Лис и полковник

Артёму вместе с Русом больше нравилось зависать возле гаражей, чем гонять мяч на школьной площадке, частенько участвуя в ремонте соседских «копеек» да «Москвичей», которые к деду Ткачёва буквально в очередь выстраивались. Руки у него были золотые, а слух до того острый, что зачастую определить проблему он мог даже не открывая капот. Дед путавшихся под ногами детей от себя не гнал, не только рассказывал, но и охотно показывал куда, что и зачем. Поэтому предсказуемо, что годам к девяти Артём разбирался во внутренностях советского автопрома лучше, чем в школьной программе за третий класс. Серьезно, кому нужна эта школа с глупыми стишками и непонятными примерами, когда ты настолько крут, что знаешь не только названия машин, но и деталей, из которых они состоят, а сам директор рядом со своей «Чайкой» выглядит тупее, чем ты на его уроке у доски. Артёму нравилось всё: звуки, запахи, атмосфера гаража, ощущение причастности к важному делу и конечный результат, который к тому же хорошо оплачивался. Он рано узнал о значении «карманных», и ему это понравилось. А потом одним непримечательным самым обычным днём он увидел её — ту, что не всегда можно было лицезреть по старому чёрно-белому телевизору, примостившемуся возле не менее древнего дивана в дальнем углу гаража. Она не ехала, а плыла между неровными кирпичными кладками, маня и сияя глянцевым блеском бесконечно длинных, чёрных, как сама ночь, ухоженных боков. Его словно арканом потянуло следом. Дотронуться до тёплого как живая кожа металла хотя бы самыми кончиками пальцев, казалось жизненно необходимо. Тёма в жизни так ничего не хотел, как забраться в её салон. Посмотреть, потрогать, понюхать... А если бы ещё хотя бы одним глазком да под капот... все б поумирали от зависти! Прокатиться на ней даже в мечтах не выходило. Двери чужого гаража захлопнулись почти перед самым кончиком остро-вздернутого носа, безжалостно отрезая его от мечты. — Министерская, — хмыкнул дед на все красочные Артёмкины описания и с энтузиазмом полез в Запорожец . — У них там свои ремонтом занимаются. Нам такое не светит. Обидно, но расстраиваться было некогда — в голове зрел новый план по проникновению в чужой гараж. Тёма было хотел заручиться помощью Руса, неплохо было бы постоять кому-то на стрёме, но делить её даже с лучшим другом не хотелось. Она была его и только его, пусть всего лишь и в мыслях. Неоднократно пересмотрев по видаку все излюбленные сцены из остросюжетных и криминальных фильмов, и достаточно поднаторев во вскрытии замков, обогащенный необходимым опытом Ткачёв тайком, ближе к ночи отправился на первое в своей жизни настоящее «дело». Было, конечно, страшно, но он и думать не смел, чтобы повернуть назад. Вера в собственный успех подстёгивала и окрыляла. В кармане шорт тихо позвякивали необходимые приспособы, позаимствованные в дедовом гараже, по виду больше всего походившие на воровские отмычки. Подсветив замочную скважину отцовской зажигалкой, Тёма принялся за дело. Возился он, кажется, вечность, вздыхая и сопя от усердия и всё сильнее накатывающего разочарования. Первый блин оказался комом. Артём потоптался вокруг, отказываясь сдаваться так просто, попытался найти лазейки, вычислить слабые места чужого гаража, но без фонарика было слишком трудно найти их в темноте, света от огонька зажигалки катастрофически не хватало. Но он не спешил отчаиваться, даже в чём-то радуясь возникшим на пути препятствиям, всё больше ощущая себя настоящим героем боевика, не сегодня так завтра обещая себе добиться поставленной цели. Но шли дни, а проникнуть в гараж, где томилась машина мечты, не выходило. Ещё и батя отлупил, обнаружив шастающего по среди ночи Тёмку. Нужно было срочно что-то менять в своем плане, но как назло не получалось придумать что. Идея Руса — подсунуть под дверь петарды и взорвать — не вызывала доверия. Большой бабах посреди ночи не останется незамеченным. Да и портить чужие вещи не стоило. Отец ему голову открутит или в приют сдаст, не первый раз грозится. После того как исполосованная ремнём жопа перестала болеть, Ткачёв отправился на разведку. Днём он ещё не появлялся, не желая столкнуться с хозяевами, справедливо опасаясь чужого гнева, поскольку дед отзывался о министерских крайне не лестно. А его авторитет для Артёма был непререкаем. К его большому огорчению у гаража крутились подозрительные вояки: один, присев на корточки, что-то рассматривал на земле, пока второй, шипя матами через слово, ковырялся у двери. — Узнаю, кто замок крутит, пальцы поотрываю мерзавцам... В гараж не зайти нормально, второй ключ уже ломается. Валь, ну хватит в следопыта играть! Лучше бы что дельное предложил, пока нам от Аристарха Павловича не влетело! — Да выкини ты уже ключ, все равно не откроешь. — Чего? — Того. Замок надо новый брать. Пошли. Завтра поменяем. Вот оно, сразу просек Артём, прятавшийся за деревом, это был его шанс. Тот самый. Удача сама шла в руки! Проследив за удаляющимися спинами в военной форме и воровато оглядываясь, он подобрал ключ и бросился к двери. Должно получиться, Тёма чувствовал сердцем. Так и вышло, с глухим скрежетом замок поддался мальчишеским пальцам. Тёма подпрыгнул на месте, закрывая рот ладонью и попискивая от радости. Она была такой же прекрасной, как он её помнил. Артём даже дышать забывал, пока пальцы скользили по гладкой поверхности блестящих в полумраке изгибов. Тёма обошел её со всех сторон, ласково погладил каждый бок, потянул на себя переднюю пассажирскую дверцу и очень удивилась, когда она поддалась. Салон пах просто крышесносно и вселял ужас своей чистотой. Не раздумывая, Ткачёв выбрался из кроссовок и юркнул на сиденье, обмирая от счастья, ткнувшись носом в обивку и вдыхая полной грудью. Наконец-то, сбылось! За спиной раздался громкий хмык, от чего Артём чуть не свалился с сиденья, оборачиваясь так резко, что хрустнула шея. — Вот ты и попался, поганец, — ухмыльнулся, склонившись над открытой дверцей, плечистый качок — тот самый вояка, что ругался, пытаясь открыть замок, — и сложил на мощной груди здоровенные руки. Артём пожалел, что, сняв кроссовки, поставил их так далеко, и сейчас не имел возможности дотянуться, чтобы съездить самодовольному гаду по ухмыляющейся роже, используя эффект неожиданности как отвлекающий маневр для побега. Фиг с ними с кроссами, лучше исполосованная жопа, чем срок по малолетке за взлом. — Валь, а это не тот ли малолетний рецидивист, что сына нашего генерала уделал? — прищурившись повнимательнее, спросил здоровяк, не отрывая буравящего взгляда от Ткачёва. — Больно мордаха хитрющая. И правда лисья. Явно что-то замышляет, паскудник. Он чуть посторонился, и из-за его плеча появилось ещё одно лицо — мордой назвать не получалось — правда совсем не ухмыляющееся, а строгое и знакомое, с пугающими до ледяных мурашек тёмными непроницаемыми глазами, навсегда врезавшимися в память Артёма. — Здрасьте, — буркнул Ткачёв, сильнее съёжившись на мягком удобном сиденье. — Здравствуй, Артём, — мягко и укоризненно прозвучал ответ. Сразу стало стыдно и захотелось уползти куда-нибудь на пол или на заднее сиденье, чтобы только на него так не смотрели, но тело отказывалось пошевелиться, только и получилось что закусить подрагивающую нижнюю губу. — Каков наглец, — присвистнул здоровяк. — Признал значит Валентина Юрьевича, — не вопрос, а утверждение только сильнее заставили смотреть исподлобья. Очевидно же что узнал, зачем чушь всякую нести? — Ну и что мы с ним делать будем, а? Последний вопрос, адресованный не ему, хорошенько так ударил по нервам. Валентин Юрьевич наконец отвёл свой убийственный взгляд, перемещая его себе под ноги и замечая Тёмкины поношенные запылённые кроссы. Нахмуренные прежде брови взлетели вверх, а следом на губах засияла лёгкая, как солнечный лучик, улыбка и глаза совсем как тогда сделались тёплыми-тёплыми. Всё внутри Артёма потянулось навстречу в робкой надежде, что его простят и погладят. Он ведь ничего плохого правда не хотел. Честное слово! — Известно что. В магазин за замком поедет. — Валь, ты же несерьёзно? Дворовую шпану и на генеральской машине катать? Ты с ума сошел, Лебедев? Но Валентин Юрьевич лишь спокойно и непреклонно отодвинул здоровяка от машины, склонился, подбирая кроссовки и аккуратно ставя их на вычищенный до блеска коврик, пристегнул Артёма ремнём безопасности и, заговорщически подмигнув Ткачёву, закрыл дверцу машины. — А как же я, Валь? — растерянно и всё ещё неверяще спросил здоровяк, наблюдая за происходящим. — А ты, Дим, как-нибудь сам. Пешочком, пешочком. Под уверенными ласковыми пальцами Лебедева довольно заурчал заработавший двигатель, а потом эти же самые пальцы пробежались по его волосам, несколько секунд просто поглаживая. Артём зажмурился от удовольствия и вдруг неожиданно для себя понял — вот теперь он действительно счастлив.