Лис и полковник

Злого и рычащего Тёмку, восседающего верхом на поверженном враге и активно работающего плотно сжатыми кулаками, неожиданно отшвыривают прочь за ворот тонкой потрёпанной футболки. Ткань трещит по швам, а сам он громко вскрикивает скорее от неожиданности, чем от осознания боли, приземляясь костлявой задницей на пыльную дорогу. Становится ужасно обидно, и дурацкие слезы так и норовят вырваться наружу, а ему ведь уже шесть лет. И настоящие мужчины не плачут! Он раздражённо трёт испачканными пальцами влажные глаза, когда его начинают отчитывать холодным устрашающим тоном, заставляя сжаться в комок и замереть. — Ты что творишь?! Ты же мог его убить, понимаешь? Человек в военной форме, склонившийся над подростком вдвое старше Ткачёва, смотрит на него чёрным злым взглядом, страшнее которого Артём в своей жизни ещё не видел. Сердце колотится так сильно, что кажется того и гляди вырвется наружу, но даже через бешеный шум в ушах доносится беспомощный душераздирающий писк. Он-то и помогает Тёме обрести дар речи и тонким подрагивающим голосом выкрикнуть в ответ: — А он мог убить его! Понимаете?! Тоже мне защитник Родины! Мудак самый настоящий! — Отставить выражения! Тёма снова вздрагивает от окрика, притягивает тощие колени к груди и надувает обиженно щёки, но молчит. Он уже давно привык, что ему всегда достается. А тут и к бабке не ходи, сразу все понятно, пацан этот, что над щенком издевался, тоже в форме, пусть и не такой как у взрослого, но все же. Плакать хочется всё сильнее, но надо держаться, щенку ещё хуже чем ему. Помочь бы как-то надо. Но Тёме самому кто б помог. Если к отцу его сейчас потащат, тот его до смерти ремнем забьет. Военный достает какую-то штуковину, чёрную, блестящую, что-то из нее вытягивает, пальцами быстро-быстро по поверхности отбивает и поднимается на ноги, обратно в карман штуковину засовывая. Артём вскидывает упрямо подбородок, готовясь к худшему — бить наверное до отца начнут. Взгляд сам собой возвращается к щенку, тот тоже на него смотрит мокрыми глазами и кажется пытается подняться или ползти Тёме навстречу. Глупый маленький зверь. И кто кого защищает... Военный садится перед Ткачёвым на корточки, достает из кармана платок, а из портфеля бутылку воды, смачивает ткань и начинает вытирать Тёме лицо. — Не волчонок ты. Обознался, — говорит мягче, спокойнее, ласково взъерошивая светлые спутанные пряди тёплыми пальцами. Приятно так, что макушка сама тыкается в чужую ладонь, подставляясь. — Лис самый настоящий. Только бешеный совсем, хоть и мелкий. Артём на слова не обижается, его и похуже называли. Больно не делают и то хорошо. Он снова оглядывается на щенка. — Не волнуйся так. Сейчас тебя в порядок приведем и ему поможем. — Правда? — с надеждой спрашивает Артём, заглядывая в глаза, уже совсем не пугающие как казалось раньше. — Правда. Ему тепло-тепло улыбаются и скорее гладят, чем щёлкают по носу. За широкими плечами обтянутыми военной формой Артёму почти не видно подъезжающую машину, да его она и не очень-то волнует, главное — что щенку повезло, как и Ткачёву.