Ghost mine.

      Некоторые вещи со временем становятся не то что привычкой, а скорее как программа, которая повторяется из раза в раз. Встать, дойти до ванной, умыться, вытереть лицо, поставить чайник, поставить рис, открыть окна, наскоро проверить, чего съедобного осталось в холодильнике. Где-то на середине этого дерьма ты осознаешь, что, черт, ты делаешь это уже который день подряд с абсолютной точностью, с одним и тем же распорядком и это становится жутко. Словно кто-то действительно запрограммировал тебя на поддержание своей жизнедеятельности, просто чтобы ты существовала изо дня в день, как нормальный человек, а не лежала трупиком в постели, плача и надеясь, что всё само вернётся на круги своя.       И в один прекрасный день, кушая этот чертов рис, ты осознаешь это и становится до мурашек жутко. Уложив лицо на стол, я пялилась в его светлую древесину, не понимая, ни того что чувствую, ни того что делать дальше. Жизнь вроде как продолжается, а я стою, как олень в свете фар. Я сбилась со счета дней, к которому была так привязана, и уже не смогу с точностью сказать сколько я здесь. Когда перестала считать, всё слилось в одну кашу, в обыденный день сурка, будто всё происходящее — норма.       Лоб немного заболел от давления головы на стол. Как-то автоматически повернувшись, снова накатывает жуть — это реально и мне придётся смириться с этим. Свет из дверей балкона резал комнаты на части, освещая полосами полукрасного, полужёлтого цвета. Примерно часов пять утра.       Тиканье часов всегда доводило, заставляло слышать только его, давя на нервы, напоминая метроном в кабинете на первом этаже музыкальной школы, которую я проклинала лет с восьми и до самой смерти. До сих пор готова сжечь к чертям собачим то место. Круглые часы полетели со стены кухни ещё в первые дни здесь — не помню как, но помню осколки тонкого стекла на полу возле маленького посеревшего холодильника и круг с полосками. Забавный будильник на комоде возле кровати такому жестокому убийству не подвергся, я просто вынула пахнущие медью батарейки и спрятала его в коробку под кровать.       Последнее, что меня волновало тогда это время.       Глубоко втянув воздух, чувствуя как раздувается грудь, взгляд сам собой перетёк на местами потрескавшийся потолок, немножко желтоватый. Сил отчего-то нет совершенно, несмотря на то, что вчера я только и делала что спала и тревожилась. Постельное снова покрылось потом и пахло и это бесит, но только чуть чуть, как муха крутящаяся где-то под потолком.       Что делать? Что мне делать дальше? Идти в Академию — всё равно что самоубийство, а не идти — так заставят. Не идти, по сути, тоже самоубийство, в долгосрочной перспективе: не смогу защитить себя, никто уже не подберёт меня в переулке собственной деревни.       Думать больно.

***

      Ежедневный распорядок дня обычного учителя редко менялся, всё одно и то же, но, отчего-то, Ирука наслаждался этим, чувствуя как с каждым шагом тело наполняется силой. Он любил свою спокойную рутину: душ, чай, легкая разминка, — все же для ниндзя и до двадцати дожить редкость, совсем немного и будут кличить стариком — легкий завтрак из нежных рук Каэде-сан, — Ирука получал множество шуток от других соседей, что им уже пора жениться, так уж они себя вели, и короткая спокойная прогулка до Академии по тихой мирной деревне. Ничего так не радовало, как спокойствие и жизнь в Конохе. Война лишь где-то за пределами, и пока ни его, ни его учеников не касается, и слава ками.       Утреняя деревня была словно кот, спрятавшийся в кустах, вроде и дышит, но очень тихо шуршит листвой. Небольшая квартира на третьем этаже досталась Умино в наследство, пряталась где-то между двумя небольшими районами «тёмэ», прямо на пересечении, легко выводя к главной улице, разрезающей всю Коноху пополам. Таких было две — Южно-Северная и Восточно-Западная, соединяющие главные врата деревни и уже от них разбивались районы и кварталы, куда более разрозненные и разбитые, нежели улицы.       Плечо оттягивала сумка с материалами, взятыми домой ещё в пятницу, но до сих пор незаконченными. Выходные выдались… чокнутыми. Вернувшись в субботу домой, Ирука надеялся отдохнуть и выспаться, но стоило прилечь на минуту, как дверь начала ломится от стука, перебиваясь шумом спора.       Перекинув волосы за спину привычным движением, Умино почесал шею, уж больно ломкими стали концы длинных прядей, то и дело щекочившими шею. Едва перебирая уставшие ноги, сильно же он расслабился за время штатской жизни, он добрался до двери, нагреваясь от гнева с каждой секундой всё больше. Дверь ударилась о стену, от силы, с которой учитель открыл её. Мало кто мог наведаться к нему о вести себя настолько по-свински, и Ирука догадывался, кого увидит за порогом.       — Эй, сенсей, поосторожней, ты чуть меня носа не лишил! — Котецу схватился за своё лицо, будто Ирука открыл дверь катаной.       — Я удивлён, что он всё еще при тебе, придурок, — недовольно прошипел Умино, оперевшись о кусяк, и снова убрав мешающие волосы. И зачем, спрашивается, переодевался в несчастную убитую временем майку? Неудобно до жути.       — Волосами своими девчонок кадрить будешь, на меня уже не действует, — ухмыльнулся Изумо. Без формы, трое будто вернулись в детство, в маленькую комнату в детдоме, когда одна конфета делилась на шестерых.       — Какие мне девчонки? Я за последнюю неделю видел только почтенных дам и маленьких девочек, — Ирука привычно зашел в квартиру, не закрывая дверь, и подивился, когда старые друзья не пошли следом.       — Вот именно! Совсем заработался, бедный сенсей! — ухмылка Котецу редко предвещала что-то хорошее. Закадычная парочка переглянулась, передавая какие-то им лишь понятные сигналы. Ируку, не имевшего при себе таких друзей, всегда немного злило их постоянное понимание друг друга. Зависть гложила его все несчастные остатки детства, он бы хотел иметь такого человека, но, кажется, ему суждено было быть третьим другом.       — Что вы задумали, идиоты? — но это было в прошлом, он уже давно не ребёнок, чтобы обижаться такой глупости. Он рад был хотя бы иметь друзей.       Действительно состарился к двадцати.       Вечер был влажный, и Умино уже к пятой минуте их медленной прогулки порадовался, что додумался натянуть старый заношенный свитер, но Котецу слишком торопился чуть ли не силком вытягивая Ируку из квартиры. Темнеть начало уже давно, тонкая полоска света у горизонта едва виднелась, люди зажигали фонари, резонируя с электрическим светом высоких столбов. Изумо шёл впереди, ведя их по оживлённой, даже чересчур, улочке, заставляя Котецу метаться между лавками и смотреть на всякие дешёвые аксессуары и сувенирчики. С праздника прошло всего пару дней, торговцы не станут разъезжаться ещё с неделю, а некоторые задержаться и на месяц, расчитывая распродать всё добро.       — Как такое вообще возможно, провести всеобщий день основания, сидя на работе? — Изумо разглядывал что-то на темнеющем небосводе, будто говоря сам с собой. Ирука неловко выдохнул, растягивая улыбку на губах.       — Знаю, знаю, но меня повысили не только ради повышения зарплаты. Обязанностей тоже поднабролось, — его голос терялся на фоне шума улицы.       — Я в ужасе от одного вида этих чертят, а ты с ними каждый день маешься, — протянул Хогане, уже пожевывая какую-то еду на палочке.       — Ты бы знал в каком ужасе я, видя их каждый день, — смех, такой нелепый, вырвался сам собой.       — Ну, сегодня ты повеселишься, сенсей, — протянул Изумо отодвигая шторку распахнутых дверей в небольшое шумное заведение.       Пункт назначения, с самых его шестнадцати лет, когда Камизуки и Хогане уже гордо являлись совершеннолетними, был один. «Ага, пивнушка» — подумалось Ируке, заставив его снова тяжело вздохнуть. Ночь действительно обещала быть чертовски длинной.       Как правило, в таких заведениях было чертовски шумно, слишком много группок людей собирались слишком близко и слишком много шутили под градусом. Одно из немногих утешений для шиноби — забыться в алкоголе хотя бы на пару часов, чтобы позже встать снова и продолжить работать ради людей, порой даже не близких. Зачастую не близких.       Ирука оглядел людей, подмечая и старичков чуть за сорок, и совсем молодняк — видимо младше него самого, и одиноких мужчин сидящих у барной стойки в ярком свете подвисных ламп. Изумо резко схватил его за руку, таща куда-то в сторону огороженных тонкими стенками столиков, так сказать для элиты — молодых шиноби высоких рангов.       — А у вас денег хоть хватит? — неуверенно протянул Ирука, глядя на посмеивающихся друзей.       — Старик Асума платит сегодня, — весело расхохотался Котецу, подмигивая. — Эй, гляньте кого притащили! Уважаемый Ирука-сан снизошел до гу-ля-но-чки! — громко выдал Хогане, остановившись у длинного стола, который был почти полностью забит людьми.       — Вау, это ли не гроза всех ниндзя Листа? — Ширануи Генма, явно уже пьяный, улыбнулся, поражая отсутствием привычного сенбона меж зуб. — Мне кажется, у меня до сих пор сердце болит за несправедливо уничтоженный отчёт.       Два года тому назад, еще только начиная работать в штабе и перебиваясь редкими миссиями за пределами деревни, Ируку никто не мог назвать грозой; он был даже чрезмерно спокоен и уважителен со всеми, с пожеланием удачи отдавал миссии генинам, захватывая сердца молодых куноичи доброжелательной улыбкой, с учтивостью указывал на ошибки и помогал, если это было необходимо. До дня кары, как его позднее прозвали джонины, с дрожью вспоминая день, когда Генма был громко и крайне не цензурно послан пожрать говна.       Стояла трицатиградусная жара, самый разгар лета, но получаемых заданий становилась только больше — чаще D и C, из-за страшной засухи на половине континента, на другой засуха была всегда, провизии не хватало катастрофически, стихия огня, преобладающая в деревне, банально не была нужна в большинстве миссий. Её обладатели отправлялись на наиболее опасные дела, связанные с разбоями, снова крутящимися вокруг провизии. Ужасный комок накладывающихся друг на друга неприятностей довел вечно спокойного Сандайме, отправившегося на саммит, и вернувшегося с едва ли хорошими новостями.       Вечнозелёная Коноха должна была помочь справится с континентальным кризисом странам, с которыми едва ли десять лет назад воевала. Очевидно никто доволен не был.       Оплату заданий пришлось снизить, и это приводило в бешенство уже самих шиноби, привыкших к высокой зарплате, но количество миссий и их легкость, безопасность местами, должны были хотя как-то повлиять. Однако же в резиденции стоял гул недовольных голосов, людей было слишком много и всего семь столов не справлялись с таким потоком — четыре получения и три сдачи.       Генме Ширануи чертовски не повезло сдать полуживой лист за второй стол сдачи в пять вечера, за которым как кстати, как ему показалось, был Ирука Умино, совсем еще зелёный шестнадцатилетний чунин, но так уж вышло что он сидел там с семи тридцати утра и проверил порядка ста десяти отчетов, он, блять, подсчитал, и успел получить в свою сторону около тридцати оскорблений и двенадцати свитков без отчета. Проблема оказалась даже не в отчете, несмотря на тучу недостатков и в нём. Генма не поздоровался.       Существует порядок сдачи задания — ранг, время выполнения, затраты, потери и травмы, если таковые имеются, который заполняет штабный сотрудник, и, как правило, ниндзя здороваются, перед отчетом, а Ширануи просто оставил пожеванный лист и развернулся. Не стоило забывать, что кроме того что Ирука «совсем еще зеленый», так еще и шестнадцатилетний подросток с ещё не остывшим жалом в заднице, так ещё и обладатель противодействующих стихий огня и воды.       Отчет был разорван на кусочки, подожжён и отправлен в рот к обладателю, громкий мат заполнил большое помещение. Ирука впервые так грубо выразился на такое количество людей, стоящих толпой в зале и каждый, кто пытался сказать что-либо, получил свою порцию ругательств, после чего уставшего Ширануи перетащили за стойку и заставили проверять отчеты на протяжении оставшихся трех часов работы, под угрозой лишить жалования и десятка ждущих получения расписки к бухгалтерии шиноби.       Правда, позднее Умино извинился, но в памяти шиноби до сих стоял матерящийся подросток с тонким длинным свитком в руках, которым он обещал отпиздить каждого с подобным отношением к их работе. Такие случаи происходили очень редко, до появления в штабе Ируки, и забыть подобное — всё равно, что упустить золото. Слухи ниндзя страсть как любят.       Распивая стакан пива, Ирука сидел, выслушивая, как шиноби предались воспоминаниям как и куда их посылал Гроза, и пытался подавить смущение со стыдом. За столом сидел десяток шиноби разных рангов, большинство из тех кто учился в одно время и их общие знакомые, подвыпившие и довольные — праздник в конце концов. Честно говоря, Ирука предпочёл бы посидеть дома в тишине и в компании с несчастными тестами, но он правда давно не проводил время в кругу ровесников. Хотя бы раз в месяц нужно выбираться не только на поиски учеников. Пиво приятно грело дно пустого желудка, мысли текли лениво. Умино опрокинулся на стенку, чувствуя как напряжение покидает уставшие плечи.       — Устали, сенсей? — тихо спросил сосед справа, заставляя Ируку посмотреть на говорившего. Гекко чуть улыбался, глядя своими вечно уставшими глазами. Кажется, его лицо сегодня было не настолько осунывшимся, как обычно.       — Какой я тебе сенсей, Хаяте? — Умино улыбнулся, прикрывая глаза. — На деле — нет, на этой неделе не было и половины занятий, — Хаяте приподнял брови, неясно что выражая. — Выглядишь менее мертвым, чем обычно, — чуть усмехнулся поведя рукой у лица джонина.       — Аха-ха, да ты мастак в комплиментах, сенсей, — чуть посмеявшись, Гекко отпил из своего стакана. — Я в отпуске. Никаких миссий, никакой крови, никаких больниц.       — Да ты просто оттуда уходишь, придурок, — возмутилась Касуми, ирьенин, работающая больше в поле, больно часто она появлялась в штабе. Она шутливо рассмеялась, выглядя при том немного злой.       — А тебе-то откуда знать? — спросила сидящая рядом девушка, которая отчего-то не казалась Ируке знакомой. Он видел её не больше пары раз в деревне, но за столом миссий — ни разу.       — М? Я с половиной госпиталя общаюсь каждый день, — Касуми повернулась к девушке, обнимая саму себя. — Ками, я кошмарно устала от всех этих разговоров! Этот-сан блеванул на халат, другой-сан отказывается от лечения, третий-сан тако-о-ой красавчик! — она изобразила влюбленное лицо. — А два Х, как обычно сбегают, — вопреки её словам, она явно наслаждалась болтовней.       — Два Х? — спросил Ирука, чувствуя свою абсолютную неосведомлённость о происходящем в деревне.       — Хатаке и Хаяте, — сказала Касуми, разведя руки в стороны. — Вечные беглецы.       С дальней стороны стола, прямо в углу, донёсся кашель, и внимание окружающих тут же оказалось, на отплевывающемся Какаши Хатаке.       — Э-э? А ты то что здесь забыл, Хатаке-сан? — выдала порозовевшая Касуми, глядя на джонина, которого, смеясь, похлопывал по спине Асума.       Видимо, Хатаке-сан был редким участником таких встреч. Ирука не то чтобы, но не жаловал конкретного этого ниндзя; несмотря на явное превосходство, в Умино было едва ли наскрести на уважение к нему. Настолько безалаберного и непунктуального человека сложно найти не только в Конохе, но и во всем мире. В остальном ему было кристаллически плевать на Какаши.       Стоило Хатаке откашляться и извиниться, с едва живой улыбкой-глазом, шторцу открыла хозяйка заведения.       — Добрый вечер, — она была высокой, на вид немного за тридцать. Узнавшие её шиноби склонили головы в знак уважения к Кейко Маэдэ. Она была своеобразной легендой — молодая куноичи в отставке, обсуждаемая людьми последние лет десять. — Подарок от заведения постоянным гостям, -она улыбнулась, пропуская девушку с двумя большими подносами.       Котецу, сидящий у самого выхода, подскочил и с улыбкой забрал один из рук официантки. Цубаки неглубоко поклонилась и вышла, оставив после себя густую тишину, за ней вышла и девушка, напоследок глянув на компанию со странным выражением на лице. Списавши странное ощущение на алкоголь, он отхлебнул пиво и принял закуски из рук Изумо, сидевшего с таким же непонятным лицом.       — Странно это всё, — выдал Генма, пожевывая палочку с данго.       — Единственный странный тут ты, — возразила Касуми, глядя с отвращением на его еду. — Кто пьёт алкоголь со сладостями?       — Э, не гони на сладости! — выдала Анко Митараши, угрожая такой же палочкой с шариком от данго.       Разговор вокруг восстановился сам собой, шум снова наполнил комнату. Ирука почувствовал усталость, накатившую на него с большей силой и с извиняющейся улыбкой вышел из комнаты. Воздух снаружи стал ещё холодней, волосы неприятно намокли от влажности, заставив его вытянуть их из тугой резинки. Кожа головы болела; он не чувствовал себя ни пьяным, ни отдохнувшим. Не понятно толком, что не так. Просто нет сил.       Резко обернувшись, Ирука инстинктивно схватил шиноби, тот явно переместился шуншином. У Умино не возникло не единой мысли, что скорее всего внутри деревни вряд ли недоброжелатели перемешались столь не скрытно, выпуская кучу чакры в пустую, посреди праздника, когда деревня защищалась раза в четыре сильнее, за каждым торговцем и туристом следили — никто бы не стал вести себя так безрассудно. Может он действительно был пьян, и слишком устал, чтобы понять, что это кто-то из «своих».       — Я, конечно, не самый приятный человек, но чтобы настолько — впервые, — тихий знакомый голос немного смеялся, как не стал бы враг прижатый к стене безоружный ниндзя.       — Хатаке-сан, ками, да вы издеваетесь, — Ирука отпустил джонина, чувствуя стыд приливший к лицу. Он запустил руку в волосы, путая их всё сильнее.       — Что вы, сенсей, — устала пробормотал, даже не глядя. — Рефлексы у вас похвальные. Даже больно, — он повёл рукой по шее, с усмешкой в усталом голосе. — Ну, увидимся, — он развернулся, махнув рукой, и ушел, оглянувшись с улыбкой-глазом.       «Зачем уходить шуншином? Двери, что, для смертных только?» — Ирука вошел обратно, поправив задёршийся на правой руке свитер, которым он прижимал одного из самых сильных ниндзя в деревне к стене. Что за чокнутый день.       Он вернулся только дабы попрощаться и добить стакан, бесплатно всё-таки, и поспешил уйти, слушая нытье Котецу в спину. Ему нужно поспать — напасть на своего, это ж надо.       Остаток несчастных выходных он провёл то в глубоком сне, то в полудрёме, изредка поднимаясь с серого старого дивана, чтобы налить ещё одну кружку чая, и переключить канал на новомодном телевизоре. Современная техника была редким гостем в жилищах шиноби, сам Ирука в жизни бы себе его не купил хотя бы из-за крушесносных цен на бесполезное развлечение для гражданских. Одна богатая владелица крупной торговой компании из страны Чая решила, что оплаты за миссию недостаточно, и «вознагродила» его за убийство её соперника на арене бойни торговых отношений. Принимать не хотелось, но доставка шла прямо к дому и пришлось разбираться с тем, как это чудо техники работает. Ни раздела для кассет, ни для дисков на большом экране не было, благо Каэде-сан разобралась, и подключила телевизор к «сети», раскиданной по всему миру. Умино хотел бы отнести его в Академию, но никаких каналов с учебными материалами из всего-то восьми не было, так что редкие лекции с видео-материалами, которые так завораживали детей, продолжали проводиться на старом проекторе, подключенном к кассетному видеомагнитофону.       Передача про курорт черт пойми где шумела на фоне, пока молодой учитель читал уроки на следующую неделю, подготовленные им еще на зимних каникулах, едва ли вникая в суть. Мысли грызли мозги изнутри. Разбросанные свитки и учебники, как острова вокруг горы-дивана, лежали, глядели как-то укоризнено. Поведя рукой по напряженной шее, Умино встал, не зная толком что не так. За окном ярко било солнце, погода становилось всё лучше с каждым днём. Умино сам не заметил как улыбнулся и встал намереваясь провести остаток дня на тренировке, где-нибудь на дальнем полигоне, рядом с окраиной деревни, возле скалы, повторит заодно эвакуационные пути.       Несколько часов непрерывных занятий успокоили рой мыслей в голове, позволяя выдохнуть и спокойно заснуть.       Он шел вверх по улице, легко петляя по знакомым кварталам, словно карта деревни была прямо в его руках. Выйдя на Южно-Северную, он снова, как и каждый день последних двух лет, увидел возвышающуюся Резиденцию Хокаге прямо по курсу. Солнце совсем недавно поднялось над высокими стенами, которые отсюда даже не были видны.       — Ирука-сенсей? — позади раздался тихий голос, Ирука вздрогнул от неожиданности, резко оборачиваясь. Причина его беспокойных выходных стояла позади него, метрах всего в пяти, глядя то на него, то в сторону, то на выложенную камнем дорогу. — Доброе утро.       — Утро, — автоматически ответил, даже не задумавшись. — Почему ты… Ты же знаешь, что сейчас шесть утра, да? Уроки начинаются в восемь тридцать, — он смотрел на девочку, трущую свои руки, одетые в тонкую светло-серую кофту. Недоумение выражалось в каждом его выражение, получающее какую-то странную неловкость в ответ.       — Честно говоря, нет, — Узумаки улыбнулась, со знакомой шутливостью растягивая губы. — У меня часов нет, — уложив руки в карманы, она поравнялась с Умино, перекатываясь с пятки на носок. Её взгляд продолжал бегать, выдавая нервозность и… страх.       Ирука может и был учителем недолго, но такие вещи, как детские эмоции, распознавал до глупости легко. Девочка, глядевшая на всех с непоколебимой уверенностью в своей правоте, не страшившаяся, казалось, ничего, прямо сейчас выглядела так, как выглядел бы человек, который всеми силами пытается скрыть дикий страх.       Что произошло с Узумаки Наруто за каникулы в два месяца?