***
Возможно, Хуа Чен избегал своего телефона, лишний раз не смотря на иконку уведомления с улыбающейся аватаркой Се Ляня. Он почти мог себе признаться, что делает это нарочно, закапываясь глубже во всевозможные дела. Только они подключили новые островки хранилища, которые сумели немного разгрузить работу по скачиванию и расшифровке материалов Цзунь У. Новые процессоры, программисты, бумаги, бумаги, сторонние проекты высасывали все силы Хуа Чена, но это горящее уведомление он был не в силах открыть. позже. Упорно твердил себе он в голове. И сам понимал, что это “позже” лишь его нежелание погружаться в своё клокочущее чувство вины, а ещё страх от того, что там будут те вопросы, на которые Хуа Чен не мог сейчас ответить. Вроде: “Что это было, Хуа Чен?”, “Почему человек подстреливший меня что-то говорил про то, что ты украл и убил его братьев в доках?”, “Почему ты не рядом со мной?”. Хуа Чен давал себе слово, что во всём разберется и вернётся, что ему нужно ещё немного времени, чтобы оклематься, что-то придумать, сделать. За пару дней он закрыл столько сделок, что выручка от них близилась к его приходу за пару месяцев, он загонял себя в рамки, спал по пять часов, пил невкусный чай, потому что кофе всегда напоминал ему о том, что он не в силах себя простить за всю грязь, которую принес в жизнь Се Ляня. – А-Сюань спрашивает, где ты и почему не заходишь. Что мне ему отвечать? – Хэ Сюань сел за стол и свежий воздух обрёл кофейные нотки, от которрых Хуа Чен только нахмурился. – Он уже А-Сюань? А мы с тобой уже двадцать лет знакомы, где моё “А-Чен”? – От такого ласкового прозвища со стороны мрачного безэмоционального Хэ Сюаня бросало в неприятную дрожь, как от пустой детской площадки ночью. Да и нотки обиды закрадывались в душу, ему как никогда был нужен Се Лянь, но он каждый раз давал себе рукам, призывая довольствоваться меньшим и сделать для него всё, принести все горы, реки и моря к его ногам. – Не завидуй чужому счастью, А-Чен. – Протянул Хэ Сюань булькая свежим кофе. – Никогда меня так не называй. Отвратительно звучит. – Хуа Чен поставил подпись в документе о вложении части его денежных активов в один из развивающихся проектов, который его слёзно просили профинансировать – как ни странно, связанный с новым сортом кофе, обладающим более мягким вкусом, и способным при разной обработке значительно сохранять или терять в кофеине. – Благодаря твоим щедрым вложениям мы скоро превратимся в айти-компанию, нам бы выходить из финансового сектора и заняться приложениями что ли. – А ты что, всё оформил на меня что ли? – Хуа Чен оторвался от документов и посмотрел на коллегу, изогнув бровь. Самое компрометирующее, что только мог сделать Хэ Сюань – это оформить всё на Хуа Чена, это как нарисовать на его спине огромную мишень, а в руки дать табличку “привет, я наращиваю мощь!” – Нет, я создал три подставных айти-агентства по защите информационной безопасности, а ты их очень щедро профинансировал. Спасибо, Хуа Чен, ты настоящий друг. Теперь это выглядит так, как будто я хочу от тебя отделиться. – Как-то сильно быстро ты всё это провернул. Всего пара дней прошло. Даже для тебя это быстро. – Хэ Сюань был хорош, а ещё он был хитёр, и это Хуа Чен узнал, слава богам, не на личном опыте, чему был благодарен. – Скажем так, агенства у нас уже были на всякий случай. А я их грамотно привёл к тебе, теперь ты держишь контрольный пакет их акций и по сути являешься владельцем. – Тогда нам не о чем беспокоиться. Контору не закроем, но я уменьшу твою нагрузку и сокращу немного наши размеры, этот лишний рост в финансовом секторе ни к чему. Будем продолжать делать вид, что ты со мной разводишься и забираешь детей с собакой. К вечеру Хуа Чен закончил основную долю проектов и решил просмотреть уже расшифрованные похищенные документы. Много разных бумаг, прямо таких, как только что подписывал Хуа Чен. Архивы были раскиданы по датам и тематике, что было довольно удобно для просматривания. Спасибо искусственный интеллект от Хэ Сюаня. Однако, всё ещё было сложно собрать все части пазла. Чтобы прижать Цзунь У нужны либо прямые доказательства, либо очень крупный скандал. А желательно оба варианта. Его связи распространялись на мили вперед и по количеству заполнили бы футбольное поле, и тут важно было бы четко выяснить куда, как и по кому ударить, чтобы пошатнуть положение, как можно больших людей до такой степени, что они не смогут поддерживать такую организацию “миротворца”. Много политиков, много крупных компаний. Разрушить эти связи было почти нереально, как и распознать. Хуа Чен набросал примерный список людей, которые поддерживали компанию Цзунь У, но он сам понимал, что практически невозможно вычислить этих больших и маленьких пешек. Он сделал неаккуратную запись наспех, чтобы не забыть передать её Инь Юю с одним словом “конгресс”. Если Цзунь У действует свободно, значит принимаются законы за него, и отвергаются законы против него, а для этого нужны свои политики в конгрессе, и таких должно быть немало. Хуа Чен сделал запрос на последние принятые инициативы в конгрессе, чтобы определить примерные даты, за которые потребуются записи или свидетели. Про пацифизацию и окончание вмешательства в конфликты вместе с наложением ограничений на производство оружия было лишь несколько дней, такие законопроекты вообще редко когда поднимаются до конгресса, ведь все понимают, что это выгодно лишь в предвыборную гонку, а в середине срока никто так рисковать своим тёплым местечком не будет. Далее Хуа Чен постарался отфильтровать документы в своём порядке и потратил на это внушительное время, вплоть до 4 часов утра. Однако, цели он достиг, и теперь были отдельные папки по подставным и реальным компаниям, по которым можно сделать вывод о покровителях и насколько далеко руки Цзунь У распространились во все сферы. Подставных компаний было достаточно много, и среди них даже был совершенно новый документ об аренде крупного здания в центре и обширных складов в защищенной зоне, которые подписывал лично Цзунь У, как акционер начинающей компании по разработке оружия. И тут Хуа Чен понял, что вот оно – та теневая организация, о который ему наплели, и которая должна была появиться со дня на день, и в которую хотели поставить Се Ляня. Хуа Чен сохранил себе копии документов и без сил свалился на кресло, в котором обычно сидит Хэ Сюань, теперь же это место для сна, если вдруг Хуа Чен слишком заработается. Посмотрев в телефон, он поставил будильники на раннее утро, чтобы привести себя в порядок, и скинул Инь Юю смс покормить Эмина утром, ведь вечером он, наверняка, уже додумался сам. На экране светилось уведомление от Се Ляня и начальные слова сообщения: “Привет) Я проснулся, как…” Хуа Чен снова сказал себе: “позже” и прикрыл глаза, тут же крепко засыпая.***
Се Лянь уже неделю как лежал в обычной одиночной палате и осознавал, что скучает. Он редко когда задерживался в больнице долго – обычно его выписывали по истечению пары дней, дав организму прийти в себя после операции, забирая назад на бумажную работу, которая сопровождала всю его деятельность плотно и неотрывно. За окном лучилось солнце, подсвечивая по-свежему зелёные листья. Атмосфера праздника жизни не могла не заставить улыбаться, но мысли его всё ещё были далеко. Он послал уже несколько сообщений Хуа Чену и ни на одно из них не получил ответ. Се Лянь снова зашёл в диалог и убедился – даже не прочитано, хотя значилось, что в сети тот был. Это всё было изводящим игнором, который никогда не был положительным, пусть внутренний голос упорно твердил о смирении, почему-то теперь голосом Цзунь У. Тело горело прямо от места вхождения пули вдоль по всем сосудам до самых кончиков пальцев, оседая в ногтях, как будто в него влили раскалённое золото, мягко обрамляющее все его естество. Се Лянь помнил, что таков эффект от снижения дозы обезболивающего, однако это всё равно отягощало его разум. Мягкая боль всё равно боль и не давала забыться до конца, тем более это было постоянным напоминанием, что у него не было Хуа Чена. Книги аккуратной стопкой лежали с самого края, прочитанные, точнее, голодно проглоченные в одночасье жадным до информации разумом Се Ляня, проспавшем все глаза и проглядевшим все стены в этом чертовом месте. Теперь каждая щёлочка, отхождение штукатурки было знакомым, как старые фотографии на стене его квартиры с неживыми лицами на них. тук. Ворона приземлилась по обратную сторону от окна, притягивая внимание Се Ляня своими крохотными бусинками-глазами, будто понимающими всё, что происходит с ним. Хуа Чен приходил к нему, и Се Лянь это знал. И это ещё одна загадка, которую ему предстоит разгадать здесь. Хуа Чен чаще всего заглядывал среди ночи, чтобы оплатить больничные счета, и однажды Се Лянь даже почти спустился вниз, чтобы увидеть всё своими глазами, но медсестры не пустили еле ходившего человека, с силой сжимающего свою стойку с капельницей. Один раз Хуа Чен точно приближался к нему, чтобы оставить странное кольцо на цепочке, которое теперь стало для Се Ляня чем-то вроде антистресса. Гладкое и с крупными камнями цвета красной зари – кольцо поразило его и своим неожиданным появлением, и ювелирной неординарностью. Наверняка, оно сделано на заказ. И зачем же Хуа Чен его оставил? Надо вернуть, как только получится. Его мысли часто в полубреду возвращались в тот вечер, прокручивали слова, взгляды, лицо Хуа Чена полное злости, шока, скорби, волнения. Цветные всполохи, острые тени, красивая линия челюсти, по которой тут и там ходили желваки – едкий запах пороха, смешанный с кофе и раскрошенным деревом столика. Что бы могло стать предзнаменованием? Что стало той частью домино, которая обрушила весь их замок стабильности и повседневности? Какой пазл не вписался? И был ли он один? А не был ли Хуа Чен лишь оберткой, в которой скрывалось нечто иное? В какой же момент Се Лянь забыл, что обычная жизнь это не его стезя, и он задался вопросом, когда же вновь вернется на поле боя, где будет лишь чьей-то пешкой? Варить кофе в уюте напротив журчащего канала одетого в гранит выглядело мечтой всегда. Проходя мимо таких славных местечек, Се Лянь задумывался, а что было бы, стань он частью всего этого? Если бы именно он был промежуточным звеном между людьми и улыбками по утрам в холодный день или после тяжелого рабочего дня. Всё это всегда выглядело как сказка, древнегреческий миф, а он лишь сторонний наблюдатель без шанса на спасение и эту обыденность. Помогать людям, пусть и так, было для него счастьем, стоящим всего, что он пережил до этого. И он понимал, что отношения с Хуа Ченом вписываются в этот пазл, дополняют его и выводят на новый уровень. Выбросив свои старые детали, Се Лянь успешно заменял всё своё пространство на новое – ослепительно яркое, тёплое и принимающее. Его личная иллюзия, что он может жить свою жизнь, он достоин. тук-тук. На этот раз это была не ворона, за глухим стуком приоткрылась дверь. Резко пахнуло розами – тошнотворно этот запах окружил Се Ляня и подобрался к самому горлу комом, затягивая просвет туже, как галстук на плотно застегнутой рубашке. Сначала он увидел белый вихрь, а за ним осторожную улыбку, от которой всё ещё бросало в дрожь, как в вечер его побега. Только прошлые тренировки помогли Се Ляню никак не отобразить на своём лице ни одной из эмоций, что он испытывал. И, возможно, он смотрелся слегка зажатым. По крайней мере, чувствовал он себя скованным в толстые цепи и с привязанной к спине палкой, которая заставляла всего мышцы опасно напрячься. Шов заныл, и Се Лянь поспешил расслабиться. – Сянь Лэ, добрый день. Узнал от твоего сменщика, что ты в больнице, так жаль, так жаль. – Цзунь У придвинул низкий табурет прямо к кровати Се Ляня, оставляя розы на второй застеленной кровати. На его лице не отразилось ни грамма сожаления, о котором он тут говорил, только спокойствие и нотка ехидства в тёмных глазах, – Тебе пора бы уже перестать хватать пули на каждом углу, а то нет никакого смысла в том, что я тебя отпустил. ах, он меня отпустил – Спасибо за беспокойство, господин Цзунь У. Слишком близко. Цзунь У придвинулся еще немного, касаясь коленом края больничной койки, отчего у Се Ляня прошла вспышка холода по спине, как от внезапного пореза. Удивительно, как по прошествии времени, этот человек всё ещё имел на него такое мощное влияние – всего лишь разделяя воздух одного помещения наедине он чувствовал, как задыхался под натиском могильной плиты, и зацикленный крик бежать, бежать, бежать сводил с ума. Напряжение немыслимое затянуло его, как марионетку нити. Почему-то мысль о Хуа Чене возникла яркой вспышкой сама собой, настолько ослепляющей, что на мгновение голову пронзила опоясывающая боль. Представилось его недовольное лицо и только кажущаяся спокойной поза, которая на деле имела больше общего с яростью, чем с умиротворением. Конечно, для тех, кто знал его. Кто знал, что насмешливые глаза Хуа Чена горят красным в глубине вязких нефтяных озёр; что его руки спокойно сложенные вместе означают высшую степень напряжения и на ощупь тверды, как гранитные горы; и что он предпочитает ровно двадцать миллилитров вишневого сиропа, потому что не выносит сильной горечи и излишней сладости. Плечи вмиг расслабились. Казалось этот образ был настолько чётким в голове Се Ляня, что приходилось напоминать себе о том, что его нет в комнате. Что он сейчас один на один со своим кошмаром, и помощи ему ждать не придётся. Потому что её нет. – Сянь Лэ, тебе пора вернуться назад. – Цзунь У положил руку в молочной кожаной перчатке на кипельно белую постель Се Ляня, и он мог поклясться, что это была самая грязная рука, которая побывала на этом белье. Он поморщился. – Почему вы так решили? – Спорить, конечно, было не так умно. Одного согласного кивка было бы достаточно, чтобы Цзунь У ушёл. Но Се Лянь ощутив свободную жизнь больше не мог быть чьей-то болонкой в цирковом выступлении. – А почему нет? – Але-оп, Сянь Лэ! – На мой взгляд одни плюсы – стабильная компания, хорошая страховка, понимающий начальник, большая зарплата. Я подготовил все документы. Конечно, тебе вновь придётся пройти стажировку, ведь ты уволился, но не волнуйся, это лишь формальность. У Се Ляня заскрежетали зубы. Речь шла как о чём-то решенном. Будто ему ничего не стоило выдернуть Се Ляня с северного полюса, да даже из-под земли, с небесных чертогов, с ворот рая и со всех кругов ада и сказать: “Где же ты пропадал? За работу!” – Мне нравится варить кофе, и я хотел бы остаться на своей работе. Как с пятилеткой… – Но ты же варил кофе мне? Если хочешь, можешь варить всему отделу, я не думаю, что кто-то возразит. Ну так что? Я могу позже прийти с документами… – Он не подпишет ничего. Се Лянь вздрогнул, только сейчас ощутив, как близко к его лицу наклонился Цзунь У в попытке продавить, склонить, показать, кто здесь на самом деле решает. В дверном проёме стоял Хуа Чен, небрежно сложив руки на груди, скривив губы и глаза в пугающей полуулыбке. Внутри как будто всё сжалось и взорвалось гигантским взрывом, ядерным грибом, перехватывающим дыхание. Он совсем не изменился. Только тёмных синяков под глазами прибавилось, и обычно аккуратные волосы лежали в полном беспорядке – из крупной косы выбивались черные пряди и исчерчивали всё пространство плечей своей паутиной. Красная рубашка невероятно ему шла. – Сань Лан! – Се Лянь оживился и попытался приподняться, выглянуть из-за фигуры Цзунь У, который лишь несдержанно цокнул. – Гэгэ, не двигайся, хорошо? Тебе ещё надо восстанавливаться. – Тут же подлетел Хуа Чен, останавливаясь на почтительном расстоянии от второй половины кровати, как будто встречаясь с вполне осязаемой преградой. – Сань Лан, я уже… – Он может о себе сам позаботиться. – Перебил его Цзунь У, возвращая отрешенное спокойствие на своё лицо. – Надеюсь, что вы уже закончили на сегодня? Се Лянь быстро утомляется, у него сейчас полдник по расписанию. – И будто в подтверждение его слов, в дверь после слабого стука вошла медсестра с тележкой, чтобы поставить на прикроватный столик маленькую тарелку рисовой каши. Почувствовав ставшее стеной напряжение, Се Лянь поспешил успокоить работницу своей улыбкой и благодарностями. Дверь вновь прикрылась, и теперь никто не мешал поединку озлобленных угрожающих взглядов. – Хорошо, мы продолжим позже, Сянь Лэ, поправляйся и хорошенько всё взвесь. – Это была призрачная угроза, металлическим колышком вбившаяся прямо в грудь Се Ляню, он почти физически почувствовал выходящий воздух из лёгких, и как замер миг, пока крупная фигура человека в белом не покинула палату. Рисовая каша напоминала о себе лишь ненавязчивым молочным ароматом, но аппетита не было. Се Лянь смотрел на место закрывшейся двери, чувствуя загривком взгляд, въедающийся в его больничную одежду и поджигающий белые розы на противоположной кровати. Ему бы осторожнее со взглядами, которые Се Лянь мог неправильно понять. – Гэгэ, я пойду, а ты ешь. – Хуа Чен отвернулся и пересек уже половину комнаты, но Се Лянь оказался неожиданно быстрым для человека после операции, и тут же подлетел, преграждая путь у двери. Если бы взгляд мог пронзить, то Хуа Чен уже лежал бы без движения с кровоточащими ранами. Он сглотнул, когда уловил в глазах Се Ляня беспокойство и вереницу немых вопросов. И Хуа Чен имел достаточно смелости, чтобы признать, что он боялся их. Адреналин спадал и было видно, как тяжело Се Ляню устоять на своих двоих. Он оперся на стену и отвел взгляд, как будто признавая своё поражение и глупость этого порыва остановить. При всём желании не получилось бы удержать Хуа Чена, если бы тот действительно захотел выйти, даже учитывая эффект неожиданности, который Се Лянь уже использовал. И оба это прекрасно понимали, как и то что Хуа Чен никогда не применит физическую силу. Поэтому им оставалось только стоять и делить воздух, пока ситуация не разрешиться как-нибудь сама. Хуа Чену хотелось взорваться на месте, рассказывая без остановки, как же погано проходит каждый его день без Се Ляня, как съедает тоска, как не хватает тепла, что он достал все зимние одеяла и всё ещё не может согреться, как вообще всё стало серым, пустым вакуумом, беззвучным и холодным космосом – он мысленно ударил себя по рукам, он не мог себе такого позволить. Только не сейчас, только не после его игнорирования сообщений, только не когда он был лишь на середине плана, только не когда Се Лянь смотрит на него так, как будто это он в чём-то виноват, будто заслужил это отношение. В такой момент, как этот, он не мог гарантировать, что сдержатся и не выложит всё сердце, как на духу. Хуа Чен понимал, что он мог выйти. Он смотрел на дверь-спасительницу, как на распятого Христа Иуда – и с болью, и с облегчением, и будто прочитав на лице сожаление, Се Лянь отступил в сторону с бесстрастным выражением. Хуа Чен понимал, что уйти сейчас – поступок мудака и, если он уйдёт, то путь назад будет только с головой Цзунь У в руках. Запах роз легко донёсся до него, как напоминание о том, как близко Цзунь У дышал им в спины, о том, что именно он держит руку на курке пистолета, холодное дуло которого приставлено к виску Се Ляня. И именно он отделяет их от нормальной жизни. Тёмные мысли завладели им настолько же быстро, как и бешенство по отношению к этому клоуну в белом, как его часто называл Хэ Сюань. Слишком уж явно предстала в голове ухмылка Цзунь У, как будто он тут закон, он бог и только он решает в этом мире, кому жить. – Извини, Сань Лан. Я не могу тебя удерживать. Просто хотел сказать, что я очень скучаю. Спасибо, что заглянул. И.. Тебе нет нужды оплачивать лечение, в любом случае, я всё верну. – Когда Хуа Чен смог поднять на него взгляд, то глаза полумесяцами улыбнулись, но не в радости, а в тихом понимании. Возможно, Се Лянь был слишком принимающим всю его грязь, и от этого становилось ещё более сложно находиться с ним рядом спокойно, и Хуа Чен, воспользовавшись своей паникой, выскочил за дверь, как будто всю комнату обуял пожар. прости. я всё исправлю.