Изгнанники, несущие беду.

Запретный плод сладок. Вы убедились, испытав это на собственной шкуре. Мать убила бы вас обеих, узнав об этом. О том, что вы прозвали «общим грехом». Она всегда была твоей. Твоей и ничьей больше. Никто не смел прикасаться к ней. К твоей любимой сестренке. Это началось еще с детства. Вы всегда были близки и никогда — по крайней мере, ты не помнишь этого, — не ссорились. Да, были моменты, когда минутная злость буквально прожигала тебя изнутри, заставляя ненавидеть эту девчонку каждой частичкой своего тела. Но не более. Вы всегда быстро мирились, забывая о том незначительном скандале. Она прижималась к тебе, утыкаясь в шею, и ее дыхание обжигало бледную кожу. — Я люблю тебя, Белла. — Шептала она, обхватывая руками твою талию, и ты просто не могла злиться. С возрастом становилось только хуже. Ты прекрасно помнишь, как она пришла к тебе впервые. Нет, она приходила раньше, оправдываясь кошмарами и дементорами, что обитают в темноте под кроватью. Но в эту ночь все было иначе. Совсем иначе. Ты помнишь, как она вдруг наклонилась, коснувшись своими алыми губами твоей шеи. Ты понимала, что соглашаясь на это, ты подвергаешь опасности вас обеих. Но не могла отказать. Мать убьет вас, если узнает. Ваши родители были слишком строги. Вы боялись их. Но ты умела постоять за себя, в отличие от Цисси. Ты могла повысить голос на мать, в то время как Нарцисса боялась смотреть ей в глаза, когда та в гневе. Но тогда ты понимала, что если Друэлла узнает об этом — не жить обеим. Ты целовала ее. Твои поцелуи всегда были мягкими и нежными. Совершенно не в твоем характере. Ты позволяла себе слишком много. Позволяла себе любить ее. Руки скользят по ее животу, приподнимая шелковую ткань белой ночной сорочки. Касаешься шеи, чуть дольше дозволенного задерживаясь на линии ключицы. Она приподнимается на локтях, позволяя тебе прильнуть ближе. Целуешь долго, словно пытаясь запомнить каждый миллиметр ее тела. Вкус ее губ… После той ночи жизнь превратилась в риск. Вы жили риском. Дышали им. Кажется, каждая секунда была насквозь пропитана напряжением. Никто не должен был знать о том, что вы творите. Никто бы не принял этого. Тебе приходилось накладывать заклинания на двери и стены, молясь Мерлину, чтобы никто из родителей не решил заглянуть к тебе ночью. Вы знали, что безумие закончится, как только одну из вас выдадут замуж. Поэтому старались как можно дольше оттягивать этот момент. Тебе пришлось уйти первой. Ты слишком долго просила мать задержать церемонию. В какой-то момент ее терпение кончилось, и она просто перестала тебя слушать. Просто поставила перед фактом. Вам было сложно. Больно. Но ты понимала, что ничего уже не изменить. Традиции были своего рода «основой» вашей семьи. Их нельзя было нарушать. Нарцисса вышла замуж немного позже. Тебе никогда не нравился Малфой. Он казался мерзким и слишком… гордым. Ту ночь она провела у тебя на руках, не в силах унять тихий плач. Ты же была зла. Нет, не так — ты была в ярости. Ты пообещала избавиться от него любым способом. Поклялась остаться рядом, что бы не произошло. Ты никогда не врала ей. Никогда.

***

Стояла глубокая ночь. Нарцисса сидела в кресле подле камина, поджав под себя ноги. Прошел почти год с момента окончания войны. Сейчас ее ничто не держит. Люциус отправился в Азкабан, как и следует этому последнему мерзавцу. Беллатриса сдержала свое обещание. Избавила сестру от мужа. Но клятву, увы, сдержать не смогла. Ушла раньше. Семь лет спустя мы встретимся в Аду, Семь лет спустя благословим дороги, Чужих сердец отвергнутые боги, Изгнанники, несущие беду…