Мы встретились в октябре

— Ну и как их варить? — вздыхала Кира, крутя упаковку. — Ты серьезно не знаешь, как варить вареники? — недоумевала Дана. Алина бездумно сидит на стуле в общей кухне. На единственном стуле! Удивительно, как его ещё не сперли добродушные студенты-театралы. Она только из душа, поэтому мысли совершенно не вяжутся. На голые плечи капают капли воды, ведь Кузнецова снова плохо прошлась по ним полотенцем. В перепалке соседок учавствовать желания нет. Его нет вообще ни на что, даже на движения. Она просто ждёт вердикта, будут ли они в итоге есть. — Ну извините, я не шеф-повар! — Так, всё! Сама сварю, — взбесилась Полякова. Ненавидела же, когда с ней спорят. — Алина, ты жаришь лук! — Да, капитан! — полумертво отозвалась первокурсница, шаркая тапочками по кафельному полу. На левом был изображён виноватый кот, а на правом надпись: «понять и простить». Может быть и выкинула бы давно, но этот подарок был ей слишком дорог. Притащив огромную луковицу, началось самое страшное, из-за чего половина населения планеты его ненавидит. Слёзы. Но мало кто знает, что это попросту защитная реакция на летучие соединения серы — лакриматоромы, содержащиеся в луке. Алина плохо знает биологию, да и химию тоже, но это помнит хорошо. — Добрый вечер, прекрасная Алина, — девушка дёрнулась и чуть не просыпала только что нарезанный лук. — Юдин, блять! Я тебя убью! — со слезами на глазах это выглядело так, как будто он отвлёк её от очень меланхоличного момента. Горошко, облокотившийся о дверной косяк, смотрел на Кузнецову как на непонятный экспонат в музее. — Какого хрена ты в такое время в общаге делаешь? — Живу, вообще-то. — Юдин, я не в настроении. Ещё одно слово, и эта сковорода будет на твоём прекрасном лице. — Его хозяйка выперла, — подал голос Горошко. — А, Серёжа. Привет! — Алина немного неловко оглядела свой наряд. Майка на тонких бретелях и длинные спортивные клешенные шорты. В таком наряде она показалась Серёже ещё меньше и тоньше. — Не выперла, а культурно попросила съехать, прошу заметить! — Нечего было девушек каждую ночь водить, увалень, — усмехнулся Серёжа. — Ой, да заткнись. Завидуешь, небось. — О, конечно! Берегись проснуться однажды и увидеть то, что я на тебя… — Замолчите оба! — крикнула блондинка. На кухне стало слишком шумно, и она не совсем понимала от чего. Не может же быть столько шума от трёх человек. — Ты теперь с Серёжей в комнате? — Ага. Буду бесить его. Чтоб жизнь мёдом не казалась. — он обошёл Алину, стоящую около плиты, и облокотился о подоконник. — А у вас тут лучше, чем у нас на шестом. Музыкально. — Музыкально? — не поняла девушка, но, обернувшись, увидела магнитофон. — А, это. Не знаю, чей он, но все слушают на нем радио. — Алина Тимофеевна, вам бы отдохнуть. Совсем со своей учёбой и работой себя не бережёте. — Учту, Роман Викторович, — съехидничала в ответ блондинка. — О, оглоеды явились, — не стесняясь, сказала вошедшая Кира. — Тебя всё-таки выперла хозяйка? — обратилась она к Роме. — Обидно, вообще-то. Не выперла, а культурно попросила съехать! — повторил тот. — Ну да, ты же культурно там чаепития проводил, — продолжала ехидничать Степаненко. — А тебе будто не нравились эти чаепития, — с подтекстом ответил Юдин и получил за это под зад. — Слушай, — в голосе второкурсницы звучала угроза. — Шуруйка, ты в 310 и помогай нам с Даной резать салат, если поесть на халяву хочешь. А ты, Горошко, — обратилась она к парню, который все так же продолжал стоять в дверях. — Помогай Кузнецовой кашеварить! — и, забрав разделочную доску, они с кучерявым удалились. Из кухни послышался смех. Горошко и Кузнецову прорвало. — Иногда мне кажется, что при поступлении в театральный каждый получает в виде суперспособности — язвительность, — Серёжа засмеялся. — Не холодно? — учтиво спросил он, снова оглядывая первокурсницу. Та повела плечами. На кухне действительно было холодно, а она ещё и с мокрыми волосами. Он без раздумий стянул с себя чёрное худи и всучил Кузнецовой. — Не нужно. — Возьми, — настаивал Горошко. — Спасибо, — девушка нелепо начала натягивать кофту, которая была гораздо больше, чем она. На радио заиграла какая-то трендовая песня, но Алина переключила на «радио-дача», и по кухне разнеслись звуки «Шарманки» Николая Баскова. — Кстати о клонировании бабушек… — начала Алина. — Можем пополнить нашу коллекцию, — и девушка начала что-то искать. — Черт, телефон в комнате. Потом покажу, — она поднесла ко рту деревянную поварешку с вареником и начала дуть. Откусив, студентка шикнула — обожгла язык, так и не попробовав. — Чего смеёшься? — обиделась блондинка, а третьекурсник, не стесняясь, смял вареник прямо с поварешки, продолжая смеяться. — Ты охренел? «Всё так же рыдает шарманка, в Париже она чужестранка.» И Серёжа поцеловал Кузнецову. Мимолетно, неловко. Та замерла как вкопанная. По телу девушки пробежала мелкая дрожь, и она ответила на этот поцелуй, сама не понимая, почему. Лук явно горел, песня подходила к концу, а в ушах отражался лишь бешенный стук сердца. Вы же тоже всегда мечтали целоваться на общажной кухне под Баскова? Не жизнь, а сказка! — А, ой. Понял, — выпалил пришедший Юдин, но тут же поспешил скрыться. Алина отстранилась и рассмеялась от нелепости ситуации. — Вот черт, — девушка кинулась к сковороде с жаренным луком, который был безнадежно спален искрами их поцелуя. — Кира меня убьёт… — умозаключила Алина и была чертовски права. Соседка устроила ей нагоняй, а однокурсник Горошко странно поглядывал на них обоих и хихикал. На то, что соседка одета в Гороховское худи девушки отреагировали неоднозначно, но решили поднять этот вопрос на обсуждение позже. — Вот, смотри, — Кузнецова протянула Серёже телефон в красном чехле. Удивительно, ведь совсем недавно на нем был тот самый чехол со Стивом Роджерсом, который и положил фундамент их хрупкому общению. На фото были три бабушки в практически идентичной одежде. — Я все больше начинаю верить в то, что их либо выращивают в пробирках, либо клонируют. — Либо в Белорусском трикотаже скидки на одни и те же вещи, — встрял в разговор Рома. — Горошко, херней не страдай. Помогай стол переставлять, — Парни перенесли стол так, что он оказался рядом с двумя кроватями, чтобы студентам было где сидеть, ибо в комнате было всего два стула. Серёжа сел на чью-то кровать, которая стояла около окна и была заправлена мягким серым пледом. — Можно? — уже усевшись, поинтересовался третьекурсник. Алина, крутящаяся около небольшого холодильника, явно передающегося по наследству среди жителей этой комнаты, обернулась. — Да, конечно, — дала понять, что это её кровать, Кузнецова. Вернулась первокурсница к столу с баночками не самого дешевого пива. — А кто говорил о тонкости натуры? — напомнил подруге Юдин. — Закрой рот, — осадила его девушка. — Я всё равно не пью. — Не пьёшь? — удивленно вскинул Горошко, смотря на принесённый девушкой напиток. — Ага, она у нас типо спортсменка, — хихикнула Кира. Настроение Кузнецовой упало ниже, чем было до этого. Есть расхотелось, поэтому, взяв телефон и скинув тапочки, она с ногами забралась на кровать и села в углу, уткнувшись в гаджет. — Алина, прекращай, — возмутилась Кира, отчитывая ту, как маленькую. — Есть садись. — Не хочу, — она встала с кровати, нелепо надевая тапки без помощи рук. — Пойду отцу позвоню. — дверь захлопнулась. — Молодец, Кира, — язвительно кинул Рома. — Да что я опять сделала? Если у неё кипит с этой темы, это не мои проблемы. — Тебе русским языком сказали о том, что это тему вообще опасно поднимать. Поверь, если она захочет раструбить всему миру о том, почему ушла из большого спорта, она обязательно это сделает, — Юдин многозначительно посмотрел на Горошко. — Вот и беги за ней, давай! Чего сидишь? — Кира, успокойся, — твёрдо сказала Дана. Серёжа явно пожалел о том, что пошёл тогда за Ромой. Ничего не сказав присутствующим, он вышел из комнаты и отправился искать Кузнецову. Время уже было достаточно позднее, поэтому везде в коридорах был полумрак. — Алин? — позвал девушку третьекурсник. Со стороны лестницы, отгороженной проемом со старой деревянной дверью, послышался шум. — Все в порядке, — глаза её были покрасневшими, но дорожек от слез не было. — Алина… — он пытался подобрать слова. — Я не знаю, что происходит у тебя в жизни, но ты справишься. Правда справишься, — не ответив, Кузнецова без разрешения лишь обняла его. Крепко и трепетно. Вложив в эти объятия всю накипевшую боль. А он обнял в ответ, давая понять, что она обязательно справиться.