Любовь как у всех

Глава 3

Вся неделя у меня прошла суетливая. Я ходила на пары, узнавала конспекты по прошлым урокам, зубрила, сдавала. Все кто был ознакомлен с аварией, сожалели. Одна преподша разревелась от этого, когда я к ней после пары подошла. Я на всё это реагировала нейтрально. Каждую ночь лились непроизвольные слёзы, от частых всхлипов щемило в груди. Воздуха категорически не хватало. Снились кошмары и лилейные сны с мамой. Я, как бы не держалась молодцом, внутри разрушалась. Настроение упало ниже плинтуса. В жизни наступила эра писсимиста. Мне не хватает мысли, что мама, если будет надо, всегда выручит, выслушает, согреет. Вы скажете, что у меня есть семья. Но в моём случае во всём белом свете лишь мама одна мне мила. Сегодня не исключение. Я долго не могла сомкнуть очей. Мне казалось, что закрою я их и умру. Уже вымученная вырубилась посередине кровати в море подушек. Проснулась в позе имбриона погруженная полностью под одеялом. Из-под ресниц выбивались горькие слезы. В голове всё ещё теплился образ матери. Она там такая домашняя и родная. На уши давила тишина, кажется, я скоро попаду в дурку. Выходной. Проспав до 11 часов, привожу себя в порядок и спускаюсь вниз. Женщина с фартуком и перчатками снуёт покухне. Пахнет сладким тестом и алычовым вареньем. В духовке стоит протвень с булочками. — О, Василиска! Доброе утречко! Какая-то ты сегодня бледненькая. Не болит ли чего? Только завидев меня, затараторила баба Марта. Она у нас кухаркой работает. Всегда улыбчивая, добрая, заботливая. Я подростком часто зависала у неё на кухне. Там меня Елена не могла достать, ей было гребастно заходить. Да и душу надо было кому изливать. — Доброе-доброе. Мышцы отвыкли от улыбки, и я еле как улыбнулась ей. Въевшиеся синяки под глазами не хотели удаляться. Марта покачала головой и ветерла руки полотенцем. — Садись, я тебе сейчас положу блинчиков с вареньем. — Баб Март, ну, не надо. Я ещё не проголодалась. — Садись-садись! — Я кофейку попью, а блины чуть позже. Хорошо? — А зря, вкусные получились. — всё пыталась переубедить меня Марта. Расслабившись в кресле зала, жую блины, запивая кофе. Меня все-таки уговорила она. За целый год я впервые ощущаю приступ одиночества. Мне жгуче хочется шумной компании, искренних эмоций. Да даже элементарно поговорить с кем-то. Все увлечены собой. Дождавшись томительно вечера, желанно собираюсь. Неважно, что там будут чужие люди, которые возможно неприятные снобы. Мне главное, хотя бы побыть в компании, послушать голоса, понять, что я тоже человек, раз сижу с ними. Решив несильно наряжаться, одеваю расстегнутую на три пуговицы вверху белую рубашку, заправленную в бежевую до колен юбку, жемчужный корсет с бусинками, бежевые чулочки и белые туфли с маленьким каблуком и тупым носом. В дополнении образа на шеи завязан чёрный бантик. В честь депрессивного настроения макияж получился тёмным. Лишь губы нежно-розовые. Волосы заколоты в крабик, спереди выпущены прядки. С одной стороны зацеплена заколочка. Заранее спускаюсь вниз и встречаюсь в столовой с холодным взором зелёных глаз. Отец прошёлся по мне взглядом и кивнул. Я хмыкнула от такого минимального внимания для своей персоны и лёгкой походкой просеменила к Норту. Он приветливо улыбался. Мне почему-то вспомнилось детство, когда он улыбался, значит есть какая-то подстава. Но сейчас спокойно заявляю, что ничего не будет. По крайней мере надеюсь, а то вдруг детство в одном месте заиграло. Мы завязали тихий разговор и удалились на улицу. — Мило выглядишь. — сделал комплимент брат. — Признаюсь, я ждала этого приёма. — поделилась я, вдыхая свежий воздух. — Сегодня остро ощущала чувство одиночества. Мне чудится, что я одна на свете или что меня никто не видит. — Вась, у тебя зарождается депрессия. Сходи развейся по магазинам что-ли. — предлагал Норт. — Понимаешь, мне не с кем. — горько шепчу я. Мне больно осознавать, что я и правда осталась совершенно одна. Как я и размышляла, мне не с кем даже поговорить. Наступила пауза, я уж забоялась, что разговор ни к чему не приведёт, да так и закончится, оставив собеседников в рассеянности. — Поделюсь, сегодня на ужин придёт семья. Вроде бы у них есть дочка и сын. Дочь твоего возраста. — со словами лицо Норта посветлело, как бы означая, что он нашёл выход из ситуации. — Попробуй познакомиться с ней. Я хотела ответить расписано, но горничная позвала в дом. Сказала, что гости уже там. И я просто кивнула. В столовую я зашла первая, Норт пропустил, и немного удивлённо осмотрела гостей. Среди них оказалась Захара — та самая дочь. Она при виде меня сразу заулыбалась и помахала рукой. Рядом с ней восседал молодой мужчина, наверное, её брат. У него были восхитительные сапфировые глаза, подчёркнутые холодностью. Они отпугивали, а прямая осанка твердила об уважении. Их родители не отличались привлекательностью и обворожительно одаривали нас улыбками. Они разнились с нами. Заметно, что их связывают тесные семейные отношения, а у нас лишь название от этого всего. Елена в платье с вырезом, где виднелись при каждом шаге чулки. От неё за метр воняло сладостью духов. Сейчас она пыталась быть ласковой, но в глазах стояла неприязнь ко мне. Я фыркнула на это и грациозно села подальше от неё, слева от Захары. — Что ж, раз все собрались, пора открывать бутылки с вином. — торжественно объявил отец. Я не часто вижу расслабленное выражение его лица, но в этот вечер он богат на эмоции. — Василисочка, подай, пожалуйста, лимон. — елейно попросила Мортинова. — Не делай из себя чёрте кого. — подавая, грубо прошептала на ухо ей. Она уже хотела взвизгнуть от бешенства, но я вовремя освежила её разум. — Не стоит благодарности. Моя милая улыбочка в конце посвящалась Елене в качестве «заткнись и не рыпайся». Норт понял всю ситуацию и вымученно выдохнул, а отец закрыл глаза на это, как и всегда. Остальные остались за пределами стычки. — Думаю, здесь есть кто мог бы не знать вас, поэтому представлю. — взял право говорить отец. — Селена и Диаман Драгоции, и их дети: старший ребенок — Фэшиар Драгоций, Захара Драгоций. Я в знак знакомства кивнула. Дальше мужчины обговаривали бизнес, какие лучше сделать ставки и всё в таком духе. Селену доставала Мортинова своими разговорами о вещичках. Я с Захарой оживлённо беседовали, даже обменялись номерами, записав циферки на узорчатых салфетках. Под конец в девять ночи Диаман встал со своего места и обвёл всех таинственным взглядом, останавливаясь на мне и вроде на Фэшиаре. Селена заострила внимание на моём лице. Елена во всю уже торжествовала, такое чувство, он скажет, что меня отправят в заточение. — Я бы хотел сделать объявление. — вознёс бокал с вином вверх мужчина. — Мы с Нортоном заключили выгодный альянс. Наши семьи должны объединиться. — на небольшой паузе до меня медленно доходило, что следующие слова будут касаться моего имени. — Василиса и Фэшиар, вы с этого момента помолвлены! Закончив, все наблюдали за нашими лицами. Я в шоке опустила голову вниз, напряжённо смотря в тарелку. Рядом упал стул от того, что резко вскочил брат Захары. Его глаза горели синим пламенем, дыхание сбилось. Он сжимал кулаки. Я опять склонила голову. — А спросить вы не забыли?! — громко гаркнул молодой человек. От происходящего у меня испортилось настроение, задрожали пальцы рук и кинуло в холодный пот. Захара успокаивающе поглаживала бедро. Я искоса взметнула взгляд на Захару. Слезинки скопились в уголках глаз и молили о свободе, но я их жестоко держала у себя. — Успокойся. — с нажимом сказал его отец. — Я не хочу помолвку с этой. — он махнул рукой на меня. — Мне противно от одной мысли об этом. И вообще у меня есть девушка! — Марина? — саркастически произнёс Диаман. — Сын, она тебе и правда не нужна. Я же вижу, что ты не любишь её. — мягко начала Селена. — Да пофиг! Как будто эту я люблю! — до сих пор кричал Фэш. Я не выдержала и покинула сборище гиен, сжимая в ладони салфетку с номером Захары. По хлопнувшей двери, я поняла, что Фэш сбежал из особняка. Пусть катится. Забежав в свою комнату, запираю дверь и скатываюсь. Теперь освобождаю слёзы из рабства, и они быстротечной рекой бегут. Я была сильно задета извещением о помолвке. Мне было обидно, что отца не интересовало моё мнение. Ему безразличны мои чувства… Стучу ноготками по паркету и бегаю глазами в разные стороны. Желания останавливать истерику — нет. Я ещё сильнее накручиваю себя и задыхаюсь.