Simpler than that

Это был четырнадцатый день плавания. Все были заняты планированием всего, проверкой и подготовкой, и сегодня был пик их изнеможения, потому что шел дождь, и одному из них пришлось управлять штурвалом под ним — ну, Чонхо должен был . Он поправлял свою шляпу, когда почувствовал прикосновение к своему плечу, и это заставило его посмотреть, кто это. Это, конечно же, был Ёсан. Никто в здравом уме не пойдет под дождь — холодно и неуверенно. — Что ты здесь делаешь, хён? — спросил его Чонхо, но в ответ сирена просто поцеловала в щеку. Я только хочу быть здесь с тобой, вот и всё, — подписал он. — Можешь пойти спать, если хочешь, я не против, — ответил Чонхо. Ёсан покачал головой, а затем простоял под дождем с Чонхо ещё час, пока ливень не прекратился. — Я пойду пересменюсь с Минги-хёном, а потом мы сможем поспать, — сказал Чонхо, взявшись за руку Ёсана. Их одежда была мокрой, но им было всё равно. Чонхо подошел к комнате Минги, а его возлюбленный просто терпеливо стоял рядом, мило и молча следя за ним. Когда они переоделись, Чонхо заметил, что на теле Ёсана была повязка, а на белой ткани размазана кровь, что вызвало его тревогу. — Ёсан-и, что с тобой случилось? — спросил он, осматривая тонкое тело сирены и проводя рукой по забинтованной коже. Какой-то гангстер пытался меня ограбить, но я их всех сбил. — Кто знает об этом? Только Сонхва-хён. Я не хочу тебя беспокоить. Чонхо громко вздохнул, он не понимал, почему Ёсан должен быть скрытным от него — этот человек знал конфиденциальность, но не так. — Можно посмотреть? — спросил Чонхо. Он знал, что у сирен более низкая скорость регенерации над водой, так что продержаться так долго было бы очень тяжело. Рана на белой груди Ёсана уже зажила, но всё ещё есть неглубокая окровавленная рана, из-за которой его кожа превратилась в красную линию. Чонхо снял старую повязку, затем взял чистую ткань, чтобы убедиться, что кровь не вытекает из раны, не желая напрягать тело Ёсана больше, чем это возможно. — Скажи мне, если что-то не так, хорошо? — затем Чонхо поцеловал висок своего возлюбленного, проведя им по губам и самой ране. Это традиция, которую они принесли из детства и до сих пор — давай целовать раны друг друга, чтобы было не так больно. — Эй, звёздочка, — Хонджун только что проснулся, и его встретило такое прекрасное зрелище — Сонхва мягко улыбнулся после поцелуя, как он обычно делает, чтобы разбудить капитана. Он всегда чувствовал мягкую теплую соленую карамель от сирены, всегда напоминавшая ему о доме и о том, как она может содержаться в таком красивом человеке. У них нет времени даже просто поприветствовать друг друга должным образом, так как их расписание ни разу не совпадали в эти дни. Кровать всегда казалась холодной, она была такой пустой, когда рядом не было другого. Будь то Сонхва, отсиживающийся в комнате Минги и переписывающий тексты с последним, или Хонджун, который рулит поздно ночью — потому что теперь он даже не может спать без Сонхва, поэтому он прибегал к рулевому управлению, когда его звезды не было рядом. Они построили эту зависимость от присутствия друг друга до такой степени, что их просто утомляет, если они не разговаривают хотя бы час. — Я сказал мальчикам, что мы очень устали, и они уже взяли верх. Давай просто отдохнем сегодня, — сказал Сонхва, но Хонджун сел, почесал волосы, а затем медленно потянул руку своего возлюбленного, чтобы поцеловать его. Сирена, конечно, потеряла сознание от этого действия, но затем поцелуй перешел во что-то более горячее — что-то больше похожее на похоть. Их языки танцевали вместе, и теперь Сонхва добралась до воротника Хонджуна, сжимая его так сильно, как будто это конец света. — Я начинаю сомневаться, что Утопия — это место, звёздочка, — прошептал Хонджун рядом с ухом сирены. — Потому что ты моя Утопия, мой дом, мое всё, — дыхание Сонхва сбилось, его неглубокие вдохи отражались над лопаткой капитана, а его нос парил над ней. — Хочешь ли ты это сделать? — сказал ему Сонхва через несколько мгновений, и Хонджун наверняка понял, что это «это». Капитан покачал головой, на самом деле он не был готов перевести их отношения на новый уровень, потому что это достаточно удобно, и у них были более важные дела, чем просто оставаться в своей комнате, занимаясь любовью. — Я в порядке, Хва. — Хорошо, — Сонхва блеснул теплой улыбкой — этой его фирменной улыбкой, и Хонджун чертовски скучал по ней последние несколько дней — наконец-то снова увидев её после того, как казалось, что он провел у руля тысячи лет. — Как ты поживаешь в последние дни, капитан? Извини, я не смог уделить нам время… — сирена была прервана поцелуем, успешно заставившим его замолчать всего за секунду. — Всё в порядке, звёздочка, если это важно для Минги и для всех нас, хорошо? У меня все хорошо, но без тебя в нашей постели стало холодно, я не могу закрыть глаза, потому что пустота на вкус как мои худшие кошмары, Хва, — сказал Хонджун, крепко сжимая руки своего возлюбленного, никогда не желая, чтобы они расставались или отпускали друг друга. — О Джун, ты должен был сказать мне. Сан крепко спал, когда почувствовал, как две ручонки поменьше обхватили его грудь, а лицо прижалось к его спине. Руки были холоднее, чем у него, но это совершенно нормально, если его обнимает Уён. Мужчина изменил свою позу, чтобы повернуться лицом к своему обнимающему, и это был он, его единственный и неповторимый парень. — Очень холодно, — волосы Уёна были наполовину мокрыми, что указывало на то, что он попал под дождь, чтобы что-то купить. — Почему ты тогда шел под дождем? А? — спросил Сан, лаская руками влажные пряди. — Сан, возьми мой роман из комнаты Джун-хёна. Потом пошел дождь. — Почему он в комнате Джун-хёна? — Не знаю, но он всё равно там. Сан усмехнулся и поцеловал макушку Уёна. Его руки деликатно развязали волшебное ожерелье, скрывавшее настоящий облик Уёна, так что в ту секунду, когда оно было расстегнуто, копна черных волос превратилась в бледно-лиловую. Он был намного мягче, шелковистее и пушистее, до такой степени, что Сану хотелось уткнуться в него носом весь день. Они продолжали обнимать друг друга вот так, чувствуя себя в безопасности и не беспокоясь об остальном мире в своем маленьком мире внутри четырех стен.