного благодарна. Будь она одна ещё несколько минут, мысли завели бы её на дорожку к тому какое она ничтожество и что лучше так не жить. Человек сзади снова дал о себе знать возобновившимся копошением. Следом на плечи девушки опустился зелёный плащ разведчика. Значит свой. От него веяло теплом и чем-то… Родным? Хотелось сохранить это чувство спокойствия на подольше. Особенно подогревало интерес незнание, кто этот заботливый нарушитель тишины, хотя были догадки. Разве много желающих отдавать ей свой плащ когда она ревёт как ребенок? Человек будто читал её мысли и присел рядом, являя ей профиль своего лица. — И что надумала? Он спросил как-то скучающе, но сосредоточенный взгляд выдавал его напряжение и беспокойство. Ален вглядывалась в карие глаза собеседника и всё думала: почему, когда ей нужна помощь, рядом с ней именно он? — Не знаю… Всё это так странно и… — Неожиданно? — Да, — Ален в который раз удивилась его проницательности. Всё же есть в нём хоть капля человечности. — я знаю, что глупо сдаваться на полпути к победе. Но… Кто знает, что ждёт нас завтра? Почему всё так сложно?! — девушка словно в отчаянии и разочаровании рыкнула и зарылась руками в волосы. Она уже устала. — А мы потому и не боги, а люди. Всего не узнаешь. Эти его комментарии как звон колоколов, сначала пугают неожиданностью, затем восхищают логичностью и красотой, а после начинают раздражать. Всегда переворачивает её слова сверху на голову. А она ведь и не просила отвечать. — По правде, мне и самому эта ситуация не очень так и нравится. А зачем думать о будущем, когда ещё настоящее не прожил? М? Действительно. Она слишком много думает о том, что будет, забывая о том что уже есть. Если бы не война, Жан точно стал бы философом или учителем! Если бы не война… — Ты прав. Признаю. Но как отпустить эти переживания? — Ну во-первых, — он притянул ногу к себе и теперь сидел в довольно странной позе: одна нога свисает с крыши, другая согнута в коленке, руки в замок на второй ноге, а поверх подбородок. — надо принять факт того, что проблема есть. — Какая проблема? — Видишь, ты отрицаешь. А так делать нельзя. — Почему? У меня и правда нет никакой проблемы. — Ты либо врешь, либо идиотка, обесценивающая собственные проблемы. — Чего? — Того. Слышала когда-нибудь про стадии принятия? — Допустим. — Значит не слышала. — Жан поднял голову и начал активно жестикулировать, рассказывая о психологии и азы собственного понимания себя, — Есть пять стадий принятия…***
Вот оно. Чувство гнетущего разочарования. Она знала, что именно этим всё и закончится. Слезами, болью и психической травмой на всю жизнь. Победили… Но какой ценой? Ханджи больше нет. Саши тоже. Капитан Леви теперь инвалид ветеран. Эрена убила Микаса. Герои? Да какие в жопу герои, когда за спиной тысячи трупов невинных жертв, десятки сослуживцев и любимые друзья?! Нет этого победного чувства. Бочка взорвалась и порвала к чертям не только жопу, но и душу, вонзая осколки прямо в глубь сердца. И опять он. Даже спокойно поплакать на могиле Эрена не даёт. Как тень по пятам ходит. И что ему только нужно? Он в свою очередь тихо встал справа от неё, снял свою дурацкую, как окрестила её Ален, шляпу и долго смотрел на почти сравнявшуюся землю. Ему тоже было нелегко вовсе это поверить и принять. Они же были соперниками. Жан и Эрен. Без них, а точнее их выходок, будет скучно. — Значит, уходишь в добровольческие войска? — Хорошая тема для разговора. — Ален просмотрела на него, как на идиота, ещё чуть-чуть и закатила бы глаза, — Особенно здесь. — Если ждёшь, что я буду плакать над его могилой и молить о прощении, не дождешься. Я от своих слов и дел не отказываюсь. Мне только Микасу жаль. Она же его так любила. И сама же… На минуту повисло молчание. На последней фразе голос Жана совсем осип и он нервно сглотнул, скрывая свое отвращение к решению покойника. Дурак. И Ален бы с ним согласилась. Но умерших не судят. Теперь этот мир ненавидит Эрена Йегера. И этот же мир прославляет Парадиз. — Кажется, я узнаю тебя с новой стороны. Парень выглядел бледным и каким-то болезненным. Хотелось обнять его и спросить как он себя чувствует. Но нет! Они же тоже вроде как недруги. Не враги, но и не друзья. Хотя анализируя теперь произошедшее за последние несколько лет, Ален уже засомневалась бы. Наверное, его смерть она бы не смогла принять с достоинством. Рыдала бы как последняя идиотка. И больше не от того, что он умер, а потому что ей не все равно. Жан скорее всего не так бы отреагировал на её смерть. Интересно, а что бы он сделал если бы она умерла? Дурацкие мысли. Девушка старательно отгоняла от себя эти чувства боли и страха. Нет. Эрен умер не для того, чтобы мы здесь были несчастны. Эрен умер для хорошего будущего. И она обязана его построить. Прожить эту жизнь прекрасно.«Я не прощу себе не его смерть, а мысли о том, что всё могло быть иначе».
Микасе наверное было труднее всех. Это единственное, что она сказала за всё время похорон. Армин удивительно молчал. Взгляд был пустым. Ален не смогла долго находиться там, поэтому пришла после. На следующий день. Никого. Она рассчитывала на спокойное рыдание по смерти товарища. А тут этот. Ещё и молчит. — Это с какой же? — вдруг отозвался Кирштайн. — Человечной. — Я по-твоему монстр? — Нет, что ты. Всего лишь сволочь напичканная амбициями и самомнением. — Серьёзно? — Ты уже забыл что-ли? Как предложил свою кандидатуру на наследователя титана Эрена. — Было дело. И что? — Ну конечно, — Ален отошла от могилы и отправилась в сторону стены. Жан быстро нагнал её. — К чему ты клонишь? — К тому что добровольная смерть, не делает из тебя добродетеля. Скорее козла отпущения, который сдохнет в пустыне от жажды. — Ого, и почему же? Вроде благородное дело. — У тебя мама есть? — Была. А что? — А другие родные? — Я не знаю. Наверное нет. — Вот и у меня. А значит о нашей с тобой смерти никто не вспомнил бы. — Ну ты уже как-то говорила, что носила бы цветочки мне на могилку. Разве не так? — Так. Я и буду. Только вот благородства это тебе не сделает. Учти, Кирштайн, — девушка резко остановилась и посмотрела прямо в глаза, — сдохнешь, буду всем говорить, что ты сволочь редкостная и эгоист. — Ух ты. Откуда такая ненависть? — Я тебя не ненавижу. — Значит, это забота? — Пошёл к чёрту! — Серьезно. Я тебе не безразличен так ведь? И ты бесишься с того, что я вот так просто тебя бросил бы на произвол судьбы. А сам сдох бы да? Да! Этот говнюк Жан Кирштайн был абсолютно прав. Ей не безразлично что с ним происходит, жив ли он, как себя чувствует, что думает, что ему нравится, а что нет. Она хочет думать, что это не так. Но реальность такова. Либо ты признаешь поражение и несёшь этот крест, либо мучаешь себя и других глупыми сомнениями. И почему вообще люди молчат и притворяются. Нужно говорить правду и в лицо. Только это как-то трудно, особенно если собеседник это Жан. Дело не в том что он красавчик в некотором роде, или в том что он ей симпатичен. Просто зрительный контакт с ним совершенно невозможен. По его глазам видны все эмоции, пусть даже лицо не проявляет их. Именно поэтому трудно ощутить лёгкость разговора. Проницательность не всегда хорошо. Ну нет, Кирштайн, ты её в тупик не загонишь! Девушка решительно разворачивается к нему и говорит: — Значит так. Не смей даже думать об этом. Потому что ты мне не нужен. Но и не смей подвергать свою жизнь опасности, ясно?! — Ультиматум? Хм. Я тоже тогда скажу. Я запрещаю тебе думать о смерти и вступать в добровольческую армию. — Да кто ты такой, чтобы запрещать мне…? — Да, точно! Кто мы друг другу? Ой, не туда свернула тропинка. Ой, не туда… В миг пыл Закклай остыл и она смутилась и покраснела. А кто они друг другу? Враги? Друзья? Сослуживцы? С врагом в обнимку не плачешь. С другом не ведёшь таких странных саркастичных диалогов о смерти. С сослуживцем не чувствуешь себя девушкой… Стоп. Что? — Не знаю… — А я знаю. — он сделал паузу и шагнул ближе. Теперь она смотрела вверх, а ему пришлось немного склонить голову. — Мы будущие муж и жена. Вот ведь! Сказал не дать не взять. Ужас. Да кто ему дал право так говорить?! — С чего ты взял что я соглашусь? — Я просто знаю. — Знает он. Какая из нас семья? Мы же вечно спорим. — Мне кажется, любовь потому и называют Великим чувством. Она способна залечить любую рану, сгладить острый угол и свести во единое несовместимых. — Долго речь готовил? — Пару месяцев думал. — Оболдеть. — Ну так что? — о боги! Жан Кирштайн стоит на колене перед Ален Закклай. Это не учебная тревога! Это правда. Он тянет руку во внутренний карман и достаёт маленькое колечко. Тонкое, но сверкающее глянцевым серебром. — Ален Вивиан Закклей, согласна ли ты выйти за меня замуж и терпеть меня до конца моих дней? Момент или проведение, но точно как во сне, девушка смотрела на мужчину перед ней. Теперь и парень грех сказать. Он уже точно мужчина. По его лицу и глазам видно, что он не шутит. Идиотина! Второй день после войны. А Жан Кирштайн решает жениться. Ну а почему бы и… — Да. Она это сейчас вслух сказала? Похоже что да, раз спустя несколько дней она думает над своим свадебным платьем и гостями, меню и прочими хлопотами, которыми обычно забивают головы себе девушки. Для Ален Закклай это всё так непривычно. Да и для Ален Кирштайн это тоже в новинку. Но теперь эти перемены она проживет точно не одна. Теперь он не просто будет успокоительным. Он будет кислородом.