Бездуховно, но душевно

Сережа тянется за лубрикантом в ящик, пока Позов раздевается. У него стоит, должно быть, болезненно. Серега выдавливает на пальцы смазку, так обильно, что капает на кровать, и растягивает наспех — он и сам уже с ума сходит, член неприятно трется о ткань домашних шорт. — Расслабься, — предупреждает Матвиенко, покрывает член остатками смазки, вытекающей из дырки, и входит в одно плавное движение. Дима стоны не глушит — скулит в горло, как сука. — Блять, кто бы мог подумать, что тебя так член приструнит. Сразу такой послушный, — шепчет Сережа и кусает за загривок. Его ладонь ложится на шею Диме и слегка сжимается — просто чтобы показать, что у него весь контроль. Телефон загорается очередным пропущенным от Кати. Стыдно ли ему? Едва ли. Стыдно должно быть Диме. — Знала б Катя, что ее любимый муж сейчас стонет под своим другом, подставляя зад. Она вообще видела тебя таким податливым? Или с ней ты играешь мачо? — Сережа хрипло усмехается. — А потом ползешь ко мне, чтобы тебе присунули? Позов стонет по-блядски громко и несдержанно, сжимается вокруг члена так, что становится тяжело двигаться. Узкий, горячий, наспех растянутый — оба были не в состоянии нежничать. Серега задает щадящий ритм и водит ладонью по спине, пересчитывая позвонки, оглаживая выпирающие лопатки. Тело Димы — давно изученная местность, но Матвиенко всё равно может сойти с ума и заблудиться от столь умопомрачительного зрелища. Это не их первая ночь, но перерыв был большой — Позов тугой и чувствительный. От каждого толчка по простате он мечется, словно сам не знает, хочет насадиться или вырваться. Серега наклоняется, шепчет:  — Ну, давай, помоги себе. Получив разрешение, Дима нетерпеливо надрачивает себе, плевав на несинхронный темп, а Сережа наконец ускоряется, руками вцепившись в ягодицы, чтоб оставить синяки на коже. Неправильно, но кто его осудит, если все, что они делают — неправильно. И, может, в этом их главное удовольствие.