***
Свет. Такой яркий свет солнца, что жмурусь прыгая по белым валунам снега. Дышу часто и отрывисто. Смеюсь. Так чисто и искренне, что заходится сердце. Мягкое тепло окутывает и согревает так, что задувающий в полы раскрытой куртки ветер, ни капли не волнует. Бегу и заливаюсь смехом. Совсем юн. Чист и искренен. - Попался! – слышу такой родной, запыхавшийся голос возле уха, и чувствую теплые руки, крепко обнимающие со спины. - Пусти, Огги! – задыхаюсь от частых вздохов, и между ними вновь - смеюсь. Разворачивает меня, а я вижу в зеленых глазах искорки. Улыбается. Плавно и невесомо падает со мной в снег, цвета чистых, будто игрушечных облаков. - Как же я тебя отпущу, маленький… - выдыхает в сантиметре от лица. А я вяло толкаюсь, думая лишь о том, чтобы никогда, - никогда, никогда-никогда - не отпустил. Откидываю голову сильнее, отстраняясь от его губ, открываю рот в попытке поймать пухлую летящую снежинку. Гладит по щеке. Смотрит. Ласково и так преданно, что я таю, как эти белые, пойманные мной, хлопья. - Тимми… - касается носом моего, и прижимает сильнее. Чувствую. Сильно ярко и открыто. Дышу глубоко. Живу. - Эй, большой дракон – раздавишь меня. – продолжаю смеяться, а он опускает голову мне на плечо. Хочу видеть его глаза. Зеленые, летние. Сводящие меня с ума. Пытаюсь слегка оттолкнуть, чтобы посмотреть в них, но он прячет лицо, и сжимает меня сильней. Что-то тянет внутри. - Август… - тяжело дышу, чувствуя, что напряжение в теле становится сильнее, а то, как сковывают меня его руки, приносит тупую боль, - отпусти, Август... Начинаю вырываться сильнее, но руки давят уже почти обжигая, и белый свет вокруг превращается в темное марево. Не могу вздохнуть и чувствую боль каждым сантиметром тела. Режущую, рваную, отравляющую. Меня сжимает в тисках. Давит. - Нет, пожалуйста, - надрывно кричу в пустоту, - пожалуйста, я не хочу… Кожу пробивает лезвиями, и я не могу сделать ни глотка воздуха. Задыхаюсь и пылаю в агонии. Бьюсь изо всех сил, но жмет так сильно, что меня выворачивает, и чувствую металлический вкус, стекающий изо рта по подбородку. Он поднимает оскаленную морду и смотрит режущими серыми. Тварь смотрит на меня, и капает слюной мне на лицо, разъедая кожу. - Мой… - шипит мерзким голосом, а в руке его мелькает серебро ножа…***
Резко вскакиваю с кровати и так же сбито дышу. Оглядываю спальню сквозь плотную темноту ночи. Три тридцать – извещают меня цифры на часах, и я протираю холодный пот со лба подрагивающей рукой. Ебаные кошмары. Ненавижу. Неспешно встаю, и переступая спящего на полу Беса, иду на балкон. На улице ночью холодно, и то, что я выхожу на воздух в одних домашних штанах конечно же совсем мне тепла не добавляет. Закуриваю тонкую шоколадную, и выдыхаю дым через нос. Раньше мне тоже снились кошмары. Более того, одни они мне и снятся, уже очень долгое время. Но я - привык. Привык, что тварь измывается надо мной всеми известными ей способами, дотягиваясь мерзкими лапами даже из преисподней. Пытается пугать, выпрыгивает из темноты, причиняет боль. И по началу, я даже кричал во сне. Не спал по нескольку дней, чтобы не видеть мерзкого лица, и не слышать убивающего, разъедающего шепота. Но, как и со всем остальным, я просто свыкся. Снотворное, работа на износ, такой же на износ секс – хорошие варианты, для того чтобы отключаться вечером так, чтобы мозг просто физически не смог работать ночью и «радовать» меня кошмарами. Сейчас же, - было страшно. До ужаса и паники. До дрожи в ногах, которая спадает только после выкуренной второй. Такой – мне снился впервые. Августа, бегающего за мной по снегу, я чувствовал так же отчетливо, как ветер, сейчас облизывающий мой нагой торс. Так же близко. Так же, проникая под кожу. Я не помню, чтобы я так смеялся. Я не знаю, умею ли я вообще так. Когда же он «превратился» в тварь, стало так страшно, что я бы, наверное, отключился, если бы не спал. Сжимающе, давяще. Невыносимо страшно. Не хочу обдумывать это и анализировать. Мой больной разум и так еле позволяет мне существовать, и напрягать его размышлениями о твари, сверху того, что он подкидывает мне, не собираюсь. Я лучше сделаю то, что умею лучше всего. Сбегу. Сбегу, как когда-то сбежал от прошлого, как бежал от знакомых и "сочувствующих". Как вчера, после признания Августа, сбежал из его машины. Как резко оттолкнул его, молчал на тихое: «Поговорим?», пока спешно набрасывал вещи, и как хлопнул дверью, не сказав даже небрежного «Бывай». Наконец-то выхожу с балкона, и ставлю кофе на кухне. Теперь уже не усну, попробую поработать над новым меню. Аха. Смешно. Бардак в голове не дает даже выбрать чашку, из которой я собираюсь пить. На работу меня сейчас точно не хватит. Выбираю синюю, и наливаю черный из кофеварки до середины. «Август меня знает». Точнее знаком с тем, кем я когда-то был… Ясное дело, что я не помню его зеленых глаз с тех пор, как начал новую жизнь. Он был где-то там, в прошлом. А если был, то стопроцентно в курсе кто я такой, и причину, по которой я уехал из города тогда, определенно знает. Мешаю несуществующий сахар. - Сука! – раздраженно выдыхаю, упираясь ладонями в столешницу и низко склоняя голову. Он мне понравился. Сильный и красивый. Уверенный, сексуальный Август. Но какой бы он ни был, с людьми из «прошлого» я не общаюсь. Кто бы они ни были. Больше - нет. Я уже сталкивался с этим, еще на реабилитации, когда ко мне приходили толпы «сочувствующих». Ни лиц, ни имен я конечно же не помню. От лекарств и постоянного голоса твари в ушах, я почти год не мог отличить день от ночи, какие уж там – одноклассники, соседи, друзья… Я уже и не помню, были ли у меня они. Не помню кто я, и вспоминать, ни разу, не хочу. Помню лишь ебаные жалеющие охи, «утешительные», на хуй не нужные, касания рук, в то время, как я под лошадиной дозой успокоительных не мог собраться с силами и даже одернуть руку. Пустое: «Нужно перетерпеть» - от неизвестных мне людей, «Время - лечит» - тоже класс. И самое мое любимое, как вишенка на ебучем трехслойном: «Все будет хорошо». Мне, разбитому и уничтоженному восемнадцатилетнему парню, в психиатрической клинике. «Все будет хорошо», - твердили мне жалостливо, потоки безликих фигур, пока я сидел в палате, пустым взглядом уставившись в стену. Да? Будет хорошо? Честно-честно? Точно? А, ну ладно. Тогда я сейчас возьму и быстренько тихенько забуду, как меня пятьдесят четыре раза резала тварь, выворачивая наизнанку все то, что во мне было. Как я залил весь хуев пол бордово-красными лужами крови. Как по растерзанному телу, заливаясь и обжигая сочащиеся надрезы, стекала чужая слюна, а из разорванного ануса – сперма. «Все будет хорошо». И я, взмахом волшебной палочки – стал нормальным. Улыбнулся, подпрыгнул и побежал собирать аленькие, ебись его в рот, цветочки. Идите на хуй, ребята. Просто - идите на хуй. И свое «хорошо» туда же с собой заберите. Насмотрелся и наслушался сочувствия и жалости, - до гланд, которых, в тот «памятный» вечер, тоже пару раз кончили. Спасибо за сочувствие. Больше – не надо. Теперь, со всеми теми, кто был когда-то в прошлом, не хочу пересекаться никак. Мне не нужно ни общение, ни воспоминания, ни ощущения. Я не хочу вспоминать. Уже работая в ресторане, в глазах пары, все же как-то столкнувшихся со мной людей из прошлой жизни, я видел такую откровенную жалость, будто я не стою перед ними, живой, а лежу в гробу, а они скорбят по мне, глядя мне прямо в глаза. И всегда это осторожное: «Как ты?» - едва ли не с замиранием в голосе в конце. Охуенно, как еще. У меня же трое детей и белокурая лапочка-жена, что печет морковные кексы и улыбается в фарфоровые тридцать два. Я же по вечерам еду на пляж на минивэне и катаюсь по песку. Жонглирую детишками и лапочкой попеременно. Я же неистово наглаживаю золотистого ретривера перед камином в сочельник, и с мужиками по выходным несусь на рыбалку, обсуждать в какой трастовый фонд лучше вложить деньги для обучения любимых отпрысков. Я конечно же не свихнувшийся больной ублюдок, который в попытках скрыть шрамы, забил пол тела огромным чешуйчатым монстром. Я совсем не испытываю проблем с башкой и ни разу не слышу ебучий шепот каждые тридцать секунд. У меня нет проблем в постели, и я не шлю на хер тех, кого подпустил к себе для безликого механического траха, придумывая им после идиотские «месячные» ярлыки. И, - да. Я совсем не убегал из города, когда меня преследовали ебучие журналисты всех известных видов СМИ. Не снимал квартиру на чужое имя, лишь бы избежать огласки. А что? Повод был отменный: «Приёмыша известного бизнесмена искалечили и изнасиловали в день совершеннолетия». Уххх. Эти «печатные» пидоры были счастливы… Такие заголовки, такой полет фантазии. Маааать моя, королева, блять, французская*. Чего там только не было: «Кровавый день рождения», «Ужасный подарок», «Усыновление было счастьем, или наказанием?». Особенно меня порадовала статья в какой-то желтой газетной хуете: «Бедный богатый мальчик». Охуеть. Спасибо. Поклон. Аплодисменты. С тех пор, «прошлого» у меня нет. Как только понимаю, что человек меня откуда-то знает, а я его не помню, разворачиваюсь в обратном направлении и забываю, как кошмар на утро. К слову, почти все те, кто знает какую тонну дерьма мне пришлось от себя отмывать, пересекаться со мной не хотят, за что премного им благодарен. Отпиваю кофе и встряхиваю головой, пытаясь отогнать воспоминания. Жалеть меня не надо. Это ничего кроме боли, не приносит. Выживать я научился. Научился скрывать под маской высокомерности и хамства свои страхи и бессонницу. Как ледяная глыба, научился не испытывать ни к кому привязанности. Научился существовать, назло самому себе. И с виду – жизнь моя кажется очень даже неплохой: успешный Шеф популярного ресторана, полу-знаменитый, распутный в связях, высокомерный засранец, с неплохой внешностью и темным прошлым. «Плохой» популярный парень. Мечта, блять, старшеклассниц. Но только я знаю, что внутри, я абсолютно пуст. Оболочка. Картинка. Отталкивающее всех, больное, уродливое, черное пятно. Открываю холодильник и вижу нетронутый «Похмельный бургер» от Августа. Сука. Обида внутри царапает мерзкими лапками. Он - хорош. Без каких-либо намеков на чувства и прочую херню. Просто, он - был шикарен. Я был бы абсолютно не против повторить тот охуительный секс, что случился у него в машине. Вспоминаю картинки с кожаного сиденья, и в штанах заинтересованно дергается. Не помню, когда меня последний раз так смачно имели. Властно и сильно, жарко и аккуратно одновременно. А воспоминания об "Августе-младшем", меня перекашивают так, что я чувствую мокрое пятно, от капель кофе из запрокинутого на себя стакана, только когда они начинают прилично жечь. Блять, ну че ж так не везет, а?! Придется выкинуть штаны. И кофе весь вылил на них, и Бес внизу уже знатно их подрал, ежедневно стаскивая меня с постели. Жаль. Мне они нравились. Но не стоит заострять внимание, - забыть и выкинуть. Оторвать и выбросить. Туда же, куда я собираюсь выкинуть любые воспоминания об Августе, и этот чудный бургер. Вынимаю тарелку, и открываю ведро, нажимая на небольшую педаль. Устало хмыкаю. Когда сам делаю такой, всегда кладу внутрь оливки. Это неправильно по комбинации и совсем не гармонирует по вкусу со свежим помидором, мясом и сыром, но я так люблю. Почти переворачиваю тарелку вниз, как на слегка неровных слоях замечаю лук. Хм. Не просто положил, - карамелизовал на сковороде. Умно. Тогда он получается сочнее и слаще. Меня вдруг захватывает интерес. Убираю ногу и мусорное ведро захлопывается с глухим лязгом металла, напоминающий рык так и не полакомившегося ничем, зверя. Отставляю занятный бургер на стол и принимаюсь изучать его с интересом юного натуралиста. Приподнимаю верхнюю булочку и вижу слегка подгоревший край. Торопился. Старался сделать к моменту, как я проснусь. Ну прям душка, что сказать. Провожу пальцем по внутренней стороне хлеба и чувствую мягкость корочки. Надо же. Удивляюсь еще больше. Не на сухой сковороде подогревал, - поджарил на масле. Подношу ближе и вдыхаю едва ощутимый аромат молока. Да ладно, серьезно? Поджарил на сливочном, молодец. Внутренне одобрительно киваю головой: жарить хлеб на подсолнечном и оливковом – кощунство и чистый бред. Смотрю на широкую толстоватую котлету и брови медленно поднимаются вверх. Она не из заморозки. Открываю морозильную камеру, чтобы убедиться в своей догадке. Всё верно. Замороженные мной готовые котлеты в количестве пяти штук, все лежат в прозрачных вакуумных пакетах на своих законных местах. Неужели? Уже плотно охеревая, заглядываю в холодильник, где на тарелке лежит незамеченный мной ранее, кусок сырого мяса, неровно отрезанного с одной стороны. Рядом с ним, небольшие белые квадратики шпика. Чегоо? Сделал сам? Не стал пользоваться готовым, а сделал котлету сам? С утра? И к готовке лука подошел грамотно? Открываю посудомойку и вижу части разобранного кухонного комбайна. Блять, серьезно? Ну нихрена себе. Впечатлен. Не ожидал. Даже не раздумывая беру котлету и отламываю небольшой кусочек, и прямо так, не разогревая, пробую. - Вау… - выдыхаю пораженно. Так неожиданно и плотно накрывает отчетливым мясным вкусом, что даже веки прикрываю. Паприка и розмарин? Красиво. Просто и насыщенно. Слегка грубоватая текстура, я бы, пропустил фарш повторно, для такой котлеты, но это я уже докапываюсь. Профессиональная экспертиза по щелчку не отключается. Очень хорошо. Даже отлично. Пока смакую мясо так и оставшись стоять на месте, как становится безумно жалко. Блять, ну почему он такой, а? Почему настолько охренный и теперь настолько невозможный для меня. Почему он не случайный левый мужик, встретившийся мне впервые. Почему я и его запятнал своей ебучей историей, и теперь мне не притвориться никем, не спрятаться. А продолжать быть хамоватым надменным ублюдком, в глазах того, кто всё о тебе знает – просто смешно. Но еще смешнее то, - что я теперь не играю. Я теперь этот ублюдок и есть. Я уже давно не «малыш Тимми», а конченый и больной на всю голову «психопат Лер». Принимаю для себя решение, четко и уверенно, и, повторно нажав на педаль, открываю зев железного «зверя», неспешно переворачиваю тарелку. Как в замедленном кино, грустно провожаю в полет толстый кружок томата, планирующий вниз яркий салатный лист, кольца янтарного лука, один разрезанный соленый огурец, и резко вздрагиваю всем телом, когда вижу скрывающиеся от меня в жадно раскрытой глубине, - оливки. Внутри что-то рвется...***
Пока добираюсь до работы, настроение падает – ниже некуда. Из-за бездумно выкинутого, прекрасного бургера с оливками, который я по своей глупости, так целиком и не попробовал. Из-за подрезавшего меня на дороге урода. Вдобавок, на улице мерзкий дождь, а послание от Августа на том же зеленом стикере, что я оставил для него, доводит меня до ручки. «Буду рад тебя снова видеть. +347 981…… Август.» Оставил мне номер. «Будет рад…». Чему ты, блять, будешь рад? Повспоминать то, как было когда-то? Может, пропустить стаканчик виски, как давние приятели и поговорить о спорте? Или о семье? О да… «Будет рад…» Завожусь с пол оборота, и даже чувствую, как челюсть скрипит от злости. На себя, на него, на прошлое, настоящее, будущее. На всех и на всё. На свою, ебучую, жизнь. «Мой… Лер, ты теперь… мой…» - шипит тварь, сегодня доставая меня больше обычного, и виски’ сжимает от тупой боли. «Ненавижу тебя, сука. Ненавижу…» - рычу ей в ответ. Когда выходя из машины, проваливаюсь в лужу по щиколотку, взрываюсь полностью, становясь одним большим сгустком ненависти. Переодеваюсь в кабинете, почти выдирая из петель пуговицы рубашки. Выхожу на кухню и вижу до тошноты счастливое лицо Лука’, о чем то мило общающимся с Сэтом. - Здравствуйте, Шеф. – в один голос говорит команда, но я, не поднимая взгляда, резким шагом прохожу к своему столу. - Гости? – выдаю так грубо, что бешу самого себя. Хостес Джил, вытягивается как струна, а почти все присутствующие улавливают, что настроение у меня – паршивей некуда. - Все столы на брони, - боязно проговаривает Джиллиан, и подрагивая рукой перебирает листы папки, - предзаказов нет, но молодой человек за восьмым столом, собирается делать девушке предложение и … - Мне выйти и станцевать?! – отрезаю резко. - Лер… - пытается вставить Сэт, но я ничего не слышу, так как мозг дерет изнутри. «Такой красивый… мой… Лер» - сбивает мысли тварь. Как же мне это надоело... - Он очень просил, вас помочь ему с этим, может красиво добавить на верхушку десерта или же… - Меня не волнует. – поднимаю на нее горящие глаза, а хостес слегка дергается. - Предзаказы есть? – всё так же злобно. - Нет, но он… - Свободна! Выдвигаю ящик с ножами, и слышу, как Сэт на заднем плане говорит Джиллиан что-то про бокал с шампанским. Напряжение на кухне нависает тяжестью в воздухе, и не спасает даже вынутый из кофра, азиатский сученыш - SAMURA Santoku на восемнадцать сантиметров лезвия. Смотрит на меня и будто насмехается. Брутальный самец переливается бугристостью стального клинка, и будто шепчет мне тихое «слабааак»… Черная микарта** рукояти, ложится, но не поддаётся, в потной от напряжения ладони, и сучий нож выскальзывает, вонзаясь острым лезвием в доску. Рычу от злости в голос. На кухне воцаряется напряженная тишина. Уверенный в себе, сильный и спокойный японец - насмехается надо мной, играя в свете переливами иероглифов, а я вскипаю как масло во фритюре, когда понимаю, что полностью теряю контроль над ситуацией. Нож не поддается мне. Увиливает, взбрыкивает, презренно шикает, когда пытаюсь точить его о хон. «Псих и неудачниик…» - пропевает Santoku при очередном взмахе, и снова выскальзывает из рук, прорезая мне палец. «Слабак» - слышу в звоне металла, когда в ярости бросаю его на стол. Слышу, как «бурундуки» тихо ойкают, а Мими, и Хельм за грилем, дергаются в мою сторону. - Мon chéri, все в порядке? - подлетает ко мне вернувшаяся из поездки владелица. – Сильно? – встревоженно спрашивает, глядя на залитый кровью палец. - Все в норме, - отрезаю холодно, в звенящей тишине, обмываю руку в раковине, и даже не обработав, надеваю резиновую перчатку. «Мой мальчик… порезался… так красиво, Лер…» - шипение съедает все остатки здравомыслия. - Лерой, может ты немного отдохнешь, проветришься, - аккуратно проговаривает Софи, пока я пытаюсь совладать с руками и все же взять нож. - Не справляюсь? – зло фыркаю, - Мне уйти? - Нет, Лерой, я … - мешкает она, намереваясь что то сказать, - наоборот, я просто хотела поговорить о весеннем приёме, там будет вся элита, - начинает Соф свою «песню», - множество критиков, и я подумала, ты не мог бы поприсут… - Нет. – ударяю рукояткой сученыша об стол, и ловлю на себе неодобрительные взгляды команды, - «торговать лицом» в угоду твоей прибыли я не собираюсь. – и сам шиплю, буквально трясясь от бурлящего во мне яда. – Разговор окончен. Софи молча уходит, а работа на кухне становится просто невыносимой. Все ходят по стенке, со мной никто не разговаривает, да и между собой тоже переговариваются редко, несмотря на большой поток заказов. Напряжение в воздухе можно резать тем самым блядским SAMURA, а я всеми силами пытаюсь себя сдержать. «Лер… ты принадлежишь мне…» - разъедает мозг. С огромным усилием отдаю мидии и гребешки на стойку выдачи. «Назови мое имя… Лер» - шепот вспарывает внутренности. Чуть не забываю добавить в капрезе бальзамик. «Какой ты красивый… и... мой… МОЙ…» - стягивает тело, будто веревками, и я ощущаю реальную боль. Голова гудит настолько, что я просто не понимаю, что происходит. Перед глазами туман, и дышу с таким трудом, будто тону. Не понимаю как всё еще стою на ногах, и каким образом эта гребаная смена все-таки подходит к концу. И я бы поехал в клуб, или уехал домой, и старался бы заснуть, закидываясь снотворным, но в жизни моей никогда не случается так как я хочу. А поэтому, на глаза мне, злому и не особо осознающему происходящее, попадается тарелка с ньокками, которая сегодня – последний заказ. «МОЙ ЛЕР… ТЫ МОЙ…» - мерзкий раскатистый смех в ушах. - Люка’ !!! – вскрикиваю зло и направляюсь с тарелкой в руке к шефу горячего цеха, - это как, блять, понимать? Итальянец вздрагивает и смотрит на белые ньокки, украшенные веточкой базилика. - Что не так, Шеф? – вижу, что он боится меня, но остановиться я уже не могу. «МОЙ… МОЙ» - раскатами в голове. - Что за дерьмо в этой тарелке?! – подношу к носу Луки слегка разваренные клёцки, - объясни, что это за корм для скота? - Лер, остынь. – низко проговаривает Сэт, делая шаг вперед. «ТЫ ПРИНАДЛЕЖИШЬ МНЕ, ЛЕР…» - уже ничего не понимаю, и никого не слышу. - Я… я, Шеф… - совсем теряется итальянец, а из меня словно сам Дьявол вылезает. - Я… я.., что ты блеешь как баран?! – почти кричу в голос, - я тебя предупреждал? Не слышу!? Я тебя предупреждал? – выплевываю в сантиметре от его лица, на что тот начинает хлюпать носом. «МОЙ….» - Лерой! Остынь! – зло отталкивает меня от парня Сэт, а я смотрю, как в его глазах мелькает ярость. «ТЫ МОЙ… ЛЕР» - Лука’, собирай вещи, и свободен! – рычу, бросая испепеляющий взгляд на Сэта, - с завтрашнего дня, ты тут не работаешь. Остальные – вон из кухни, живо! Иначе отправитесь в след за итальяшкой. Слышу, как команда покидает кухню в след за заревевшим Люка’ и бросает на меня презрительные взгляды. Сэт не трогается с места, крепко сжимая кулаки, и дышит как дикий зверь перед прыжком. Глаза полыхают яростью, а я подхожу к нему вплотную заглядывая в глаза. - А ты что так самоотверженно заступаешься за мальца? М? – неприкрыто смеюсь ему в лицо, - потрахиваешь малыша, и решил, что ты теперь его папочка? Собираюсь развернуться, как мне прилетает шикарно-поставленный и адски-тяжелый хук, сильной левой. Челюсть хрустит, а я порядочно отлетаю, ударяясь спиной о станцию. Насколько раз смаргиваю, и пережидая первую волну адской боли, подношу пальцы к мокрым губам. - Неплохо, - выдыхаю растирая кровь между большим и указательным, - моя очередь. Поднимаюсь и «отдаю должок» несколькими ударами спустя. Справедливости ради, нужно заметить, что удары Сэта в разы превышают мои, и молотит он меня от всей души. Я тоже не отстаю, но в каком-то моменте, обнаруживаю себя лежащем на нем спиной, когда он сжимает мне горло удушающим. - Ну что ж ты такая сука, Лер!? – кричит мне в ухо, резко дыша и сдавливая горло рукой. – Почему ты брызжешь своим блядским ядом постоянно? А?! – пытаюсь выбраться, но он блокирует мои ноги своими, и я четко ощущаю что попал, - Хуево тебе, блять?! Бедный несчастный?! А? У всех в жизни происходит дерьмо! У кого-то больше, у кого-то меньше, но это не значит, что нужно вести себя как конченный мудак круглосуточно, жаля и убивая всё и всех, что есть вокруг! Лежим так же «в обнимку», а у меня начинают закатываться глаза от нехватки кислорода. - Если ты не начнешь бороться с этим, Лер, - выдает твердо и сухо, подписывая мне простой и понятный приговор, - ты сожрешь себя, друг. Сам. Как молотом по гонгу. «Сам сожрешь себя» Резко отпускает и я перекатываюсь на пол. Загнанно дышу и сплевываю кровь. Потолок расплывается, а места от ударов на теле и лице потихоньку сигнализируют мне болью о том, что завтра я буду выглядеть просто охуительно. Медленно поворачиваю голову на Сэта, и с удовлетворением отмечаю, что пару раз я ему тоже хорошенечко дал. Хотя, если говорить откровенно, он меня уделал. Сто процентов. «Шеф повар и Су-Шеф подрались на кухне популярного ресторана из-за тарелки ньокки» - представляю я газетные заголовки, если бы журналисты пронюхали про этот внезапный спарринг. Ржу в голос покатываясь, и через мгновение Сэт, сидящий на полу, от нелепости ситуации, подхватывает мой смех. От души насмеявшись и наконец-таки спокойно выдохнув, все напряжение, что летало в воздухе, проговариваю ему в глаза: - Спасибо, Сэт. Мне была нужна такая «терапия» - слегка смеюсь, и продолжаю, - прости, я и в правду мудак. - Дай себе шанс, Лер, - хлопает меня по-отечески по плечу, и от тянущей боли я слегка кривлюсь. – Дай шанс окружающим. Вдруг, в этот раз, ты не разочаруешься. Едва заметно киваю и так же похлопываю друга, на что он немного стонет. - Что старик, форма не та? – подмигиваю я ему, когда он трет ушибленную руку. - Чтоо? – наигранно возмущенно изрекает Сэт, - да я тебя отделал, как отбивную из грудинки. – Тыкает меня пальцем в живот, и я ойкаю, понимая, что он прав. - Давай помогу, - подает мне руку поднявшись. "Давай помогу"... Слегка замираю, так как в этом простом жесте, я вижу столько поддержки, что понемногу задумываюсь о том, что может, если я раскрою глаза, я увижу не только грязь и боль, но и что-то другое? Может он прав? Может стоит ... попробовать? Может я смогу? Смотря на Сэта, сейчас, после драки, в разорванной форменной рубашке, и с синеющим кольцом возле глаза, я почему-то ощущаю такое доверие, что еще чуть-чуть и обниму его. Сдерживаюсь, от порыва нежности и разрешаю себе подумать над тем, что сказал мне Сэт. - Виски? – спрашиваю ковыляя к своему кабинету. - Нет уж, - отвечает со смешком, - боюсь я тебя тогда и вправду убью. Мне еще нужно Лу найти. - Я не хотел, - говорю честно, поражаясь внезапному облегчению, после этих слов, - я извинюсь перед ним. – вижу, как лицо Сэта на миг захватывает удивление, а после, медленно теплеет, -Конечно же, я не хочу и не допущу чтобы он ушел. - Никого больше не забыл? – хитро проговаривает Сэт. - Перед командой, тоже. – выдыхаю уже слегка напрягаясь от его давления. Сэт мягко улыбается и слегка толкает меня кулаком в плечо. Его я знаю давно, знаю его биографию, плюсы и минусы, так же как и он, знает все обо мне. Но такую искреннюю, его улыбку я вижу впервые. - У тебя все получится, Тим, - спокойно проговаривает он, - доверься себе, и попробуй поверить в других.***
Еще по дороге домой, дождь постепенно утихает. Ночное небо еще застилают мутные скопления, закрывая звезды. Но теплый, свежий ветер говорит о том, что погода скоро придет в норму. Может не так быстро, как хотелось бы. И после, не будет идеальной, но с первыми отголосками чистого летнего тепла, можно будет заметить ее начинающиеся перемены. Глажу Беса по морде, тот предсказуемо фыркает сначала, но после кладет мне голову на колени, прямо на белый халат, который надел после душа. Тело ноет от налившихся синяков, а живот урчит от того, что в нем за два дня был только черный кофе. «мой…» - шипит где-то в подсознании. А я, обдумав слова Сэта по десятому кругу, решаю попробовать. «Может и был, пару часов» - отвечаю я шипению, про себя, - «но больше, я тебе не принадлежу». Чудес не бывает. И если я скажу, что тварь тут же оставляет меня в покое, - я солгу. Она шипит на закорках, шепчет свои ядовитые фразы, посылает мне неприглядные картинки воспоминаний. Не могу сказать, что делаю это легко и свободно, нет, решение дается мне с трудом. Но я хочу. Хочу попробовать поменять всё. Безусловно, под броней и маской - очень удобно. Безопасно колоть надменностью из далека, не давая никому шанса к тебе приблизится. Проще грубить и отталкивать, чем понимать и принимать решения. Проще закрыться. Но закрывшись в себе, я остаюсь наедине с тварью, а она, пользуясь тем, что я сам себя запер с ней, сжирает меня день за днем, делая еще отвратительней. Я устал. Устал слышать. Устал бояться. И если у меня ничего не выйдет, я в любом случае, ничего не теряю. Я потерял уже все, что мог. Сглатываю тугой ком и спустя два часа задумчивых хождений по квартире, в компании такого же задумчивого Беса, глубоко выдыхаю и делаю первый боязливый шажок к возможной перемене в своей жизни. «Приезжай» - мой шажок, отправленный на номер, указанный на зеленом стикере…