28 июня, 2021 год.
Республика Интар, Кальярра.
Рабочий день постепенно подходит к концу, остается всего лишь жалкий час. База, которая должна была приехать в обед, опаздывает уже на четыре часа. Поэтому сейчас я в режиме спринта, с ноющей спиной от тяжелых коробок, выгружаю молочные продукты в отдел. Привычка не обращать внимания на физическую усталость, полностью выключая мозг даже от внутреннего нытья, помогает сейчас как никогда. В любом случае, вкалывать в зале намного лучше, чем сидеть за кассой… И как только меня занесло сюда? Короткий инструктаж по работе в начале смене с компьютером не особо помог. Знание вбивалось в голову путем недовольства покупателей, когда я, к примеру, пробивала случайно два раза подряд товар, и приходилось звать для удаления администратора. В моменты ожидания Берты хотелось в первую очередь спрятаться или убежать от нарастающего напряжения, исходящего от людей. Но страх не вечен, мешающее ощущение проходит, а накопившиеся эмоции перетекают в раздражение. Пока что внутреннее. Я не думала, что мне может быть настолько некомфортно от бесконечного потока людей. Словно меня вернули снова во времена, когда наступает первое сентября и новая школа пестрит толпой незнакомых лиц, что исподтишка наблюдает за тобой. Однако ситуацию спас коллектив, мне повезло попасть в удачную смену. Неожиданным сюрпризом оказалось то, что у меня получается меняться рядом с этими людьми. Это подметила Рене, которая приходила вчера проведать и узнать, как проходит мой первый рабочий день. С вытянутого от удивления лица подруги мы смеялись долго, когда она зашла в магазин, и перед ней пролетела Берта с длинной шваброй в руках в погоне за мной. Привычная маска в начале смены — изображать из себя камень и вежливо улыбаться — испарилась. На предложение Ирене перенести посиделки у нее после работы на следующий день, так как появились неотложные дела, я отреагировала с непривычной легкостью. Несмотря на то, что изменение планов меня никогда не радовало, усталость давала о себе знать и завалиться спать с вечера казалось предпочтительнее. Размышляя о прошедших днях, незаметно для себя понимаю, что я успеваю разобрать практически всю тележку с продуктами. Остается занести на приемку пропущенную утром просрочку, распечатать несколько отсутствующих ценников и можно закрывать смену. — Привет. Вдох. Я так и знала… Оборачиваюсь на него и встречаюсь с очень настойчивым взглядом карих глаз. А голосок то тихий, чуть подрагивает. Зато вон смотрит как… Бесит. Я молча киваю в ответ, вытаскивая из уха наушник. Стоит, конечно, сделать наоборот и надеть второй, выкрутив громкость музыки на максимум, чтобы никого не слышать, особенно его. Но чертово воспитание не позволяет себя так вести без видимых на то причин. — Видел, ты сегодня не на мотоцикле приехала… Если ты не против я могу подвезти тебя после работы до дома, — он делает шаг вперед, перегораживая мне проход к тележке. Я продолжаю сосредоточенно перебирать йогурты на предмет просрочки. И не важно, что все проверялось буквально минут десять назад. Не стоило строить из себя параноика вчера перед этим парнем. Худой, на половину головы выше меня, со смуглой кожей, короткие черные волосы и плотная щетина на лице. По поведению тиховат, так что действительно не понять — стесняется или действительно такой спокойный и невозмутимый. «Типичный ардаланец», — подумалось мне в момент «знакомства» насчет его внешности. И я оказалась права. — Спасибо, но я на такси. Вчера, окинув меня заинтересованным взглядом, пока я пробивала продукты, он попросил еще пачку сигарет. Тут уже настала моя очередь увлеченно разглядывать его, придирчиво прищуривая глаза. На человека старше восемнадцати он, конечно, тянул. Но зная нашу национальную генетику, подобное взросление может случиться и в шестнадцать. А попасть на штраф за продажу несовершеннолетним в первый же день не хотелось. Тем более, полиция часто разъезжает с подставными покупателями. «Покажите паспорт, пожалуйста», — секундная заминка, видимо, у него давно не спрашивали документы, он спешно шарится по карманам и потом растерянно смотрит на меня. В попытке уговорить меня продать сигареты без удостоверения незнакомец сдался, быстро сообщив, что через минут пятнадцать придет с паспортом. По итогу, он вернулся со своим другом и подошел на кассу с целой кучей разнообразных шоколадок. Подозрения появились уже в тот момент, но тогда я отнеслась к этому легкомысленно. Уже происходили ситуации, когда покупатели дарили всякую приятную мелочь, чтобы поднять настроение. Причем делали приятно без скрытого смысла и последующих признаков внимания. Подобные жесты мне оказывали редко, а общение с противоположным полом и вовсе в основном сводится в рамках приложениях для знакомств, на которое меня несколько лет назад затащила Рене. Вопреки всему мне было немного непривычно, но все же маленькие подарки положительно воздействовали на мое настроение. Пробив необходимый товар, я кивнула на паспорт в его руке, который он не спешил показывать. Хитрое выражение его лица, пробивающееся сквозь заинтересовавшую меня невозмутимость, мне было не по душе, но упрямство подгоняло стоять на своем до конца. По факту — я в очередной раз не прислушалась к своей интуиции. От него фонило чем-то подозрительным так, что при каждом слове, взгляде или же движении у меня в шее что-то едва ощутимо напрягалось. Уже тогда стоило плюнуть на свое воспитание и снять вежливую маску под названием «Я у мамы хорошая девочка». «Оригинальный способ познакомиться», — прокричала мимо проходящая Берта. Немного нервно улыбнувшись ее шутке, я потратила несколько долгих секунд на то, чтобы найти дату рождения в паспорте — двадцать лет. Фиолетовое оформление удостоверения смотрелось по привычному, по сравнению с красным цветом интарского, где дату рождения приходилось слишком долго искать. Ардаланское гражданство, приехал сюда недавно? Сильного акцента в речи не прослеживалось для новоприбывшего мигранта. Или же он изучал язык еще до переезда? Мои вопросы остались неозвученными, свой мимолетный интерес демонстрировать не хотелось. Однако по итогу расплатившись, он пододвинул ко мне шоколадки. «Это тебе. Алепо, приятно познакомиться», — тупо уставившись на шоколадки, лишь бы не сталкиваться с его взглядом, я мысленно хлопнула себя по лбу и прокляла Берту за ее шутку. «За подарок спасибо, но я не знакомлюсь». Ничего не ответив на это, лишь странно посмотрев, Алепо ушел. Но под конец рабочего дня он вернулся с предложением подвезти до дома. Второй отказ был озвучен также вежливо, хотя внутри начало все закипать от негодования. Я дергаюсь от легкого прикосновения к своему плечу. Сковывающая растерянность охватывает тело. А его тихий голос, ставший громче от сокращения расстояния между нами, окончательно заставляет замереть на месте. Холод идущий от холодильников контрастирует с тем, как мое лицо начинает наливаться теплом, а затем и жаром. Бесит. — Мне нужно с тобой серьезно поговорить, Асия. Надо не забыть и потом обязательно узнать, кто выдал мое имя. — Убери руку, пожалуйста, и отойди от меня. Если хочешь что-то сказать — говори тут. — Я хочу наедине, — голос за спиной становится еще ближе, настойчивее. Упаковка йогурта сминается под давлением моей руки. — Почему ты отказываешься? Родители против? Дай мне их номер, я все быстро решу, не бойся. Как это по ардалански. Ни шагу без родительского одобрения. Правильный мальчик попался, у которого «я хочу» и разрешение от старших — в приоритете… Впрочем, есть у меня одна идея на этот счет. Остается только подчинить контролю свое тело и перестать зажиматься так. Нутром чую, обычным отказом это не решить, все не так просто. Не понял в первый и второй раз, значит, не воспримет и в следующие. С натугой преодолев себя, я поворачиваюсь к нему лицом, едва сдерживаюсь от того, чтобы не скривиться от запаха одеколона. Что за любовь такая у ардаланцев к слишком резкому парфюму? Усталость из-за работы, зарождающийся неконтролируемый всплеск эмоций, перманентная тревога за свое будущее — все смешивается в единый комок. Настороженное отношение к ардаланцам становится вишенкой на торте и мне становится до боли обидно за свое бессилие. Даже если бы я относительно хорошо не вышла бы лицом и фигурой, то от внимания своей нации все равно не отделалась. Как говорилось в одном из стендап выступлений популярного комика ардаланцы — они как вай-фай. Включатся, а там уже все равно кто присоединится. Спокойнее. Улыбайся, Асия, да так, чтобы глазки блестели. — Ну-у, ладно… Оставишь свой номер? Просияв, горный принц мигом выдает выученные наизусть цифры, которые я подрагивающими пальцами записываю в телефон. Несколько раз сбиваясь с цифр, мысленно корю себя, одержимая ощущением, что мои эмоции Алепо может неправильно понять. После он протягивает маленькую коробку каких-то фирменных дорогих конфет. Вариантов не остается, нужно сохранить образ до конца, лишь бы избавиться от лишних вопросов. Я принимаю подарок. Отдам матери в качестве доказательства. — Спасибо, мне уже нужно бежать. Пока! Кажется, он хочет что-то сказать, но я не даю ему шанса, хватаясь за тележку и направляясь к двери для рабочего персонала. Наивный придурок. Лучше бы научился слово «нет» понимать. Под тихо бурлящим раздражением, я доделываю оставшиеся мелкие дела и закрываю смену. Настроение мелкими шажочками начинается подниматься вверх, когда вижу Рене, которая поджидает у заднего выхода магазина, нетерпеливо постукивая высоким каблучком. Впереди несколько часов свободы, а может быть даже и больше, если мать позволит мне задержаться у нее в гостях подольше… Правда после произошедшего в ресторане между нами еще ощущается напряжение и все наши разговоры сводятся к сухой передаче информации о моем распорядке дня. Привычным образом я отмахиваюсь от тревожных мыслей, стараясь громче себе проговорить, что надо на полную использовать то время, которое мне дано. Изводить сейчас себя тревогой бессмысленно, как и светить кислой миной перед Ирене. Палящее солнце делает ярче веснушки на лице подруги, отчего создается ощущение, что передо мной лесная нимфа. Не хватает только ярко-зеленого платья и венка на голову. М-да, фентези книги определенно имеют влияние на мое восприятие реальности. Смешно хмуря брови, Рене оглядывает двор вокруг и удивленно спрашивает: — Ты сегодня без этой железяки? Я располагающе улыбаюсь, отмечая легкую тревожность в ее взгляде при упоминании мотоцикла. — И вчера была. Подумала, что так будет лучше. Да и забирать его лень, ты же со мной не поехала бы. Все-таки, надо будет поставить перед собой задачу затащить Ирене на этот чудесный транспорт. Чисто из интереса, в попытке искоренить страх, который я сама же по дурости в нее и вселила. — Какая ты забо-о-обтливая, — она привлекает меня в объятия, чмокнув в щеку в качестве приветствия. — Привет. — Пойдем отсюда поскорее, а то не дай бог этот ардаланец появится… — Он со вчерашнего дня все не сдается? — удивляется Рене, зная историю полностью. — Кла-а-ассс… Настоящий мужик! Не сдается! — Я тебя сейчас ударю, — угрожающее бубню я, подхватывая ее под руку и направляясь подальше от магазина. — Ай! — пищит она от моего щипка в бок. — Все! Все, хватит! Я же шучу… Блин! — от следующей атаки она уже отскакивает от меня и оправдательно начинает тараторить. — Я уже все посмотрела по картам, он тебе не подходит! Знаешь почему? Потому что… Около получаса неспешной прогулки я немного отстраненно слушаю подробный расклад на человека, который за короткие сроки имеет возможность вселить в меня и необъяснимую тревожность, и неприятно склизкую агрессию. Снова вхожу в роль хорошей девочки и терпеливо внимаю сбитой речи Рене из-за ее вдохновленности и моментами пофыркиваю от красочных оборотов, которые явно звучат лучше, чем простое «придурок». Слышать об Алепо уже надоедает, поскольку в рабочем коллективе происходит та же история — шутки, подначивания, намеки, что мне стоит снизить оборону, ведь «Он так смотрит на тебя!». Честное слово, я бы предпочла в теме обсуждения мальчиков перебирание костей Маркуса, несмотря на то, что мне не хочется признавать перед подругой ее правоту — как мутный экземпляр он меня заинтересовал. И вот мы уже около дома подруги, а в груди становится поспокойнее. Ее квартира всегда для меня была и будет уголочком, в который временно можно спрятаться. Да и я давно не гуляла по улицам Кальярры вот так. Без спешки, с относительно нормальным настроением, если не обращать внимание на происходящие странности. Новостройка в пятьдесят этажей в черно-коричневом оформлении смотрится эффектно. В отличие от меня, Ирене не запрокидывает вдохновленно голову и не сверлит задумчивым взглядом красивые панельки. Кажется, она в принципе не замечает, что живет в довольно красивом месте, где даже спальный район заслуживает эстетического восторга. Ностальгия по прошлой квартире накатывает на меня легкой волной. — С тебя пицца, не забыла? — лукаво напоминаю я. — Второй расклад, который я делала сегодня, был как раз на эту тему, — хитро щурится подруга. — Март появится. Готовь денюжки, будешь заказывать сама. Понятно. Если в ход идет эзотерика, значит, переубедить ее невозможно. Прохладное помещение подъезда после уличной жары становится нашим спасением. Если я к жаре отношусь более спокойно, то у Рене зачастую случаются приступы паники из-за потекшего макияжа, запаха пота, которого на самом деле от нее даже не ощущается под шлейфом духов и, в конце концов, бесконечного нытья, что от солнца на плечах останется загар и следы от лямок платья. Я в свою очередь просто довольствуюсь возможностью прислониться голой спиной к стене, ощущая ледяное прикосновение плитки, и не задаюсь вопросом потекли ли у меня стрелки на глазах. Их и с умывалкой трудно стереть, жаркая погода тем более не справится. Счастье долго не длится. Подруга не дает мне погрузиться внутрь себя, приблизиться к краю тревожной пропасти. Мне бы хотелось со стоном скатиться на пол и так сидеть в прострации, охлаждая тело. Но она нетерпеливо несколько раз нажимает на кнопку вызова лифта и разок пинает ногой железные створки, рассказывая мне очередную историю. — Можем пойти по лестнице, — предлагаю я, мрачно гипнотизируя стену и совершенно некстати вспоминая свои забеги по этажам. Все-таки сдерживаемые эмоции скапливаются и тревожный маячок начинает мигать сильнее. Вроде бы уже и все хорошо, и последующие часы меня ничего не будет напрягать, однако… — Ты же так давно не делаешь, — Рене отвлекается от занятия похлеще обматерить медленный лифт и оборачивается ко мне. — Если хочешь, конечно, то… Можем и пойти. Просто долго подниматься… Ты уверена? Что-то случилось? Или опять?.. Я прислушиваюсь к гудящей пустоте внутри. Стойкий запах краски — видимо, утром перекрашивали в белый цвет почтовые ящики — обостренное чутье улавливает сильнее. Дышится, вроде как, свободно. Только сердце заходится в учащенном такте… Наверное, от жары и нашего быстрого шага. В сознании упрямо мелькает изученная до мельчайших деталей сцена в ресторане. Настойчивая картинка не оставляет меня в покое уже второй день, так что это тоже в какой-то степени нормально и сейчас просто не стоит на этом концентрироваться. — Забудь, — я делаю шаг к подруге. — Не хочу по лестнице, ноги болят. Лифт громким пищанием оповещает нас о прибытии. Тяжелые двери раскрываются, и мы входим в узкое пространство. Я нажимаю на кнопку двадцать третьего этажа. Застарелая привычка считать время, за которое мы поднимемся, подкидывает мне сухие цифры — одна минута и двенадцать секунд. Я сглатываю. Это снова проявляется… Холодок пробегает по спине, отдаваясь слабостью в ногах. Кабина бесшумно трогается вверх, лифтовая панель приковывает к себе взгляд, заставляя считать этажи. Вспышка. Мысль, что все теперь не так как вчера, позавчера или же неделю назад бьет в висок. Ощущения повторяются в точности как и раньше, рисуя в воображении картины прошлого. Боясь что-либо произнести, признать это вслух и лишний раз встревожить Рене, я кидаю короткий взгляд на ее отрешенное лицо. Не знаю зачем, но надеюсь, что она почувствует и поймет все без лишних слов. Мы уже проезжаем третий этаж. От близости стен дыхание становится тяжелее. Пятый этаж. Дыши, Асия. Вдох-выдох, прямо как тогда, когда пришлось вырвать это с корнем из себя. У тебя же получилось в первый раз… Давай… Шея немеет. Липкий пот вызывает тошноту, отдается кислым привкусом во рту. Руки охватывает дрожь. Сумка в крепко сжавшихся пальцах становится невыносимо тяжелой. Я стараюсь стоять ровно. Не подавать виду, как меня начинает колотить от подступающего страха. Проговаривать про себя, что мы просто едем в лифте. — …Ась? — кажется, Рене говорит откуда-то издалека. Цепляюсь за голос подруги. Меняющиеся цифры этажей расплываются перед глазами. Попытка вернуть контроль с позором проваливается. Я оседаю на пол лифта, обхватываю руками голову. Скукоживаюсь, пытаясь стать меньше. Переполняющее чувство ужаса накрывает с головой. От него не скрыться. Не убежать. Сожрет и не подавится. Сожрет, сожрет, сожрет… Все будет хорошо, все будет хорошо, все хорошо… Горячие руки обхватывают мое лицо. Затуманенным зрением вижу рыжую макушку, но не понимаю, что она мне говорит. Писк в ушах становится невыносимым. Она думает, что сможет мне помочь. Подступающий смешок, сжимающий комок в горле со всех сторон, грозится разорвать меня. Не получается. У меня не получается. Где-то там, отдаленно я понимаю, что мне ничего не грозит. Понимаю, что сейчас слабею и поддаюсь своим чувствам. Но у меня не получается ничего с этим сделать… — Р-рене… — ее имя с режущим мой слух свистом слетает с губ. Сказать что-то большее не могу. Не хватает воздуха. Ощущая под пальцами взмокшие виски, я круговыми движениями стараюсь унять увеличивающееся давление. Начинаю тонуть в бешеном ритме своего сердца, не понимая куда себя деть. Невозможно убежать. Не хватает сил. Все хорошо, нужно просто успокоиться… Мрак медленно обволакивает меня, заглушая все посторонние звуки. Мерзкий шепот в голове нарастает с каждым ударом сердца. — Ты так похожа на Лейлу… — горячие руки поднимаются к предплечьям. Я подаюсь назад. Резкая тупая боль в затылке отрезвляет и передо мной проявляется нечеткий силуэт Ирене. Это не он, Асия, тише. Успокойся. Минута и десять секунд, еще совсем немного… Не знаю сколько после раздается шумом в голове учащенных стуков сердца, но я начинаю чувствовать спасительный прохладный воздух. Мы на нужном этаже. В попытке подняться, тонкие руки Рене обхватывают меня за талию, помогая выйти. Несколько долгих секунд, а может минут — счет времени искажается — и я выхожу на общий балков. Сажусь, прислоняясь спиной к перилам и упираюсь взглядом в кирпичную кладку перед собой. Сосредотачиваюсь на том, чтобы привести мысли и эмоции в порядок. Мимо внимания проносятся моменты, когда я успеваю достать пачку сигарет и зажигалку. Закуриваю, делая глубокую тяжку. Протягиваю вторую сигарету Рене, стоящей слева от меня. Она несколько секунд отрешенным взглядом смотрит на протянутую руку. Дым лезет в глаза, я обхватываю губами плотнее фильтр сигареты и прищуриваюсь. Чиркаю зажигалкой, помогая ей прикурить. Палец начинает болеть от шероховатого колесика и близости жаркого пламени — Рене удается закурить только с третьей попытки. Руки все еще дрожат, из глаз катятся слезы от попавшего дыма. Подруга неловко крутит сигарету в руках, пытается глубоко затянуться, но заходится в долгом кашле. Курит она очень редко. В основном, только когда пьяная. — Давно у тебя это началось? — ожидаемый вопрос зависает в воздухе спустя затянувшееся молчание. — Сегодня впервые спустя два года. — А из-за чего?.. Ты знаешь? Знаю. Сигарета уже горчит, но я упорно докуриваю до фильтра и следом поджигаю вторую. Не понимаю, как так быстро обычно долгий процесс сократился до нескольких жадных тяжек. Во рту пересыхает, противный привкус табака на языке дарит хоть какое-то ощущение реальности происходящего. Дым смешивается с раскаленным воздухом, напряжение с витающей пылью, а я все никак не могу раствориться в подступающем облегчении и понимании, что все закончилось. — Нет. — А как ты… это поборола в прошлый раз? Исчезновение из моей жизни Абрахама, вот что помогло. И плохое настроение матери, которой приспичило запретить мне подниматься по лестнице. Тогда ее взгляд выражал настолько сильное подозрение, будто мое желание побегать по ступенькам скрывало за собой нечто очень плохое. — Не помню, само прошло, наверное, — я лгу, безбожно ныряю в океан лжи. Так будет лучше, ей не стоит слышать правду. Это знание не приведет к какому-то результату. Помочь могу только я сама себе. — Давай забудем это, хорошо? Просто теперь буду опять бегать по лестницам… Физкульт привет, — стараюсь добавить в голос живых интонаций и, вроде как, даже получается. Она напрягается, поджимает губы, наверняка, хочет высказать многое за мою немногословность о личном прошлом. Рвется помочь, но не знает как. А мне становится неудобно. Неуютно от готовности Рене так близко подступиться ко мне, неуютно от такого отношения к себе и ее искреннюю тревогу за меня. — Пожалуйста, давай забудем это, — шепчу совсем тихо, вставший ком в горле мешает сказать большее. — Как скажешь. Но с одним условием, — она пытается улыбнуться. — Если тебе опять станет… плохо, то ты мне все расскажешь. Хорошо? Взгляд на сигарету. Снова слишком быстро догорает до фильтра. Одним резким движением бычок улетает в рядом стоящую баночку с окурками и мутной жидкостью. Я приподнимаюсь, ощущая легкое головокружение. Стоять твердо на ногах и идти ровно могу, этого достаточно. Отряхивая джинсы от налипшей грязи, отдаю честь Рене и глубоко вдыхая, мысленно повторяю, что все прошло. — Так точно. Ну что, пойдем? По позабытому привычному сценарию я бы предпочла щас лежать в своей комнате в глухой тишине. Но чувствуя эмоции подруги, поступать так — кощунство. Сбегать и отказывать подруге слишком нерационально. А если не прикрываться и говорить совсем начистоту, я снова пытаюсь быть хорошей, не забивающей на людей вокруг себя. Скоро все встанет в привычный строй, и ситуация в лифте расплывется в сознании смазанными ощущениями, позволяя забыть. Так что нужно вести себя как обычно. Подруга не отдаляется от меня, придерживая за руку, хотя я с каждым шагом все меньше ощущаю слабость. Из-за рассеянности она забывает, что ключи от квартиры в ее руке. Рене долго копошится в сумке. Молча, дергано, без привычных ругательств. А я отстраняюсь, тупо взирая на стену напротив. Все растягивается, размывается тонким слоем на мельчайшие детали, которые лениво перетекают в мыслях из одного вывода к другому. — Ключи у тебя в руках, — в конце концов, медленно бормочу я, вытряхивая из себя остатки сил. И снова внутрь себя, пока взгляд машинально бегает по уже родным очертаниям стен. Обычно Рене приезжает сюда только в учебное время — до школы идти ближе. Но очередная командировка ее родителей и нежелание находиться одной в загородном доме, до которого еще и ехать по постоянным пробкам часа полтора, делают свое дело. В отличии от меня, Рене одиночество переваривает плохо. В отличие от меня, она быстрее скидывает с ног яркие кеды и скрывается за поворотом на кухню. — Марти, я дома! — от неожиданного громкого крика я дергаюсь. Быстрее стаскиваю с себя кроссовки и спешу за ней. — Ой, совсем забыла… Мой кармический партнер слился! — Колись, ты же уже наверняка нашла кого-то другого, — хрипотца из моего голоса уже исчезла. Я завожу руки за спину и на носочках качаюсь взад-вперед, ощущая под ногами мягкий ворсистый ковер. Резкая смена темы и настроения сбивающим образом действует на меня. Рене всегда такая. Но я все-таки не спешу заходить на кухню, оставаясь в неловко-сжатом положении. Стоять истуканом еще хуже. — Вчера был один, сходили попить кофе. — Случайно не вчера вечером свидание было? — с укоризной в голосе вопрос срывается с губ прежде, чем успеваю обдумать смысл сказанного. Тело действует на автомате, я скрываюсь от обернувшейся ко мне подруги в огромной светлой гостиной. Неловкость от произнесенного давится картинками прошлого… Помню, как мы тут впервые в девятом классе напились каким-то кислым вином. Для веселья хватило одной бутылки. Преисполнившись в своем сознании, мы валялись на том самом ковре и любовались затейливой мозаикой на потолке. Множество комнатных растений в больших и совсем маленьких горшках перенесли нас тогда в своеобразный райский сад. С того момента интерьер не изменился, но он больше не вызывает прежнего восторга. С того момента изменились только мы. Добравшись до скрытого бара в шкафу, я достаю бутылку красного полусладкого. В принципе, почему бы и нет? Давно мы не баловались запасами родителей Рене. — Я подруг на мужланов я не меняю, — вопреки моим надеждам, что она проигнорирует мой вопрос и не обратит внимания, Рене с тихим возмущением отвечает мне. — Свидание было до того, как я зашла к тебе на работу. — Прости, — скомкано бросаю я, продолжая вертеть бутылку в руках. Раньше я ее сильно ревновала ко всем. К потенциально новым подругам, к мальчикам, которые ее утаскивали постоянно на свидания, к переменам, где назойливые одноклассницы звали ее на «личный разговор». В такие моменты было трудно отделаться от ощущения, что ей рано или поздно станет скучно со мной — закрытой, вечно старающейся быть серьезной, чтобы никому не давать повода смеяться над собой и отказывающейся от всяких авантюр, потому что после школы мне надо идти сразу домой. С годами это ощущение практически пропало. Да и я стала потихоньку отвоевывать свою свободу, показывая ей, что могу и хочу вкладываться в нашу дружбу вне стен школы. Теперь сомнение в нашем общении уже перманентно еле слышимо фонит мыслью, что конец рано или поздно наступит. Ей станет не интересно. В отличии от прошлых ярких вспышек паники, не обращать внимания на новую форму убежденности неестественности нашей дружбы теперь легче, однако в особо эмоциональные моменты сдерживать себя труднее. — Ауу… Ты слушаешь?! — Рене махает передо мной ладонью, и я вздрагиваю. Киваю ей. — Я про парня этого… Короче, пошли мы гулять, и я рассказываю ему про увлечение картами таро. Типа это помогает узнать себя и теневую сторону, ла-ла-ла… В общем, одна и та же песня, только с разными людьми. Только вот ему я предложила эксклюзив, хотела сделать расклад и разобрать его натальную карту, — в процессе рассказа она тянет меня за руку на кухню, забирая бутылку вина. «Оригинальный способ познакомиться», — проносятся в голове слова Берты. Отвращение прокатывается волной по телу. — А он что? — я помогаю ей в поисках штопора, доставая его из самых глубин нижних полок. — Этот идиот назвал меня деревенской сумасшедшей! — она начинает агрессивно греметь приборами, непонятно зачем продолжая перебирать вилки и ложки. — А потом, как будто ничего не произошло, выдал типичное про искру, бурю, безумие между нами. Под конец разошелся совсем и прямым текстом заявил, что у него там между ног что-то начинает чувствоваться при виде меня… Короче, я ему описала симптомы геморроя, оставила деньги за счет и ушла, — Рене с натугой вытягивает штопором пробку из бутылки и делает большой глоток вина прямо с горла. Я фыркаю. Мир вокруг постепенно приобретает прежние краски, а ощущения накатывают единым клубком. Накопленное напряжение за весь день высвобождается в смех. Под шипение и ругательства подруги смахиваю подступившие слезы и достаю два бокала, ощущая урчание в животе. Открытый холодильник глаз не радует, а желудок уж тем более. Опустевшие полки, почти закончившийся сырный соус и пара красных яблок, на которые у меня жутко неприятная аллергия. Вот и все разнообразие. Значит, закажем пиццу. — Такое ощущение, что этот мир перестал выпускать нормальных мужиков. Смотришь и думаешь: «Вау, какой красивый» и уже готовишься умереть от вида до того момента, как он откроет свой рот, — Рене разводит руки в стороны, поднимая взгляд на потолок. — Все-лен-на-я! Возьми портрет из моей головы, я его рисовала пять часов! — Возможно, стоит выбирать спокойных парней без клоунских замашек?.. Или не выбирать никого? — прежде чем разлить в бокалы вино, я тоже делаю щедрый глоток из бутылки. — Исключено-о-о, нет-нет-нет. Это тебе легко без внимания. А мне скучно, — парирует она. А еще можно не менять парней настолько часто. Я не осуждаю Рене за это. Но догадки откуда растут ноги такой импульсивности не дают мне покоя до сих пор. К какому итогу она придет с такими желаниями? Постоянные командировки и разъезды ее родителей не могли не повлиять. Денег в достатке, свобода в излишке, а вот внимания от по-настоящему близких людей маловато. Пока я не поняла, что являюсь черной овцой среди сверстников, меня тоже неудержимо тянуло найти в ком-то искренний интерес к моей персоне. Я ни разу не высказывала это подруге, но кажется, даже ее увлечение эзотерикой — это лишь способ понять те моменты, которым она не может найти объяснения… Может быть, мне просто как-то более глубинно хочется обосновать ее легкомысленность. Или я перечитала-пересмотрела всякого творчества и возомнила себя зазнайкой в почти семнадцать лет. Под бубнеж Рене захожу в приложение доставки, выставляя поисковый фильтр на ближайшую пиццерию. Ощутимая грусть за подругу надавливает на грудную клетку. Очередное воспоминание пеленой встает перед глазами. Выпускной в девятом классе по установленному стандарту проходил с родителями и учителями в ресторане. Я не ожидала, что моя мать тоже будет присутствовать. После затяжных скандалов по поводу скатившихся оценок в предыдущих классах, она утратила надежду и не интересовалась моей учебой от слова совсем. Лишь изредка появлялась на родительском собрании для галочки. — А где твои родители? Они не придут? — мать не церемонится и сходу задает прямой вопрос Рене, придирчиво оглядывая остальных моих одноклассников. Ее высокомерная гримаса практически сразу сошла на нет, когда подруга робко к нам приблизилась — непривычно зажатое поведение подруги было обусловлено тем, что она уже поверхностно знала о моих отношениях с матерью. Врать и скрывать свое осуждение к людям, которые ей не нравятся Ирене всегда удается трудно. Но в общении с моей матерью она справляется. — Нет, они сейчас в командировке… Как всегда, — длинные огненные волосы закрывают голые плечи, пышное платье делает ее похожей на принцессу. Но ни образ с иголочки, ни макияж от профессионального визажиста не могут скрыть ее разочарования и отчаянной тоски по родителям. — Знай, что у тебя тут всегда есть еще семья. Я рада, что вы с Асьей сдружились, — под мое удивленно вытянутое лицо мать привлекает Ирене в объятия. Ее взгляд не менее ошарашенный. Она не знает как реагировать. Мы не знаем даже, что думать насчет переменчивости ее отношения к людям. Нашептывая Рене на ухо слова поддержки, мать свободной рукой успокаивающе гладит ее по спине, а она пытается выдавить из себя благодарную улыбку в ответ, когда объятия прекращаются. — Спасибо… — я впервые вижу в блестящих глазах подруги надежду, а не нацепленный через силу оптимизм. Несмотря на ее отношение к моей матери, та смогла попасть в точку ее переживаний. Смогла вывести ее на эмоции. Запах лаванды начинает сильно щекотать ноздри. Я моргаю, на третий раз перед глазами проясняется и экран телефона со сформированной корзиной захватывает все мое внимание. — Три маленькие пиццы хватит? — невозмутимо спрашиваю я, чувствуя, как подруга сканирует меня. — О чем это ты таком мрачном думаешь? — Рене приближается вплотную, чуть наклоняется, чтобы быть со мной на одном уровне роста. — О том, что все-таки я заказываю пиццу, хотя наш спор еще не разрешен. — Врешь. Прищуренные глаза и лукавая улыбка — классический приемчик, которым меня уже давно не пронять. При желании можно даже посоревноваться в битве взглядов, где я несомненно выиграю. — Тебе не понравится ответ, — сдаюсь я. — Пошли в комнату. Надеюсь еда быстро приедет, а то у тебя тут даже тараканы с голоду помрут… От ее зеленющих глаз приходится отвернуться, отвлекаясь на важную задачу налить себе полный бокал вина. К черту этикет. Я слышу шуршание за спиной и шаги, удаляющиеся в гостиную. Сегодня она не настаивает по понятным причинам, но при желании Рене имеет возможность вытащить из меня все. Однако месть за мою неразговорчивость все равно достигает меня. — Как продвигается общение с Маркусом? Как он тебе? Нравится? — вопросы застают меня врасплох на входе в гостиную. Ирене отдает самую большую и мягкую подушку мне, похлопывая по месту рядом с собой. — Не преувеличивай, — поставив бокал на столешницу, я головой умещаюсь на коленях Рене, а ноги закидываю на подушку. — Он интересный… Точнее, мне с ним пока интересно. Ничего более. — Не такой как все-е-е! Живой! Настоящий! — сладким голоском поет рыжая бестия. — Ехидничай, ехидничай, это все равно ненадолго, — благосклонно заявляю я, скрывая вспыхнувшее желание чем-нибудь кинуть в нее. — Почему ты так считаешь? Я сажусь. Без всякой иронии смотрю в глаза Рене, чуть склонив голову набок. — Приведи мне хоть один пример из прошлого, когда человек задерживался хоть на месяц в общении со мной. Затяжное молчание подтверждает мою правоту. Звучит грустно, но лично для меня это уже давно особого значения не имеет. К примеру, мне было интересно как-то испытать ту самую легкую школьную влюбленность. Когда я попробовала, все желание после сразу отпало. И так происходило со многими вещами, которые были вписаны в списки запретов от матери. Границ я не переходила, те же наркотики разумным образом не пробовала. Но с политикой моей семьи мне бы спокойно могли запретить пить банальный кофе. Нарушение правил — естественный процесс, ничего более. Да и моих потенциальных ухажеров отталкивало вечное: «Не могу, меня не отпустят родители». Один как-то мне даже признался, что боялся со мной познакомиться потому что думал, что за ним потом приедут мои братья на серьезный разговор. Я не стала тогда говорить, что моя семья — не классическая ардаланская семья и никаких братьев поблизости у меня нет. И вообще взгляды на жизнь у меня точно такие же, как и у свободолюбивых интарцев. В конце концов, было полезно дать надежду своей низкой самооценке, что может быть не один он по этой причине не обращает на меня внимания или долго не решается познакомиться. По крайней мере в этом имеется и еще один плюсик — ко мне вряд ли подкатит местный плейбой с целью затащить меня в кровать на один разок. Для этого надо будет иметь убийственное бесстрашие и толику азарта, раз окружающие думают, что за мной стоят жесткие традиции и не менее суровые родственнички. — Знаешь, что мне тогда сказали карты в кафе? Полностью всего не раскрою, но эту часть, думаю, ты должна услышать, —пальцы Рене с заостренными ногтями начинают перебирать мои волосы. По телу проходит табун приятных мурашек от ненавязчивого массажа головы. Задними мыслями понимаю, что она готовит меня к информации, на которую я могу скептически или резко отреагировать. Приходится подыгрывать, слишком уж расслабляющее ее ногти задевают нежную кожу на голове. — И что же? — Не спеши все предсказывать, как ты это любишь делать, — менторским голосом заводит она загадочную шарманку. Секундная пауза, я лежу с закрытыми глазами, и… — Позволь себе довериться неизвестному, — неожиданный шепот прямо в ухо заставляет меня вскочить. Былое расслабление испаряется сразу же. Громкий хохот Рене от моего испуга выставляет сказанное как шутку. Однако, отодвинувшись от нее подальше, я отмечаю важную деталь. Ее глаза остаются серьезными. — Это все? Как-то коротко. — Пока что да. Мне нечего сказать. Все проносящиеся варианты ответа в голове являются для нее довольно обидными. — Ты чего? — она склоняет голову, продолжая ухмыляться. — Испугалась? Резкий звонок домофона и мелодия моего телефона под боком звучат одновременно, рассеивая тишину в квартире. Мое выражение лица — недовольное, а ее — лукавое одновременно цепляют черты растерянности. Рене и вовсе вздрагивает. — Ты кого-то ждешь? — взгляд на телефон, мой палец замирает над иконкой принятия звонка. — Пицца через минут двадцать только приедет… — Неа… Подруга с ленивым вздохом бежит ко входной двери, а я обреченно смотрю в экран, где высвечивается имя звонящего человека. Мать. Как-то один раз она увидела это и обиделась, что не записана более ласково — мама. Вздох. Идея проигнорировать звонок кажется заманчивой, только вот играть с огнем не стоит. — Слушаю, мам. — Ты где? — без церемоний, сразу к делу переходит, как всегда. Ее голос уставший, но сохраняющий строгость. На фоне шумит какая-то передача по телевизору. Память отказывается выдавать мне события вчерашнего дня… Может быть, я ее забыла предупредить, что после работы сегодня буду с Рене? — У Ирене, смотрим фильм, ждем пиццу, — я комкаю в руках рядом лежащего пледа и начинаю молиться всем богам, чтобы она не начала вновь выставлять свои требования. Но затягивающаяся пауза не предвещает ничего хорошего. Я слышу, как она нервно выдыхает и сразу же затягивается сигаретой, после которой следует еще более громкий выдох. — Езжай домой. Прямо сейчас. — Но почему?! — сдержаться не удается и мой голос повышается на несколько тонов. — Еще нет даже девяти… — Домой, Асия, — непреклонно заявляет она и сбрасывает трубку. Гудки отбоя. Сердце начинает стучать сильнее, и с каждым ударом мои пальцы начинают крепче сжимать корпус телефона. Просто прекрасно. Вот и краткое пособие о том, как можно меньше чем за минуту испортить мне окончательно вечер. Смахивая уведомление о том, что доставка пиццы прибудет уже минут через пятнадцать, я со скрежетом в зуба вслушиваюсь в голос из прихожей. Отдаленно знакомый баритон раскручивает мое внутреннее бешенство. Вариантов не остается. Как бы я не желала остаться в этой квартире незамеченной, приходится направиться в коридор, гадая какие сюрпризы еще подготовил этот день. Если бы не слишком высокий этаж — с удовольствием вышла бы через окно. Подарок на этот раз логичным образом ожидает Рене. Стоя с глупой улыбкой на губах, она вертит в руках маленький флорариум и смущенно прикусывает губы. Аккуратные цветочки, песок, камень и другой декор. До мерзости мило. «Девочка-фея, простишь меня?», — гласит маленькая записка, прикрепленная к круглой баночке, когда я приближаюсь к подруге. Фея? Поднимаю взгляд на Мартина, мнущегося у порога. Волчонок, фея… Меня окружают идиоты. — По какому поводу такая роскошь? В штанах шевеление началось, и ты приполз? — вот и подходящий козел отпущения для моего раздражения. Надо предложить Рене навести ему порчу на геморрой. Слишком самоуверенное выражение лица, темные волосы уложены назад, по-модному мешковатая одежда на подтянутом теле… Глаза недовольно прищурены — понимает, что я могу сейчас порушить весь план примирения. — Милая, мы можем поговорить одни? — он игнорирует мой вопрос и расплывается в самой из слащавых улыбок. Я перевожу взгляд на Ирене. Смотрю, буквально кожей чувствуя ее растерянность, и уже все понимаю. Адреналин от резкой вспышки агрессии разливается по телу. Скапливается комком в районе груди, заполняет рот горечью. Остатки разума нашептывают, что нельзя так беситься с ее молчания. Я прикусываю язык до боли и отворачиваюсь, начиная обуваться и попутно бросая: — Мне все равно надо ехать. Облегчить ей выбор. Запутать себя и свои мысли еще больше. Снова быть хорошей и понимающей до того момента, пока мое терпение не дойдет до взрывного тика. Тактика на все времена. Ты идиотка, Асия. Лживая и трусливая дура. Я забираю сумку и пакет с шоколадом от Алепо и выбегаю из квартиры, даже не попрощавшись. Оклик Рене игнорирую и где-то в душе надеюсь, что она пойдет за мной, но к лифтам никто не выходит. Когда тесная кабина раскрывает свои двери я, чертыхнувшись, вспоминаю, что теперь мне предстоит бег по лестницам. Казалось бы куда падать ниже, но настроение пробивает дно. Под веками и в районе переносицы начинает пощипывать от подступающих слез.***
Часы как раз пробили девять вечера. На первом этаже стоит тишина, обычно мать все свое свободное время проводит на кухне за бутылкой чего-то легкого в компании ардаланских сериалов. Пьет она не часто, но систематически в определенных ситуациях. Моментами меня это напрягает, поскольку привычка всегда может перерасти в зависимость. Слишком неприятно видеть в ее руках даже дорогой алкоголь, который в обществе не принято вписывать в рамки алкоголизма. Воспоминания о детстве с дедушкой накрепко вбиты в мою память и ее желание расслабиться раз в неделю мне никогда не приходится по душе. В ее поисках я поднимаюсь на второй этаж, к рабочему кабинету. Раздраженный голос матери доносится аж до лестницы, хотя дверь плотно закрыта… Наверное, разговаривает по телефону о работе. (конец редакт.) Решаю не отвлекать мать и для начала переодеться. А еще постоять под холодным душем. Как раз успокоит. В комнате царит легкий беспорядок. Приходится потратить некоторое время, чтобы отыскать большую футболку, доходящую до середины бедра. Удобно и свободно. Жила бы одна — ходила бы вообще голой. Быстро ополоснувшись и собрав волосы в высокий хвост, спускаюсь обратно к кабинету. Я тихо стучусь, ощущая легкое волнение. Слышу короткое «Да» и захожу, не оставляя себе пути отступления. Мать, в черном строгом костюме, сидит за большим дубовым столом, массирует себе виски. Глаза закрыты. Даже не оборачивается в мою сторону. Произошедшее на балконе позавчера мы как всегда предпочли забыть. Сделать вид будто ничего и не произошло. Но напряжение, в и так редком контакте, все равно присутствует. — Мам, — она поднимает на меня равнодушный взгляд, откидываясь на спинку большого кожаного кресла. — Нужно решить одну проблему. Тонкая бровь выгибается в вопросительном жесте. — Алепо, Красноармейская, дом пять, подъезд первый, квартира предположительно двадцатая. Номер телефона я тебе отправила сообщением, — выкладываю на стол шоколадки. Мать подается вперед, сцепляя перед собой руки в замок. — Напрягает меня предложениями подвезти и все такое. Подумала, раз у нас все подобное решается через родителей, то может ты с ним поговоришь? Меня он не слушает. — Откуда ты узнала адрес? Двойной смысл вопроса доходит до меня сразу. — Я не ходила к нему домой, — я расслабляю сжатые кулаки и глубоко вдыхаю под пристальным взглядом ледяных глаз. — После смены ждала такси, он подошел с предложением подвезти. Отказала ему, потом просто взглядом проследила, в какой дом он пошел. Через минуту загорелся свет на пятом этаже, Алепо наблюдал из окна за мной. Верит. Даже едва улыбается уголками губ, перебирая в руках кучку сладостей. Ее забавляют подарки или моя наблюдательность? Было неудобно ее о чем-то просить, я привыкла всегда справляться со всем сама. Но все имеет свойство неожиданно меняться. Остается надеяться, что мать сможет разобраться. — Хорошо, я завтра поговорю с ним. Молодец, что сказала мне. — …Спасибо. Дело сделано, теперь можно спокойно выдохнуть. Завтра выходной, поэтому идея посидеть часик-другой на балконе, прежде чем ложиться отдыхать, кажется заманчивой. Решаю зайти в сеть, посмотреть куда пропал Маркус. Был онлайн два часа назад. Может, позвонить? Хотя, лучше не стоит. Обычно он всегда объявляется первым, когда освобождался от дел. Значит, сейчас занят. Не буду отвлекать. Он очень ловко разбавлял мои рабочие дни. Смена пролетала значительно быстрее благодаря непрерывной переписке. Как только выдавалось свободное время, я всегда заходила в диалог с ним. Так мы и переписывались, в ожидании друг друга. Даже касса уже казалась не таким ужасным местом. Народу было мало из-за тихого района, поэтому возможность поскорее ему ответить искореняла любой страх неопытности и незнания компьютера. Мы не затрагивали больше наши личные жизни. Но часто обсуждали темы, через которые возможно все понять. Наше общение являлось сродни танцам. Понимая, что оба умеем читать между строк, вели своеобразную игру, понятную только нам же. Мне нравилось, что говорить с ним действительно можно о многом. Даже на интимные темы. Хотелось слушать его. А он, с такими же замашками странноватого ученого, рассказывал забавные факты и размышления. Наблюдал за моими рассуждениями и предположениями, и говорил напрямую о своих выводах. Без намеков, пошлости и грязи. Все сухо и по факту. Мы не переходили границ. Понимали юмор друг друга. Да, он, оказывается, умеет шутить. Однажды, под влиянием задорного настроения Берты, моей сменщицы, я написала ему совершенно глупый вопрос. «Маааркус, а на какой напиток я похожа?)». В ожидании ответа быстро разобрала прибывший хлеб по полкам и вновь забылась в телефоне. «Морс». Ответ немного разочаровал. Простенький, не особо интересный, но сдаваться я не собиралась. «Морс?.. Почему он». «Ты еще не приобрела градус. Но ты и не газировка. Не минералка. Очень хороший, освежающий морс… Который нельзя много выпить». Морс уже казался не таким скучным напитком. Резко возросло тогда желание покурить. Но на работе я не распространялась про свои пагубные привычки. Я на автоматизме нацепила на себя образ обычной девчонки. Чем меньше людей знало, тем лучше. «А твои ассоциации со мной? Интересно послушать, волчонок)». «Еще не определилась, какой ты) Но ощущаю, просто словами пока не выразить. Как-нибудь потом». «Запомнил. Потом спрошу». Меня удивляло, что за короткое время общение стало таким непринужденным. Быстрое развитие вопреки всему казалось невольно подозрительным. Тогда я очень долго думала над тем, почему он вызывает во мне настолько противоречивые и яркие эмоции. Это не было романтической симпатией. Он оставлял за собой множество вопросов. Так на какой же напиток Маркус похож больше всего?